Rosja i narody. Ósmy kontynent. Szkic dziejów Eurazji by Wojciech Zajączkowski (review)

Эта не вполне обычная книга состоит из восьми разделов, последовательность которых раскрывает хронологию развития Российской империи. Однако автор использует не только хронологический подход, но и стремится проследить эволюцию представлений современников и их предков о себе и о государстве, а также очертить проблемы, с которыми сталкивалась Российская империя в процессе своего социокультурного развития

Стиль изложения определили две ипостаси автора: ученого, который, в частности, связан с Центром восточных исследований, одним из наиболее значимых think tanks в современной Польше, занимающихся восточноевропейской проблематикой, и дипломата, который работал советником посольства Республики Польша в Киеве, а ранее был чрезвычайным и полномочным послом Польши в Российской федерации. Книга "Россия и нации" может быть охарактеризована, с одной стороны, как научное исследование, поскольку в ней присутствуют все формальные признаки научной монографии, - цитаты, ссылки на источники, обоснование выбранной методологии и т.п.; с другой стороны, автор предупреждает, что его книга является популярным историческим очерком о Российской империи:

Это исследование, однако, не является синтезом истории России; она (книга. - Д.Ш .) также не является научной работой, но историческим очерком, цель которого показать нерусское измерение истории России, а также непрерывность исторических процессов, которые в ней происходили. В своем намерении этот труд не представляет собой полного описания и анализа национальных вопросов в России и их связи с географическими условиями и цивилизационным развитием, но только указывает на главные проблемы, которые с этим связаны

(С. 6).

Чтение облегчают многочисленные иллюстрации, выделенные вставки в тексте, которые играют роль справок о значимых людях или событиях. Местами автор цитирует уже устоявшиеся представления о России (например, "у России две беды - дураки и дороги", C. 56), а также дает наглядные примеры, ориентированные на массового читателя. Среди последних обращают внимание, например, подсчеты темпов роста Российской империи:

В 1900 году площадь России составляла 22,3 миллиона км2. Начиная с 1600 года она увеличилась на 17 миллионов км2, что означает, что на протяжении трех столетий [территория] росла ежедневно на 128 км2, либо на 57 тысяч км2 (больше, чем территория современной Хорватии) ежегодно

(С. 55).

Не менее интересна для читателя авторская реконструкция гипотетического путешествия из Санкт-Петербурга в Ташкент в 1870 г. (С. 57-58), предпринятая ради наглядной и убедительной демонстрации трудностей, с которыми сталкивалась империя в сфере коммуникации между разными ее регионами.

В методологическом отношении книга польского историка и дипломата Войцеха Зайончковского демонстрирует довольно оригинальный взгляд на историю Российской империи. Это обусловлено выбором перспективы рассмотрения процессов становления и развития социально-политической и культурной системы империи. Автор как бы намеренно подчеркивает парадоксы российской истории. Первый парадокс можно определить как парадокс "абсолютной паузы" в истории России, который формирует парадигму ее изучения. Зайончковский пишет об этом так:

Трудно найти в мировой историографии столь же поразительное явление, как историописание, посвященное этой стране. Принципиальная особенность заключается в признании рождения и развала СССР абсолютной цезурой, которая организует всю действительность и делит русское прошлое на две почти чужие друг другу части. Россия до и после 1917 года - это две разные страны, два разных мира. Иногда может сложиться впечатление, что они находятся на разных континентах, в разных климатах и что не было никаких связей между людьми, которые их населяют

(C. 3).

Второй парадокс можно определить как парадокс "истории русских". Состоит он в том, что очень часто история России отождествляется с историей русских, в то время как Россия была империей, многонациональным государством. В качестве ответа на этот вызов Зайончковский предлагает взгляд, направленный не только на Москву и Петербург, т.е. на европейскую часть страны, и не ограничивающийся описанием жизни царей и генсеков. Преодолевая руссоцентризм, автор рецензируемой работы смотрит на историю империи сквозь призму истории наций, которые ее составляли. В его понимании исследование империи тесно связано с изучением процесса становления наций, а также их своеобразной эволюции в сторону отделения и формирования национального суверенитета. Последнее, бесспорно, имеет значение для понимания современной России, ее отношения к соседним государствам и интерпретации разного рода идеологических проектов, таких, например, как проект "русского мира".

