Trust: A History by Geoffrey Hosking (review)

Своеобразным вступлением к рецензии на книгу британского историка Джеффри Хоскинга “Доверие. История” может быть фрагмент из философской работы Дэвида Юма “Трактат о человеческой природе” (Книга 3, часть 2, раздел 5):

Ваша рожь поспела сегодня; моя будет готова завтра; для нас обоих выгодно, чтобы я работал с вами сегодня и чтобы вы помогли мне завтра. Но у меня нет расположения к вам, и я знаю, что вы так же мало расположены ко мне. Поэтому ради вас я не возьму на себя лишней работы, а если бы я стал помогать вам ради себя самого в ожидании ответной услуги, то знаю, что меня постигло бы разочарование и что я напрасно стал бы рассчитывать на вашу благодарность. Итак, я предоставляю вам работать в одиночку; вы отвечаете мне тем же; погода меняется; и мы оба лишаемся урожая вследствие недостатка во взаимном доверии и невоз можности рассчитывать друг на друга.

Этот фрагмент, на мой взгляд, очень четко указывает на те проблемы, которые исследует Джеффри Хоскинг. Центральной темой книги является доверие и недоверие в их социальном измерении. Как утверждает сам автор, это исследование пытается определить, что значит доверие и недоверие в разных обществах в разные периоды истории для того, чтобы лучше понять, что мы сами имеем в виду, когда говорим сегодня о потере доверия. Причем следует заметить, что это не первая работа автора, посвященная данной про-блематике. Можно вспомнить о книге, которая была посвящена экономическим аспектам доверия “Доверие: деньги, рынки и общество” (Trust: Money, Markets, and Society).¹ В ней рассматривается взаимное доверие как важный элемент глобальной экономики, поскольку современная рыночная экономика без доверия приводит лишь к социальным проблемам и бедствиям. Поэтому в поисках предпосылок будущей стабильности, согласно Джеффри Хоскингу, мы должны понять характеристики доверия. Книгу “Доверие. История” можно воспринимать как продолжение исследований доверия – здесь автор ищет причины современного кризиса доверия в разных сферах социальной жизни и культуры, обращая особое внимание на исторические предпосылки современных проблем.

Если обратиться к социальной и политической теории, мы найдем целый ряд исследований, которые посвящены разным аспектам доверия. Среди наиболее известных – работы Френсиса Фукуямы (“Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию”), Роберта Патнэма (“Одинокая игра в боулинг”), Ивана Крастева (“Управление недоверием”). Сам Джеффри Хоскинг не раз ссылается на исследования со-временных польских социологов Петра Штомпки и Барбары Миштал, которые, располагая опытом жизни в социалистическом обществе, особенно чувствительны к недоверию, порожденному социальной системой.

Однако следует отметить и специфику подхода Джеффри Хоскинга к проблеме доверия. Объясняя свою методологию, автор обращается к исследованиям Мишеля Фуко. Французский философ-постструктуралист, как известно, разработал концепцию “генеалогии власти”. На основании ревизии “классического” понимания власти и опровержения устоявшихся постулатов, с помощью которых определяли ее сущность, Фуко представляет власть как разнообразие отношений; она воспроизводится в каждый момент и в каждой точке социальности. Фуко, без сомнения, удалось глубоко проникнуть во многие аспекты социальной системы, а его понятие “генеалогии” и постструктуралистская методология анализа общества имеют важное значение для социологических, исторических и философских исследований социальных проблем. Однако, согласно Хоскингу, эксклюзивное внимание Фуко к власти “искажает” историческую исследовательскую перспективу. Большинство историков и так отдают предпочтение изучению социальных явлений, которые можно отнести к “макроистории”. В статье “Почему нам нужна история доверия”, которая была переведена на русский язык, Хоскинг пишет, что многие историки готовы стать на сторону Макиавелли и его понимания социальной и политической жизни:

