Imperienvergleich: Beispiele und Ansätze aus osteuropäischer Perspektive. Festschrift für Andreas Kappeler ed. by Guido Hausmann, Angela Rustemeyer (review)

373 Ab Imperio, 1/2011 Полина БАРВИНСКАЯ Guido Hausmann und Angela Rustemeyer (Hrsg.), Imperienvergleich : Beispiele und Ansätze aus osteuropäischer Perspektive. Festschrift für Andreas Kappeler (Wiesbaden: Harrassowitz, 2009). vii+542 s. (=Forschungen zur osteurop äischen Geschichte; Bd. 75). ISBN: 978-3-447-06055-4. Научный интерес к изучению империй отличается удивитель- ной устойчивостью на протяже- нии двух последних десятилетий. Бесспорным законодателем этого исследовательского направления является Андреас Каппелер. Его монография “Россия – многона- циональная империя”1 не только выдержала четыре переиздания на немецком и вышла в переводе на английском, русском, украинском, французском и итальянском, но и стала отправной точкой для ис- следований империй. Последовавшие вслед за этой монографией его работы посвя- щены самым различным аспек- там имперской истории. По- этому вполне естественно, что 1 Оригинальное издание:Andreas Kappeler. Russland als Vielvölkerreich: Entstehung, Geschichte, Zerfall. München, 1993. Перевод на английский: Andreas Kappeler. The Russian Empire: A Multi-Ethnic History. Harlow, 2001. Русскоязычный вари- ант книги: А. Каппелер. Россия – многонациональная империя: Возникновение, история, распад. Москва, 1996; украиноязычный перевод: А. Каппелер. Росія як поліетнічна імперія. Львiв, 2005; Andreas Kappeler. La Russia: Storia di un impero multietnico. Roma, 2006; французское издание:Andreas Kappeler. La Russie – Empire multiethnique. Paris, 1994. в качестве подарка к 65-летию известного ученого его ученики и коллеги подготовили сборник “Империи в сравнении: примеры и подходы с восточноевропейской перспективы”, который вышел в известной серии “Исследования по восточноевропейской исто- рии”. Ученики Андреаса Каппе- лера и редакторы сборника Гвидо Хаусманн и Ангела Рустемайер признаются, что им нелегко было определиться с подарком, который бы удовлетворил интересы юби- ляра, доставил бы ему радость и вызвал бы внимание со стороны широкой публики (S. 1). Авторами очерков в сборни- ке стали известные ученные из Германии, Австрии, Швейцарии, Франции, России, Украины, США и Канады. Все материалы (25 статей) условно распределены ре- дакторами по пяти разделам: “Им- перия: исторические категории и формы знания”, “Имперское вла- дычество: стратегии и антистра- тегии”, “Биографии”, “Локусы” и собственно “Сравнение империй”. В первом разделе представ- лены весьма разнородные и, на первый взгляд, слабо связанные 374 Рецензии/Reviews XVI в., исходя из комментариев ко второму московскому изданию “Записок о Московии” (“Rerum Moskoviticarum commentarii”) Сизигмунда фон Герберштейна. Даниэль Уо и Ингрид Майер исследуют степень связи Моско- вии XVII в. с внешним миром, изучая источники зарубежных новостей того времени, способы их перевода и распространения. Герхард Симон пытается найти ответ на сложный вопрос: были ли республики Советского Союза колониями? Немецкий исследова- тель пытается переформулировать его так: “была ли коренизация деколонизацией?” и “что можно считать метрополией?”. В итоге его позиция оказывается близка сторонникам идеи существования колониализма советского типа,2 Симон даже выделяет при этом его основные признаки. История Украины занимает особое место в исследованиях Андреаса Каппелера. Его “Краткая история Украины”, изданная еще в начале 1990-х гг.,3 до сего времени остается единственной обобщаю- щей работой в немецкоязычной украинистике и выдержала три издания (последнее в 2009 г.). Несмотря на то, что за годы не- зависимости в Украине издано немало обобщающих работ, ее из- между собой публикации, за ис- ключением статьи Ангелы Русте- майер о польской этнографии с начала нового времени до трид- цатых годов XX в. и эссе Ивонн Кляйнманн об этнографических исследованиях в Российской им- перии в XVIII – первой половине XIX вв. Рустемайер прослеживает особенности