Опыт рoдины “In-between”: Крымские татары между диаспoрoй и империями by Никита Храпунов (review)

349 Ab Imperio, 2/2006 Никита ХРАПУНОВ Опыт родины “in-between”: крымские татары между диаспорой и империями Brian Glyn Williams, The Crimean Tatars: The Diaspora Experience and the Forging of a Nation (Leiden, Boston, Köln: Brill, 2001). 488 pp. (=Brill’s Inner Asian Library. Vol. 2). ISBN: 9-00412-122-6. Интерес к крымско-татарской проблематике, наблюдающийся в последние полтора десятилетия, привел к появлению нескольких сотен, если не тысяч публикаций в постсоветской и – в меньшей сте- пени – в западной историографии. Рецензируемое сочинение амери- канского исследователя Брайана Вильямса претендует на подведе- ние итогов изучения этнической и политической истории этого народа. Ключевым для автора яв- ляется понятие “identity”, которое, судя по контексту, в большинстве случаев означает “самосознание”, иногда – “совокупность черт, отличающих данный этнос от других”, “самость”. Поскольку русскоязычная этнология ана- логичного термина не знает, для передачи воспользуюсь словом, взятым из словаря историков-но- вистов, – “идентичность”.1 1 Это лишь один характерный пример, демонстрирующий сложность перевода терминологии: в рецензируемой работе используются устоявшиеся в западной исто- риографии термины, вроде “identity” или “nationalism”, которые при калькировании на русский дают другие смыслы в зависимости от контекста. В отечественной же этнологической терминологии эквивалентов им нет. В основном эти и подобные термины попадают в отечественную специализированную литературу “явочным порядком”, через работы молодого поколения исследователей, как правило, спе- циализирующихся в области истории нового и новейшего времени, политологии и международных отношений. У этнологов “классического толка” существует несколько другой тезаурус, что нередко приводит к непониманию между двумя группами исследователей. Ситуация усугубляется авторами научно-популярного 350 Рецензии/Reviews Во введении автор формули- рует ряд тезисов, являющихся концептуальной основой его со- чинения. Своеобразие историче- ского опыта крымских татар про- является как в длительности их истории, так и в том, что они, бу- дучи прямыми потомками самых разных этносов, живших в Крыму в эпоху средневековья, только в ХХ в. осознали Крым родиной, а себя – народом, связанным с этой землей. Их история – уникальный пример этноса, идентичность ко- торого определяется как миграци- ями, так и правом на националь- ный суверенитет в современном его понимании. Иными словами, Вильямса интересует то, как в результате исторических процес- сов средневековое самосознание этноса, основанное на представ- лении о племенном и религиозном единстве, сменяется современной, светской идентичностью, бази- рующейся на идее определенной территории как родины. В Главе 1 рассматривается эт- ногенез крымских татар. Взгляды автора на эту проблему достаточ- но традиционны. Крымские тата- ры – это гетерогенная этническая группа, происходящая от массы более ранних по сравнению с та- таро-монголами этнорелигиозных групп. Анекдотичным выглядит навязчивое стремление автора объявить крымских татар потом- ками древних греков, скифов и сарматов. Как известно всякому незаинтересованному специали- сту, доказать это утверждение с помощью письменных или архео- логических источников попросту невозможно. История этноса укладывается Вильямсом в следующую схему. Исторически Крым делится на три зоны – более обширную степную северную, горную и южную при- брежную – с этнически разно- родным населением. Первая зона с середины XIII в. была частью Золотой Орды, местом кочевья “татар” – тюркско-кипчакского, а также постепенно ассимилировав- шегося монгольского населения. В горных районах юго-западной части полуострова жили потомки различных племён, мигрировав- ших в Крым в более раннее время и смешавшихся между собой, среди которых начиная с XIII в. расселяются “татары” евразий- ской степи. Южное побережье принадлежало христианам – гре- ко-византийцам, венецианцам и генуэзцам, армянам. К концу XV века весь Крым был объединен под властью Османской империи жанра, зачастую не понимающими значения терминов и вкладывающими в них собственные смыслы. Все это заставляет сожалеть об отсутствии универсального междисциплинарного словаря, способного если не разрешить указанные проблемы, то, по крайней мере, способствовать унификации научной терминологии. 