In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

Reviewed by:
  • Perestroika: Process and Consequences ed. by Markku Kangaspuro et al.
  • Юрий Латыш (bio)
Markku Kangaspuro, Jouko Nikula and Ivor Stodolsky (Eds.), Perestroika: Process and Consequences (Helsinki: Finnish Literature Society, 2010). 382 pp., ills. ISBN: 978-952-222-182-7.

Перестройка: процесс и следствия

Более 30 лет отделяют нас от времени начала Перестройки – явления, которое во многом определило развитие мира в последующие десятилетия. Неожиданный крах альтернативной западному капитализму политико-экономической модели, исчезновение “второго мира” и появление на мировой арене полутора десятка новых независимых государств перекроили геополитическую карту не меньше, чем распад Римской империи или мировые войны.

Неудивительно, что Перестройке посвящено огромное количество публикаций: публицистики, научных исследований, воспоминаний. Причем на Западе эта тема вызывает куда больший интерес, чем на постсоветском пространстве, и вот уже три десятилетия находится среди крайне популярных научных проблем.

Вышедший в 2010 г. сборник статей “Перестройка: процесс и следствия” собрал под одной обложкой доклады участников 7-й ежегодной конференции Александровского института университета Хельсинки (осень 2007 г.). Представители таких разных дисциплин, как философия, экономика, политология, культурология и история, предложили свое осмысление “семи лет, которые потрясли мир”, а также последствий этих потрясений для России, Восточной Европы и мира. Составители сборника предлагают рассматривать Перестройку как эволюционный транснациональный процесс, глубоко повлиявший не только на Советский Союз, но и на развитие всего мира. Хотя статьи не дают исчерпывающих ответов на все вопросы, связанные с горбачевской эпохой, они задают новое видение этого важного исторического периода.

Открывает сборник вводная статья М. Кангаспуро “Анатомия Перестройки”, в которой делается попытка обозначить краеугольные вопросы реформ и основные подходы к их осмыслению в историографии. Среди наиболее важных и обсуждаемых вопросов автор выделяет следующие: причины Перестройки, мотивы и источники разработки “нового мышления” и закономерность коллапса СССР; роль и намерения М. Горбачева; сущность Советского Союза как политического и социального проекта и характер межнациональных отношений в нем. [End Page 471]

Ю. Шеррер в статье “Перестройка в ретроспективе: историческое сознание и ответственность” рассуждает о том, как Перестройка и гласность сформировали новое восприятие советского прошлого. Советская история в целом, преступления сталинизма, сущность Октябрьской революции и прочие вопросы прошлого стали предметом широких дискуссий. Исторические открытия, посмертная реабилитация репрессированных при Сталине партийных лидеров и ученых потрясли основы легитимности Советского Союза и моральные устои Коммунистической партии. Шеррер полагает, что в этом отношении переломным стал 1990 г., когда был открыт доступ к архивам.

Истокам и основным политико-правовым теориям М. Горбачева посвящена статья К. Рууту “Основные концепции и действующие лица Перестройки”. По ее мнению, хотя сама идея Перестройки разрабатывалась в течение длительного времени с привлечением ученых, интеллектуалов и политиков, никакой единой концепции реформ не существовало, что определяло их хаотичность. Понятия свободы, гласности, открытости, введенные Горбачевым для описания современного ему “реформированного” гражданина Советского Союза, скоро вышли из-под его контроля. Политические противники Горбачева адаптировали их для своих сепаратистских и национальных проектов.

Вопросов гласности коснулся также Ю. Пиетилайнен в статье “Перестройка и изменения освещения социальных проблем в газетах”. Этот автор подчеркивает относительно независимую и возрастающую роль средств массовой информации в проведении политики гласности. Если в начале Перестройки СМИ использовались, как обычно в СССР, для продвижения политических кампаний партии и как оружие Горбачева в борьбе против партийных консерваторов (с помощью скандальных разоблачений преступлений сталинизма), то в дальнейшем СМИ начали критиковать и выявлять недостатки режима и преступления Советского Союза вполне независимо. При этом пресса часто преувеличивала недостатки, поощряла выражение недовольства, не предлагая ничего для выхода из сложившейся ситуации.

Продолжением данной темы является статья О. Малиновой “Делая общественные дискуссии возможными: Перестройка и развитие публичной сферы”. Автор подчеркивает, что в течение нескольких лет советское общество прошло путь от господства “единственно верной” идеологии [End Page 472] до конкуренции разнообразных политических идей. При этом опыт России и других посткоммунистических стран свидетельствует, что заявления о свободе выражения мнений, отсутствие цензуры и, по крайней мере, формальное развитие многопартийной системы являются важными, но недостаточными условиями для утверждения политического плюрализма.

