Byzantium’s Balkan Frontier: A Political Study of the Northern Balkans, 900–1204 by Paul Stephenson (review)

587 Ab Imperio, 3/2009 лидеров российского консерватиз- ма в послереволюционный пери- од. Однако эта часть исследования является наименее полной и в ос- новном ограничивается первыми послереволюционными годами. Эволюция взглядов российских консерваторов рассматривается в основном на примере В. В. Шуль- гина. Вместе с тем, эта тема за- служивает самого внимательного изучения, так как эмиграция для консерваторов стала единственной “лабораторией мысли”, где можно было свободно разрабатывать иде- ологические концепции. Очевидное научное значение работы Репникова состоит в том, что он сумел на обширной источ- никовой базе показать всю много- образную сложность идеологии российского консерватизма, его отношений с имперскими властя- ми, путей его эволюции, ввести в научный оборот ряд забытых имен идеологов этого течения. Однако это же исследование несет на себе заметный отпечаток текущей ситуации в отечественной истори- ографии, пока не выработавшей подходов, учитывающих много- гранность взаимоотношений текста и контекста, и не занявшей позицию, равно отрицающую подход “клея и ножниц” в тексту- альном анализе и исторический фундаментализм, сводящий уни- кальность исторического момента к идеологической схеме. Никита ХРАПУНОВ Paul Stephenson, Byzantium’s Balkan Frontier: A Political Study of the Northern Balkans, 900–1204 (Cambridge and New York: Cambridge University Press, 2006). 352 pp., ill. ISBN-13: 0-521-77017-3; ISBN-10: 0-521-02756-X (paperback edition). Византийские Балканы – один из двух ключевых регионов им- перии наряду с Малой Азией, которому свойственна специфи- ка границ и функционирования имперской власти. Малую Азию характеризовало относительное постоянство территории, населе- ния и городов. До определенного момента враги империи (арабы) не претендовали на господство в регионе, целью их набегов был грабеж. На Балканах же импер- ские владения были нестабильны, здесь не было постоянной грани- цы с внешним миром, но вместо нее существовало множество пограничных образований “вар- варского” происхождения и не- ясного статуса. Власть Византии концентрировалась в небольших анклавах, базах, форпостах, рас- положенных вдоль коммуника- ций, прежде всего – на побережье. Отсюда она распространялась на окружающие территории и жившее там негреческое по про- исхождению население (пре- 588 Рецензии/Reviews жде всего, славян), постепенно инкорпорируя их в имперскую административную систему. Кон- сервативность форм и принципов имперской власти, опора на мест- ные элиты, сохранение существу- ющих административных струк- тур по мере возможности – все это отличало Балканы от других регионов.1 Автор рецензируемой моно- графии, британский исследова- тель Пол Стивенсон, декларирует намерение создать первое иссле- дование политической истории (“narrative history”) северных Балкан в Х – ХII вв. на англий- ском языке. В отличие от других коллег, он фокусирует внимание не на балканских народах, а на Византийской империи и ее по- литической власти как объеди- няющем факторе на этих землях. Автор занимается изучением реакции империи на экспансию кочевников севера и католических властителей запада, а также на изменение концепции “пограни- чья” в византийской мысли. По- смотрим, насколько ему удалось это сделать. Конечно, нельзя сказать, что до этого “нарративных” историй Византии, затрагивающих, в частности, исследуемое время и регион, не существовало вовсе. Так, русскоязычные читатели пре- красно знают труды Ф. И. Успен- ского2 и Г. Г. Литаврина3 – они остались неизвестны Стивенсону, вероятно, по языковым причинам, как и коллективная монография советских исследователей о ви- зантийских Балканах.4 Об этом стоит сожалеть, поскольку сложно отрицать, что в советское время исследователи достигли больших успехов в изучении Балкан визан- тийской эпохи, особенно – соци- ально-экономических аспектов их истории. Целый ряд работ опубли- кован болгарскими коллегами. На 1 См.: J. Ferluga. Quelques aspects du dévelopment du système des thèmes dans la pénincule des Balkans // Idem. Byzantium on the Balkans; Studies on the Byzantine Administration and the Southern Slavs from the VIIth to the XIIth Centuries.Amsterdam, 1976. Рр. 1-19, а также: H.Ahrweiler. La frontière et les frontières de Byzance en Orient // Eadem. Byzance: le pays et les territoires. London, 1976. Pр. 224-229; Eadem. L’Asie Mineure et les invasions arabes (VIIe – IXe siècles) // Eadem. Etudes sur les structures administratives et sociales de Byzance. London, 1971. Рp. 1-32; J. F. Haldon, Н. Kennedy. The Arab-Byzantine Frontier in the Eighth and Ninth Centuries: Military Organisation and Society in the Borderland // Зборник радова Византолошкого института. 