Jews and the Imperial State: Identification Politics in Tsarist Russia by Eugene M. Avrutin (review)

531 Ab Imperio, 4/2010 Марина МОГИЛЬНЕР Eugene M. Avrutin, Jews and the Imperial State: Identification Politics in Tsarist Russia (Ithaca and London: Cornell University Press, 2010). 216 pp. Bibliography, Index. ISBN: 978-0-8014-4862-1. Автор этой книги, посвящен- ной взаимодействию российского государства и евреев в контексте модернизации политики населе- ния в империи, не делает далеко идущих выводов о характере или градиенте российской модерности или о месте еврейской истории в общеимперском нарративе. Тем не менее в отличие от тех, кто на относительно скромном исто- рическом материале бросается в масштабные методологические спекуляции, Юджин Аврутин мог бы вполне ответственно и убеди- тельно принять участие в боль- шинстве современных дискуссий о позднеимперской и еврейской истории. Собственно, он это и делает, но не буквально, а задавая широкий историографический контекст для изучения, казалось бы, узкоспециального вопроса о том, как в постреформенной Рос- сии пытались выработать общие категории учета и регулирования евреев как коллективных и инди- видуальных подданных и приме- нять к ним современные методы политики населения (а евреи, в свою очередь, осваивали язык новой политики и использовали созданные ею возможности для социальной адаптации, ухода из “зоны видимости” или граждан- ской интеграции). Рецензируемая книга представ- ляет собой образец “еврейской истории”, которая позволяет по- нять логику функционирования различных агентов и институтов имперского государства. В то же время это образец современной новой имперской истории, где на уровне отдельных еврейских био- графий, анализа коллективных ев- рейских практик, содержания пе- тиций в государственные органы и статистических обобщений про- 532 Рецензии/Reviews иллюстрирована вся внутренняя сложность имперской ситуации взаимоналожения социальных, национальных и религиозных категорий и практик идентич- ности, логик универсализма и партикуляризма в управлении населением. Имперский контекст и традиционная имперская уста- новка на управление различиями противоречили задачам создания системы прямого и универсаль- ного регулирования населения. Но, как показывает Аврутин, не- избежность этого противоречия определялась не только общей логикой развития империи на- чиная со второй половины XIX века – модернизация жизни самих евреев приводила к расширению пределов того, что означало “быть евреем” в империи, лишая смысла существующие религиозные и со- словные категории коллективной идентичности. Как подчеркивает автор, его книга переключает [традицион- ный для еврейской исто- риографии. – Прим. М.М.] аналитический фокус на анализ того, какие возмож- ности создавало существо- вавшее законодательство (Pp. 13-14). Плодотворность изучения ло- гики [имперской] ситуации и ре- гистра существующих возможно- стей подсказали ему две работы, не имеющие никакого отношения к “еврейской истории”: “Магнит- ная гора” Стивена Коткина и “За- вуалированная империя” Дугласа Нортропа.1 В данном случае это не формальная отсылка к интел- лектуальным источникам мето- дологических поисков: Юджин Аврутин действительно смог по- казать, что государственные меры в области еврейской политики при всей их противоречивости не свелись к внедрению более диф- ференцированных методов огра- ничения свободы передвижения евреев, усилению контроля над их внешним обликом, характером деятельности, документированию идентичности и т.п. Паспорти- зация, унификация еврейских имен, внедрение регулярной ре- гистрации рождений, смертей и браков, учет мужчин, подлежав- ших призыву, и прочие подобные меры создавали контекст, который формировал новые стратегии по- ведения, запросы и представления о себе и окружающем обществе у самих евреев. Признавая власть документа, евреи массово обраща- лись в государственные органы с разного рода петициями, пытаясь отстаивать свои интересы и вза- имодействовать с государством не только на коллективном, но 1 Stephen Kotkin. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization. Berkeley, 1995; Duglas Northrop. Veiled Empire: Gender and Power in Stalinist Central Asia. Ithaca, 2004. 