Создатели статусов и смыс-лов. Коллективная монография / Под ред. Е. А. Вишленковой, И. М. Савельевой. Пер. с нем. К. Левинсона; пер. с польск. Д. До-бровольского by Сословие русских профессо-ров (review)

Профессорское сословие в объективе университетских исследований

Университет относительно не-давно оказался в поле зрения соци-альных наук как отдельный объект исследования, будучи растворен-ным ранее в системе образования (Educational Research). Новое меж-дисциплинарное направление в гу-манитаристике – университетские исследования – охватывает все аспекты жизни университетской корпорации. На постсоветском пространстве о его развитии сви-детельствует появление значи-тельного количества публикаций, учебных курсов (в частности, нормативного курса “Введение в университетские исследова-ния” в Киевском националь-ном университете имени Тараса Шевченко), исследовательских центров (Центр университетских исследований Института гумани-тарных историко-теоретических исследований имени А. В. Поле- таева Национального исследова-тельского университета “Высшая школа экономики”).

Многие опубликованные рабо-ты в области университетских ис-следований представляют собой юбилейные издания-компиляции и биографические справочники университетских сотрудников. Такой жанр имеет право на суще-ствование, но редко вносит что-либо новое, дополняя, в основном, историю вузов достижениями современных руководителей.

В отличие от них книгу “Со-словие русских профессоров. Создатели статусов и смыслов”, изданную под редакцией Е. Виш-ленковой и И. Савельевой, не отнесешь к “проходной” литера-туре. Авторы замышляли ее не как сборник отдельных статей, а как коллективную монографию о российском университетском сообществе.

Структурно книга состоит из обширного предисловия, анализа методологии исследования и трех разделов, отражающих, по словам составителей, “сквозные темы-лейтмотивы”:

1. 1. Конструирование профес-сорами самости и “своего” про-шлого. В центре внимания здесь находятся паттерны восприятия университетского сообщества.

2. 2. Разрывы и преемственность в университетской истории, ко-торая рассматривается сквозь призму концепции культурного трансфера и с применением мето-дов переплетенной истории.

3. 3. Способы порождения смыс-лов и удержания солидарности в условиях, когда профессорское сословие как социальная группа постоянно меняло во времени и пространстве свой состав, числен-ность и конфигурацию.

В предисловии от составителей “Университетские сообщества как объект и субъект описания” от-мечается, что главный вопрос для авторов заключался не в том, чем на самом деле был университет, а в том, как в каждый конкретный момент его мыслили и представ-ляли. Сами темы и формулировка задач в статьях стали следствием осторожного приспособления ис-следовательских техник, взятых преимущественно из социологии образования или антропологии интеллектуальных сообществ, к специфике исторического иссле-дования.

В монографии, поясняют Е. Вишленкова и И. Савельева, сознательно использован термин “сословие”, которым в офици-альных документах Российской империи определялась общность университетских преподавателей, вместо западного понятия “корпо-рация”, так как профессора в Рос-сии были классом государствен-ных чиновников. Профессорское сословие как объект исследования представлено в книге на пере-сечении способов понимания: как воображаемого сообщества, профессиональной корпорации, сословной группы и государствен-ного института (С. 8).

Описание теоретических мо-делей, применяемых в универси-тетских исследованиях, содержит статья социолога О. Запорожец “Навигатор по карте историко-социологических исследований университета”. Автор постара-лась обозначить основной набор концепций, задействованных в исследованиях университета, поддержав обращение к микро-подходам. По меткому выраже-нию П. Бурдье, которое приво-дит О. Запорожец, в отличие от этнографа, одомашнивающего экзотическое, задача исследова-теля университета заключается в экзотизации домашнего (С. 23).

В первом разделе, “Сообще-ство по производству текстов”, рассматриваются нарративы об университете на основе изучения делопроизводства, университет-ских периодических изданий и т. п.

Е. Вишленкова и А. Дмитриев в статье “Прагматика традиции, или Актуальное прошлое для российских университетов” ана-лизируют опыт саморефлексии, обретенный Россией за столетия университетского прошлого, а также усилия университетов по историзации своей деятельности. Они не признают существование единой университетской тради-ции в России, которая всегда об-разуется из совокупности разных традиций. Результатом проведен-ного анализа стала деконструкция базового для университетских ис-следований концепта “традиция”, посредством которого создается континуитет прошлого и насто-ящего. Авторы демонстрируют рукотворный и исторически из-менчивый характер универси-тетской традиции. А при работе с разными типами источников обнаруживают сосуществование в одном временном срезе несколь-ких несовпадающих традиций (у студентов, профессоров, ректо-ров) (С. 92).