351 Ab Imperio, 2/2006 и вассального ей Крымского хан- ства. Начинается процесс тюр- кизации этнически разнородного населения. Ислам стал основой для формирования идентичности крымских татар, среди которых выделяются 3 этнографические группы: “кипчакские” татары северного Крыма, горные таты, а также татары южного побережья. Переселение в Крым кочевых ногаев в XV – XVII вв., присо- единившихся к первой группе, способствовало углублению раз- личий с другими группами. Про- цесс превращения разнородного населения Крыма в один этнос не закончился – различия в образе жизни, диалекте, физическом об- лике, хозяйственной деятельности и самосознании у крымских татар сохранялись и в ХХ веке. Глава 2 анализирует период Крымского ханства. В целом, здесь также нет ничего ориги- нального. Констатируется, что для крымско-татарской национальной историографии существование идеализированного “суверенного” государства всегда имело огром- ное значение. Она характеризует данное время как период про- цветания, противопоставляя его последующей эпохе, и наделяет Крымское ханство всеми атри- бутами современного монона- ционального государства. После татаро-монгольского завоевания Крым стал зоной зимних коче- вий нескольких кочевых родов. Возникшее в 40-х гг. XV в. неза- висимое ханство основывалось на монгольской традиции орга- низации государства. Отношения с Османской империей после событий 1475 – 1478 гг. Вильямс характеризует как “альянс” и “кондоминиум”. Между степня- ками-ногаями и горными татами сохранялись различия в образе жизни, исповедании ислама и самосознании, что выражалось в существовании отдельных этно- нимов. Причину падения Крым- ского ханства автор видит, в целом, верно – в неспособности старой феодальной монархии со- перничать с модернизующейся Россией. Но далее следует вы- вод о том, что Крым перешел в руки России только потому, что ногаи, его основные защитники, приняли российское подданство. Экономические причины, в част- ности прекращение набегов и торговли рабами, подорвавшее экономику ханства, а также вы- вод христианского населения из Крыма, только усиливший вы- шеуказанный фактор, полностью игнорируются. Вообще создается впечатление, что первые две гла- вы нужны автору для того, чтобы подвести читателя к основному – к событиям XIX–ХХ вв., к вза- имоотношениям крымских татар и империй, а также к истории национально-освободительно- 352 Рецензии/Reviews го движения (“национализма”) крымских татар. Глава 3 рассказывает о ходе и последствиях присоединения Крыма к Российской империи. Если в российской историографии завоевание Крыма оценивается положительно, то в национальной крымско-татарской оно счита- ется началом трагического раз- рыва с родной землей. Политика Екатерины II характеризовалась гуманностью и терпимостью к исламу, права крымских татар на землю защищались. Российское правительство стремилось по возможности быстро и безболез- ненно интегрировать территорию Крымского ханства в структуру империи, а крымских татар – в российское общество. Таким об- разом, действия России в Крыму отличались и от современных действий европейских держав в колониях, и от российской по- литики на Кавказе в следующем столетии. Однако уже в начале XIX в. произвол чиновников, не- уважение к исламской религии и раздачи земель, принадлежавших крымским татарам, русским по- мещикам вызвали массовый отток населения на территорию Осман- ской империи. Эта глава написана Вильямсом очень неровно. Цитаты из сочинений путешественников XVIII–XIX вв. перемежаются рас- сказами о поездках автора по Кры- му и рассуждениями об этногенезе различных групп крымских татар, повторяющими уже сказанное. Глава 4 повествует о причинах массовой эмиграции крымских татар на территорию Османской империи в конце XVIII – XIX веков. Автор следует традиции крымско-татарской националь- ной историографии, полагая, что первопричиной эмиграции стали земельные конфискации, осу- ществляемые российскими чинов- никами. Последним сложно было адаптировать традиционную для Крымского ханства архаичную си- стему общинного землевладения, включавшую такой феномен, как “вакуф” (передачу земли религи- озному заведению с правом полу- чения части дохода наследниками дарителя), к российской импер- ской модели колонизации. Важ- ным фактором являлись глубокие культурно-религиозные различия между мусульманским населе- нием Крыма и переселявшимися на полуостров российскими зем- левладельцами и поселенцами. Легкости расставания с Крымом способствовала двойственность идентичности крымских мусуль- ман, которые на макроуровне отождествляли себя с исламским миром, Османской империей, а на микроуровне считали себя ча- стью рода, племени, небольшого района. Политического сознания (и свойственного ему представле- ния о Крыме как о родине) у них 353 Ab Imperio, 2/2006 тогда не существовало. Вильямс проводит здесь параллель между российской колонизацией Крыма и вытеснением индейцев с севе- роамериканских земель. В Главе 5 исследуются при- чины и ход эмиграции крымских татар в Османскую империю в первой – третьей четверти XIX века. По мнению автора, хотя в ходе военных конфликтов