Jews and Ukrainians: A Millennium of Co-Existence by Paul Robert Magocsi and Yohanan Petrovsky-Shtern (review)

Как правило, судьбы украинцев и евреев в контексте украинской истории ХХ века осмысливаются через призму нарратива “жертвы”. Этот нарратив служит для постро-ения национальной идентичности и национального исторического канона. В памяти украинцев наи-более трагичным событием ХХ века стал Голод 1932–1933 годов, в памяти евреев ‒ Холокост “от пуль”,¹ в котором на территории Украины погибло более полу-тора миллионов евреев. Серьез-ное обсуждение вопроса о роли украинцев в реализации мер со-ветской власти или в Холокосте часто подменяется следованием однозначному нарративу жертвен-ности. Попытки написания общей истории, как известно, часто страдают тем же недостатком. Вместо переосмысления проис-ходит либо вытеснение одного нарратива другим (когда одна жертва пытается повысить статус своих страданий с помощью цифр или интерпретационной модели), либо обе трагедии “сравнивают-ся” и предстают равновеликими. Так, например, Голод в Украине получает название “украинский Холокост”, а расстрелы в Бабьем Яру, в зависимости от рассказчи-ка, оказываются расстрелами “в основном еврейского населения” либо “украинских военнопленных и евреев”. При этом очень часто в ход идут такие аргументы, как имманентная еврейская нена-висть к украинцам или присущий всем украинцам антисемитизм. Более того, вся предшествующая история начинает переписываться и переосмысливаться из пер-спективы конфликтов ХХ века и “извечной украино-еврейской ненависти”.

Несмотря на попытки пре-одолеть такое “растаскивание” и “приватизацию”, казалось бы, общей истории, выход за рамки устоявшейся схемы не так прост. События ХХ века воспринимают-ся очень остро всеми заинтересо-ванными сторонами, и не только из-за масштабов трагедий, но и потому, что участники тех гено-цидальных событий еще недавно были живы. Не менее важной причиной является то, что любая попытка переосмысления воздей-ствует на современные украиноеврейские политические отноше-ния. В этом смысле травматичная история может использоваться как политический аргумент в момент социального напряжения.

В связи с этим книга “Евреи и украинцы” (Jews and Ukrainians) представляет особый интерес как одна из альтернативных версий совместной истории. Несмотря на то, что это – не первый экс-перимент такого рода,² “Евреи и украинцы” предлагает новый тип нарратива – “параллельное пове-ствование” (по словам авторов), в котором история двух народов максимально переплетена. Такое изложение дает ряд преимуществ как историку, так и читателю.

Во-первых, авторы сознатель-но уходят от примитивного про-тивопоставления Холокоста укра-инскому Голодомору, помещая каждое из событий в контекст того времени и обстоятельств, в кото-рых оно произошло. Во-вторых, в каждом из разделов появляется возможность прослеживать дру-гие процессы, представляя “укра-инскую” или “еврейскую” точку зрения и одновременно избегая национальной изоляции. (Напри-мер, в разделе об украинском на-циональном возрождении долгого XIX века рассказать о еврейских партиях в австро-венгерском пар-ламенте или включить в рассказ о событиях украинской революции 1919–1920 годов обзор положения евреев, историю погромов и пр.).³

Несмотря на то, что книга “Евреи и украинцы” написана со всей строгой академичностью, она рассчитана, прежде всего, на широкий круг читателей и на-поминает хороший учебник для неспециалистов. В этом смысле она будет очень полезна тем, кто только начинает заниматься еврейскими (и украинскими) ис-следованиями.

Рецензируемая книга является результатом совместной работы историков Йоханана Петровского-Штерна и Пола Роберта Магочи. Профессор Петровский-Штерн из Северо-Западного университета в Иллинойсе известен как автор ряда работ, посвященных истории российского еврейства, среди которых особенно хотелось бы отметить “The Golden Age Shtetl” и “The Anti-Imperial Choice”.⁴ Пол Роберт Магочи – автор серии ра-бот по истории Украины, ведущий исследователь русинов – одной из этнических групп Подкарпатской Руси.⁵ Возможно, этим и объясня-ется его несколько специфический взгляд на проблему украинства и появление термина “этнический украинец” на страницах книги. Обоих авторов объединяет особое внимание к украинскому вопро-су – как Штерн, так и Магочи занимаются “реабилитацией” украинской истории в рамках постколониальной традиции исто-риописания.⁶ К примеру, книга Петровского-Штерна “The Anti-Imperial Choice” повествует о пяти поэтах Украины еврейского происхождения, которые, вопреки всеобщей тенденции евреев ин-тегрироваться в русскоязычную культуру, предпочли украинский язык. И хотя эти люди пред-ставляют собой меньшинство, Петровский-Штерн считает их судьбы важной иллюстрацией возможности “другого выбора” и развития полноценной культуры вне гегемонного языка бывшей империи.⁷