Научную судьбу “канониче-ского” источника знаний о ран-ней истории Московского уни-верситета – протоколов (актов) университетской конференции за 1755–1786 гг. – прослеживает И. Кулакова в исследовании “Про-токолы конференции Московского университета как вариант само-описания”. Историк отмечает, что некритичное использование этих источников приводит к вос-произведению коллективной ми-фологии профессоров ХVIII в., и призывает “отказаться от прак-тики иллюстративного исполь-зования документов”. Вместо этого Кулакова считает важным “выявить синхронные смыслы и латентные значения исследуемой эпохи, ощутить неспешный ритм и особый эмоциональный строй университетской повседневности, понять психологию московского профессора, распутать сложную паутину его социальных комму-никаций, родственных и научных связей, а заодно убедиться в необ-ходимости жесткой рефлексии над исследовательскими процедурами историка” (С. 113).

Практики и социальные дей-ствия профессоров (экскурсии, научные кружки, экспертная и аналитическая деятельность, по-литическая активность) на основе частных архивов профессоров – “архивов идентичностей” – стали объектом изучения А. Иванова и И. Кулаковой. В статье “Ипо-стаси русского профессора: со-циальные высказывания рубежа ХІХ–ХХ вв.” прослеживается изменение роли преподавателя: из “распространителя наук” в начале ХІХ в. он превращается в эксперта, политика, советника, предпринимателя, общественного деятеля.

Р. Галиуллина и К. Ильина – авторы публикации “Журналы о себе и для себя: университет-ские издания первой половины ХІХ в.” – анализируют создание научных периодических изданий в Российской империи. Этот про-цесс включал два этапа. Сначала на основе низовых университет-ских инициатив началось издание “Вестников” в Москве, Казани, Харькове, как средства осущест-вления цивилизаторской миссии, просветительской пропаганды западных наук. Затем произо-шел переход к централизованной издательской деятельности, уч-реждению единого ведомствен-ного “Журнала Министерства народного просвещения”, замена независимых “Вестников” своего рода филиальными изданиями от-носительно ЖМНП – “Учеными записками” университетов. По мнению авторов, эти издания спо-собствовали изоляции универси-тетских сообществ, препятствуя развитию научной полемики и конкуренции.

В статье Б. Степанова ““На-туральное хозяйство”: формы университетской солидарно-сти и научных коммуникаций в постсоветский период” изучение университетской корпорации ведется сквозь призму современ-ных университетских изданий. Отмечается ряд присущих им отрицательных явлений: отсут-ствие полемики, формальное рецензирование рукописей, не содействующее развитию научной критики и утверждению акаде-мических стандартов в жизни университетского сообщества; закрытость академической сре-ды, воспроизводство которой основано на инбридинге – найме на работу преподавателей, полу-чивших образование в этом же университете и публикующихся в своем же “Вестнике” (С. 184). Вывод весьма неутешителен – университетские издания, как и до революции, продолжают выполнять функцию ведомствен-ного отчета перед государством за бюджетные средства, поэтому обречены на нечитабельность и невостребованность.

Второй раздел, “История срав-нительная и переплетенная”, по-священ вопросу типологизации и сопоставления в университетских исследованиях.

Я. Кусбер начинает свою ста-тью “Трансфер и сравнение: университетские сообщества России и Германии” с призыва изучать не историю университета как абстрактной идеи, а историю конкретных университетов с ис-пользованием подходов истории культуры, социальной и инсти-туциональной истории, методов культурного трансфера, исследо-вать коммуникативные сети про-фессоров, обратиться к анализу многослойности, контингентно-сти, противоречивости и откры-тости конкретно-исторических ситуаций (С. 209). Кусбер видит три типа сравнительных иссле-дований европейских универси-тетов: сравнение индивидуальных жизненных путей профессоров и студентов, их перемещений из российского в немецкий ака-демический мир и в обратном направлении; сетей культурных трансферов; “Terra Universitatis”.

В публикации “Профессора “старые” и “новые”: антиколле-гиальная реформа С. С. Уварова” Т. Костина анализирует изменения в профессорском сословии после уваровской реформы системы государственного управления уни-верситетами, раскрывает механиз-мы ротации (“ручным способом”), которые позволили министру освободить профессорские места для нового поколения подготов-ленных за рубежом стипендиатов.

