-
Soviet Madness: Nervousness, Mild Schizophrenia, and the Professional Jurisdiction of Psychiatry in the USSR, 1918–1936
- Ab Imperio
- Ab Imperio
- 4/2014
- pp. 167-194
- 10.1353/imp.2014.0096
- Article
- Additional Information
Between 1931 and 1936, psychiatrists in the Soviet Union diagnosed large numbers of people with “mild schizophrenia,” a “neurosis-like” form of schizophrenia that was allegedly unique to the USSR. In 1936 the USSR Commissariat of Public Health intervened, dissolving the research institute most associated with “mild schizophrenia” and fundamentally reorienting the discipline of psychiatry away from “borderline illness” and problems of psychological adjustment and toward major mental illness and its biological causes. This article examines the origins of the “mild schizophrenia” concept and seeks to understand why the Soviet government saw “mild schizophrenia” as a problem. More broadly, it examines the relationship between psychiatric expertise and the state during the period of high Stalinism. The author finds that the concept of “mild schizophrenia” was closely associated with psychiatrists at the Institute of Neuropsychiatric Prophylaxis, particularly its director, Lev Rozenshtein. In the 1920s these psychiatrists sought to create a new discipline, psikhogigiena, which they identified as part of the international mental hygiene movement established by American psychiatrist Adolf Meyer. The Soviet mental hygienists envisioned a countrywide network of “neuropsychiatric dispensaries” that would study environmental and social conditions in order to improve mental health and prevent mental illness. This work brought Rozenshtein and his colleagues into conflict with the Communist Party authorities. Using the category of “mild schizophrenia,” psychiatrists were attempting to define normalcy in terms of psychometric and social indices, not in terms of political or ideological consciousness. Party authorities insisted that medical expertise gave jurisdiction only over specific types of illness, not over conditions of work and life in general. In response Rozenshtein and his colleagues reformulated their claims in the form of a biological disease entity, “mild schizophrenia.” By disbanding Rozenshtein’s institute and denouncing the concept of “mild schizophrenia,” authorities reestablished firm jurisdictional boundaries for psychiatrists. As a result, Soviet psychiatry was oriented firmly toward a conception of psychiatric illness as biological disease.
В 1931−36 гг. советские психиатры диагностировали многочисленные случаи “мягкой шизофрении”, т.е. шизофрении по типу невроза, которая предположительно являлась характерной именно для СССР. В 1936 году в ситуацию вмешался Народный комиссариат здравоохранения, распустив исследовательский институт, развивавший концепцию “мягкой шизофрении”. Комиссариат здравоохранения фундаментально переориентировал психиатрическую науку с изучения “пограничных заболеваний” и проблем психологической адаптации на исследования базовых психических заболеваний и их биологических причин. Настоящая статья прослеживает эволюцию проблематики “мягкой шизофрении” в контексте противостояния психиатрической экспертизы и государства в годы высокого сталинизма. Концепцией “мягкой шизофрении” активно интересовались психиатры из Института невропсихиатрической профилактики под руководством директора Льва Розенштейна. В 1920-х годах они пытались создать новую дисциплину – психогигиену, которую понимали как составляющую международного движения за психическую гигиену, основанного американским психиатром Адольфом Мейером (Adolf Meyer). Советские психогигиенисты мечтали о сети “невропсихиатрических пунктов”, разбросанных по всей стране. Эти учреждения должны были изучать природные и социальные условия на местах с целью улучшить душевное здоровье и предотвратить заболевания. Деятельность в этом направлении привела к конфликту Розенштейна и его коллег с партийными органами. Работая с понятием “мягкой шизофрении”, психиатры стремились выразить нормальность в психометрических и социальных индексах, а не в терминах политического и социального сознания. Партийные власти, напротив, настаивали на том, чтобы юрисдикция медицинской экспертизы относилась только к специфическим типам заболеваний, но не к условиям работы и жизни в целом. Постулирование “мягкой шизофрении” как биологического заболевания и было ответом Розенштейна и коллег на партийную позицию. Распустив руководимый им институт и разоблачив концепцию “мягкой шизофрении”, власти установили жесткие границы юрисдикции психиатров. В итоге советская психиатрия оказалась четко ориентированной на концепцию психиатрического заболевания как биологического феномена.