533 Ab Imperio, 4/2010 прежде всего на индивидуальном уровне. Аврутин подчеркивает, что в отсутствие демократиче- ского представительства петиция, непосредственное обращение к государству, являлась наиболее прямым и действенным способом гражданского взаимодействия с ним. Проведенный в книге анализ множества еврейских петиций оказывается чрезвычайно пло- дотворным как с точки зрения выявления специфики еврейской “гражданственности”, так и с точки зрения выяснения преде- лов эффективности имперских государственных структур. Не случайно наряду с работами ев- рейских историков, которые также серьезно изучают коммуникацию евреев, особенно наиболее тради- ционных еврейских групп, с рос- сийским государством (например, все еще, к сожалению, не пере- веденная на русский язык работа Хае Ран Фриз “Еврейский брак и развод в имперской России”2 ), Ав- рутин опирается на исследования, посвященные правовому режиму в империи в целом – прежде все- го, на книги и статьи на эту тему Джейн Бурбанк.3 Для него важно подчеркнуть, что имперский правовой режим, основанный на партикуляристских принципах и манипуляциях групповыми при- вилегиями, правами и ограниче- ниями, тем не менее, содержал в себе возможности для участия населения в административных практиках. Это относится в рав- ной мере к крестьянам, которых изучает Бурбанк, и к евреям, кото- рые составляют предмет интереса Аврутина. Одним словом, “Евреи и им- перское государство” – это хо- рошая и сложная книга, которая расширяет формат “еврейской истории”, делая ее исключительно релевантной для изучения модер- низирующейся империи. Аврутин вносит ценный вклад в актуаль- ную дискуссию о “государстве”, показывая, что оно не было моно- литом даже применительно к одному конкретно взятому “на- циональному вопросу” и одной категории населения­ , что логика действий разных государствен- ных органов была часто взаимно противоречивой и корректиро- валась ситуационно и в диалоге с очень пестрым населением. И государство, и евреи в книге Ав- рутина показаны как внутренне гетерогенные, активные участни2 ChaeRan Freeze. Jewish Marriage and Divorce in Imperial Russia. Waltham, MA, 2002. 3 Jane Burbank. Russian Peasants Go to Court: Legal Culture in the Countryside, 19051917 . Bloomington, 2004; Eadem. An Imperial Rights Regime: Law and Citizenship in the Russian Empire // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2006. No. 7. Pp. 397-431. 534 Рецензии/Reviews ки сложного процесса взаимной коммуникации. Если такой под- ход определяет сегодня наиболее перспективную линию развития историографии российского ев- рейства,4 то заимствование его специалистами по другим “ино- родцам” и прочим “имперским политикам” также обещает быть продуктивным. Наконец, достоинство книги в том, что она являет собой при- мер очень качественного, очень подробного исследования, ос- нованного на разнообразных ис- точниках, собранных в централь- ных и региональных архивах (петиции, полицейские отчеты и документация, бюрократическая переписка и пр.), а также русской и еврейской периодике. Казалось бы, сложно написать захваты- вающую историю бюрократии, историю бумажной волокиты, несовпадений официальных государственных и еврейских са- моописательных категорий, исто- рию статистики и паспортизации. Аврутин достаточно успешно справляется с этой задачей, хотя порой ему приходится в разных главах возвращаться к уже рас- смотренным выше сюжетам по- литики (еврейского) населения, к структурно похожим ситуациям, которые могли иметь разные по- следствия в разных контекстах. Иногда кажется, что повествова- нию не хватает динамизма, но это ощущение быстро исчезает, когда автор переключает регистры рассмотрения бюрократических коллизий с уровня государствен- ной политики на уровень судеб конкретных людей, с больших дискурсов и обобщающих цифр на конкретные тексты прошений или казусы, связанные с исполь- зованием евреями противоречий и недосказанностей в политике населения. Каждую главу пред- варяет эпиграф; почти все они являются цитатами из произве- дений еврейских писателей, со- временников той самой политики населения, о которой ведет речь Аврутин. Емкое художественное введение в проблему создает дополнительный контекст и глубину восприятия далеко не художественного материала глав книги. Первая глава, “Делая евреев понятными”, посвящена коллизии фундаментального несовпадения еврейского закона и гражданских установлений в империи. От- сутствие у евреев эквивалента 4 См., например: Benjamin Nathans. Beyond the Pale: The Jewish Encounter with Late Imperial Russia. Berkeley, 2002 (русский перевод: За чертой: Евреи встречаются с позднеимперской Россией / Перевод А. Локшина. Москва, 2007); Freeze. Jewish Marriage and Divorce in Imperial Russia;Yohanan Petrovsky-Shtern. TheAnti-Imperial Choice: The Making of the