Endarkenment: Selected Poems

«На старости лет я сказал рабу . . . » / “In my declining years I said to the slave . . .”

102 | еще одна версия (в стиле новогреческой школы) одного из изображений На старости лет я сказал рабу, послушай, Кавафис, перестал бы ты, право, в тетрадях своих скрести по ночам слева направо. Я изгнал рапсодов из Государства. Зачем? Ну, видишь ли, эта новинка, ксерокс, пришедшая, наконец, из Коринфа, заменить вполне способна рапсодов. Или же, например, попугай, обученный абиссинцем,— не твоя ли серьга его ухо украшает теперь? Да, согласен. Лексика слабовата. Зато стремится к Единству. Пусть его кричит на Агоре! Мир, народы, предназначение, цели . . . —Но, Платон,—возразил он мне. —Ни слова, Кавафис! Что же сморщился, словно раскусил незрелую смокву? Зуб разнылся? Поди же и вырви,—не спорю, больно. Да, мой друг, поэзия—вроде, вовсе не то. Всегда другое. Даже, если поймешь, что она и на самом деле что-то иное, ничего не значит, и никогда,—ни слева направо, ни справа налево. Едва не забыл: говорят, Кир всех солдат знал поименно? Вообрази же, насколько пространна должно быть была его поминальная песня. | 103 One more version (in the style of modern Greek poetry) of one representation. In my declining years I said to the slave, Listen, Cavafy, really, you should stop scratching away in your notebooks at night, from left to right . . . I banished the rhapsode from government. Why? Well . . . you know, this novelty, the photocopier that finally arrived from Corinth, it can replace the rhapsodes entirely. Or, for example, the parrot trained by the Abyssinian— by the way, isn’t that your earring adorning his earlobe now?— Okay. His vocabulary is poor, however much he seeks Unity! Let him shout it on the Agora, The world, nations, fate, aspirations . . . But, Plato—he argued with me. Not a word, Cavafy. Why did you grimace, as if you’d bitten into an unripe fig? Does your tooth ache? Go pull it out! I won’t argue, it’s painful. Yes, my friend—poetry, apparently, isn’t that at all. It’s always something else, even if you understand that it’s really something else, and means nothing, nothing ever—nothing from left to right, nor from right to left. Oh, I almost forgot: they say that Cyrus knew all his soldiers by name. My friend, imagine, how verbose his funeral song must have been. 104 | «На старости лет я сказал рабу . . . » Неужто и впрямь себя ощущал он бессмертным? Неужели не знал, что «уважай бедность языка, уважай нищие мысли»? Впрочем, теперь для наук у него нет недостатка в энергии— костры времени вниз головой ему освещают простор. “In my declining years I said to the slave . . .” | 105 Did he really feel immortal? Didn’t he know you must “respect the poverty of language, respect impoverished thoughts”? By the way, now he doesn’t feel any lack of energy for learning—the flames of time bend down their heads to illuminate space for him. [e.b., L.H.] ...