Автор неоднократно использует понятие "мозаики" для характеристики Российской империи. Так, анализируя языковую ситуацию в ХІХ в., он отмечает:

…Российская империя не существовала как одно целое, а напоминала скорее многомерную мозаику, где взаимопонимание могло существовать лишь между отдельными частями

(С. 76).

С этим связано отсутствие внутреннего единства государства и общества, которые усугублялись феноменом многоязычия.

Из сказанного очевидно, что исследовательский подход Зайончковского в значительной мере сформирован под влиянием известной работы Андреаса Каппелера (Ansreas Kappeler. Rußland als Vielvölkerreich. Entstehung, Geschichte, Zerfall. München, 1992). Это неудивительно: как метко отметил в свое время украинский историк Ярослав Грыцак, историю Российской империи можно разделить на "до Каппелера" и "после Каппелера". Зайончковский адаптирует модель Каппелера к польским историческим представлениям о России.

В книге "Россия и нации" значительное внимание обращено на нации и регионы Российской империи, которым уделялось мало места в польской исторической литературе (регионы Кавказа, Средняя Азия, Восточная Сибирь). Такой фокус отражает и научные интересы самого Зайончковского. Так, защищенное им в 1999 г. в Институте политических исследований Польской академии наук диссертационное исследование было посвящено проблемам идентичности башкирской, бурятской и татарской интеллигенции в царской России и СССР. Вполне в духе современных историографических подходов Зайончковский рассматривает нации как продукт социокультурного развития, заявивший о себе в ХІХ в. Он также осознает проблематичность применения концепции нации к более ранним периодам:

С сегодняшней перспективы естественным кажется использование национального критерия. Подсчет, сколько было россиян, поляков, узбеков, украинцев, якутов и так далее, должен дать нам образ мозаики, которую создавала Россия в ХІХ веке. В основе этого метода описания лежит предпосылка, что категория национальности охватывает все, что действительно существенно - религиозные, политические убеждения, традиции, культуру, одежду, язык, поведение, кухню… поскольку "национальным" может быть что угодно, даже клецки с маком, узор вышивки на одежде, форма домашнего хозяйства, пейзаж, детские песенки. Проблема состоит, однако, в том, что очевидное для нас не было таковым в ХІХ веке, не говоря уже о предыдущих эпохах

(С. 62).

Таким образом, констатирует Зайончковский, довольно часто понятие "нации" используется для удобства, что вообще связано с нашей общей социокультурной установкой на восприятие мира прошлого в современных категориях. Поэтому, представляя разнообразие России в "эпоху до наций", Зайончковский обращает внимание на возможность систематизации населения империи согласно религиозным верованиям, что не ново с историографической точки зрения, но редко осмысливается в популярных работах.

Помимо категории нации, важной категорией анализа в рецензируемой работе является "Евразия" как пространство формирования государств и империй. Специфика России как империи, возникшей на пространстве Евразии, отображена в подзаголовке книги - "Восьмой континент". Евразия представляется автору как территория, которая не имеет четкой идентификации, - это ни Европа, ни Азия, но нечто "между". В духе евразийской теории это пространство он определяет как "синтез цивилизаций":

Этот синтез разных цивилизаций возник благодаря особенным природным условиям - травяным равнинам на юге, отделенным от мира цепью гор и пустынь, на севере - лесами и тундрой. Географическая отдельность этой территории от соседних регионов была настолько сильной, что привела к появлению почти восьмого континента

(С. 8).