Одним из наименее изученных в историографии является Вар-шавский университет, который воспринимался в Польше как чужеродный организм, инстру-мент русификации. Автор статьи “Историки императорского Вар-шавского университета: усло-вия формирования пограничной идентичности” А. Баженова рас-сматривает столкновение нацио-нальных и имперских факторов в условиях фронтира на примере историков, тесно связанных с государственной идеологией. В период превращения универ-ситетов из внегосударственных мультикультурных сообществ в выразителей государственных интересов во второй половине ХІХ в. история рассматривалась как средство и для национальной, и для имперской мобилизации, а призванный служить делу “едине-ния Царства Польского с Россией” Варшавский университет должен был также готовить польскую эли-ту. Поэтому историки оказывались перед выбором национальной или политической самоидентифика-ции. Большая часть профессоров “видела свою роль исключительно в просвещении польской молоде-жи в необходимом для существо-вавшего политического режима духе, что осуществлялось путем навязывания русского языка и культуры” (С. 260).

Реакцию западных экспертов на русскую “профессорскую конституцию” 1906 г. изучила И. Шиллер-Валицкая. Если изна-чально российские университеты создавались в результате рецеп-ции идей западного Просвещения, воспроизводили чужие модели корпоративности, адаптирован-ные под социальную структуру Российской империи, то в конце ХІХ в. векторы рецепции пере-стали быть однонаправленными, и российское ученое сословие само посылало сигналы в ев-ропейские страны. Экспертиза проекта государственного устава 1906 г. для российских универ-ситетов западными учеными продемонстрировала различия в представлениях об университет-ском самоуправлении в России и на Западе. Ф. Паульсен, В. Лексис и Э. Ленинг критиковали проект широкой автономии университе-тов, особенно в области финансов, не соглашались с устранением органов власти от процедуры на-значения профессоров и даже с допуском к обучению всех – без различия национальности, верои-споведания и особенно пола.

Третий раздел, “Коммемора-тивная солидарность”, содержит статьи, посвященные культуре академической памяти.

И. Савельева посвятила свое исследование классическому на-следию в структуре университет-ской памяти. На примере несколь-ких дисциплин автор показывает, что знакомство с классическими произведениями создает проч-ную основу для формирования университетской культуры, этики академического труда и устойчи-вых социальных практик, а также и памяти.

В статье “Этика академиче-ской памяти в условиях поко-ленческого конфликта” В. Файер представил результаты проекта по сбору устных воспоминаний профессоров классической и древней филологии, доступных на сайте “Сова Минервы” (http://librarius.narod.ru/sova/). В центре внимания исследователя – при-рода академического конфликта, то, как этика памяти ученого сообщества проявляется в описа- ниях конфликтов. Ряд проанали-зированных Файером сюжетов, организующих память професси-онального сообщества, позволил ему выявить логику построения иерархии внутри малой группы, типы академических конфликтов и необходимость их скрывать для поддержания коммеморативной солидарности небольшой ученой корпорации.

Исследование Т. Маурер “Па-триотизм, сдержанность и са-моутверждение. Празднование патриотических юбилеев в уни-верситетах России и Германии в 1912–1913 гг.” раскрывает страте-гии торжеств, посвященных исто-рико-политическим датам. Метод сравнения коммеморативных практик позволил автору опреде-лить тенденции университетской культуры, характерные для каж-дой страны. В России, в отличие от Германии, студенты почти не участвовали в торжествах. При этом в Германии университеты были намного более ориентиро-ваны на государство, и на торже-ственных мероприятиях профес-сора и студенты демонстрировали патриотизм, заявляя о готовности участвовать в будущих войнах. В России же академический и во-енный миры были отделены друг от друга.

В статье “Архивариус: храни-тель и создатель университетской памяти” К. Ильина и Е. Виш-ленкова размышляют о влиянии работников архивов на создание истории университетов. На ру-беже 1820–1830-х гг., вследствие систематизации архивов, изме-нился статус архивариуса, кото-рый “превратился из помощника профессора в профессионального проводника в лабиринтах универ-ситетской памяти” (С. 357).

Завершает коллективную мо-нографию работа А. Дмитриева “Мемуары постсоветских гумани-тариев: стандартизация памяти?”, анализирующая богатый поток мемуарной литературы постсовет-ских гуманитариев, осмысление ими советского опыта.

Сборник в целом производит цельное впечатление, но посколь-ку составители сами определили жанр книги как коллективную монографию, не лишними были бы общие выводы. Но даже без них ценность проделанной ра-боты очевидна: перед нами одна из первых и удачных попыток в постсоветской историографии изучить малоизвестные стороны жизнедеятельности профессор-ского сословия силами историков, филологов и социологов из раз-ных стран. Авторы взглянули на жизнь университетов под новым углом – с позиции самоописания профессуры, попытавшись, по выражению составителей, “про-читать под новыми строками стертые записи”. (С. 20).