In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

302 Рецензии/Reviews “стиля мышления” кажется не- сколько архаичным. Попытка связать сложности выработки национальной идентичности с неизбывностью “славянофильско- го стиля мышления” заставляет задать вопрос: что же, собствен- но, было “славянофильского” в “славянофильской империи”? Автор, по-видимому, связывает славянофильство с возрождением религиозной традиции, последо- вательным антилиберализмом и подозрительностью к праву. “Сла- вянофильство, славянофильство повсюду” – вот ответ Энгельштейн на вопрос “почему Россия не Ев- ропа”. Но не все интеллектуалы- славянофилы считали правовой режим исчадьем сатаны; напри- мер, А. В. Васильев, известный петербургский неославянофил, писал: “Из того, что Русский на- род возлагает свои надежды на самодержавного Государя, вовсе не следует, чтобы этот народ не тяготился своим бесправием и всяческим над ним самоуправ- ством”.13 Славянофильство было еще и альтернативной моделью публичной сферы в рамках лояль- ности к самодержавной монархии. Либеральные и демократические элементы в политическом учении славянофилов позволяют интер- претировать славянофильство как Кирстен БЁНКЕР Franziska Schedewie, Selbstverwaltung und sozialer Wandel in der russischen Provinz: Bauern und Zemstvo in Voronež, 1864– 1914 (Heidelberg: Universitätsverlag Winter, 2006). 473 S., 1 CD (=Heidelberger Abhandlungen zur mittleren und neueren Geschichte; Bd. 15). ISBN: 3-8253-5171-8.* Как далеко российские кре- стьяне до Первой мировой войны продвинулись на своем пути к тому, чтобы стать гражданами (по аналогии с французскими кре- стьянами в знаменитом исследова- * Перевод рецензии с немецкого Анны Тихомировой. вариацию на тему западного либе- рализма, а не как его универсаль- ную противоположность. Впро- чем, это уже совсем иной подход к проблеме. В любом случае работа Энгельштейн – это интересное и стимулирующее исследование, в котором автору удалось сказать много нового о том самом старом коне славянофильства. 13 А. В. Васильев. Задачи и стремления славянофильства. Санкт-Петербург, 1904. С. 12. 303 Ab Imperio, 2/2010 нии Юджина Вебера)?1 Насколько релевантным продолжает быть тезис о дуальной культуре, рас- коловшей Российскую империю на крестьянско-традиционный мир, с одной стороны, и городской модерный мир, с другой стороны? Несмотря на всю важность этих вопросов для анализа шансов по- строения государства на основе гражданского общества в России до 1917 года, систематических, обобщающих и широкоохватных фундаментальных исследований в этой области до сих пор чрезвы- чайно не хватает.2 В этом научном поле Франци- ска Шедеви написала очень ин- тересную работу о политической деятельности крестьян и мире их представлений в экономически и социально модернизирующемся обществе поздней Российской империи. В историографии кре- стьяне долгое время считались олицетворением часто цитируе- мой “российской отсталости”. В противовес этому объектом вни- мания автора стала включенность крестьян в политическую систему и их коммуникация с местными органами земского самоуправ- ления – с целью понять, какова была “доля участия крестьян в процессе модернизации”, и таким образом разрушить сложившийся в историографии практически монолитный образ пассивного и политически апатичного россий- ского крестьянства. Поставленная Шедеви зада- ча является важной, ведь после учреждения земств в ходе Вели- ких реформ в 1864 году у дворян, горожан и крестьян появилось об- щее и абсолютно невиданное до- селе пространство коммуникации, политический потенциал которого до сих пор почти не привлекал внимания исследователей. Пре- жде всего, в значительной мере неизученным оказался вопрос, как именно крестьяне действовали в составе земств и в коммуникации с этим институтом модерниза- ции. Это тем более удивительно, если принять во внимание, что изучение крестьянства как самой многочисленной группы насе- ления Российской империи дает возможность проанализировать трансформацию всей системы по- литического участия, коммуника- ции и публичной сферы в России и тем самым прояснить важные аспекты глубинных социальных преобразований до Первой миро- вой войны. 1 EugenWeber. Peasants into Frenchmen:The Modernization of Rural France, 1870–1914. Stanford, 1976. 2 См., например: Cathy A. Frierson. All Russia is Burning! A Cultural History of Fire and Arson in Late Imperial Russia. Seattle, 2002; Corinne Gaudin. Ruling Peasants: Village and State in Late Imperial Russia. DeKalb, 2007. 