первой половины – середины этого столе- тия основная масса крымских та- тар оставалась лояльной России, они не пользовались доверием со стороны имперских властей. Причинами эмиграции стали колониальная политика России, притеснения в годы Крымской во- йны, продолжавшаяся экспропри- ация земли, агитация духовных лиц, информация о покорении кавказских мусульман Россией и их переселении на территорию Османской империи. Результаты миграций рассма- триваются в Главе 6. Крымская степь приходит в экономический упадок, тем более что новым ее жителям – славянским и немецким переселенцам – было сложно при- способиться к ведению хозяйства в степных условиях. Появление эмигрантов-христиан в юго-запад- ном Крыму привело к увеличению роли ислама в сознании местных мусульман. Несмотря на то, что указ 1874 г. о распространении воинской повинности на татар вновь возбуждает эмигрантские настроения, усилия российских чиновников смогли значитель- но сократить число мигрантов. Завершается глава следующим выводом: если в XVIII-XIX вв. крымские татары уезжали на вооб- ражаемую религиозную родину, во владения султана, то в конце ХХ в. крымские татары возвращались из Средней Азии на воображаемую светскую родину, причем эмигра- ции XVIII-XIX вв. были вызваны притеснениями не национального, а экономического характера – экс- пансией капиталистической Рос- сии в менее развитую, аграрную окраину. Оставшимся в Крыму му- сульманам предстояло пережить кризис традиционной исламской идентичности. Глава 7 посвящена образова- нию крымско-татарских общин на территории Османской импе- рии – на Кавказе и Балканах. После присоединения Крыма к России часть его жителей пере- селяется на Северный Кавказ, где легко интегрируется в местное общество, близкое им в социаль- но-культурном отношении. Другие направились в Добруджу, став лишь первой из нескольких волн крымско-татарской миграции в этот регион (в конце XVIII в., в 1812, 1860 гг.). Адаптация к новым условиям жизни проходила легче для горных и южнобережных та- тар, культура которых, в отличие 354 Рецензии/Reviews от ногайской, была близка осман- ской. Несмотря на постепенное слияние в один этнос с названием “татары”, различия между этими этнографическими группами су- ществовали до Второй мировой войны. В настоящее время крым- ско-татарская диаспора в Добруд- же сохраняет традиционные со- циальные, культурные, семейные особенности в большей степени, чем современные татары Крыма. Образование крымско-татар- ской диаспоры на территории современной Турции рассматри- вается в Главе 8. Крымские татары жили в Анатолии с XVI в. Однако все переселенцы, попадавшие на территорию Османской импе- рии непосредственно из Крыма вплоть до третьей четверти XIX в., были постепенно ассимили- рованы турками, утратили язык и связи с Крымом. Национально- освободительные восстания в Румынии и Болгарии 1876 – 1879 гг. и начавшаяся вслед за этим русско-турецкая война привели к массовому бегству с этих земель мусульманского населения, в том числе живших там крымских татар, которые переселились в Анатолию. В результате асси- миляционной политики сначала османского, а потом турецкого государства сейчас эти пересе- ленцы в массе своей отуречены, особенно городские жители, в то время как какие-то национальные традиции сохраняются главным образом в сельской местности. События конца ХХ в. привели к некоторому пробуждению “крым- ско-татарского духа” в Турции.2 Глава 9 изучает историю крым- ско-татарских общин в Болгарии и Румынии. После того, как по Бер- линскому трактату 1878 г. Добруд- жу (и её население) поделили на болгарскую и румынскую части, многие жившие там мусульмане, в том числе крымские татары, эми- грировали в Османскую империю. На самосознание оставшихся оказало влияние и национальное возрождение в начале ХХ в., и бегство в Добруджу лидеров татар Крыма после поражения, нане- сенного им большевиками. После окончания Второй мировой войны румынское правительство поощ- ряло сохранение национальной культуры, что помогло крымским татарам избежать ассимиляции. В Болгарии в 1984 г. было принято решение о насильственной болга- ризации всех мусульман – турок, татар, помаков и цыган. Многие 2 В целом данная глава кажется затянутой и неорганично включающей не связанные с темой экскурсы в область чеченского, карабахского и косовского конфликтов. Вильямс выступает здесь не столько как исследователь, сколько как журналист, пытающийся сделать выводы о крымско-татарском национальном возрождении, основываясь на минимальном количестве источников. 