Книга “Евреи и украинцы” тоже не лишена этих мотивов: не-смотря на внутренние неурядицы, евреи и украинцы всегда оказыва-ются по одну сторону баррикад. Например, в имперский период они вместе подвергаются дискри-минации “центра”, а во время со-ветской коллективизации вместе страдают от политики “центра”, минуя местный уровень.⁸ Такой подход снимает противоречия между разными группами им-перского населения и сглаживает отнюдь не безболезненную про-блему участия чиновников местного уровня в советском проекте. Иными словами, он работает на концепцию общей истории.

Эта концепция была ранее представлена, в частности, в те-матическом выпуске “Polin” (с подзаголовком “Евреи и украин-цы”) за 2013,⁹ редакторы которого, Петровский-Штерн и Энтони По-лонский, предложили “взглянуть намного шире на отношения между евреями и украинцами” и “выйти за рамки старых пара-дигм конфликта и вражды”.¹⁰ Но, в отличие от сборника как моза-ики из разных авторских статей и методологических подходов, книга – гораздо более цельное высказывание.

Петровский-Штерн и Магочи хорошо понимают, что попытка писать “объективную” историю обоих народов неизбежно упи-рается в проблему “примирения” национальных нарративов.¹¹ Они видят решение этой проблемы в развенчании укорененных в этих нарративах стереотипов: стоит лишь рассказать украинцам и ев-реям друг о друге и о самих себе, а также о “конкретной историче-ской, художественной и прочей реальности, которая стоит за эти-ми стереотипами”,¹² как расхожие стереотипы будут дискредитиро-ваны в общественном сознании. В этом – одна из задач книги.

“Евреи и украинцы” включает двенадцать глав. Первые две гла-вы представляют собой краткий обзор территории нынешней Украины и экскурс в историю обо-их народов от времени появления евреев в Киевской Руси до обре-тения Украиной независимости в 1991 году. Остальные восемь глав (“Economic Life”, “Traditional Culture”, “Religion”, “Language and Publications”, “Literature and Theater”, “Architecture and Art”, “Music” и “The Diaspora”) – тема-тические, посвященные отдель-ным аспектам украинско-еврей-ских взаимоотношений. Они построены по хронологическому принципу, и повествование о прошлом двух народов ведется параллельно. Последние две главы посвящены связи историче-ского прошлого и современности: глава “Современная Украина” (“Contemporary Ukraine”) пред-ставляет собой обзор современных украино-еврейских отношений, а глава “Прошлое как настоящее и будущее” (“The Past As Present and Future”) рисует перспективы сосу-ществования украинцев и евреев в постсоветском мире. Особое внимание в ней отводится рассмо-трению проблемы современного антисемитизма как инструмента политических манипуляций.

Параллельное изложение фак-тов истории (скажем, развитие украинской и идишистской ли-тературы в 1920-е годы) само по себе еще не снимает проблему отдельности репрезентации двух гомогенизированных авторами (евреи – украинцы) националь-ных сообществ, проживающих на одной территории. Aвторы пытаются решить эту проблему, не проблематизируя сами по-нятия евреев и украинцев как этно-конфессиональных групп с четкими границами. Вместо это-го Петровский-Штерн и Магочи реконструируют широкий истори-ческий контекст рассматриваемых событий. Огромное количество карт и иллюстративного материа-ла помогает задавать некое общее, а не просто параллельное, поле.

Изложение развивается от общего к частному, от знакомства с широким контекстом истории Украины и сосуществования укра-инцев и евреев к рассмотрению более конкретных вопросов. В первых двух главах повествуется о “физической” и “человеческой” географии и общем, переплетен-ном, историческом прошлом. Все последующие главы разбиты на тематические блоки (например, экономика или традиционная культура), где поочередно из-лагается каждый из нарративов. Внешние факторы – империя, большевистский режим – часто являются теми “объединителями”, которые позволяют переплести еврейскую и украинскую историю как истории жертв. Повествова-ние ведется от лица угнетенных (евреев и украинцев), отчего, например, рядовому читателя не ясно, почему именно Россий-ская империя подвергала евреев правовой дискриминации. Когда авторы книги говорят от лица угнетенных, логика имперской политики зачастую остается за кадром.¹³ Такая же ситуация скла-дывается и в освещении вопроса еврейской колонизации, которая рассматривается как положитель-ная попытка советской власти “посадить евреев на землю”. В то же время ни слова не говорится о том, что проект в итоге оказался провальным.¹⁴