В целом нас интересует вопрос об эффективности власти в обществе, нежели о распределении доверия; социальная солидарность, установленная сверху, нежели генерируемая снизу. Кроме того, историков больше интересует конфликт, нежели стабильность. Мы больше пишем о том, как происходят войны и революции, нежели о том, как избежать конфликта и предотвратить революции. У нас есть историки многих направлений – изучающие политическую власть, этническую и национальную идентичность, гражданское общество, экономическое развитие, семью, религию и т.д. Но не доверие, которое лежит в основе этих явлений.²

Именно эту важную нишу исторических исследований пы-тается занять Хоскинг, предлагая заменить “генеалогию власти” генеалогией доверия.

Вторым известным исследователем обществ, которому Джеффри Хоскинг пытается противопоставить свою концепцию, является антрополог Клиффорд Гирц, также оказавший значительное влияние на историков. Понимая культуру как социальную систему значения, Гирц пытается освободить антропологию от наблюдений за поведением и настаивает на том, что важнее анализировать семантику поведения. Хоскинг же считает ошибочной методологию “насыщенного описания”, разработанную Гирцем и интерпретирующую социальное поведения человека как текст: “проводя ‘насыщенное описание’ петушиных боев на Бали, он [Гирц – Д. Ш.] описывает драму как текст, который сравнивает с ‘Макбетом’” (С. 5). Таким образом, делает вывод Хоскинг, анализ социальных практик как текста может быть способом интерпретации повторяющихся действий, но он не позволяет нам понять, как люди принимают решения и действуют в специфических социальных условиях.

Нельзя сказать, что у Хоскинга совершенно нет предшественни-ков в историографии, подходы которых он бы разделял. Например, Хоскинг говорит о работах Уте Фреверт, которая рассматривает изменения использования слова “доверие” и производных от него слов в разных европейских языках в разные периоды. Однако замысел Джеффри Хоскинга более амбициозный:

Моя цель в этой книге пойти дальше, рассматривая не только это слово, но также все семантическое поле вокруг него, вместе с его социальным контекстом и различными способами, с помощью которых разные общества стремились создать и поддержать солидарность

(C. 7).

Специфику собственного подхода к изучению доверия Хоскинг определяет двояко. Во-первых, его предшественники пытались отделить доверие от других понятий и предложить универсальную теорию, применимую к любому обществу. Хоскинг, со своей стороны, разрабатывает противоположную исследовательскую стратегию – он рассматривает доверие в специфических исторических обстоятельствах и социальных условиях и в связи с другими понятиями. Так, на с. 29 он предлагает семантическую концепцию доверия, которая представляет его соотношение с такими понятиями, как свобода-принуждение, уве ренность-неуверенность, а также надежда, согласие, опора, вера, ожидание и др. Во-вторых, если многие социальные теоретики обращают внимание на рефлексивное или осознанное доверие (речь идет о случаях, когда люди делают сознательный выбор, каких людей или институции наделять доверием), то Хоскинг настаивает на том, что нерефлексивное, неосознанное доверие не менее важно, поскольку оно пронизывает наши социальные убеждения и практики.

Доверие и недоверие воспринимаются в работе как важные факторы функционирования общества. Они создают особенную “социальную грамматику”:

…способ выстраивания наших отношений друг с другом, доверия или недоверия друг к другу значительно определяет наше социальное поведение. Чтобы принимать решения или действовать в реальной жизни, мы нуждаемся в доверии к другим людям, к социальным институтам или попросту к будущему

(C. 22).

Эта “грамматика” невидимая, но, тем не менее, в значительной мере определяющая характер отношений в обществе. Обыденное доверие, над которым мы не рефлексируем, составляет ткань нашей каждодневной жизни.