304 Рецензии/Reviews Своё чрезвычайно насыщен- ное эмпирическим материалом локально-историческое исследо- вание Шедеви осуществила на материале четырех уездов Воро- нежской губернии, расположен- ной на территории Черноземья. Сам выбор именно Воронежа как примера повышает ценность рецензируемой книги (тем более в контексте современной исто- риографии, для которой харак- терно отсутствие конкретных локально-исторических трудов по многим вопросам истории Российской империи). Воро- нежская губерния носила ярко выраженный аграрный характер, при этом территориально она не располагалась в непосредствен- ной близости от Москвы. В этой губернии наличествовали разно- родные структуры заселения, про- являло политическую активность дворянство, проходили серьезные крестьянские волнения. Шедеви построила свою книгу в основном по тематическому принципу, что делает её легко читаемой. Инте- ресующегося деталями читателя ждут эмпирически насыщенные главы, в резюме к которым он най- дет краткие обзоры обобщающих тезисов исследования. В первых двух тематических главах анализируются структуры расселения, административные и экономическиеструктурывыбран- ных четырех уездов — Воронежа, Землянска, Острогожска и Бо- брова. Новаторской сердцевиной исследования являются четвертая и пятая главы, в которых Шедеви делает попытку концептуально осмыслить феномен политическо- го участия воронежских крестьян. Для этого она анализирует их коммуникационные стратегии на двух уровнях. С одной стороны, в центре внимания оказываются ходатайства и жалобы в адрес земств. С другой стороны, объ- ектом анализа становятся высту- пления крестьянских депутатов на заседаниях земских собраний. Основываясь на этом, в пятой гла- ве Шедеви встраивает политиче- ское участие крестьян в контексты процессов формирования соци- альных групп, интересов крестьян и обычно оценивающихся как до- модерные практики крестьянских восстаний и волнений, набегов на помещичьи усадьбы и разорения их собственности. Завершается книга весьма внушительным при- мечанием, которое есть и на при- ложенном компакт-диске. Среди прочего, оно содержит подробные данные о ходатайствах крестьян в адрес земств, о количестве кре- стьянских волнений и крестьян- ских депутатов в земствах. Одной из сильных сторон исследования является последо- вательное отношение автора к крестьянам не как к пассивным объектам деятельности земств, 305 Ab Imperio, 2/2010 а как к активным историческим акторам. Благодаря этому Шедеви удается пролить свет на совершен- но новые аспекты политической жизни в выбранных уездах. Её центральный вывод состоит в том, что отношения крестьян и земско- го самоуправления представляли собой прогрессивно развиваю- щийся учебный процесс, в ходе которого постепенно всё больше и больше крестьян признавали эту новую институцию и были готовы активно участвовать в её деятель- ности (S. 228, 242, 307). Шедеви отмечает, что участие крестьян в выборах было выше среднего (по сравнению с другими социальны- ми группами), что крестьянские депутаты более регулярно, нежели представители прочих социаль- ных групп, посещали заседания земских собраний и, наконец, что крестьяне были более надежными налогоплательщиками. Вывод о возрастающем признании кре- стьянами земств можно сделать также на основании постоянно растущего числа жалоб и хода- тайств в эти органы самоуправ- ления со стороны крестьянских общин. Шедеви по праву рассма- тривает земство как своего рода барометр (S. 333) социальных преобразований, “считывать по- казания” о которых можно, в свою очередь, изучая взаимодействие земств с крестьянами. Важной “лакмусовой бумажкой” этого взаимодействия для Шедеви слу- жат многочисленные ходатайства. Она показывает, что большинство этих ходатайств касались конкрет- ных нужд общин или отдельных крестьян. Это однозначно можнo проинтерпретировать как сви- детельство интереса крестьян к модернизации и политическому участию (несмотря на всю не- однозначность самого термина “модернизация”). Далее Шедеви отмечает, что при изучении хода- тайств в глаза бросается нередко весьма значительная разница между крестьянскими группами. Так, несомненная взаимосвязь наличествовала между экономи- ческой и социальной структурой крестьянских общин и их готов- ностью использовать земство в своих интересах. Шедеви на- глядно показывает, что бывшие помещичьи крестьяне, которые даже после освобождения в 1861 году нередко могли полагаться на личное, патерналистское вни- мание со стороны помещиков, в целом куда реже обращались в земство, чем это делали крестьяне государственные. Государствен- ные крестьяне зачастую вели