In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

Reviewed by:
  • Anarchist Modernity: Cooperatism and Japanese-Russian Intellectual Relations in Modern Japan by Sho Konishi
  • Дмитрий Петров (bio) and андрей Туторский (bio)
Sho Konishi, Anarchist Modernity: Cooperatism and Japanese-Russian Intellectual Relations in Modern Japan (= Harvard East Asian Monographs 336) (Cambridge, MA and London: Harvard University Asia Center distributed by Harvard University Press, 2013). 426 pp., ills. Bibliography. Index. ISBN: 978-0-674-07331-9.

Книга “Анархистская модер-ность: кооперация и японско-рус-ские интеллектуальные отношения в Японии Нового времени” доцента (associate professor) университета Оксфорда Со Кониси представляет собой сложное, многоуровневое научное произведение, в котором малоизвестные исторические фак-ты объединяются в альтернативное видение взаимоотношений России и Японии в частности и скла-дываются в особую философию истории в целом.1 Различные главы книги открывают новые страницы истории анархистских идей, языка эсперанто, функционирования полулегальных международных интеллектуальных сетей, антиво-енного движения и даже теории эволюции.

Органичное объединение столь различных тем в рамках одного вполне последователь-ного и стройного исследования, пожалуй, стало возможно благо-даря разнообразию интересов и необычному жизненному пути автора. Он работал гидом в Но-вой Зеландии, затем участвовал в организации курсов японского языка для взрослых в России в 1990-е годы. Начал получение высшего образования в РФ, полу-чил степень бакалавра в военной академии в США, степень маги-стра в университете Джорджтауна в Вашингтоне, изучая историю международных отношений и философию. В дальнейшем из-учал теологию и историю в уни-верситете Чикаго, где и защитил диссертацию по истории.

Шесть глав книги и предваря-ющее их введение можно предста-вить как встречу двух людей, носи-телей русской и японской культур. Каждая такая встреча – настоящая или вымышленная – предваряет дальнейшее изложение фактов, а также символически выражает главную мысль раздела.

Введение начинается с реаль-ной, но необычной встречи в го-роде Хакодате. На званом вечере, устроенном на борту американского [End Page 394] корабля, встречаются рос-сийский консул в Японии Иосиф Гошкевич и бежавший из сибир-ской ссылки и направляющийся в Америку Михаил Бакунин. Эта встреча государственного чинов-ника и главного пропагандиста анархии в России очень значима для понимания того, о чем пойдет речь в книге: официальная госу-дарственная история встречается с новым, анархистским взглядом на нее. Если консул остается на месте – в Хакодате – то революци-онер отправляется в Новый Свет. Кониси пишет, что его задачей было показать не официальные российско-японские отноше-ния, которые были чрезвычайно ограниченными, а обширные интеллектуальные связи русских и японских мыслителей.

Автор создает собственную систему терминов, в которой ключевыми понятиями выступа-ют анархистская модерность и анархистская история. Под “ко-оперативистской анархистской модерностью” автор понимает особый тип познания и практики, созданный в Японии в процессе коммуникации представителей разных народов, в первую оче-редь, – российских и японских интеллектуалов-анархистов (P. 3). Однако речь идет не о дискуссиях единиц. Со Кониси подчерки-вает, что “анархистская модер-ность” была “главным течением в интеллектуальной и культурной истории Японии с середины XIX по начало ХХ века” (P. 3). Что ка-сается “анархистской истории”, то под ней автор понимает не столько историю анархистского движе-ния, сколько “представление о глобальной истории модерна как о синхронно существующих, по-разному представленных и по-разному воплощавшихся идеях прогресса” (P. 6).

Взгляд на русско-японские от-ношения как на отношения интел-лектуалов, а не государств, имеет множество важных последствий. Во-первых, оказывается, что на фоне минимальных дипломати-ческих контактов влияние рос-сийской культуры было весьма впечатляющим. В качестве дока-зательства Кониси приводит тот факт, что произведения Л. Н. Тол-стого до сих пор сохраняют в Японии пальму первенства среди произведений писателей-европей-цев по количеству изданий.

Во-вторых, предложенный в книге ракурс позволяет “увидеть прежде невидимые для историков вещи”. На смену экзотизации и эстетизации “восточного друго-го” и “границе между Европой и Азией” приходит понимание общ-ности процессов в двух странах, находящихся в схожих условиях (P. 13).