Второй раздел книги, “Кокосовая пальма. Взлеты и падения доверия”, посвящен поиску ответа на вопрос: “Чем являются доверие и недоверие в их социальном измерении?” Почему в названии появляется “кокосовая пальма”? Джеффри Хоскинг вспоминает слова одного индийского политика, которые характеризируют принцип “взлета и падения” (не) доверия: “Доверие растет со скоростью роста кокосовой пальмы, а падает со скоростью падения кокосового ореха”.

В этой части книги мы находим попытку определить доверие, а также представить наиболее значительные подходы к его пониманию. В частности, Хоскинг выделяет три аспекта слова “доверие”, которые указывают на сложность феномена социального доверия/недоверия: чувство, позиция, отношение. Доверие связано с чувством защищенности, отсутствия угрозы, безопасности (недоверие, в свою очередь, порождает чувство угрозы, незащищенности). Эти чувства имеют индивидуальный характер, но при этом они в значительной мере порождаются социокультурными обстоятельствами. Доверие связано с позицией, занимаемой людьми по отношению к социальному миру и его структурам. Позиции не неизменны, хотя они более стабильны, чем чувства. Доверие проявляется также как отношение к другим людям и институциям.

Джеффри Хоскинг предлагает две дефиниции доверия (C. 28):

1. 1. привязанность к отдельным людям, группе людей или институции, основанная на обоснованной, но не полной уверенности, что он/она/они будут действовать мне во благо.

2. 2. ожидание, основанное на хороших, но не совершенных, данных, что события будут разворачиваться без вреда для меня.

В книге проанализированы также два основных подхода к доверию. Первый из них репрезентирован функционализмом (Никлас Луман) и теорией рационального выбора (Рассел Хардин). Согласно функционализму, доверие есть функция отношения к сложности мира – что Хоскинг характеризует как чрезмерно редукционистскую трактовку. “Теория Лумана, – пишет он, – предполагает, что доверие является всего лишь удобством, она ничего не говорит о факторах, которые побуждают индивидов скорее к доверию, чем к недоверию” (С. 34). Концепцию доверия, разработанную на основании теории рационального выбора, Джеффри Хоскинг объясняет с помощью ставшей классической модели “дилемма заключенного”. Это игровая модель демонстрирует рациональные основания доверия.

Второй фундаментальный подход к доверию представлен нормативизмом (в частности, в книге обращено внимание на экзистенциализм и коммунитаризм). Общее понимание доверия здесь основывается на следующем тезисе: люди проявляют доверие, поскольку они хотели бы, чтобы другие проявляли доверие к ним, и это предполагает, что они сами должны быть надежными. Доверие здесь воспринимается как то, что имеет для индивида моральный смысл.

Хоскинг избегает строгой приверженности одному из указанных подходов. Он убежден, что для понимания такого сложного социального феномена, как доверие, важно и функциональное и нормативное объяснение. Более того, он ищет основания социального доверия в фундаментальных структурах человеческого бытия. В частности, в одной из глав книги доверие определяется как элемент человеческого бытия, который дан “по умолчанию”. Обоснованием такого определения является “доверие младенца к матери”, о котором писал в свое время Эрик Эриксон. Именно этот вид доверия лежит в основе идентичности человека, характера его отношения к другим людям и миру.

Хотя в название книги выне сено “доверие”, ее можно читать также и как историю недоверия. В конце концов, ознакомление с каждой концепцией доверия, представленной в социальной теории или политологии, показательно с точки зрения того, насколько доверие и недоверие тесно связаны между собой, взаимно порождая друг друга. Доверие, утверждает Хоскинг, нестабильно, и в один момент оно может стремительно смениться недоверием. И наоборот, даже в ситуации тотального недоверия существуют предпосылки для возрождения доверия.

Своеобразным “осевым временем” недоверия в книге выступает советское общество времен сталинизма. Анализу этого периода истории посвящен первый раздел книги. Этот период выразительно демонстрирует быстрое порождение недоверия, которое захватывает публичную сферу, разрушая ее. В обществе тотального недоверия никому нельзя верить (Хоскинг вспоминает, что даже сам Сталин говорил: “Я никому не верю, я не верю даже себе самому”.)

