Languages, Sources, and History Writing

SUMMARY:

Alessandro Stanziani begins his reflections on the interrelationship between the personal experience of diversity and the vision of its scholarly exploration with a vignette of early modern Naples as a vantage point for a worldwide perspective. He illuminates the power and cultural hierarchies and entanglements, economic networks, and multilingualism that contributed to the role of Naples in transregional trade, and he notes the startling selectivity of primary sources used to write the histories of global phenomena, such as in the history of Naples. "How many scholars writing the history of Naples make use of Spanish and Arabic sources?" – Stanziani asks. He posits the need to recognize the hermeneutics of entangled disconnections between people and societies as one of the main goals of history writing, and claims that biographical self-reflection is not an answer to this challenge. The point is illustrated in Stanziani's own story of growing up in Naples, in a working-class family that spoke the Neapolitan language together with a mixture of Italian. While far from a typical non-European "subaltern" biography, his life was full of the same experiences of multilingualism, social asymmetries, and cultural and spatial dislocations. Assessing the development of global history, Stanziani suggests that we should model solutions for global history on the reality of the world we are living in now. This means not only relativizing Western political, economic, and epistemological hegemony, but shifting the focus toward genealogies of local meanings and models, and real multilingualism. Stanziani calls for a critical approach that cannot be reduced to deconstruction or to superficial references to postmodernism or postcolonial theory. Instead, we need a dialogue between social sciences and humanities (and possibly their synthesis), and a decompartmentalization of "area studies."

Резюме:

Алессандро Станциани начинает свои размышления о взаимосвязи личного опыта разнообразия и поиска научных подходов к его из-учению с зарисовки Неаполя начала Нового времени как отправной точки для исследования глобальной истории. Он обращает внимание на властные и культурные иерархии и переплетения, экономические сети и многоязычие, обеспечившие Неаполю роль мирового центра, и замечает поразительную избирательность при выборе источников для написания истории таких глобальных феноменов, как Неаполь. "Кто из историков Неаполя использует источники на испанском и арабском?" – спрашивает Станциани. Он указывает на необходимость признать герменевтику взаимосвязанных разрывов связей и контактов между людьми одной из важнейших задач историописания. Биографи-ческая саморефлексия не помогает в решении этой задачи, по мнению автора. В качестве подтверждения Станциани приводит историю своего детства в Неаполе в рабочей семье, в которой разговорным языком была смесь неаполитанского и итальянского языков. Не будучи типичной "субалтерной" историей "незападного" человека, эта биография, тем не менее, включает тот же опыт многоязычия, социального неравенства и культурных и пространственных перемещений. Оценивая перспективы глобальной истории, Станциани приходит к выводу, что она должна ориентироваться на мир, в котором мы живем сегодня. Это означает не только релятивизацию политической, экономической и эпистемологи-ческой гегемонии Запада, но и перенос внимания на генеалогии локаль-ных значений и моделей, а также реальное многоязычие. Критический подход, к которому призывает Станциани, не сводится к деконструкции или поверхностному следованию постмодернизму и постколониальной теории. Необходим диалог социальных и гуманитарных наук, а в иде-але – их синтез и взаимная интеграция региональных исследований.