Реакция стран Восточной Европы на политику Перестройки анализируется в целом ряде статей сборника. Так, болгарская перспектива представлена Д. Попи-лиевой и С. Колевой (“Клуб в поддержку гласности и перестройки в Болгарии”), а венгерская – К. Миклоши (“Элита и Перестройка накануне Перестройки в Венгрии”). По мнению Миклоши, предпосылками Перестройки и “нового мышления” можно считать хрущевские эксперименты, косыгинскую реформу, Пражскую весну 1968 г., экономические реформы в Венгрии (“Новый экономический механизм”), а также польские реформы в экономике 1970-х годов и оппозиционное движение 1980-х. Автор суммирует эти реформы как поиск несоветского пути строительства социализма.

Эту тему развивает М. Дэн-джерфилд в статье “Перестройка и реформа повестки дня для СЭВ – новое направление или тупик?”. Он утверждает, что еще до прихода к власти Горбачева внутри СЭВ существовали серьезные сомнения относительно возможности сохранить социалистическую экономику, даже в ее венгерском варианте “рыночного социализма”. Согласно этой точке зрения, Горбачев и его команда оперировали старыми идеями, которые некоторые из социалистических стран уже отвергли и в итоге оказались перед выбором между рыночной экономикой и отсутствием реформ вообще. Восточноевропейские страны к тому времени искали выход из кризиса в экономических отношениях с Западом, то есть за пределами социалистического сообщества и СЭВ.

Перестройка не ограничивалась только сферами политики и экономики, а запустила также культурные и моральные процессы, повлекшие за собой обновление общественных норм и ценностей. Не случайно ряд авторов подходит к изучению советского общества эпохи Перестройки с точки зрения культурного дискурса и исследований интеллигенции.

Э. Свидерский в статье “Советская философия и Перестройка – уничтожение сообщества дискурса?” проанализировал развитие философской мысли в СССР. Автор прослеживает, как [End Page 473] под влиянием “нового мышления” на смену поискам “аутентичного” марксизма-ленинизма и попыткам очистить его от сталинистских искажений пришло сомнение относительно самих основ марксизма-ленинизма. На основных символах советской и русской истории, в частности, на изменениях представлений о женской памяти о войне в советской литературе 1980-х гг., фокусирует внимание К. Кирккоярви – автор публикации “Советские женщины в Великой Отечественной войне – Перестройка памяти”. Она приходит к выводу, что “переписывание” темы “женщина и война” началось еще до начала Перестройки, которая, тем не менее, способствовала окончательному слому героического канона. Б. Виккер в статье “Политизация Александра Солженицына в Советском Союзе, 1987–1992” показывает, как публичная реабилитация Солженицына в 1990 г. отразила весь спектр произошедших политических, культурных и даже “идеократических” изменений в Советском Союзе.

Литературный процесс в постперестроечном СССР и Восточной Европе анализируется в статьях Т. Хуттунена “Русская смерть Автора: больше или меньше, чем поэт” (посвящена направлению концептуализма в русском искусстве) и У. Хованец “К реальности фаст-фуда: 1990-е и преобразования в польской литературе”. Последняя показывает, как события Перестройки привели к переоценке социалистического прошлого в Польше и конструированию идеалистических представлений о капиталистическом мире.

Статья В. Пууронена “Этнические шутки в России – форма бытового расизма?” поднимает проблему роста русского национализма и расизма и отражения этого процесса в анекдотах. Ученый утверждает, что хотя этнические шутки существовали и в Советском Союзе, они еще более распространились в конце советского и в постсоветский период.

Отражение перестроечной “базовой модели” национальной гордости в деятельности молодежных пропутинских движений “Идущие вместе” и “Наши” проанализировал Ю. Лассила. Предметом исследования Э.-М. Сатр стали женские стратегии предпринимательства и выживания в регионах России.

В концептуальном введении к сборнику М. Кангаспуро констатировал, что через 20 лет после падения Берлинской стены Россия не похожа на другие страны Восточной Европы, так как ее развитие не вписывается в идеальную картину западной либеральной демократии, основанной на капиталистических отношениях. Это, [End Page 474] по мнению автора, объясняется особенностями исторического пути России. С другой стороны, участники конференции 2007 года согласились, что в результате Перестройки Россия пошла по общему “западному” пути развития, но адаптированному к ее уникальной культуре и истории.

Рецензируемый сборник подводит черту под определенным этапом постсоветского и постперестроечного развития, все еще относительно мирным и проходившим под знаком господства либеральных ценностей, рыночной экономики и в сени звезднополосатого зонтика безопасности. Сегодня эта система переживает многофакторный кризис. Новые контексты требуют дальнейшего изучения Перестройки и “нового мышления”, в том числе – как не до конца использованного шанса на мирное и демократическое развитие. [End Page 475]

Юрий Латыш

Юрий ЛАТЫШ, к.и.н., доцент, кафедра истории для гуманитарных факультетов, Киевский национальный университет им. Тараса Шевченко, Киев, Украина. j_latysh@ukr.net

...

pdf

Share