Сталинский террор для автора книги является катастрофическим надломом доверия как в целом в стране, так и в партийно-государственном аппарате. Сталин изображен как человек, который идеально воплощает построенную им систему: “…осторожный, гибкий, наблюдательный, бдительный, мстительный, безжалостный, он был виртуозным управляющим обществом, в котором процветает недоверие” (С. 15). Вера Сталина в то, что однопартийцы утратили бдительность в условиях вражеского окружения, требовала распространения на все общество нарратива заговора врагов и предательства друзей. В результате недоверие перестало быть контролируемым и стало повсеместным. Тем не менее, следует заметить, что распространение недоверия по горизонтали сопровождалось почти безоговорочным вертикальным доверием к вождю. В этом отношении закладывается также измерение политического недоверия к врагам и персонального доверия к Сталину. Как выразительный пример переплетения этих метаморфоз доверия и недоверия в книге Джеффри Хоскинга приводится фрагмент письма Бухарина, которое он написал к Сталину, будучи арестованным и ожидая суда. В этом письме Бухарин признает, что партия должна быть безжалостной к врагам, и в то же время он обращается к Сталину как другу, выпрашивая у него помилования:

  Боже, какой я был мальчишка и дурак! А теперь плачу за это своей честью и всей жизнью. За это про-сти меня, Коба. Я пишу и плачу… О, Господи, если бы был такой инструмент, чтобы ты видел всю мою расклеванную и истерзанную душу! Если бы ты видел, как я внутренне к тебе привязан, совсем подругому, чем Стецкие и Тали…

(C. 10).

Публичная сфера в период террора и недоверия превращается в суррогат публичности. Автор книги отмечает, что, не находя пространства для обмена идей и критики власти, люди создают своеобразные “заменители” публичного дискурса. Как пример в книге приводятся письма, которые советские граждане писали лично Сталину, Молотову, Калинину или в газеты. Эти послания характеризуются тем, что трудно четко определить – притворно они создавались или искренне. Подобные письма часто были инструментом террора, поскольку порождали новые обвинения и преследования.

Недоверие в этот период, как отмечает Джеффри Хоскинг, не только разрушает публичную сферу, но проникает и в сферу приватного, внедряясь в семейные отношения. В книге вспоминается история Юлии Пятницкой, жены работника Коминтерна Осипа Пятницкого, который был арестован в 1937 году. После ареста мужа она подверглась бойкоту со стороны знакомых. Тем не менее, в своем дневнике она воспроизводит понятия и нарративы, которыми оперировала власть. Она писала, что ее муж попал в окружение шпионов, и выказывала желание бороться с врагами советской власти.

Обращаясь к истории Советского Союза, Джеффри Хоскинг указывает на тот факт, что многие исследователи воспринимают СССР, а также Россию как особенный социокультурный случай. Таким образом, возникает вопрос, можно ли использовать советскую/российскую историю как основание для общих выводов, применимых для современных западных обществ? Автор дает положительный ответ, считая, что история тотального недоверия в СССР является важным уроком для понимания современного кризиса доверия.

Доверие имеет глубокие культурные основания, поскольку связано с символическими системами. Эта проблема анализируется в книге с опорой на концепцию символических систем Эрнста Кассирера, который утверждал, что человек − это “символическое животное”, живущее в символической вселенной. Джеффри Хоскинг, в свою очередь, добавляет к этому, что история доверия тесно связана с историей символических систем. Он выделяет следующие символические системы, на кото рые мы полагаемся, стабилизируя нашу социальную жизнь: 1) язык, позволяющий артикулировать комплекс понятий и мыслей; 2) миф, обеспечивающий нарратив, который объясняет структуру мира; 3) религия, дополняющая миф и дающая дополнительные ресурсы для обеспечения доверия; 4) наука, дающая максимально объективные рамки для объяснения мира вокруг нас; 5) закон, поддерживающий социально санкционированные рамки персональных и институциональных отношений; 6) культура и искусство, которые устанавливают рамки субъективного восприятия мира; 7) деньги, позволяющие обмениваться товарами и услугами с людьми, о которых мы ничего не знаем.