более рыночно-ориентированное хозяйство, они чаще проживали в более крупных поселениях в непосредственной близости от торговых сел и транспортных путей. По причине их лучшего материального положения госу- 306 Рецензии/Reviews дарственные крестьяне ожидали от земств, по всей видимости, дальнейших улучшений – строи- тельства школ, усовершенствова- ния инфраструктуры; в то время как бывшие помещичьи или бо- лее бедные крестьяне, скорее, склонялись к тому, чтобы вообще не иметь никаких контактов с земским самоуправлением. Тем не менее, в целом можно всё же говорить об обоюдном процессе, в ходе которого крестьянские об- щины и местное самоуправление развивались дальше и взаимно влияли друг на друга. Этот тезис справедлив также и по отношению к крестьянским депутатам, коммуникационное поведение которых на заседаниях земских собраний можно проана- лизировать по соответствующим протоколам. По большей части это поведение совершенно не соответствовало знаменитой кар- тине Григория Мясоедова, где молчаливые крестьяне в сторонке от прочих депутатов уплетают свой провиант. И Шедеви это убедительно доказывает: всё-таки примерно половина крестьянских депутатов активно участвовала в заседаниях посредством заявле- ний или каких-либо высказыва- ний. Она выделяет две основные стратегии коммуникации этих депутатов, основывавшиеся на идеалистическом представлении о том, что в местном самоуправле- нии собралась местная элита, дей- ствующая в интересах всеобщего блага. Крестьянские депутаты, занимавшие в своих деревнях, в основном, весьма заметные по- зиции, могли достаточно гибко пользоваться той или иной страте- гией (S. 309 и далее). Так, твердо опираясь на альтруистические идеалы дворянства, экономически более успешные крестьянские депутаты подражали благотво- рительным практикам дворян и перенимали попечительство над школами и больницами. Адреса- тами этих действий были, по всей видимости, как местные элиты, так и родная община – и там, и там депутаты стремились укрепить свои позиции. Тем не менее, ста- рые местные элиты обнаруживали тенденцию к подчеркиванию со- циальной дистанции – например, своим уничижительным отноше- нием к выступлениям и особен- ностям речи крестьян. Несмотря на указанный факт, именно этих крестьян благодаря их участию в политическом процессе можно рассматривать как носителей и проводников качественно новой интеграции деревни в общество в целом (S. 301). Наряду с этим важным выводом стоит отметить еще одно ценное заключение Ше- деви – в 1905–1907 гг. вспышки крестьянского насилия приходи- лись на те области, где участие крестьян в земствах было слабо 307 Ab Imperio, 2/2010 выражено. Таким образом, кре- стьянское насилие можно охарак- теризовать как домодернизаци- онную стратегию коммуникации крестьян (S. 335). В заключение хочется всё же отметить, что, несмотря на значи- мую интеграционную роль земств в деле строительства гражданско- го общества, работа Шедеви по- казывает, что к 1914 году земства сформировали как граждан лишь совершенно незначительное мень- шинство населения в целом, что уж там говорить о крестьянах. В то же время результаты этой книги побуждают к проведению даль- нейших локально-исторических исследований, которые бы более активно, нежели Шедеви, могли бы изучать с помощью конструк- тивистского определения “поли- тики” политическую деятельность и политическую коммуникацию внутри сельского общества. Ilya GERASIMOV Aaron B. Retish, Russia’s Peasants in Revolution and Civil War. Citizenship, Identity, and the Creation of the Soviet State, 1914–1922 (Cambridge, UK: Cambridge University Press, 2008). 294 pp. Works cited; Index. ISBN: 978-0-52189689 -4. Hardback £ 55.00 (US $110.00) In 1924, a leading Russian economist and sociologist of agriculture, Alexander Chaianov, enthusiastically declared: Suffice it to look now into the depth of the village to discover immediately this amazing process of economic fermentation (brozhenie) reconstructing our agriculture in a tempo unwitnessed before. …[I]n the prewar village, we had in general a passive population with rich material resources, now it is an active, self-conscious population, head and shoulders above what it was in the past, [but] with modest material resources.1 This optimistic assessment of the new economic man in the Soviet village is remarkable for being expressed not by a Bolshevik ideologist but by an expert, who 1 Professor A. Chaianov. K voprosu ob organizatsii melkogo sel’skogo kredita // Ekonomicheskoe obozrenie. 1925. No. 1. January 20. Pp. 66, 68. ...

pdf

Share