Annäherungen an eine europäische Geschichts-schreibung ed. by Gerald Stourzh (review)

539 Ab Imperio, 1/2004 Фритьоф Беньямин ШЕНК Gerald Stourzh (Hg.). Annäherungen an eine europäische Geschichts -schreibung. Wien: Verlag der österreichischen Akademie der Wissenschaften, 2002 (= Archiv für österreichische Geschichte. Bd. 137.). 176 S. ISBN: 3-7001-3070-8. История Европы сегодня поль- зуется спросом. Углубляется процесс политической и экономи- ческой интеграции Европы, исто- рики, в свою очередь, все более активно преодолевают границы, разделяющие исследования от- дельных государств, с тем чтобы создать новый историографи- ческий дискурс. В мае 2000 г. в Академии наук Австрии состоялся международный симпозиум, по- священный вопросу о том, что понимать под “европейской исто- рией” и как ее описывать. В 2002 г. материалы этой встречи ученых были напечатаны (Annäherungen an eine europäische Geschichtsschreibung ). По приглашению профессора истории Нового вре- мени доктора Геральда Штоурца на симпозиум прибыли видные специалисты из различных стран Западной, Центральной и Вос- точной Европы, США и Израиля. Состав участников является крас- норечивым свидетельством того, что организаторы симпозиума стремились выработать макси- мально широкое понятие Европы. Во введении, озаглавленном “Европа – где же она расположе- на?” (“Europa – aber wo liegt das?”, C. iх-хх), Г. Штоурц предосте- регает коллег от слишком узкой трактовки понятия “Европа”. “Ев- ропейская история” должна стать чем-то более серьезным, нежели просто историческим описанием, которое дало бы легитимные ос- нования Европейскому Союзу, его нынешним и будущим границам – * Перевод Г. Снежинской. 540 Рецензии/Reviews из нее нельзя исключить историю Восточной и Центрально-Восточ- ной Европы, а также вопросы вза- имосвязи европейской истории с историей государств по ту сторону Атлантики. В поле зрения Штоур- ца находится также пространство к востоку от многих ментальных и структурных “демаркационных линий”, разделяющих восток и запад Европы. Ученый предлага- ет понимать Европу не как нечто “однородное, определяемое по- средством известных достижений, программ или эксклюзивных цен- ностей” (C. хх), а как открытое, то есть допускающее культурные различия, пространство. “Обра- зованная Европа”, приняв данное широкое понимание, должна, по мысли ученого, иметь приоритет перед “политической Европой”. При этом остается открытым вопрос, каким образом следует отграничивать Европу от других географических или историче- ских регионов (вопрос дефини- ции). Трудности обсуждения и тем более написания “европейской истории” не в последнюю оче- редь проистекают из того, что Европа предстает взгляду исто- рика, во-первых, как структурное пространство, а во-вторых – как объект восприятия. Европа – это историческая область, которая может быть описана как результат глубоких структурных процессов (например, христианизация, осво- ение античного наследия, образо- вание национальных государств и т.д.). В то же время, Европа уже в позднем средневековье стала идеологическим понятием, ко- торое слишком часто выражало чувство превосходства европей- ских христиан по отношению ко всему неевропейскому. Напря- женность в этом структурном и психологическом пространстве характерна также и для отдельных европейских регионов значитель- ной протяженности (Центральная, Северная, Восточная Европа, Бал- каны) – в сборнике им посвящены пять статей. На пути, ведущем от национальных историографий к общеевропейскому историче- скому дискурсу, историю этих регионов можно рассматривать как плодотворный промежуточ- ный этап. Николетт Моут (Nicolette Mout, Лейден) в статье о “центрально- европейском дискурсе” второй половины XIX-го в. (“Does Europe Have a Centre? Reflections on the History of Western and Central Europe”, C. 1-14) подробно осве- щает труды венгерского историка Ено Сюча (Jenö Szücz), прежде всего его работу “Три историче- ских региона Европы”. Выделе- ние трех регионов и отграничение Центрально-Восточной Европы от Западной и от Восточной Ев- ропы подвергается критике: этот 541 Ab Imperio, 1/2004 подход ретуширует общие черты всей европейской истории и лишь упрочивает идейные барьеры, разделяющие страны Централь- но-Восточной и Восточной Ев- ропы. Автор напоминает нам об Оскаре Халецки (Oskar Halecki), который требовал рассматривать Европу как единое целое, од- нако не упоминает о том, что в своей книге “Европа – границы и подразделение ее истории” Халецкий называет коммунисти- ческий СССР “антиевропейским государством”.1 “Центр