355 Ab Imperio, 2/2006 из них, в том числе крымские татары, предпочли эмигрировать в Турцию. После падения социа- листических режимов в Болгарии и Румынии начинается культур- ное возрождение национальных меньшинств, в том числе крым- ских татар, которые налаживают культурно-политические связи с Крымом. В Главе 10 рассмотрен первый этап формирования современного представления крымских татар об их связи с Крымом. Сознание крымских татар XIX в. определял традиционный ислам. Понадоби- лась западная, христианская идея о национализме, чтобы изменить их идентичность в ХХ веке. Из этнической группы, чье самосо- знание строилось в основном на религиозном фундаменте, они превратились в один из самых светских, политически мобилизо- ванных народов в мире, идентич- ность которого теснейшим обра- зом связана с определенным реги- оном. Начало процессу осознания ими Крымского полуострова как родины, а крымских мусульман – как единой нации положила дея- тельность Исмаила Гаспринского. В отличие от следующего поколе- ния деятелей крымско-татарского национального возрождения, Га- спринский рассматривал нацию как совокупность всех тюркских народов Российской империи, пытаясь объединить их и модер- низировать их культуру. Хотя идеи Гаспринского о единой тюркской нации оказались утопичными, его роль в конструировании нового самосознания крымских татар состоит в том, что он предложил считать этничность и язык, а не исламскую религию факторами, определяющими идентичность крымских татар и других россий- ских мусульман. Изменению само- идентификации крымских татар способствовал рост националь- ного сознания соседей – русских и турок, а также революционные настроения в обществе в начале ХХ века. Однако процесс форми- рования политической крымско- татарской нации затруднялся из-за сохранения трех этнографических групп, а также общей аполитич- ности крымско-татарского населе- ния. Окончательно национальная идентичность крымских татар сформировалась в годы советской власти. Глава 11 посвящена нацио- нализации крымско-татарского сознания в период между миро- выми войнами. Несмотря на послереволюционный всплеск национального движения в Кры- му, определяющую роль в форми- ровании национального сознания крымских татар, как считает Ви- льямс, сыграла советская власть. Создание Крымской АССР он считает одной из уступок, сде- ланных большевиками, чтобы 356 Рецензии/Reviews подорвать сопротивление крым- ских татар. Несмотря на то, что существовавшая в 1921 – 1944 гг. Крымская АССР не была нацио- нальной республикой формально, она имела все атрибуты таковой, чему немало способствовала политика “коренизации”. Автор высоко оценивает достижения “коренизации” в области культу- ры. В результате крымские татары осознали себя как коренной народ, а Крымскую АССР – как родину и национальную республику. Крым- ская АССР стала “инкубатором” татарского национализма. В этот период был окончательно разру- шен ислам как основа общинного сознания крымских татар, которое получило территориальное напол- нение, и они административно и психологически “укоренились” в регионе. Глава 12 посвящена депорта- ции крымских татар в 1944 году. Согласно Вильямсу, именно она определяет современную иден- тичность крымских татар более, чем какой-либо другой фактор. Существование в другой соци- окультурной среде до сих пор влияет на язык, обычаи, трудовые и семейные отношения, полити- ку и мировоззрение крымских татар. Вильямс утверждает, что главной причиной депортации была подготовка Сталина к войне с Турцией и его стремление лик- видировать опасность со стороны “пятой колонны”, которой он, не без влияния со стороны крым- ско-татарских националистов, полагал татар. В главе подробно описан ход депортации, приём, оказанный переселенцам насе- лением Средней Азии и Сибири, режим “спецпоселений”, под- считывается количество жертв. Важнейшим последствием депор- тации стало, как отмечает автор, превращение крымских татар из сельских жителей в городских. Хотя Вильямс и сравнивает де- портацию с Холокостом, но, по его мнению, геноцидом она не была, ведь Сталин имел доста- точно ресурсов для физического уничтожения крымских татар. Потому его идея (в интерпретации Вильямса) состояла в том, чтобы ассимилировать крымских татар силами других тюркских наро- дов. В соответствии с этой целью предпринимались усилия по дета- таризации Крыма, превращению его из национального региона во вненациональную “Всесоюзную здравницу”. В Главе 13 изучается борьба крымских татар за возвращение из депортации в Крым. В целом, взгляды Вильямса типичны для западной историографии. Автор выделяет три основных фактора, способствовавших сохранению национальной идентичности крымских татар в депортации. Важнейший из них – семья, со- 357 Ab Imperio, 2/2006 хранившая устную традицию и этническую культуру. Крымские татары были одним из самых ев- ропеизированных народов СССР, проявляя больше сходства в со- циальном отношении с русскими, чем с народами среднеазиатских республик. Наконец, дискрими- национная политика СССР в