1980. Књ. XIX. С. 79-116. 2 Ф. И. Успенский. История Византийской империи. В 3-х тт. Санкт-Петербург; Москва, 1913–1948 (дважды переиздавалась в недавние годы). 3 Г. Г. Литаврин. Болгария и Византий в XI–XII вв. Москва, 1960. 4 Раннефеодальные государства на Балканах. VI–XII вв. / Ред. Г. Г. Литаврин. Москва, 1985. 589 Ab Imperio, 3/2009 английском языке изданы книги А. А. Васильева,5 Д. Д. Оболен- ского,6 У. Тредголда,7 перевод монографии Г. А. Острогорского. Последняя является основным раздражителем для Стивенсона, который постоянно полемизирует с этой изданной более полувека назад работой.8 По сути, работу Стивенсона можно считать попыткой опровер- гнуть высказанные Острогорским идеи о византийской политике на Балканах. Сложнее понять, почему он практически не ис- пользует классическую работу Оболенского, хотя сделанные им выводы в целом подтверждают концепцию русского ученого (которым считал себя британ- ский подданный Оболенский). Напомню, что ему принадлежит идея “Византийского содруже- ства” (по аналогии с современным Британским содружеством). Для этого объединения характерно внутреннее единство, основанное на общей православной религии, признании императора властите- лем всего православного мира и источником легитимации власти местных элит. Идеологически это выражалось представлением об иерархии христианских правите- лей, признававших византийского императора главой земного миро- порядка, а константинопольско- го патриарха – главой церкви. Внутри содружества происходил активный культурный обмен, причем местные элиты с готов- ностью принимали достижения византийской политической, юри- дической, религиозной мысли, но и Византия испытывала влияние культур, невизантийских по про- исхождению. Содружество было непрочным, связи, скреплявшие его, – изменчивыми, структура – этнически пестрой, а состав- лявшие его государственные об- разования нередко воевали между собой и с самой Византией. Иначе говоря, истинные границы Визан5 A. A. Vasiliev. History of the Byzantine Empire. 2nd ed. Madison, 1952 (русское из- дание, дополненное: А. А. Васильев. История Византийской империи. В 2-х тт. Санкт-Петербург, 1998). 6 D. Obolensky. The Byzantine Commonwealth: Eastern Europe, 500–1453. London, 1971 (русский перевод: Д. Д. Оболенский. Византийское содружество наций // Он же. Ви- зантийское содружество наций. Шесть византийских портретов. Москва, 1998). 7 W. Treadgold. A History of the Byzantine State and Society. Stanford, 1997. 8 Г. Острогорски. Историjа Византиjе. Београд, 1947. Немецкое издание: G. Ostrogorsky. Geschichte des byzantinischen Staates. München, 1963. Это исследова- ние переведено в том числе на английский (G. Ostrogorsky. History of the Byzantine State. 2nd ed. / Transl. from Germ. J. Hussey. New Brunswick, 1969) и украинский языки (Ґ. Остроґорський. Історія Візантії / Пер. з нім. А. Онишко. Львів, 2002). В последнем случае родившегося в Петербурге Георгия Александровича украинский переводчик превратил в “Георга”. 590 Рецензии/Reviews тийской империи лежали далеко за пределами ее политических границ, которые и определить-то не всегда возможно. Стивенсон сталкивается с опи- санной Оболенским ситуацией: политическое, религиозное и культурное влияние империи проникало далеко за пределы, где заканчивалась реальная власть императора. Византийская гра- ница – это не линия, ее сложно определить физически. Осознавая это, Стивенсон использует термин “frontier” (“пограничье”), а не “border” (“граница”). Вслед за Оболенским автор на протяжении всей монографии подчеркивает и показывает, что влияние импе- рии определяла не только сила ее оружия, но (и даже в большей сте- пени) дипломатия, деньги, куль- тура, церковь, договоренность с локальными элитами. Из этого следует, что в рамках балканского региона характер византийской власти менялся территориально и хронологически. Стивенсон зани- мается выяснением природы этой власти в разных географических и хронологических ситуациях. Ис- точниками автору послужили не только письменные памятники, но также и археологические, к числу которых он по непонятной причине относит монеты и печати чиновников. Книгу можно разделить на две части. В главах 1 – 4 говорится о начале исследуемого периода, когда