В качестве особенных символических систем, которые проявляют доверие в обществе, Джеффри Хоскинг выделяет религию (глава 3) и деньги (глава 4). Религия выполняет ряд функций, связанных с формированием доверия: эпистемическую (предлагает надежное знание о мире); экзистенциальную (влияет на формирование идентичности); спасительную (предлагает путь к спасению); аффективную (связанная с проявлением эмоций и поддержкой во время трудностей и кризисов); социальную/культурную (под-держка социальных и культурных институций и социокультурного контекста, в рамках которого люди могут взаимодействовать, доверяя друг другу). В главе, посвященной религии, Джеффри Хоскинг детально анализирует связь этой символической системы с доверием на разных исторических этапах ее развития, а также обращается к специфике разных религиозных традиций.

В части книги, посвященной деньгам как символической системе, автор ставит вопрос: деньги – это творец или разрушитель доверия? С одной стороны, деньги способствуют формированию доверия, поскольку играют роль посредника в обмене благами и услугами с незнакомыми нам людьми. Но с другой стороны (особенно если брать во внимание современность), отношения, опосредованные деньгами, начинают “колонизировать” сферы, которые раньше не были включены в рыночные отношения. Джеффри Хоскинг ссылается на довольно известную работу политического философа Майкла Сэндела “Чего нельзя купить за деньги”, который отмечает, что современность все более выразительно демонстрирует трансформацию: из общества с рыночной экономикой мы превращаемся в рыночное общество, в котором все большее количество социальных феноменов и отношений оценивается деньгами. Кроме того, проблема доверия к деньгам рассматривается в книге Хоскинга на основании современного недоверия к банковским институциям, а также в контексте экономического кризиса 2007 года.

Автор обращает внимание и на проблему доверия в контексте формирования наций. Исследование этого аспекта доверия выводит на ряд проблем, связанных с национальным языком и выстраиванием социальной коммуникации, формированием законодательных систем и обеспечением легитимности, а также созданием и формированием национального государства. Один из вопросов, которые ставятся в этой части книги: почему мы должны доверять национальному государству? Этот вопрос особенно актуально звучит в наше время, когда национальные государства теряют свой суверенитет в пользу транснациональных структур. Согласно Хоскингу, мы должны доверять национальным государствам по следующим причинам: нация является эклектической связкой символических систем, которые укрепляют солидарность; национальное государство поддерживает финансовую систему и модерирует экономическое неравенство; его монополия на насилие обеспечивает внутренний мир и стабильность; национальное государство является надежным менеджером рисков; ни одна международная организация не имеет всех тех преимуществ, которыми наделено национальное государство. Конечно, с некоторыми из этих позиций можно дискутировать. Но в целом размышления Хоскинга наводят на мысль, что современный мир еще не породил адекватной социокультурной и политической системы, которая могла бы стать залогом обеспечения социального доверия и преодолеть те вызовы недоверия, с которыми мы сегодня встречаемся.

Почему так важно говорить о доверии сегодня? Потому что мир нестабилен, “текуч” (если воспользоваться термином З. Баумана). Он все более явно теряет те институции, смысл которых легко воспроизводился благодаря доверию. Это порождает волну неконтролируемого недоверия, которое становится основой терроризма, геноцидов и войн. Доверие – это тот обязательный фактор, который способен предотвратить войну всех против всех. Выстраивание отношений, основанных на доверии, способствует безопасности и позволяет избегать ненужных рисков. Осуществить это мы можем, в том числе, благодаря уже существующему опыту доверия. История доверия Джеффри Хоскинга – это теоретический и исторический урок, который дает возможность этот опыт усвоить.