Наконец, в-третьих, на смену традиционной идее конфронтации [End Page 395] двух государств в борьбе за колонии на Дальнем Востоке при-ходит идея совместной разработки альтернативы “западной модер-ности” – нового общества, осно-ванного на кооперации, взаимо-помощи, сохранении и развитии этнических традиций. Однако эта общая работа осуществлялась не государственными институтами, а интеллектуалами обеих стран, мысливших в рамках революци-онной, реформаторской или в це-лом эмансипационной парадигмы. В рамках такого подхода Япония и Россия, а точнее, японская и российская культура выступают как лица, действующие сообща и взаимно обогащающиеся в резуль-тате взаимодействия. Кониси пи-шет: “Следует отметить, что этот перевод [как основная стратегия взаимодействия двух культур – Д. П., А. Т.] не вел к самоколониза-ции (self-colonization), как можно предположить, но освобождал участников взаимодействия от интеллектуальных конструктов, созданных при переводе культу-ры Запада, который вел именно к самоколонизации” (P. 15).

Основную мысль первой главы также можно представить через встречу. Ее название “Revolutsiia meets Ishin” представляет две английских транслитерации – рус-ского слова “революция” и япон-ского “исин”, которое использует-ся в словосочетании “Meiji Ishin”. Его традиционный русский пере-вод – “Реформы Мэйдзи” или “Реставрация Мэйдзи”. Однако во второй половине XIX века это сочетание часто переводилось российскими народниками как “Революция Мэйдзи”. Встреча, которая отражает суть второй гла-вы – несостоявшаяся или заочная встреча мыслителя-анархиста, а в то время – преподавателя русского языка в Токийской школе ино-странных языков Льва Мечникова и японского политического деяте-ля Саиго Такамори. Эта встреча не состоялась, поскольку Мечников прибыл в японскую столицу в 1874 году, после того, как Така-мори ушел со всех занимаемых им государственных постов и перебрался в свой родной город Кагосима. Однако перед нами именно несостоявшаяся встреча, поскольку российский мыслитель был приглашен в Японию лично Такамори, и последний должен был быть его непосредственным патроном и куратором.

1874 год также был ознамено-ван тем, что в России в это время происходило знаменитое “хожде-ние в народ”, которое было инспи-рировано бакунинскими идеями о бунтарской природе крестьянина и окончилось неудачей. Мечников был сторонником эволюционно-го пути к безгосударственному обществу. Его заочная встреча с Такамори – встреча сторонников [End Page 396] постепенного перехода к альтер-нативной анархистской модер-ности. “Революцию Мэйдзи” Мечников оценивал как наиболее радикальную революцию среди всех произошедших в мире. При-чем это была революция изнутри и революция сознательная, кото-рая “открыла” Японию миру, а значит, была шагом к обществу без границ. Анализируя важней-шую историософскую работу Л. И. Мечникова “Цивилизации и великие реки”, Со Кониси даже создает специальный термин – “исин-центричная историчность”. В данном случае исторические события Японии оказывают влия-ние на анархистскую философию истории и тем самым формируют альтернативную модерность.

Кульминация второй главы – встреча православного японца Масутаро Конисси, отправлен-ного получать образование в Киевскую семинарию, и писателя Льва Николаевича Толстого. Ко-нисси предложил проект перевода на русский язык философского трактата “Дао дэ цзин”, кото-рый должен был стать основой взаимодействия православной церкви с японцами, источником к пониманию дальнейшего раз-вития Японии. Эту встречу можно считать встречей двух великих мыслителей: Лао Цзы [в том слу-чае, если авторство “Дао дэ цзин” принадлежит ему – Д. П., А. Т.] и Льва Толстого. Оба мыслителя стали основателями религиозного учения без Бога, оба мыслителя, что еще более важно для рецен-зируемой работы, не признавали “национальных государств”, вы-ступая за естественное общее благо людей.

Для Со Кониси главное значе-ние толстовства в Японии эпохи Мэйдзи в том, что оно стало во-площением “неиерархической и неинституциональной рели-гиозной мысли, независимой от цивилизационного дискурса За-пада” (P. 97), а также – иным по-ниманием христианства, отрица-ющим сведение последнего к роли идеологического фундамента нарождающегося национального государства.

Работа над русским переводом “Дао дэ цзин” шла в тесном кон-такте с Львом Толстым: именно он стал редактором первого рус-ского издания в 1894 году. Вновь влияние русской и японской культуры в рамках этой встречи было взаимным. Толстой, редак-тируя произведение Лао Цзы, смог найти ответы на некоторые вопросы в рамках размышления над “универсальной религией”. Народ Японии стал одним из сообществ, где “универсальная религия” Толстого получила распространение и широко об-суждалась. Конисси перевел на японский язык работы Толстого [End Page 397] “В чем моя вера”, “Исповедь”, а впоследствии и “Крейцеровой сонаты”. Для автора “Анархист-ской модерности” переводческая деятельность Конисси была по-пыткой создания новой религии для нового незападного общества.

