Abstract

SUMMARY:

Крупнейший специалист по европейской истории раннего Нового времени Карло Гинзбург известен как один из создателей “микроистории”. Уже не одно десятилетие сторонники и критики этого метода спорят о специфике “микроистории” и ее соотношении с “макроисториями”, интеллектуальной историей и другими разделами исторического анализа. Редакции AI показалось странным, что Карло Гинзбург никогда не обсуждает явно антропологический характер своего метода, и именно этому вопросу посвящено интервью, публикуемое в этом номере журнала.

Отвечая на вопросы редакции, Гинзбург рассказывает о большом влиянии, которое оказали на него две очень разные антропологические традиции. Первоначально сильное впечатление на Гинзбурга произвела книга итальянского антрополога Эрнесто Де Мартино, посвященная распространенным в Южной Италии представлениям о колдовстве и магических способностях. Позже он познакомился с работами Клода Леви-Стросса, которые оказали на него колоссальное влияние. Карло Гинзбург признается, что как исследователь находится в заочном диалоге и полемике с Леви-Строссом, противопоставляя его структуралистскому внеисторичному подходу предельно конкретный и фиксированный во времени и пространстве взгляд на объект исследования, который, собственно, и называется “микроисторией”.

Другим важным интеллектуальным стимулом для Карло Гинзбурга оказались работы Владимира Проппа. Вообще русский формализм сыграл важную роль в формировании исследовательских подходов Гинзбурга. Он говорит о Михаиле Бахтине, Викторе Шкловском и Романе Якобсоне, и, естественно, разговор заходит об отце Гинзбурга, который родился в России и занимался в Италии преподаванием русской литературы в университете и переводами классиков XIX века на итальянский. Помимо интереса к русской интеллектуальной традиции, наследием отца можно считать критический и гуманистический взгляд на общество и левые политические убеждения: Леон Гинзбург был непримиримым противником фашистского режима, неоднократно арестовывался итальянскими спецслужбами и погиб в 1944 г. в застенках Гестапо.

Возвращаясь к специфике собственного научного подхода, Карло Гинзбург отказывается определять его как некий конкретный метод, соглашаясь, что речь все же может идти о неких повторяющихся приемах (в борьбе с этими повторениями он старается чаще менять темы исследования). Отвечая на традиционную критику микроистории за проблематичность соотнесения изученного уникального частного случая с широким историческим процессом и невозможность надежных обобщений на основе микроисторического анализа, Гинзбург вновь локализует проблему. По его мнению, внутренний мир и социальный опыт индивида играют ключевую роль в изучаемую им эпоху, в то время как для понимания общества конца XIX века, вероятно, потребуется совершенно иной фокус исследования. Впрочем, можно ли вообще воспринимать исторические обобщения как беспроблемный результат исторического познания?

Другой ключевой вопрос, связанный с исследовательским опытом Карло Гинзбурга и проблемой, сформулированной редакцией AI в годовой программе: как можно изучать множественность культурных традиций и языков в рамках общего политического пространства (и в форме монологичного исторического нарратива)? В конце концов – как писать историю имперского сложносоставного общества? Указывая на важность выявления аутентичных голосов, языков самоописания исторических акторов, Гинзбург напоминает о принципиальной “непрозрачности” и не вполне адекватной саморепрезентации этих “голосов”, опосредованных культурной традицией и социальной средой. Он определяет эту исследовательскую ситуацию как “самоописание в условиях ограничений” и предлагает распространить эту формулу и на изучение империи, которая является не монолитом, но конгломератом субъектов, находящихся в сложных иерархических отношениях и потому испытывающих ту или иную степень ограничения.

pdf

Share