Нужно признать, что в книге представлен очень большой объ-ем материала, и потому многие важные вопросы освещаются неизбежно фрагментарно. Но, несмотря на это, мне кажется, что “Евреи и украинцы” – одна из наиболее удачных на сегод-няшний день попыток написания совместной истории в рамках парадигмы, которая не декон-струирует реальность гомогенных этно-конфессиональных групп. Достоинством книги является и то, что переплетенная, или парал-лельная, история ХХ века изложе-на авторами с учетом новейшей историографии. Скажем, разделы о Второй мировой войне и Холо-косте включают темы украинской полиции, антисемитизма в Орга-низации украинских национали-стов (ОУН) и проч. Aвторы по-старались осветить эти проблемы максимально объективно, хотя, с моей точки зрения, они уходят от дискуссии о коллаборации.¹⁵ В тоже время, Холокост стано-вится практически центральным сюжетом истории Второй миро-вой войны, и сам факт того, что Холокост рассматривается не как совершенно особая трагедия, но как часть страшного опыта войны в регионе, бросает вызов устояв-шимся подходам национальных нарративов.

Но в целом Петровский-Штерн и Магочи задают телеологию по большей части мирного сосуще-ствования украинцев и евреев в Украине, разрушая множество стереотипов как с одной, так и с другой стороны (например, миф о жидокоммуне или Петлюре, как ответственном за погромы времен гражданской войны, и пр.).¹⁶ Они явно пишут “положи-тельную историю украино-еврей-ских взаимоотношений”,¹⁷ даже

ценой избегания “острых углов”. Книга написана очень доступным языком, но слово “стереотипы” употребляется слишком часто как универсальное объяснение. Например, говоря о Хмельнич-чине, авторы пишут, что “евреи рассматривали украинцев как преступников”.¹⁸ Но здесь мы имеем дело не со стереотипом как таковым, а с исторической ситуа-цией, которая породила опреде-ленные стереотипы. То же самое можно сказать о погромах времен гражданской войны (1917–1921), причина которых – не только стереотипы, которые как-то сами собой проявились в ситуации по-литического хаоса и невозможно-сти контроля со стороны власти. Здесь важно сказать о том, как и почему риторика антисемитизма используется для мобилизации национальных проектов. Задача преодоления “нарратива жертвы” и создания переплетенной исто-рии не отменяет необходимости объяснения логики ситуации, из-учения причин живучести некото-рых стереотипов и саму проблему исторической ответственности.

Кроме того, утверждая, что благодаря лучшей взаимной информированности евреев и украинцев стереотипы исчез-нут, Петровский-Штерн и Маго-чи старательно обходят другую проблему – памяти и обоюдной ответственности, о которой, в частности, говорилось в сборнике “Polin” с подзаголовком, совпа-дающим с названием рецензи-руемой книги.¹⁹ На мой взгляд, о некоторых вещах нужно говорить открыто, несмотря на сверхзадачу написания положительной исто-рии сосуществования. К таким темам, например, относится роль украинцев в Холокосте. Холокост помнят по-разному в украинской и в еврейской среде, и это не только проблема стереотипов, но и разной интерпретации истори-ческих событий в рамках одного из национальных нарративов – украинского или еврейского. К сожалению, при всех попытках переосмысления трагических событий прошлого, украинские историки не приблизились к тому, чтобы говорить о них откровенно и максимально объективно.²⁰

В этом смысле книга “Евреи и украинцы” вряд ли вызовет серьезную дискуссию. Aвторы не занимают крайних позиций. Стремясь к максимальной объ-ективности и сохранению поло-жительного баланса еврейской и украинской истории, они часто перекладывают ответственность окончательных выводов на чита-теля. Они разрушают, а точнее, выявляют стереотипы, но в каж-дом случае проблема или ситуа-ция, стоящая у истоков того или иного стереотипа, требует более детального рассмотрения и часто более сложной интерпретации. Aвторские же попытки привести две истории к некоему общему знаменателю немного напомина-ют советскую концепцию “друж-бы народов”. Однако такой подход не способен объяснить конфликт-ные моменты, эволюцию “сте-реотипов” в новых контекстах, меняющуюся семантику слов “жид” и “еврей” и многое другое, выпадающее из позитивной па-радигмы переплетенных историй групп, еврейская и украинская идентичность которых очевидна для авторов.

Хочется надеяться, что книга “Евреи и украинцы” будет оцене-на как важный шаг в направлении к преодолению национальной эксклюзивности исторических нарративов, а ограничения подхо-да Петровского-Штерна и Магочи будут учтены следующими поко-лениями историков, которые пой-дут по их стопам. Большинство же рядовых читателей безусловно выиграет, прочитав эту книгу и осознав, что история группы, с которой они себя соотносят, раз-вивалась в тесном переплетении с историей группы, которая им часто представляется как совер-шенно отдельная и иная.