Ukrainian Jew. New Haven, 2009 и др. 535 Ab Imperio, 4/2010 священнического сословия соз- давало сложности для ведения регулярной статистики населения в ­ “конфессиональной империи”; культурная традиция игнорирова- ния дат рождения (имели значения лишь даты смерти), характер ев- рейской экономической деятель- ности, предполагавший частые перемещения, по крайней мере внутри черты оседлости, также не способствовали аккуратности статистического учета. Открывая для себя эту неочевидную спец- ифику еврейского жизненного уклада, стремясь сделать евреев статистически видимыми, им- перские власти в то же время рас- сматривали явные и понятные им отличия еврейского костюма как препятствия к модернизации и интеграции этой группы населе- ния. Для первой половины XIX века эти две тенденции, которые можно свести к замене видимой всем еврейской инаковости стати- стически верифицируемым госу- дарственным знанием о евреях как группе, были доминирующими. В главе описываемые сюжеты рассмотрены через диалог евреев и государственных органов на местах и в имперских столицах. Государство оказалось не самым эффективным партнером, оно не было способно контролировать выполнение собственных проти- воречивых требований система- тически и повсеместно, а евреи не видели и не понимали логику политики, основанной на власти документа. Как подчеркивает Ав- рутин, лишь в 1860 – 1870-х гг. у наиболее вовлеченных в разного рода взаимодействия с “внешним миром” евреев формируется по- нимание важности документа для них как индивидуумов и членов группы. Это осознание рождает целый спектр вопросов к государству, которое, как агент современной политики населения, продолжает оставаться малоэф- фективным и достаточно непо- следовательным. Вторая глава, “Власть доку- ментации”, прослеживает, как эта нестабильная и чреватая послед- ствиями как для государства, так и для евреев ситуация развивается в послереформенный период, когда меняется экономический, социальный и юридический по- рядок в империи в целом; когда в 1874 г. вводится всесословная во- инская повинность, успех которой зависит от правильной регистра- ции всего мужского населения; когда все большее количество евреев стремится воспользовать- ся возможностями постоянно или временно жить и работать за пределами черты оседлости, в городах и местностях, где ранее не существовало еврейских об- щин и религиозных институтов. В этот период в целом возрастает роль статистики населения и вне- 536 Рецензии/Reviews дряются новые представления о научных основаниях управления. Возникает все больше противо- речий между существующим за- конодательством и реальностью на местах. Евреи в данном контексте лишь воплощают максимальную концентрацию указанных проти- воречий и тенденций. Аврутин прослеживает, как проявляется “власть” регистрации естествен- ного движения населения (рож- дения, смерти, браки) в ситуа- ции, когда без этой регистрации евреи не могли реализовать ни сословные, ни индивидуальные права. Особое внимание он уде- ляет призывной статистике и множеству коллизий, связанных с проблемами регистрации ев- реев, транслитерации их имен, их перемещениями и пр. Фор- мально все эти темы не новы, но Аврутин пишет, по сути, не историю безусловного противо- стояния государства и евреев, а историю взаимной адаптации и взаимного обучения (при том, что одновременно это история и государственного насилия, и еврейского ухода в теневые зоны, и дифференциации и расколов внутри самого еврейского обще- ства).5 Одной из центральных фигур в этой главе оказывается государственный раввин, который рассматривался государством как агент новой политики населения среди евреев, но в то же время был заложником противоречий этой политики, реальных обсто- ятельств на местах и религиоз- ного устройства и культурных традиций еврейской общины. Государственные органы, напри- мер полиция, часто выступали как посредники при разрешении проблем и конфликтов внутри еврейских обществ – но сами эти конфликты были производными от противоречивой логики воз- можного, задававшейся государ- ственной политикой населения. Название третьей главы, “Дви- жение и проживание”, говорит само за себя. Внутренний паспорт, позволявший контролировать пе- редвижение по империи, а также проблемы, связанные с его полу- чением, неполучением, поддел- кой, ошибками в оформлении и пр., занимают автора в этой главе. Аврутин анализирует и теневую зону нелегального проживания и передвижения, возникшую в от- вет на ограничительные меры и как результат их неодинакового и несистематического внедрения в разных регионах империи. 