отно- шении крымских татар вызывала ответную реакцию – стремление сохранить идентичность. Осо- бенность крымско-татарского национального движения, как считает Вильямс, заключается в том, что оно основано не на исламе, а на своеобразном тер- риториально-общинном самосо- знании, где главную роль играла память о Крыме как о родине. Психологическая травма, память о расставании с родиной (такая же, как у американских негров, палестинцев и пр.) мобилизовала и политизировала прежде латент- ное национальное самосознание крымских татар. Главным фак- тором, обусловившим решение разрешить татарам вернуться в Крым, автор считает националь- ную борьбу крымских татар за возвращение на протяжении 40 лет. Описывая возвращение, он подчеркивает его организованный характер, выдающуюся роль на- ционального крымско-татарского движения в организации возвра- щения, демократический подход, применяемый крымскими тата- рами при решении социальных проблем. Однако парадоксальным образом в результате переселения крымско-татарское население вновь превратилось из городского в сельское. Последствиями жизни в Средней Азии стали уменьше- ние языковых различий, появ- ление новой внутриэтнической дифференциации в соответствии с географическим рассеянием в де- портации, ностальгия по местам депортации. В целом, автор поло- жительно оценивает возвращение татар в Крым с точки зрения со- хранения идентичности не только их, но и остальных крымских татар, рассеянных по Средней Азии, Подунавью и Турции. Весьма важный вывод, кото- рый прямо не делается автором, но напрашивается при чтении изложенных им фактов, состоит в том, что депортация крымских татар в 1944 г. не была чем-то уникальным. Подобные идеи вынашивались царизмом в XIX в., в периоды обострения отно- шений с Османской империей. Как и в ХХ в., причиной этого была боязнь возможного перехода крымских татар на сторону про- тивника во время войны. Правда, в 1944 г. произошло брутальное “наказание” постфактум. Подобно прошлому столетию, XIX век был временем эмиграции крымских татар, правда, добровольной, соз- дания культурных очагов далеко 358 Рецензии/Reviews за пределами Крыма и попыток сохранения своей идентичности как в рамках империи, так и на новом месте. Следующее столетие стало временем изгнания и возвра- щения, опытом конструирования представлений о родине как за ее пределами, так и внутри. Итак, в рецензируемой книге показана эволюция националь- ного сознания крымских татар, в результате чего из нескольких этнических компонентов по- степенно формировался один народ, объединенный ориенти- рованной на религию исламской идентичностью, впоследствии сменившейся территориальной, в создании которой, по пред- ставлениям автора, значитель- ную роль сыграли исторические обстоятельства, политика импе- рий и, разумеется, деятельность национальной интеллигенции. Представление об “общей ислам- ской” родине с размытыми в про- странстве границами обратилось в четко локализованное террито- риально (Крымский полуостров) и – добавлю – во времени (пред- ставление о наличии предков в Крыму с древнейшей эпохи). К сожалению, автор совершенно не уделяет внимания таким феноме- нам, как современные этногене- тические мифы у крымских татар и “автохтонизация” массового сознания. Психологически же- лание удревнить историю своего народа, добавить ему знаменитых предков (которых обычно выби- рают среди этносов, выглядящих “привлекательно”; показательно, что никто из современных крым- ских создателей национальных мифов не претендует на родство с гуннами) и обосновать право на территорию по принципу древ- ности обладания вполне понятно и не является чем-то особенным.3 Своеобразие крымско-татарского национального мифотворчества проявляется в том обстоятельстве, что массовыми эти представле- ния стали в депортации, причем обосновывались права не на ту землю, которую населяли в тот момент крымские татары, но на ту, откуда они были изгнаны, что явилось одним из важнейших эле- ментов в представлении о Крыме как о родине и обосновании права на национальное государство. Однако Вильямс не только не анализирует этот феномен, но и сам поддается обаянию сконстру- ированного этногенетического мифа – иначе невозможно объ- яснить рассуждения о скифских и сарматских предках крымских татар, тем более что в защиту этого построения не приводится 3 Cм., например: P. J. Geary. The Myth of Nations: The Medieval Origins of Europe. Princeton, 2002. 