Европы, – утверждает Моут, – невозможно указать на карте, он описывается в общеевропейской истории лишь как ‘воображаемый центр’”. Если Моут не интересует- ся исторически сложившимися структурами, которые, по мнению многих ученых, составляют су- щество “Центральной Европы”, то Макс Энгман (Max Engman) иначе подходит к делу в своей статье “‘Север’ в европейской истории” (“Norden” in European History”, C. 15-34). Речь идет об исторически сформировавшемся регионе, который охватывает Исландию, Данию, Норвегию, Швецию и Финляндию. Разумеет- ся, пишет Энгман, можно считать его “вымыслом”, автохтонным концептом отграничения скан- динавских стран от двух стре- мительно развивашихся в XIX в. держав – Германии и России. Но “Север” существует и как “ре- альная” историческая структура. Во многом именно периферий- ное положение обусловило то, что Север превратился в особый регион европейской истории, ха- рактеризующийся относительно высокой степенью этнической однородности, государственными лютеранскими церквями, наличи- ем крепкого четвертого сословия с выраженным самосознанием, тес- ной связью монархии и крестьян- ства и, наконец, политической культурой, ориентированной на консенсус и сбалансированность общества. “Север” – это особый исторический регион и одновре- менно, со времен христианизации и образования национальных мо- нархий в XIX-XII вв., это и неотъ- емлемая составная часть Европы. Подобно Центральной Европе и “Северу”, могут исследоваться Восточная Европа и Балканы, т.е. они могут рассматриваться одновременно как исторические регионы и как обширные области на когнитивной карте континента. Андреас Каппелер (Andreas Kappeler ) в статье “Значение истории Восточной Европы для общеев- ропейской концепции истории” 1 Oskar Halecki. Europa. Grenzen und Gliederungen seiner Geschichte. Darmstadt, 1957. S. 90. 542 Рецензии/Reviews (“Die Bedeutung der Geschichte Osteuropas für ein gesamteuropäisches Geschichtsverständnis”, С. 43-56) показывает, что идей- но-теоретическое отграничение Восточной Европы (России) в XIX в. привело, среди прочего, к пренебрежению историей этой части континента, характерного для работ историков Западной и Центральной Европы. По сей день история Восточной Европы часто предстает у них как “история упущений”, история преодоления отсталости, причем “Востоку” всегда отводится роль ученика, а Западу – роль наставника. Чтобы преодолеть этот теоретический недостаток, надо, по мнению автора, более глубоко исследо- вать вопрос о том, в какой мере тенденции, исходившие из стран Восточной Европы, влияли на общий ход истории континента. При этом Каппелер имеет в виду не только влияние русской духов- ности и культуры в XIX – начале XX в. и не только взрывоопасную силу революционных идей. Он напоминает о важности того, что Россия сознает себя “спаси- тельницей Европы” от азиатских врагов, что характерно не только для российских, но и для польских и венгерских работ, посвященных вопросам национальной идентич- ности. Наконец, ученый отмечает, что критический анализ западной теории модернизации позволяет дать новую оценку отдельных аспектов так называемой “от- сталости” Восточной Европы. Например, сегодня, при компара- тивистском исследовании таких проблем, как положение мень- шинств и женщин, характер про- то-демократических институтов, значение традиционных обще- ственных форм, многие оценки “отсталого” Востока, возможно, будут более позитивными по сравнению с недавним прошлым. Алексей Миллер (Москва; Бу- дапешт) в своей статье “Россия, Восточная Европа, Центральная Европа в рамках европейской истории” (“Russia, Eastern Europe, Central Europe in the Framework of European History”, С. 35-42) также предостерегает от создания мифов европейской истории, от эксклюзивного и нормативного понимания Европы. В европей- ской истории тоже много темных страниц, ее также можно описать с помощью “сценариев”, которые будут отличаться от “светлых” сценариев развития западных демократий. В качестве примера “альтернативной версии европей- ской истории” Миллер приводит историю России, в которой страна предстает как христианская дер- жава, стремящаяся к гегемонии в Европе. Миллер убедительно показал, что ни история Европы с исключением из нее России, ни история России без соотнесения 543 Ab Imperio, 1/2004 с развитием Западной Европы, в сущности, невозможны. В этой связи автор ссылается на роль Рос- сии в структуре власти в Европе после Наполеона и на значение Западной Европы как образца для развития Российской империи с конца XVII в. Тезис Миллера можно