Также вполне в духе евразийских историко-географических подходов Зайончковский пишет о феномене Великой степи, которая явилась предпосылкой формирования Евразии и возникновения на этом пространстве особой цивилизации. В этой части книги мы имеем возможность углубиться в самый ранний этап формирования имперского порядка. Великая степь - определение доцивилизационного уровня и в то же время источник цивилизации. Рассуждая об этом, Зайончковский стремится изменить распространенное восприятие центра и периферии и объяснить собственную исследовательскую "оптику":

Раньше пространством, которое организовывало жизнь Евразии, была Великая степь. Это не она составляла периферию Киевской Руси, Московского государства, Литвы или же Польши, а наоборот - эти земли были ее перифериями

(С. 8).

Таким образом, читателю предлагается подумать над тем, действительно ли следует помещать центр Евразии в Москве? Кроме того, в разделе книги, посвященном Великой степи, формирование евразийского цивилизационного пространства рассматривается как противостояние природы и культуры, человеческих потребностей и экосистемы, городской цивилизации и номад, Севера и Юга. Великая степь - это пространство, еще до конца не структурированное, во многих аспектах эклектическое, но уже на этом этапе появляется идея развития имперской системы, удержания ее стабильности, иными словами, понимание того, что "можно создать империю, сидя на коне, но нельзя ею управлять в седле".

Развивая этот подход, автор предлагает:

…Давайте возьмем в руки атлас и, разглядывая его внимательно, страница за страницей, рассмотрим рождение империи, не углубляясь, однако, чрезмерно в суть отдельных завоеваний и захватов

(С. 44).

Зайончковский предлагает разные версии того, почему именно Москву стали считать центром Евразии. Он уверен, что единого понимания территориального развития российского государства не существует, и внимательно рассматривает факторы, которые влияли на процесс формирования имперской системы России. Вопервых, это природные факторы, например отсутствие серьезных преград на главных направлениях экспансии - на востоке, западе и юго-востоке. Во-вторых, социально-экономический фактор, например характер сельского хозяйства, побуждавший селян отправляться на новые территории в поисках лучших земель. В-третьих, фактор безопасности, обусловливавший сознательную экспансию с целью достигнуть стратегических рубежей, влияющих на геополитическую ситуацию. Четвертым важным фактором, без которого, как утверждает автор, трудно представить процесс формирования Российской империи, было организованное властями переселение населения. И наконец, последний фактор, выделенный в книге, - идеологический, т.е. обоснование российской экспансии.

Сосредоточиваясь на Российской империи, Зайончковский анализирует особенности формирования и функционирования и других евразийских империй − монголов, хазар, турков, чей социокультурный опыт создания имперских государств в регионе не менее важен. На этом фоне лучше видна специфика создания Российской империи, которую он характеризует следующим образом:

В отличие от древних империй, Россия не была результатом деятельности одного или нескольких гениальных вождей, которые оставляли своим преемникам миссию удержания наследия. Она формировалась на протяжении многих поколений, и долгое время не было очевидно, как этот процесс завершится. Успех России определила не отдельная битва или же война, но цивилизационное преимущество над традиционными степными конкурентами, которое обеспечивалось связями России с Европой

(С. 54).

Как видим, органицистская концепция "Евразии" не мешает Зайончковскому исследовать процессы становления, конкуренции и конструирования государств и идентичностей. Значимое место в его книге занимает проблема Другого как неотъемлемого феномена многонациональной социокультурной системы. Встреча с Другим происходила не только на отдаленных перифериях империи - на Кавказе, в среднеазиатских регионах, но и в имперском центре, "на столичных улицах". При этом, как пишет Войцех Зайончковский,

чувство неожиданной чуждости и изумления по поводу открытия неведомого лица собственной страны всегда сопровождало россиян. Немногие люди могли перевести на язык внутреннего опыта энциклопедическую информацию о расстоянии, границах, далеких народах и регионах

(С. 61).

Часть книги, посвященную феномену Другого в Российской империи, я бы выделил как очень важную, поскольку предложенный автором историко-антропологический взгляд ценен для понимания отношения к Другому и в современной России.