359 Ab Imperio, 2/2006 сколько-нибудь серьезных аргу- ментов.4 Работа Вильямса – это обобща- ющее исследование по этнической истории крымских татар, свобод- ное от идеологических штампов советскоговремениинаиболеешо- винистических проявлений, свой- ственных национальной истори- ографии. Формирование этноса и его взаимоотношения с империей – вот что интересует автора более всего. Потому жанр рецензируемо- го труда можно определить не как исторический, но как этнографиче- ский или, точнее, как жанр, вряд ли существующий в русскоязычной историографии по крымско-та- тарскому вопросу, что-то вроде “этнология наций на имперском пограничье”. Фокус исследования многоплановый – этногенез крым- ских татар, историческое развитие этноса, формирование самосозна- ния, миграции, вынужденные или нет взаимоотношения с империей, а также процесс формирования на- циональной идентичности разных групп крымских татар, оказав- шихся в разных причерноморских государствах. Основное достоинство рецен- зируемого сочинения именно в его обобщающем характере; оно вряд ли может считаться новым словом в историографии, хотя автор и претендует на это. Книга написана с нескрываемым сочув- ствием к объекту исследования, постоянно подчеркивается необ- ходимость показать социально- экономическую, политическую и эмоциональную связь крымских татар с родиной, Крымом. От- дадим должное автору, пытаю- щемуся проявить объективность в отношении к России, которая, тем не менее, в основном высту- пает в образе пугала. Важно, что автор стремится не просто рас- сматривать крымских татар как нечто уникальное, но и находит параллели их историческому раз- витию в истории других народов. Так, часто (и даже несколько на- вязчиво, особенно в Главах 12 и 13) звучит сравнение депортации с Холокостом, а истории крымских татар – с историей евреев. Психо- логический эффект, оказанный на сознание татар депортацией, роль этой травмы в политизации их со- знания в 1990-е гг. сравнивается с подобным эффектом у палестин- цев после их изгнания с родины в 1948 г. и у племени тутси в Руанде 4 По представлениям современной этнологии, не бывает ни полностью автохтон- ных, ни полностью пришлых народов, но в каждом этносе и те, и другие элементы находятся в сложном взаимодействии. Не существует и “вечных” этносов: они рождаются, живут и умирают. Как результат, невозможно привести научные дока- зательства “родства” этносов, населявших Крым в раннем железном веке, с одним из современных народов, живущих на полуострове. 360 Рецензии/Reviews (P. 413). Автор старается показать сходство и различия депортации крымских татар и других народов СССР, особенно посредством частых ссылок на идентичность чеченцев как противоположную крымско-татарской. Несомнен- ным достоинством книги являет- ся подробное изучение истории крымско-татарских общин за пределами Крыма – в Подунавье, на Балканах, в Малой Азии и на Кавказе, эволюции идентичностей в условиях диаспоры, которая в разных обстоятельствах проходи- ла по-разному, изменений в само- сознании этнографических групп крымских татар в новых местах обитания и взаимоотношений между этими группами. Работа, конечно, не лишена не- достатков. Хотя главы формально построены по хронологическому признаку, на самом деле перед нами серия очерков, вполне само- достаточных и мало связанных между собой. Поэтому внутри первой главы, например, рассказ доходит до 1990 гг., а Главы 1 и 2 или 12 и 13 накладываются друг на друга хронологически. В Главах 3, 4 и 5 повторяются рас- суждения об эмиграции татар из Крыма в конце XVIII – XIX вв. В Главах 8 и 9 говорится об эмигра- ции крымских татар из Добруджи в Турцию в конце 70-х гг. XIX в., причем основная причина этого события указывается всякий раз по-разному. В Главе 1 достаточно много написано о том, почему, по мнению автора, крымские татары – не только и не столько потомки пришедших из Азии в XIII в. монголов. Казалось бы, все ясно, но в Главе 3 автор вдруг снова возвращается к этому во- просу (Рр. 91-93), после чего идет описание природы горного Крыма (Рр. 93-97), а затем следует эссе об этногенезе южнобережных татар (Рр. 99-103), повторяющее сказан- ное в первой главе. Вероятно, это объясняется именно очерковым характером книги. Иногда создается впечатление, что автор пишет для неподготов- ленной аудитории, мало сведущей в крымской истории. Отсюда журналистские экскурсы в обла- сти, имеющие весьма отдаленное отношение к заявленной теме, например в историю скифов в пер- вой главе, а также постоянно впле- таемые в текст рассказы о поезд- ках автора в Крым и его беседах с деятелями крымско-татарского национального движения. Так, например, рассказ о положении крымских татар в начале XIX ст. в Главе 3 внезапно прерывается вос- поминаниями о поездке автора из Симферополя в Алушту и о том, как выглядел южный берег Крыма в конце ХХ в. (Рр. 97-98). Другой пример обнаруживаем в Главе 5. Вопрос о том, какую из сторон поддерживали крымские татары в 361 Ab Imperio, 2/2006 годы Крымской войны, превраща- ется в описание поездки автора в Севастополь, обличение местных “прокоммунистически настроен- ных” русских жителей, которые военным