5 Пожалуй, единственным прямым предшественником Аврутина здесь является Й. Петровский-Штерн: Yohanan Petrovsky-Shtern. Jews in the Russian Army, 18271917 : Drafted into Modernity. Cambridge, MA, 2009 (Йоханан Петровский-Штерн. Евреи в русской армии. Москва, 2003). 537 Ab Imperio, 4/2010 Четвертая глава, “Невидимые евреи”, особенно интересна. В центре рассмотрения здесь еще одно противоречие позднеим- перской политики населения: столкновение логик интеграции и универсализации с логикой на- ционализации, предполагавшей объективацию границ между группами населения. Евреи в данном случае вновь представля- ют утрированный случай в целом типичных позднеимперских тен- денций. Опасность исчезновения крещеного еврея как еврея, т.е. растворения его в православном населении, которое в начале века все активнее осмысливалось в национальных категориях как русское, вело к внедрению в до- кументах записей, указывающих на еврейское происхождение (“из евреев”). В этой главе особенно интересно обращение Аврутина к петициям крещеных евреев, которые в новых обстоятельствах осознают двусмысленность сво- его положения, чувствуют, что государство их обмануло, что “договор” между ними и государ- ством (именно государством, а не православной церковью) интер- претируется неправильно одной из сторон. Здесь вновь возникает тема паспорта, что несколько нарушает логичность повествования, но, как я уже говорила выше, может быть оправдано комплексностью поднимаемых проблем и мно- жественностью их последствий применительно к различным ситу- ациям. В данном случае речь идет о власти документа делать евреев “невидимыми” для государства – иными словами, о фальшивых паспортах, которые евреи покупа- ли, дабы сменить идентичность, получить возможность проживать за чертой и работать там, где им хочется. В этой же главе поднима- ется тема эмиграции: речь идет о документах, которые делали ле- гальную эмиграцию возможной, и о контроле за передвижением населения через границы. Тему невидимых и видимых границ Аврутин развивает в 5 гла- ве “Еврейское имя”, где петиции евреев, просящих официально изменить их еврейское имя на православное, служат главным ис- точником разговора о политике ев- рейской аккультурации и интегра- ции. Смена имени рассматрива- лась государством как нарушение административных принципов и одновременно – как манипулиро- вание важнейшим национальным маркером, который был нужен для недопущения евреев в русский национальный организм. Помимо официальных попыток сменить имя, Аврутин анализирует неофи- циальные практики использова- ния евреями русифицированных вариантов имен в каждодневной деятельности, предполагавшей 538 Рецензии/Reviews взаимодействие с нееврейским населением. Когда такое де-факто изменение имени приводило к юридическим проблемам или за- ставляло еврея-коммерсанта или владельца магазина обращаться к властям с просьбой разрешить использование понятного русско- язычным партнерам или клиентам имени в торговых договорах или на вывесках, возникал казус, не имевший однозначного и универ- сального разрешения. И каждый подобный казус порождал новые недоразумения и новые практики. Имя как символическая граница национальной принадлежности приобретало все большее значе- ние, порождая соответствующую тенденцию среди религиозных традиционных евреев, стремив- шихся сохранять узнаваемые “еврейские” имена. Наиболее интересный сюжет главы об именах связан с попытка- ми государственных органов соз- дать кодифицированный список еврейских имен и их стандартных транслитераций, дабы исключить для евреев возможность исполь- зовать христианские имена и снизить вероятность злоупотре- блений в документах. Анализируя обоснования подобных проектов, Аврутин указывает на различия в христианской и иудейской прак- тиках и символических значениях наименования. С другой стороны, он подчеркивает расхождения в аргументации представителей различных государственных ве- домств (скажем, министерства просвещения или внутренних дел и Священного Синода). Невоз- можность разделения “еврейских” и “христианских” имен была, так или иначе, очевидна всем, кто был мало-мальски знаком с Ветхим Заветом, и идеологические и так- тические соображения в данном случае отошли на второй план. Однако попавший в зависимость от этого “большого“ вопроса технический вопрос о трансли- терации еврейских имен остался неразрешенным. Как показывает Аврутин, он оставался исключи- тельно актуальным для местных властей вплоть до Первой миро- вой