развития польской этнографии в сравнительном кон- тексте и приходит к выводу, что ее история одновременно и типична, и специфична. Типичным является то, что на ней сказались импульсы романтизма как общеевропей- ского движения, специфика же имела политическое основание и была во многом обусловлена русским владычеством в Польше. В очерке Кляйнманн не только ре- конструирован процесс развития этнографии в Российской империи от первых этнографических про- грамм до профессионализации этого исследовательского направ- ления, но и представлен сюжет об особенностях еврейской этногра- фии. Исследовательница также отмечает связь этнографических исследований с имперским коло- ниализмом. Анна Хорошкевич анализиру- ет формулу суверенного “само- державия” великого князя всея Руси в европейском контексте 2 См., например: А. Г. Авторханов. Империя Кремля: Советский тип колониализма. Берлин, 1988. 3 Andreas Kappeler. Kleine Geschichte der Ukraine. München, 1994. 375 Ab Imperio, 1/2011 В сборнике немало очерков, так или иначе связанных с исто- рией Украины. Среди них ис- следование Франка Сысына, в котором он на основе “Истории Русов или Малороссии”, одной из работ, оказавших влияние на формирование украинского на- ционального движения в XIX в. и его историографию (С. 39), раз- мышляет о живучести представле- ний о “малороссийской родине” в Российской империи. Второй раздел открывает ста- тья Алексея Миллера, который анализирует ценность и содер- жание категории “русификация”. В основном это доработанный очерк, знакомый читателям еще по публикации во втором номере Ab Imperio за 2002 г. “Русификации: классифицировать и понять”.6 В этом же разделе представ- лены две статьи, посвященные проблемам исламского мира. Ис- кандер Гилязов проанализировал особенности развития татарской диаспоры не только в пределах Российской империи и бывшего Советского Союза, но и в Великом княжестве Литовском, Турции, дание на украинском языке спустя 13 лет не потеряло актуальности. Обобщающие исследования укра- инских историков в основном сфокусированы, как известно, на истории титульной нации, хотя в последние годы своеобразный бум переживает и история на- циональных меньшинств, но и в указанном случае это история отдельных этносов, проживаю- щих на территории современной Украины. В основе же работы Каппелера лежит концепция по- лиэтнического государства, и, по его мнению, подобный “поворот к многоэтничной политической на- ции должен стать средством пре- одоления многих сегодняшних конфликтов”.4 Актуальность этих слов особенно остро ощущается в многонациональных регионах, например на юге Украины. Не случайно в Одессе на презента- ции журнала “Україна модерна” (15 апреля 2010 г.) местными историками проговаривалась целесообразность написания учебника, в основе которого была бы концепция полиэтничной Украины.5 4 А. Каппелер. Мала історія України. Київ, 2007. С. 8. 5 Украинские историки, похоже, эту идею уже успешно развивают как альтернативу традиционным учебникам и бинациональным учебным пособиям, о создании кото- рых договариваются министерские чиновники России и Украины. См. сообщение “Историки договорились о создании учебника, выделяющего роль поликультур- ности Украины” // http://net.abimperio.net/ru/node/1539 (Последнее посещение 15 февраля 2011 г.). 6 Алексей Миллер. Русификации: Классифицировать и понять // Ab Imperio. 2002. № 2. С. 133-148. 376 Рецензии/Reviews во многом, по мнению автора, спо- собствовали сближению Польши и Литвы, и это же в определенной степени способствовало их вхож- дению в Европейский Союз, в то время как Беларусь оказалась в роли проигравшего/потерпевшего в ходе достижения взаимопонима- ния между поляками и литовцами (S. 202). Новая имперская история все больше внимания уделяет ис- следованиям биографического характера. В соответствующем разделе сборника не только пред- ставлены эссе о таких известных личностях, как Иван Мазепа, Иван Франко, Михаил Драгоманов, но и приведен сравнительный анализ еврейской автобиографи- стики в Российской и Османской империях, там