Квинтэссенция третьей главы – встреча и рукопожатие двух на-родов, русского и японского. На одной из карикатур, опубликован-ных в журнале “Хеймин симбун”, изображены обливающиеся потом русский и японский рабочий, которые пожимают друг другу руки. На плечах у рабочих стоят императоры России и Японии, которые сражаются на шпагах (P. 186). Здесь вновь автор в ан-глийском тексте пользуется двумя неанглийскими словами: русским “народ” и японским “хеймин” (‘народ или сообщество равных’). Антивоенное движение приводит к распространению в обществе концепции “хеймин”. Для Кониси “хеймин” одновременно является народом – сообществом, чьи ин-тересы расходятся с интересами государства. Но, с другой сторо-ны, сообщество без власти – про-тотип для бесклассового мирового общества новой эпохи.

Интересно отметить, что идея человека без государства была тайной путеводной звездой для мыслителей начала XX века. В частности, считается, что поиск людей без государства привел к становлению такой науки, как со-циальная антропология в целом. Культурным героем и отцом-ос-нователем этой науки является поляк Бронислав Малиновский, который на момент проведения полевого исследования на Тро-бриандских островах не имел от-ечества: Польша была разделена между Российской, Германской и Австро-Венгерской империя-ми.2 Таким образом, человек без государства основал целое на-правление исследований людей без государств. В книги Кониси мы вновь видим обращение к идее человека без государства и ее вли-яние, в частности, на антивоенные статьи В. И. Ленина (P. 185).

В ХХI веке идея изучения “безгосударственности” как фе-номена человеческой культуры и социальной мысли нашла про-должение в концепции “анархист-ской антропологии”, выдвинутой Дэвидом Гребером – профессором антропологии в Лондонской шко [End Page 398] экономики.3 С пониманием Со Кониси “анархистской истории” как плюрализма представлений о прогрессе коррелирует мысль Дэвида Гребера о “потребности в разнообразии глубоких теорети-ческих перспектив, объединенных только определенными общими принципами и соображениями”.4

Суть четвертой главы – “Исто-рический сдвиг” – передает встре-ча японского просветителя Такео Арисимы и Петра Кропоткина в доме последнего в Лондоне. Ос-нованный Арисимой на острове Хоккайдо Сельскохозяйственный колледж в Саппоро стал трибуной, где активно обсуждались произ-ведения П. Кропоткина. Именно в ходе этих дискуссий, как считает Кониси, родилось особое видение философии истории, как процес-са, зависящего от “морального действия” и отталкивающегося от повседневной жизни рядовых людей.

Пятая и шестая главы посвя-щены распространению языка эсперанто в Японии и естествен-нонаучным концепциям коопе-рации (И. И. Мечников, Ж.-А. Фабр). Содержанием этих глав является своеобразная встреча всех со всеми. Как пишет сам автор: “Мечников не знал Котоку. Котоку не знал Арисиму. Арисима не знал Толстого. Кропоткин не знал Конисси… Однако каждый из них был связан друг с другом через распространение и перевод с языка одной культуры на язык другой мыслей об анархисткой модерности” (Pp. 243-244). В этих главах говорится о конкретных проектах “анархистской модер-ности”, воплощенных в рамках “западной модерности”.

Если объединить все реальные и виртуальные “встречи”, то обна-руживается определенная логика, которая подводит нас к главному вопросу книги. Встреча японских и русских мыслителей, выработка альтернативной религии, альтер-нативной концепции истории, альтернативного языка и даже соз-дание естественнонаучной пара-дигмы должны были завершаться созданием нового альтернативного общества. Выводы автора, скорее, декларативны: надо вспомнить анархистское прошлое Японии и России, знать, что ряд культурных феноменов современной Японии уходит корнями в альтернативную анархистскую модерность, и про-должать развивать общественные институты без авторитарной вла-сти, основанные на взаимопомо-щи. Эти идеи прекрасны. [End Page 399]

Однако такое общество не было построено ни в Японии, ни в России. На наш взгляд, главный вопрос, который возникает под влиянием этой чрезвычайно ув-лекательной и необычной книги: представляют ли анархистские структуры альтернативной модер-ности фундамент, который можно использовать для построения нового общества в наши дни? Или же они представляют собой исключительно историческую ценность, и их следует изучать как руины великой, но однозначно ушедшей в прошлое цивилизации (альтернативной модерности) идеалистов и оптимистов?

Анархистская модерность ча-стично воплотилась в жизнь. Па-радигма коллективистского анар-хизма сыграла значимую роль в революционных процессах в Рос-сии (в 1917–1921 гг.) и в Испании (1936–1939 гг.). Она продолжает свой исторический путь в социаль-ных и политических движениях современности. Анархистские идеи прямой демократии, обще-ственной и экономической коо-перации в той или иной степени оказали влияние на формирование идейного облика альтерглоба-листского (антиглобалистского) движения, движения сапатистов в Мексике и движения курдов за автономию Курдистана и других заметных действующих сил акту-альной мировой политики.