ситуацию на Балканах определяли внутренние факто- ры – ситуация в византийских провинциях, действия империи и сопредельного Болгарского царства. Во второй половине пе- риода, которую раскрывают главы 5 – 9, опасность византийскому пограничью исходила от внешних по отношению к Балканам факто- ров – главным образом, с запада. Крестовые походы и экспансия европейских государств бросили империи новый вызов; ее полити- ка на восточном (малоазиатском) и западном пограничье перестали отличаться. От политики самодо- статочности Византия переходит к поиску военных и политических союзников на западе, которые вскоре начинают предъявлять собственные претензии на зону имперского влияния, и Византии нужно искать новых союзников и новые средства борьбы с былыми соратниками. В первой главе (Рр. 18-46) автор рисует этнически пестрый мир на северном пограничье Ви- зантии, конгломерат княжеств и племен, каждое из которых могло стать и врагом, и союзником. В первой половине Х в. ситуация на Балканах определялась борьбой двух сил – Византии и Болгарии. Показательно, что болгарские цари в интерпретации Стивенсона даже в момент успеха не претен- 591 Ab Imperio, 3/2009 довали на завоевание Константи- нополя. От империи они хотели политического признания, дани и торговли. Политика же империи традиционна: деньги и титулы в обмен на мир, натравливание одних соперников на других. Тор- говля для империи была и целью, и средством реализации стоявших перед государством задач. Иде- ологически империя противо- поставляла своему “порядку”, выстроенной государственной си- стеме, варварский “беспорядок”. Политическая картина мира, когда единственному христианскому императору не подчинялись не только мусульманский восток или языческая, а потом иудаистская Хазария, но и государи запада и даже собственные вассалы на Балканах, осознавалась в рамках представлений об иерархии госу- дарств, на вершине которой стоял император. В следующей главе (Рр. 4779 ) говорится о периоде войн с болгарским государством во второй половине Х – начале XI в. Автор интерпретирует его не как переход к завоеваниям, а как продолжение прежней политики. Впрочем, не очень понятно, чем его концепция отличается от кри- тикуемых взглядов Острогорско- го, ведь в результате Болгарское царство уничтожили, его города переименовывали, ставили в них гарнизоны, строили новые укре- пления и включали Болгарию в структуру империи путем раз- нообразных административных реформ. Победы императора Иоанна Цимисхия означали сме- ну идеологии с умиротворения на завоевание. Отдавая должное успехам военным Василия II, автор отказывается считать его “болгаробойцей”. Этот образ был сформирован отчасти самим императором, отчасти более поздними хронистами. На самом деле он успешно сочетал военные действия с мирными способами упрочения власти на Балканах.9 В третьей главе (Рр. 80-116) автор приходит к тем же выводам, что ранее сделал неизвестный ему Я. Ферлуга: византийская власть на Балканах опиралась на местные органы власти, местную знать и военные контингенты в опорных пунктах. Стивенсон пытается от- вергнуть тезис Острогорского об упадке империи в XII в., называя это столетие временем экономиче- ского подъема Византии. Основ- ными ее врагами были северные 9 По Стивенсону, войны велись в ограниченном регионе. Сохранилась некоторая автономия Болгарии, в частности в церковном отношении. Правда, неясно, в чем конкретно выражалась эта автономия, если на месте болгарского царства возникла система византийских военно-административных единиц, во главе которых, судя по сохранившимся печатям, стояли люди с греческими именами. 592 Рецензии/Reviews кочевники – печенеги и половцы. Во взаимоотношениях с ними империя полагалась на старую балканскую политику, но оказа- лось, что армия не приспособлена к набегам мобильных отрядов, интересовавшихся грабежом, а не захватом территорий. Этот вывод кажется сомнительным, ведь именно так обстояли дела на границе с арабами на востоке, противостоять которым визан- тийцы умели.10 Итак, Византия сочетала военные действия с мир- ными – раздачей даров и титулов. Возвращение ко вторым было вынужденное – из-за военных не- удач. Для укрепления имперских позиций применялась централи- зация управления в Подунавье и христианизация соседей и поддан- ных. Изложенное Стивенсоном позволяет заключить, что если речь идет не об упадке империи, то, безусловно, о ее переходе от наступательной политики к стра- тегической обороне. В четвертой главе (Рр. 117155 ) рассматривается ситуация