же присутствует и реконструкция восприятия начала Первой мировой войны в зоне пограничья (Восточная Галиция и Волынь) молодой графиней Луизой Варфильд-Ледоховской. Татьяна Таирова-Яковлева предложила эссе об Иване Ма- зепе, личности неординарной и имеющей весьма противоречивые оценки в украинской и российской историографии. Автор статьи “Иван Мазепа в историческом контексте” уже не один год за- нимается изучением Гетманщи- ны, ее исследования довольно хорошо известны специалистам. Видя свою задачу в преодолении Финляндии, Маньчжурии, Япо- нии и Корее. Термин “диаспора” автор эссе использует (правда, с оговоркой) и в отношении татар- ского этноса, проживающего за пределами Татарстана. Немецкий исследователь Уве Хальбах рас- сматривает особенности ислам- ского возрождения и исламского движения на постсоветском про- странстве. Особое внимание он уделяет процессу формирования образа исламской угрозы, осо- бенно после 11 сентября 2001 г. Хальбах отмечает существование проблемы оценки исламского по- тенциала, связанной с неполным знанием о религиозно-экстре- мистских организациях на пост- советском пространстве (S. 165). Рюдигер Риттер, анализируя процессы создания образов иден- тичности в Беларуси, Польше и Литве после 1989 г. и роль в них исторических интерпретаций, от- мечает, что во всех трех республи- ках элиты рассматривали создание коллективной идентичности как способ легитимизации новообра- зованного политического порядка и с этой целью апеллировали к истории (S. 185). Процесс констру- ирования идентичности с помо- щью истории в названных респу- бликах был непрост и порождал структурированное конфликтное поле: “собственная история” и со- седи (S. 186-190). Различные пути выхода из этого конфликтного поля 377 Ab Imperio, 1/2011 существующих в историографии стереотипов, Таирова-Яковлева в основном сосредоточилась на описании вклада Мазепы в обу- стройство Российской империи и его помощи царю Петру Первому в реализации внешнеполитиче- ских устремлений. Немецкая исследовательница Анна Вероника Вендланд в статье “На окраине империй: Михаил Драгоманов и начала европейской истории Украины” пишет о том, что Восточная Европа предстает не только как дополнительное референтное пространство для перекрестно-исторических под- ходов, но требует также важных модификаций, прежде всего для и в Западно-Центральной Европе. Главным образом это относится, в ее представлении, к франко-не- мецкой культурной интерферен- ции. Если западноевропейская история культурного трансфера и перекрестная история модерна исходят, прежде всего, от нацио- нальных государств или их пред- шественников, то с точки зрения Восточной Европы, по мнению Вендланд, нужно выделять осо- бенность культурного трансфера и перекрёстной истории – транс- формацию идей/знаний через трансфер, через миграцию/дви- жение/рецепцию текста (S. 222). Рассмотрев имперскую специфи- ку восточноевропейской пере- крестной истории и, в частности, Украины как интерферентного региона, а также его транснацио- нальные перспективы, Вендланд делает вывод, что основы мо- дерной украинской перекрест- ной истории и ее вписывание в общеевропейский контекст были сформулированы еще в начальный период украинского национально- го движения историком, этногра- фом и политическим активистом Драгомановым (S. 227). Звучащая в трудах этого незаурядного по- литического деятеля отповедь конфронтационному нарративу не потеряла своей актуальности и более чем через сто лет после его смерти. Подобная оценка свя- зана, по мнению Вендланд, как с региональными особенностями и полисемантичностью оттенков у идентичности Украины (ее по- ложением между “Востоком” и “Западом”), так и с акцептацией исторических трансферных фе- номенов, которые, по-видимому, не вписывались в привычные или желаемые направления развития, и, наконец, с тем, что целепола- гание, связанное с образованием гомогенного национального го- сударства, ставит под большое сомнение индивидуальные права человека и свободы отдельных граждан (S. 246). Ярослав Грицак с виртуозной легкостью