парадом якобы оскор- били чувства крымских татар, прибывших вместе с автором (Р. 149-151). Как видим, перед нами не фрагменты научного исследо- вания, но сочинение предубеж- денного журналиста. К сведению автора книги, причины крайне незначительного числа крымско- татарских жителей Севастополя следует искать не в злоумышле- ниях русских, а в том, что этот город до 1996 г. был “закрытым”, так что поселиться там было не просто не только возвращавшимся из депортации крымским татарам, но и представителям любого дру- гого народа. Следует помнить и об особенностях истории города, функционировавшего в качестве военно-морской базы и возведен- ного на территории, где не было постоянного татарского (да и лю- бого другого) населения. Книге присуща невниматель- ность к “мелочам”. Например, оказывается, что Южный берег Крыма называли “климатами” со времен Гомера (Р. 17). Из этого следует только одно – ав- тор Гомера не читал. Если бы автор потрудился обратиться к поэмам великого грека, он бы обнаружил, что тот вообще не знал о существовании Крымского полуострова. Здесь же сообщает- ся, что древние греки называли полуостров “Тавридой” (P. 17), тогда как на самом деле – Таври- кой, причем не весь полуостров и крайне редко; название “Таврида” появилось в конце XVIII в. в рос- сийских источниках. Мысль о том, что древние греки переселились в Крым уже к IX в. до н. э. (P. 15), удревняет известные нам поселе- ния едва ли не на три столетия. По мнению Вильямса, впервые Крым объединился в рамках од- ного политического организма в конце XV в. (P. 22) – очевидно, крымские успехи Митридата VI Евпатора (кон. II – первая по- ловина I в. до н. э.) или Рима и вассальных ему правителей Бо- спорского царства (“Боспорская война” конца II в. н. э.) остались ему неизвестны. Чтобы не ограни- чиваться 1 главой, можно указать на следующие казусы: в XVIII в. на землях современной южной Украины существовала россий- ская провинция Новая Сербия (Р. 71); в 1771 г. поход российской армии в Крым возглавлял генерал Дологрукий (Dologrukii) (Р. 76). В XIX в. в Москве существовала “Воронежская военная академия” (Р. 302). Думаю, приведенных примеров вполне достаточно, чтобы показать неаккуратность автора в работе с источниками и литературой. 362 Рецензии/Reviews Важным обстоятельством для понимания этой книги представ- ляются использованные автором набор источников и историогра- фия. Это, прежде всего, уже опу- бликованные материалы, научные монографии, весьма широко – на- учно-популярные сочинения со- ветского времени, воспоминания путешественников, сочинения деятелей крымско-татарского на- ционального движения в эмигра- ции. При этом полностью игнори- руются архивные материалы, хотя нет никаких сомнений, что они могли бы помочь автору осветить многие вопросы, его занимающие (землевладение у крымских татар, численность эмиграции в XVIII– XIX вв. и др.). Эти материалы широко использовались и ис- пользуются как российскими, так и украинскими исследователями, Вильямс же их игнорирует. Зато временами в книге появляются сентиментальные эссе, сделавшие бы честь журналисту, как, напри- мер, пересказ интервью с лидером крымско-татарского меджлиса М. Джемилевым, жаловавшимся в конце 1990-х гг. на то, как об- манутые КГБ соотечественники обвиняют его в различных злоу- потреблениях, а соратники стара- ются отрешить от власти (Р. 429). Еще одной особенностью ис- следования является отсутствие критического подхода к источни- кам, в особенности – к описаниям Крыма в сочинениях европей- ских путешественников конца XVIII – XIX вв. В частности, на описаниях путешественников, главным образом П. С. Паласа и Э. Д. Кларка, по существу, стро- ится Глава 3. В результате перед нами не столько исследование, сколько хрестоматия. Вопрос о том, что источник может быть необъективным и зависеть от политических взглядов автора, определяющих его точку зрения, не принимается во внимание. Так, любому знакомому с записками иностранцев о Крыме известно, что большинство побывавших там англичан весьма негативно относилось к России. В част- ности, сочинение Э. Д. Кларка (огромное значение которого как источника неоспоримо) полно от- кровенной русофобии. Причины ее ясны: эта неприязнь порожда- лась соперничеством двух держав за турецкое наследство, как и другими политическими кон- фликтами времени. В результате в сочинении Кларка присутствует снобизм, презрение к “варва- рам”, рассказы о принесенных русскими бедах и разрушениях. Собственно, отрицать тяжелые последствия присоединения Кры- ма к России бессмысленно (как и проблемы, существовавшие здесь в земельном вопросе в первой половине-середине XIX в.), но рассуждать на эти темы на осно- 363 Ab Imperio, 2/2006 ве английских травелогов, без их критического анализа и сравнения с иными источниками, в