на западных Балканах, которые автор называет “Далмацией”. Отмечу, что что он трактует это понятие шире, чем византийскую Далмацию, включая сюда также побережье нынешних Черногории и Албании, которые в империи на- зывались “Диррахием”. Впрочем, иногда Далмация у него сокра- щается до пределов собственно византийской Далмации. Это был композитный регион, включав- ший прибрежные города с греко- римской христианской культурой и лежавшие в глубине страны славянские государственные об- разования. Интеграция этих зе- мель в структуру империи шла, прежде всего, через интеграцию элит. Подчиняясь империи, мест- ные государственные образования сохраняли значительную автоно- мию. Важный вывод заключается в том, что византийские принципы управления пограничьем не были чем-то застывшим. Менявшиеся внешне- и внутриполитические обстоятельства изменяли и формы управления. Пятая глава (Рр. 156-186). Ко- нец XI – начало XII в. принесли новую угрозу – со стороны запада. Ситуация на Балканах перестала быть внутренним делом их жите- лей – в нее вмешались норманны юга Италии и участники первого крестового похода. Парадокс в том, что Византия была готова рассматривать норманнов как со- юзников в борьбе за Диррахий. Империя уже не могла самосто- ятельно справляться с внешними опасностями, которыми на севере и востоке были тюрки (печенеги, половцы, сельджуки), на западе – 10 См., например: H. Ahrweiler. L’Asie Mineure; J. F. Haldon, Н. Kennedy. The ArabByzantine Frontier. 593 Ab Imperio, 3/2009 норманны. В качестве средства борьбы с первыми византийцы решили использовать помощь запада (крестовые походы), со вторыми – венецианцев. Однако привлеченные извне силы ста- новятся той стихией, обуздать которую византийцы уже не мог- ли, и она сама создавала для них неразрешимую проблему. Алек- сей Комнин формирует новую систему управления империей, в которой император опирался пре- жде всего на своих родственников. Это было причиной нестабиль- ности, так как интересы империи могли приходить в конфликт с интересами регионов, а не у всех родственников получалось удер- жаться от соблазна предъявить претензии на трон. Шестая глава (Рр. 187-210) – это история борьбы за Далмацию (Адриатическое побережье Бал- кан) в первой половине XII в. Здесь столкнулись интересы трех очень разных сторон. Кроме Византии, это была морская держава (Ве- неция) и сухопутная (Венгрия). Каждый из соперников пресле- довал собственные торговые интересы. Война с норманнами затруднила Византии решение далматинского вопроса. Сами византийцы в борьбу за Далмацию практически не вмешивались. Автор подробно останавлива- ется на договоре 1105 г. между венграми и городом Трогиром, иллюстрирующем один из его тезисов, повторяющийся на про- тяжении всей книги: на Балканах и Византия, и ее соперники стара- лись договариваться с местными элитами пограничных городов и государств. В конечном итоге в ре- гионе установился баланс сил. В конце периода интересы империи смещаются на восток, Далмацию же поделили между собой венгры и венецианцы. В седьмой главе (Рр. 211238 ) анализируется балканская политика императора Мануила Комнина в середине XII в. Кресто- вые походы дестабилизировали ситуацию на Балканах, ослабили Византию, способствовали агрес- сии ее соседей и в конце концов привели к катастрофе 1204 г. В восьмой главе (Рр. 239-274) описана завоевательная политика Мануила Комнина на балканском пограничье в третьей четверти XII в. Целью Мануила было противо- действие Германии и укрепление границ. Его политика агрессивна, направлена на расширение под- контрольных Константинополю территорий, строительство крепо- стей, усиление связей с Венгрией (завоевывать ее никто не хотел, так что были разграничены сферы влияния, а король формально при- знал себя вассалом императора) в сочетании с военными операци- ями в мятежных регионах. Дал- мацию Мануил рассматривал как 594 Рецензии/Reviews плацдарм для действий в северной Италии и даже был готов оставить местную церковь в подчинении у папы. Стивенсон отвергает тради- ционный взгляд на Мануила как на агрессора и завоевателя (как и в случае Василия II), полагая его продолжателем традиционной по- литики империи, и говорит о кон- тинуитете политики в отношении славян, Венгрии и Далмации. При оценке политических деятелей Византии и их достижений автор призывает разделять имперскую пропаганду, зафиксированную в частности в письменных ис- точниках, и объективные цели императоров, которые не всегда соответствовали указанным в дошедших до нас памятниках. Отмечу, что