развить, добавив, что историю европейской политики начиная с XVIII в. уже невоз- можно писать без учета истории России. Достаточно напомнить о роли России в Семилетней войне или о ее участии в разделах Поль- ши. Вывод Миллера: включение истории России в “европейскую историю” делает очевидным невозможность написания этой истории как линейного наррати- ва (описывающего относительно высокоразвитые и относительно отсталые страны). Новая европей- ская история мыслится тогда как нарратив, учитывающий многие альтернативные пути развития, то есть как – во множественном числе – европейские истории. Это же требование – видеть различия между историческими процесса- ми, происходившими в Европе, и учитывать различия политиче- ских культур – высказано в статье польского историка Влодзимежа Бородзея (Włodzimierz Borodziej, Варшава) “Позиция историка и требования, предъявляемые евро- пейской историей” (“Der Standort des Historikers und die Herausforderungen der europäischen Geschichte ”, С. 105-118). Пример Балкан с особой чет- костью выявляет напряженное отношение между структурным и психологическим подходами к описанию исторических регионов Европы. Мария Тодорова (Maria Todorova, University of Illinois, Urbana Champaign)2 изучает роль историков в процессе создания когнитивных карт континента. В частности, она анализирует тезис берлинского историка Хольма Зундхауссена (Holm Sundhaussen), который в своих отзывах на книгу Тодоровой “Imaging the Balkan” неоднократно высказывался в пользу понятий “Балканы” и “Юго-Восточная Европа” в каче- стве категорий анализа при компа- ративном изучении европейской истории.3 Марию Тодорову, как и Николетт Моут, не устраивает подход, при котором континент 2 Maria Todorova. Der Balkan als Analysekategorie: Grenzen, Raum, Zeit // Christoph Conrad (Hg.). Mental Maps. Göttingen, 2002. S. 470-492 (=Geschichte und Gesellschaft. 2002. Bd. 28. H.3). 3 Holm Sundhaussen. Europa balcanica. Der Balkan als historischer Raum Europas // Geschichte und Gesellschaft. 1999. Bd. 25. S. 626-653; Europa-Osteuropa – Balkan oder der “kleine” historische Unterschied // Berliner Osteuropa Info. 2002. H. 18. S. 5-7. 544 Рецензии/Reviews подразделяют на исторические области в соответствии с некото- рыми признаками. Сосредоточен- ность исследования на историче- ских структурных различиях и границах в пределах Европы не позволяет увидеть черты общно- сти и укрепляет барьеры между отдельными регионами, суще- ствующие в их теоретическом осмыслении, считает Тодорова. Она принципиально подвергает сомнению возможность разгра- ничения нейтрального научного дискурса и политического об- суждения крупных европейских регионов. Критические замечания исследовательницы помогают бо- лее отчетливо представить себе, что понятие исторической обла- сти, какой, например, являются Балканы, Восточная Европа, в ка- честве критерия научного анализа применимо лишь в том случае, если соответствующие регионы не считаются некими вечными единицами и если критерии их описания постоянно формулиру- ются авторами. Тодоровой следует все же возразить: европейская историография, стремящаяся к критической рефлексии, не вправе пренебрегать критериями, кото- рые позволяют дать научное опре- деление предмету исследования, то есть отграничить его “вовне” и подразделить “изнутри”. Изучение европейской истори- ографии может осуществляться не только посредством описания европейских исторических обла- стей – это показано в статье Дана Динера (Dan Diner, Иерусалим; Лейпциг) “История евреев – па- радигма европейской истории” (“Geschichte der Juden – Paradigma einer europäischen Historie”, С. 85104 ). Динер указывает пути пре- одоления узких рамок националь- ных историографий на примере истории евреев в Европе, которую можно считать своего рода сейс- мографом наиболее важных исто- рических изменений на континен- те. Этот тезис иллюстрируется историей евреев с конца XVIII до второй половины ХХ века. Евреев, как, вероятно, ни одну другую группу населения, затронуло пре- вращение многонациональных империй в национальные государ- ства в XIX-XX вв. Этот процесс завершился не только трагедией преследования, массовой эми- грации и уничтожения евреев, но и всеобщим признанием евреев после холокоста коллективным правовым субъектом. Но история евреев отразила не только послед- ствия этого общеевропейского процесса. Вполне очевидно и то, что общие тенденции привели к совершенно различным явлениям в разных частях континента. Если в Западной и Центральной Европе реакцией евреев на возрастание демократических и национальных