вписывает биографию Ивана Франко в различные куль- турно-национальные, социальные 378 Рецензии/Reviews и политические пространства, показывая мозаику возможных выборов его героя, реконструируя процесс формирования украин- ского национализма и, собствен- но, идентичности Франко в этих меняющихся пространствах. За этой легкостью несложно уловить не только глубину знания автором биографии своего героя, но и его умение прочитывать, реконстру- ировать и деконструировать раз- личные культурно-исторические контексты.7 Для сравнения и реконструк- ции “жизненного пространства” евреев в Российской и Османской империях в XIX в. Алексис Хоф- майстер использует автобиографии часовщикаиизобретателяизЛитвы Хаима Аронсона и франкофила, директора школы в Болгарии Га- бриэля Арие. Проанализировав все “достоинства” и “недостатки” автобиографий как источника для сравнительных исследований истории империй, а точнее говоря, особенностей жизни этнорелиги- озных диаспорных групп в поли- этнических империях, автор спра- ведливо отмечает, что не связанные автобиографии героев могли бы также быть прочитаны и в социаль- но-исторической перспективе как вписывание империй в индивиду- альные биографии (S. 291). Лаура Коэн использует письма молодой американки Луизы Вар- фильд, вышедшей в мае 1913 г. замуж за польского аристократа Владимира Ледоховского, в каче- стве источника для воссоздания особенностей жизни на погра- ничье Австро-Венгерской и Рос- сийской империй в хаосе начала Первой мировой войны и анали- зирует восприятие этих событий молодой женщиной. Весьма ин- тересным представляется то, что Коэн показывает одно из значений этих писем – их использование в качестве политического средства семьей Луизы в Соединенных Штатах (S. 309-310). Михаил Ходорковский, отме- тив тот факт, что Каппелер был первым западным ученым, кото- рый понял важность политики идентичности в Российской им- перии и исследований имперской периферии и тем самым бросил серьезный вызов бытовавшим в историографии представлениям о Российской империи (S. 319), предложил вниманию читателя очерк-размышление “Почему на СеверномКавказенетШвейцарии. Некоторые мысли об империи и идентичности”. Автор сравни- вает историю Альп, где родился Андреас Каппелер, и Северного Кавказа, историю которого он 7 Один из вариантов статьи опубликован в русском переводе см.: Я. Грицак. На- ционализируя многоэтничное пространство: История Ивана Франко и Галиции // Аb Imperio. 2009. № 1. C. 23-50. 379 Ab Imperio, 1/2011 исследовал. Среди причин, по ко- торым исторические пути народов швейцарских Альп и Северного Кавказа столь резко отличаются, Ходорковский называет то, что процесс германизации северной Гельвеции был успешнее, нежели процесс тюркизации на Кавказе. Альпы занимали важное место как транзитный пункт на коммер- ческих маршрутах, соединяющих Ломбардию с быстро растущими городами Северной Европы. К позднему средневековью они уже были полностью интегрированы в экономическую жизнь Западной Европы, в то время как Северный Кавказ оставался классической периферией, пограничьем евро- пейской и азиатской цивилизаций (S. 321). Только русская колониза- ция в конце XIX в. инициировала процесс интеграции этого региона в более крупный рынок, однако при этом Северный Кавказ по- прежнему оставался периферией Российской империи, которая, в свою очередь, тоже была перифе- рией новой Европы (S. 323). Важ- ную роль в формировании отличи- тельных особенностей двух регио- нов играла и религия. На Северном Кавказе ислам был самой мощной силой, которая работала против по- явления этнической идентичности, поскольку объединение народов региона в противостоянии с их главным антагонистом – Россий- ской империей – происходило на основе религиозной (мусульман- ской) идентичности (S. 333). В отличие от Швейцарии, Северный Кавказ, ко всему прочему, был не- стабильной границей и отдаленной периферией. Кристиан Ноак сравнивает раз- витие дворянской культуры и дво- рянских поместий в Ирландии и России в XIX веке, в переломные годы революции и гражданской войны (1917–1921 гг.) в России, с одной стороны, и войны за неза- висимость и гражданской войны (1919–1923 гг.) в Ирландии, с другой. Он также прослеживает пути символического овладения наследием дворянской культуры в XX в., взяв за исходный пункт влияние различных исторических процессов (S. 338). Арнольд Зупан анализирует комментарии и сообщения об октябрьской революции в вен- ской “Рабочей газете” (“ArbeiterZeitung ”), которая была централь- ным органом немецкой социал- демократии в Австрии и среди других газет Габсбургской монар- хии наиболее информированной о событиях в России (S. 420). Зупан показывает эволюцию трактовок октябрьских событий: от “револю- ции для мира” до “русской траге- дии”, а также пытается осмыслить феномен восприятия октябрьских событий и всей истории СССР уже в постсоветской России. Со- хранение мифа о Ленине, интер- 380 Рецензии/Reviews претация Владимиром Путиным распада Советского Союза как “наибольшей геополитической ка- тастрофы XX в.”, культ сувениров, связанных с советской эпохой (и это несмотря на то, что утвержде- ние диктатуры пролетариата за- брало миллионы жизней), служит, по мнению Зупана, маленьким культурным элементом в основа- нии нового авторитарного режима. Марк фон Хаген исследует процесс возвышения политиче- ского статуса Киева как столицы революционной Украины. Началь- ный этап он связывает с началом Первой мировой войны, когда Киев стал местом расквартиро- вания штаба Киевского военного округа, игравшего ключевую роль в управлении Юго-Западным фронтом (S. 377). Но решительное возвышение политического стату- са Киева фон Xаген соотносит с моментом сложения полномочий Николаем ІІ. Киев оставался цен- тром украинской политической жизни в 1917 г. с коротким пере- рывом во время большевистской оккупации в конце 1917 – начале 1918 г. После поражения Цен- тральных держав в войне город вскоре оказался под властью боль- шевиков. Для них Киев сначала ассоциировался с антибольше- вистскими социалистами, затем с консервативными монархистами Гетманата, позже – с деникинцами и, наконец, с независимой Поль- ской республикой. Все это сделало Киев непривлекательным в каче- стве возможной столицы Украин- ской социалистической советской республики. Немаловажным было и то, что Киев до войны восприни- мался как провинциальный город даже в сравнении с Одессой. Его “провинциальная репутация” и была одним из факторов, пере- ключивших внимание большеви- ков на Харьков, ставший столицей красной республики (S. 401). Пятый раздел “Сравнение империй” открывает статья Алек- сандра Лаврова, который не толь- ко красочно изображает жизнь русских пленных в Османской империи и татарских пленников в Московском царстве и поз- же – в Российской империи, но и пытается определить степень взаимовлияния, а точнее возмож- ности влияния опыта османского рабства на практику обхождения с порабощенными иностранцами в Московии. По мнению Лав- рова, можно выделить четыре параллели: 1) османская, как и московская, система использовала пленных не только как рабов в домашнем хозяйстве, но также и в военной области; 2) в обеих им- периях рабство служило способом религиозной конверсии; 3) пораз- ительно схожим было отношение османской и московской власти к оказавшимся в плену женщинам; 4) в обоих случаях существовала 381 Ab Imperio, 1/2011 ограниченность некоторых ви- дов рабства (S. 441-442). В то же время Лавров выделяет и два от- личия: 1) со времени Ивана Гроз- ного московское правительство считало выкуп пленных христи- анским долгом и ввело для этого специальный налог, а в Османской империи не проявляли особого интереса к дальнейшей судьбе та- ких подданных, которые были за- хвачены в плен “неверными”; 2) в Московии и Российской империи отсутствовал важный османский институт: государственное раб- ство (S. 443). Андреас Реннер сравнивает пути и цели модернизации в петровской России и Японии периода Мэйдзи и приходит к важному выводу: сходство не исчерпывается тем, что в сопо- ставимо стесненном положении схожие реформаторские проекты ввели новый порядок