в таком случае иссле- дователю приходится заниматься гаданием. Для Стивенсона успех имперской политики определя- ется не размером завоеванных территорий, а эффективностью распределения ресурсов и укре- плением связей между центром и периферией. Оценив по этим критериям действия Мануила, он признает их успешными. Глава девятая (Рр. 275-315) посвящена финальному этапу рассматриваемого периода, когда за четверть века успехи Визан- тии обернулись катастрофой. Автор задается вопросом, было ли падение Константинополя в 1204 г. случайностью? Не были ли причины этого события за- ложены политикой середины XII в.? Среди причин кризиса в Византии Стивенсон выделяет внешние и внутренние. Пер- вые – это, разумеется, агрессия крестоносцев и венецианцев. Ко вторым относится кризис системы управления династий Комнинов и Ангелов, основанной на личных, родственных связях с императо- ром и раздачах освобожденных от налогов земель. Увеличение размеров империи способствует увеличению числа очагов сепа- ратизма. Местные элиты, в руках которых находилось управление провинциями, были склонны легко менять сюзеренов в случае, если ситуация в империи их не устраивала. По выводу Стивен- сона, управление государством при Комнинах и Ангелах зависело от личных качеств императора, и если он оказывался недостоин занимаемого места, то система испытывала серьезные трудности. Причиной падения Константино- поля стал распад государственной власти в Византии. Таким образом, для Стивенсо- на история Византии на Балканах вХ–ХIIвв.–этонечередавзлетов и падений, расцветов и кризисов в зависимости от успехов заво- евательной политики, как обычно это трактует историография, но по большей части – время достаточ- но стабильного существования, 595 Ab Imperio, 3/2009 когда просто менялись методы, использованные византийцами в управлении государством. В частности, много внимания в монографии уделено институту брачных связей как эффективному методу реализации политики в отношении соседей, способу обе- спечения безопасности империи и интеграции составляющих ее частей и элит. Среди особенностей авторской концепции можно выделить сле- дующую: причину большинства войн Стивенсон склонен усматри- вать в торговле, в борьбе одной или обеих сторон за свои ком- мерческие интересы. Выше уже говорилось о том, что Стивенсон практически не пользуется рабо- тами советских исследователей. В некотором отношении подход Стивенсона являет собой полную противоположность советской школе: если для советских ви- зантинистов характерно особое внимание к социально-экономи- ческим факторам, подчеркивание роли экономики и народных масс, то Стивенсон фактически говорит не об экономике в целом, но лишь о торговле и, игнорируя все на- селение, регулярно подчеркивает значение элит в историческом раз- витии, объясняет их интересами многие события. Автор постоянно подчеркивает высокую роль церкви в византий- ской администрации – это неоспо- римо, но в книге, на мой взгляд, вывод этот аргументирован слабо и кажется скорее постулатом. Само по себе назначение епископа в тот или иной город или регион ни о чем не говорит с точки зрения государственного управления. Хотелось бы конкретных, жела- тельно небанальных примеров использования церкви в интересах осуществления административ- ных и политических интересов империи на Балканах. Думается, постоянно повторя- емый автором тезис о сохранении власти в регионах у местных элит и умышленной политике Византии, состоявшей в опоре на местные “power structures”, следовало бы аргументировать глубже. Скажем, как уже гово- рилось, на печатях византийских руководителей Болгарии и Дал- мации – греческие имена, так что по крайней мере часть этих людей была выходцами из империи или людьми византийской культуры. Без сомнения, рецензируемое сочинение представляет интерес для византинистов: ведь здесь, наряду с хорошо известными данными хроник и других пись- менных памятников, собрана масса интересных сведений из недавних публикаций источников (например, печатей) и результатов исследований. Работа Стивенсона также выделяется оригинальным взглядом на некоторые аспекты 596 Рецензии/Reviews византийской имперской полити- ки. Это качественное обобщаю- щее исследование политической (“нарративной”) истории. Нельзя сказать, чтобы перед нами был кардинально новый взгляд на историю балканского пограничья Византии в Х – ХII вв. Представ- ляется, что основные авторские выводы подтверждают и разви- вают идеи, сформулированные Оболенским и другими исследо- вателями. ...