том числе хозяйственно-экономическими, статистическими выкладками из российских архивов, думается, малоперспективно. Труды извест- ного Вильямсу А. И. Маркевича являются прекрасным примером того, как следует анализировать такой комплекс источников. Все это странно, поскольку автор книги неоднократно подчеркива- ет необходимость критического переосмысления едва ли не всей существующей историографии по крымско-татарской проблематике. Складывается даже впечатление, что в качестве основы берется некая концепция, сформулиро- ванная либо автором, либо его предшественниками, а источники используются как вспомогатель- ные иллюстрации, хотя очевидно, что следовало бы действовать наоборот. Книге очевидно не хватает аппарата ссылок, которых не про- сто мало – непонятно, по какому принципу они делаются. Боль- шинство утверждений не под- тверждается ссылками (особенно в первых главах), хотя многие наблюдения уже довольно давно, иногда более сотни лет, суще- ствуют в науке. Это становится особенно наглядным, когда речь заходит о цифрах, ведь значитель- ная часть приводимых данных лишена указаний на источники и работы исследователей, а иногда аргументируется лишь ссылкой на личные беседы с крымско-татар- скими лидерами. В целом может возникнуть впечатление, что ино- гда автор намеренно затрудняет проверку приводимых им данных и оценок. При анализе ряда проблем важную роль играет анализ исто- риографических концепций. В работе Вильямса он практически отсутствует – он не коснулся серьезно ни работ западных ав- торов, Э. Фишера и Э. Вилсона, ни работ такого видного предста- вителя ненаучного автохтонизма, как В. Е. Возгрин. Отсутствует разбор произведений русских востоковедов – В. Д. Смирнова, 5 Подробный список литературы по этнической истории крымских татар, изданной на русском языке, см. в: Хрестоматия по этнической истории и традиционной куль- туре старожильческого населения Крыма. Часть первая. Мусульмане: Крымские татары, крымские цыгане / Под ред. М. А. Араджиони, А. Г. Герцена. Симферополь, 2004. С. 725-760. См. также обновленное издание: Крымские татары. Хрестома- тия по этнической истории и традиционной культуре / Сост. М. А. Араджиони, А. Г. Герцен. Симферополь, 2005. С. 521-568. Добавлю, что две монографии В. Д. Смирнова, полностью сохранившие свою актуальность и в наши дни, недавно были переизданы под одной обложкой: В. Д. Смирнов. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты. Москва, 2005. Т. 1-2. 364 Рецензии/Reviews Andrew WILSON Revisiting Ukrainian Regionalism Андрей В. Мальгин. Украина: Cоборность и регионализм. Сим- ферополь: “Сонат”, 2005. 280 с. Карты, Указатель имен, Указатель географических названий. ISBN: 966-8111-45-1. How important is “regionalism” within Ukraine? Do regions make up separate sub-identities or even primary identities? If so, how many Ukraines are there? One, two, or more? How do regional identities relate to national identities in Ukraine? These questions loomed large even before independence in 1991. The Crimean scholarAndrei Mal’gin has made a distinguished contribution to the debate, focusing on the key question of whether the regions he defines are capable of giving birth to powerful regional movements. Mal’gin’s key argument is that Ukraine may be independent, but it lacks sobornost,’ which he defines, following the Orthodox philosophical tradition as interpreted by А. И. Маркевича, С. В. Бахрушина и других.5 Но зато подробно ана- лизируются (правда, не в целом, а по отдельным вопросам) взгляды, изложенные в Большой советской энциклопедии и научно-популяр- ном издании П. Н. Надинского, отражающие официальную точку зрения на крымско-татарскую проблематику в период после де- портации. Постоянные же ссылки на Возгрина, в особенности на его оценочные суждения в качестве аргументов, думается, вообще не заслуживают комментариев.6 Подводя итоги, отмечу, что дискуссионность взглядов ав- тора, безусловно, не является проблемой. Проблемой является отношение автора к источникам и литературе. Несмотря на отмечен- ные недостатки, рецензируемая книга представляет несомненный интерес как выразитель опреде- ленной историографической тра- диции. Остается только сожалеть, что постсоветская наука пока не произвела обобщающего труда по этнической истории крымских татар, ведь здесь накоплен огром- ный материал, который, судя по рецензируемому труду, мало из- вестен западным коллегам.7 6 См. рецензию на это сочинение: А. Г. Герцен, И. Н. Храпунов. Рецензия на книгу: Возгрин В. Е. Исторические судьбы крымских татар. – М.: Мысль, 1992 г. – 447 с. // Российская археология. 1994. № 1. С. 219-225. 7 Одной из редких попыток обобщения стало выпущенное небольшим тиражом издание: Тюркские народы Крыма: Караимы. Крымские татары. Крымчаки. Мо- сква, 2003. ...