работы по- литического аппарата, стандарты в экономике или образователь- ной политике. Существенее то, что действующие политические акторы, несмотря на все дискус- сии, действовали вместе, чтобы содействовать долговечности на- меченных проектов (S. 461). Гвидо Хаусманн прослеживает эволюцию морских амбиций Рос- сии на протяжении XVIII – XX веков. Его, в частности, интересу- ет использование географических понятий “морская империя” – “континентальная империя”. Ха- усманн говорит о связи морских притязаний Российской империи в XVIII в. и Советского Союза в XX в., но в то же время справед- ливо отмечает, что значимость старых историко-географических понятий в наше время уменьши- лась, хотя исторические связи и параллели используются для легитимизации актуальных по- литических интересов (S. 509). Подтверждением того, что гео- графические проекты также всегда являются политико-культурными конструктами и ориентирами, Хаусманн считает и тот факт, что в обоих случаях центральная роль оставалась за столицами: в XVIII веке – за Санкт-Петербургом, а в XX веке – за Москвой (S. 509). Но если в отношении перенесения столицы в Санкт-Петербург этот тезис бесcпорен, то перенесение большевиками столицы в Москву первоначально было обусловлено не столько их озабоченностью гео- графическими проектами, сколько сложившейся военно-политиче- ской ситуацией. Завершает сборник статья Карстена Гёрке “Две противо- положные империи: Россия и Швейцария в сравнении, или как Швейцария и Россия нашли друг друга и снова потеряли”. Ее автор, задав вопрос о правомерности сравнения истории маленькой Швейцарии, прошедшей путь от 382 Рецензии/Reviews республики крестьян и пастухов в XVIII – начале XIX в. до эконо- мически и финансово развитого государства, и России – огромной евразийской империи, ссылается на библейское сказание о Давиде и Голиафе. Проанализировав пути и особенности развития обоих государств, Гёрке резюмирует, что империя “Давида” была и остается невидима: Швейцария успешно использовала свое географическое положение, политический нейтра- литет, систематическую поддерж- ку “человеческого капитала” как базис для “имперской экспансии”, а то, что она не прибегала к мето- дам дорогостоящей великодержав- ной политики, ей только помогло. Российский же “Голиаф”, который исходил из примата вековой поли- тики престижа, территориальных притязаний и подавления свобод населения, стоит сегодня истощен- ный изнутри, как “ощипанный ве- ликан на обочине мира имперских государств” (S. 536-537). Не все работы сборника равно- весны и равнозначны по своей научной новизне и глубине ис- следования. Не всегда понятна и группировка тех или иных работ в условно выделенных разделах. Отмечу лишь, что решение этих проблем в подобных “фестшрифт- ных” сборниках всегда остается более сложным заданием для редакторов, чем, например, в про- блемно-тематических. Несмотря на это, коллективный труд чита- ется с интересом, провоцирует во- просы и в определённой степени стимулирует стремление к дис- куссии, как и подобает хорошим научным работам. А возникающее поначалу ощущение определен- ной несвязности/несовместимо- сти столь разноплановых текстов в конечном итоге подменяется эффектом калейдоскопа с его меняющимися красочными и целостными узорами. Одним из лучших подарков ученому, безусловно, является подтверждение того, что его идеи, исследовательские подходы и ра- боты не только вызывают интерес, но и служат базисом или кладезем идей для новых исследований в международном научном со- обществе. Большинство эссе в этом издании свидетельствует о том, что подходы и научные идеи Андреаса Каппелера, рассеянные по его многочисленным работам, послужили для большинства ис- следователей истории империй из стран Европы и Америки исхо- дящим пунктом в их изысканиях. В завершение хочется поже- лать виновнику появления этого сборника творческого долголе- тия, интересных научных идей и успешных проектов, а нам – новых блестящих публикаций Андреаса и еще нескольких не менее заме- чательных юбилейных сборников в его честь. ...