Ныне принципы горизон-тальных общественных связей и добровольного коллективизма практикуются в автономии Рожава на севере Сирии, где компактно проживает несколько миллионов курдов. Авторы социального экс-перимента в Рожаве стремятся за-ложить в фундамент местных об-щественных структур принципы, описанные Со Кониси как важное совместное достояние россий-ских и японских интеллектуалов эпохи Мэйдзи: взаимопомощь и кооперация вместо конкуренции и доминирования (Pp. 29-31). И так же, как анархисты рубежа XIX и ХХ веков, современные курдские революционеры понимают борьбу за освобождение шире и много-образнее, чем просто “борьбу классов”, а понятие “народ” для них важнее и сложнее, чем Марк-сов пролетариат. На идеологию Рожавы наибольшее влияние оказал американский социальный мыслитель, теоретик анархизма и “либертарного муниципализма” Мюррей Букчин. Однако взгляды самого Букчина, как и почти вся парадигма современного коллек-тивистского (“кооперативист-ского”, в терминах Со Кониси) анархизма, сформировались под сильнейшим влиянием филосо-фии Петра Кропоткина. Именно через Кропоткина можно “пере-бросить мост” из сегодняшнего дня к тому идейному дискурсу, [End Page 400] который Со Кониси исследовал на примере российско-японских связей.

В качестве заключения, хо-телось бы высказать несколько соображений о том, насколько книга будет интересна русскому читателю. Основная идея – аль-тернативное прочтение взаимо-отношений Японии и России, в частности, и Запада и Востока, в целом, не так необычна для рос-сийского читателя, как для чита-теля англоязычного. Так, говоря об особом, “не-западном” взгляде российских путешественников на Японию, автор ссылается на рус-скоязычную книгу К. М. Азадов-ского и Е. М. Дьяконовой “Баль-монт и Япония” (P. 13).5 Иными словами, русским читателям ряд мыслей Со Кониси будет знаком из русскоязычных работ.

С другой стороны, хорошее знание русской и японской исто-рической литературы, работа в российских архивах (в частно-сти, в фонде русского зарубежья ГАРФ), знание хитросплетений антропологических концепций современного англоязычного на-учного сообщества делают эту книгу важным этапом в изучении альтернативной философии исто-рии, русско-японских научных контактов, а также взаимодей-ствия полулегальных сетей обще-ния в России и Японии.

Наконец, книга будет интерес-на широкому кругу читателей, поскольку очень четко описывает новую систему координат, новые исследовательские рамки “анар-хистской историчности”. В част-ности, авторы данной рецензии увидели неслучайное совпадение в том, что, подобно Ж.-А. Фа-бру, который отказался от пре-парирования насекомых и начал наблюдать за ними, Н. Н. Ми-клухо-Маклай отказался от анато-мического и антропологического исследования папуасов и перешел к описанию их повседневной жизни.6 Рассмотрение знакомых объектов исследования через при-зму “анархистской модерности” позволит открыть новые, до этого затененные их грани. [End Page 401]

Дмитрий Петров

Дмитрий БРАТКИН, к.и.н. доцент, институт философии, Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург, Рос-сия. bratkin@yandex.ru

андрей Туторский

Андрей ТУТОРСКИЙ, к.и.н., доцент, кафедра этнологии, историче-ский факультет, Московский государственный университет, Москва, Россия. tutorski@mail.ru

Footnotes

1. При упоминании фамилии автора книги используется транскрипция “Кониси”; при упоминании автора первого перевода “Дао дэ цзин” на русский язык – Маса-туро Конисси – для удобства читателей используется дореволюционный вариант кириллической транскрипции фамилии.

2. Подробнее об этом см.: А. А. Никишенков. Лекция № 11. 17 декабря 1997 года. Интерпретативный поворот. Культурная критика, феминистская антропология, критика экспериментальности, завершение кризиса // Исторические исследова-ния (электронный научный журнал исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова). 2016. № 4. http://www.historystudies.msu.ru/ojs2/index.php/ISIS/article/view/61 (последнее посещение: 20.09.2016).

3. На русском языке вышли следующие работы Дэвида Гребера: Д. Гребер. Фрагменты анархисткой антропологии. Москва, 2014; Д. Гребер. Долг: первые 5000 лет истории. Москва, 2015.

4. Д. Гребер. Фрагменты. С. 11.

5. К. М. Азадовский, Е. М. Дьяконова Бальмонт и Япония. Москва, 1991.

6. П. Л. Белков, Т. И. Шаскольская, А. А. Лебедева, А. А. Винецкая и др. Старое и новое в изучении этнографического наследия Н. Н. Миклухо-Маклая: очерки по историографии и источниковедению. Санкт-Петербург, 2014. С. 23.

...

pdf

Share