войны. Архив еврейских имен стал бы воплощением идеала “власти документа” в империи, поэтому то, что он так и не был создан, имеет символический характер. С моей точки зрения, двум по- следним главам книги недостает реконструкции представлений, которыми руководствовались и государственные чиновники, и ев- реи, стремясь найти современные и верифицируемые основания ев- рейской национальной особости и узнаваемости. Очевидно, что в своем желании поддерживать баланс между анализом дискурсов и практик Аврутин мог отказаться от развития этого сюжета именно 539 Ab Imperio, 4/2010 в силу его “дискурсивности”. Тем не менее мне кажется, что имеющиеся в его распоряжении петиции и материал о расоизации представлений о национальной принадлежности, который в итоге в книгу не вошел и так и остал- ся в формате статьи,6 могли бы лечь в основу серьезного обсуж- дения сформированных новой административной культурой и модернизационной идеологией представлений о национальном. Общение евреев с государством и государства с евреями (среди тех и других были потребители совре- менного научного медицинского и антропологического знания и знатоки политических теорий) по вопросу о национальности и ее границах совершенно точно было парадигмальным. Остается также пожалеть о том, что при всем внимании к несовпадениям языка государ- ственной политики населения и еврейских самоописательных категорий Аврутин совершенно ничего не сказал о релевантности или нерелевантности в послере- форменной имперской еврейской политике категории “инородец”, в которую включались и евреи. На- чиная с XVIII века эта категория играла важнейшую роль в им- перском социальном порядке.7 Ее полнейшее отсутствие (по край- ней мере, такой вывод можно сде- лать из книги) в многочисленных административных документах, проанализированных Аврутиным, должно, видимо, свидетельство- вать о том, что послереформенная комбинация партикуляристской и унифицирующей логик политики населения делала эту категорию излишней. Или это справедливо только применительно к особым “инородцам” – евреям? Если так, то предложенная Аврутиным сравнительная исследователь- ская рамка, где евреи выступают как достаточно специфический, но все же лишь один из случаев общей политики имперского го- сударства по отношению к своему населению, должна быть несколь- ко скорректирована в сторону еврейской уникальности? Хорошая книга вовсе не обя- зательно должна решать все про- блемы, скорее, она помогает 6 Eugene Avrutin. Racial Categories and the Politics of (Jewish) Difference in Late Imperial Russia // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2007. No. 8. Pp. 13-40. 7 John Slocum. Who, and When, Where the Inorodtsy? The Evolution of the Category of “Aliens” in Imperial Russia // Russian Review. 1998. Vol. 57. No. 2. Pp. 173-190; Л. Я. Штернберг. Инородцы. Общий обзор // Формы национального движения в современных государствах / Ред. А. И. Кастелянский. Санкт-Петербург, 1910. С. 531-532. 540 Рецензии/Reviews формулировать новые вопросы и подсказывает, где и как искать на них ответы. Книга Аврутина вы- ступает в качестве такого интел- лектуального катализатора как для “еврейской”, так и для “импер- ской” историографии, подчерки- вая плодотворность размыкания границ узкой дисциплинарной специализации и важность импер- ского контекста для понимания “национальной” логики конкрет- ной группы и “вненациональной“ логики государства. Александр ПЕРШАЙ Stefan Berger (Ed.), Writing the Nation: A Global Perspective (Houndmills and New York: Palgrave Macmillan, 2007). 243 pp. Selected Bibliography, Index. ISBN: 978-0-230-00802-1. Где начинается история нации? На этот вопрос пытается ответить сборник статей под редакцией Стефана Бергера (Stefan Berger), профессора истории из Манче- стерского университета. Этот коллективный труд рассматривает процесс формирования дискурса историографии и нациестроитель- ства в глобальной перспективе. Сборник состоит из введения и восьми глав, которые по своей тематике охватывают развитие национальных историографий на всех пяти континентах. Так, Стефан Бергер рассма- тривает взаимосвязанность кон- струирования истории и наци- естроительства на примере за- падноевропейских стран. Аллан Смит (Allan Smith) анализирует схожие процессы на Североаме- риканском континенте, а точнее в Канаде, Квебеке и США (в данном случае Квебек рассматривается как “иной” элемент системы регионального нациестроитель- ства, поскольку он опирается на свои, отличные от остальной “западной” Северной Америки ...