Метод реконструкции ментальной и антропологической карты изучаемого общества Зайончковским отчасти отсылает к методологии французской школы "Анналов" или историко-антропологическому направлению в российской исторической науке (А. Гуревич). Войцех Зайончковский отмечает, что

в ХІХ в. становится все более очевидным, что одной из главных проблем России является не территория, но люди, которые ее населяют. С течением времени царям прибывало не только рек, гор, пустыней и лесов, но также подданных, более того - нерусских подданных

(С. 62).

Ввиду этого автор стремится проанализировать, как люди, населявшие империю, воспринимали страну, к которой они принадлежали.

Особое внимание в книге обращено на проблему влияния модернизации на империю. Автор выделяет два аспекта модернизационных процессов в Российской империи. С одной стороны, модернизация (например, развитие транспорта и коммуникации) обусловила то, что Россия становилась более однородной, что ее части эффективнее подчинялись центру. С другой стороны, процессы модернизации необязательно координировались из центра, они могли иметь полицентрический характер:

…Достижения современной цивилизации действуют не только в масштабе и во благо всего российского государства, но также на уровне старых, закостеневших культур, придавая им новую энергию, новую стремительность, вскрывая взаимную близость людей, которые разговаривают на одном языке, и формируя у них новую социальную идентичность

(С. 81).

Таким образом, запущенный процесс модернизации Российской империи способствовал становлению наций, которые со временем выдвигали претензии на автономию.

Обращая внимание на то, как народы, населявшие империю, превращались в нации, формировали свою национальную идентичность, влияли на политику государства, в том числе в направлении ограничения возможностей для национальной мобилизации (например, посредством политики русификации), Зайончковский не упускает из вида и вопрос о формировании русской нации.

Национальной постепенно становилась история, язык, поэзия. Газеты комментировали ход военной кампании. Расширяющийся круг читателей должен был занять по отношению последних событий какую-нибудь позицию. Все труднее было быть безразличным. Незаметным образом чувство национальной связи проникало в человеческие умы, каждый раз преодолевая новые барьеры, охватывая новые сферы жизни. Люди открывали, что, независимо от социального происхождения, они имеют общее прошлое, настоящее и будущее, что их объединяет язык, благодаря которому они читают те же газеты, стихи, романы, а также составляют политическое сообщество

(С. 130).

Таким образом, все более актуальным становился вопрос о различиях между представителями разных национальностей, которые были подданными одного государства. Но, вместе с национальной, Зайончковский учитывает политическую идентичность, анализируя в российской истории ХІХ-ХХ вв. роль националистов и социалистов как двух соперничающих между собой лагерей и в то же время двух деструктивных антиимперских сил.

Последние разделы книги Войцеха Зайончковского (раздел VII "К окончательной развязке национального вопроса" и раздел VIII "Триумф наций") посвящены советскому периоду и распаду Советского Союза. В этой части книги рассматривается кризис механизмов, которые Москва использовала для поддержания господства на пространстве Евразии. Переформатирование границ России после развала СССР Зайончковский рассматривает как новый вариант упорядочения евразийского пространства. При этом он указывает, что изменение политической карты Евразии само по себе не ведет к радикальным переменам в ментальной карте наций, которые приобрели независимость:

Киев впервые с XIII века снова стал столицей суверенного государства. Впервые с начала XVIII века южная граница России передвинулась к подножию Урала. Впервые с середины XVII века Смоленск стал приграничным городом. Одновременно в большинстве сфер жизни новых государств остались советские порядки − в армии, образовании, сельском хозяйстве, промышленности, в сферах технологии и умственной культуры. Москва сохранила статус метрополии или, по крайней мере, точки соотнесения для большинства постсоветских обществ

(С. 251).

Особенным достоинством работы Зайончковского можно считать то, что, будучи книгой для массового читателя, она не дает одностороннего и стереотипного взгляда на Россию. Автор объясняет свою методологию и не навязывает оценок. Таким образом, книга может играть роль своеобразного пропедевтического курса по истории Российской империи, стимулируя серьезные научные исследования прошлого и современных аспектов политики, культуры, социального развития на постсоветском пространстве.