устремлений стала выработка 545 Ab Imperio, 1/2004 интернационального и конфесси- онального характера их религии и интеграция в национальные соста- вы стран, где они проживали, то в Восточной Европе шли процессы коллективного религиозного, социального и этнического обо- собления еврейского населения. Динер разделяет положение Што- урца: европейскую историю не- возможно писать без привлечения исторических данных по США и Израилю. Америка была важным фактором истории Европы не только как цель для европейских переселенцев. Большие группы иммигрантов – евреев, ирландцев, поляков – имели возможность че- рез дипломатию США влиять на события, происходившие в Старом Свете, а также на судьбы евреев. В статье Динера превосходно по- казано, что европейская история не должна рассматриваться как простая сумма отдельных на- циональных историй, что мысль, ограниченная государственными или национальными рамками, за- трудняет выявление важнейших черт европейской истории. Исто- рия евреев, в которой чрезвычайно существенны категории межна- ционального и внетерриториаль- ного, действительно может стать образцом создания европейской истории, во всяком случае в XIXXX вв. Статья Вольфганга Шмале (Wolfgang Schmale, Вена) “Ком- поненты исторической евро- пеистики” (“Die Komponenten der historischen Europäistik”, С. 119-140) представляет собой пре- красное резюме всего сборника. В ней обрисованы темы, которые в дальнейшем помогут европейской историографии найти свой путь в дебрях национальных истори- ографий. Социальная история, история ментальностей, история экономики или, например, исто- рия народных восстаний в Ев- ропе XVII в. – эти темы гораздо лучше отвечают задаче создания новой европейской истории, чем классическая история политики и государственности. Шмале подводит итоги развития европей- ской историографии с XVIII в. и призывает использовать методы компаративистики, изучать меха- низмы взаимодействия культур и создавать европейскую историю как историю дискурсов. Ученый подвергает критике те формы европейской историографии, ко- торые по-прежнему придержива- ются “национально-исторических сюжетов”, предлагают проекты обоснования европейской иден- тичности и даже утверждают новый европейский шовинизм. Шмале противопоставляет этому модель европейской истории, ко- торая, используя методы компара- тивистики, изучает структурные признаки, конституирующие Ев- ропу как исторически сложившее- 546 Рецензии/Reviews ся целое, и признаки, характерные для отдельных регионов и обла- стей. Кроме того, Шмале предла- гает изучать Европу с точки зрения психологии восприятия, то есть как языковой и, соответственно, нарративный феномен. В концен- трированном виде его тезис звучит так: “Европа не существует вне конституирующих ее дискурсов” (С. 136). Поэтому европейская история, прежде всего – история дискурсов, считает Шмале. Здесь аргументация Шмале сходна с доводами Тодоровой, полагаю- щей, что историки, описываю- щие континент как структурное историческое целое, вносят свой вклад в дискурсивное созидание Европы. Таким образом, круг за- мыкается: противоречие между Европой как структурным целым и психологически воспринимаемым пространством разрешено. Евро- па – это то, что названо данным словом в различных текстах и что всякий раз заново описывают историки, понимающие Европу как исторический регион. Сборник материалов симпо- зиума соответствует теме, за- явленной в его названии: здесь представлены различные и порой необычайно творческие подходы к общеевропейской историографии. Следует особо отметить как заслу- гу составителя то, что ему удалось привлечь к участию в симпозиуме выдающихся ученых из различ- ных регионов Европы, США и Израиля. Сборник выиграл бы, если бы при подготовке к печати отдельных статей больше внима- ния было уделено единообразию оформления: тексты-манифесты оказались под одной обложкой с детально проработанными ста- тьями, некоторые из которых уже были опубликованы ранее. До- садным недостатком является от- сутствие предисловия, в котором следовало бы показать взаимос- вязанность и точки пересечения отдельных статей. С другой сто- роны, в подобного рода издании вполне можно было отказаться от указателя и библиографии, но- сящей компилятивный характер. Несмотря на указанные недочеты, в целом сборник оставляет самое хорошее впечатление. Конечно, безусловно верный путь к евро- пейской историографии еще не найден. Но в поисках такого пути “Подходы к европейской истори- ографии”, с которыми нас зна- комит эта книга, могут служить хорошим ориентиром. ...