In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

483 Ab Imperio, 1/2009 In sum, the book has the potential to appeal to wider audiences – it is highly recommended to anyone interested in Jewish and popular culture, but more immediately, it is invaluable for scholars of Soviet Jewry and early Soviet culture. 1 Cм., в частности, специальный номер: History & Memory: Studies in Representation of the Past (Special Issue: “Israeli Historiography Revisited”). 1995. Vol. 7. No 1. Об одной из знаковых фигур этой школы см. статью: А. Эпштейн. Барух Киммерлинг и его интеллектуальные искания // Израиль глазами “русских” / Под ред. Е. Но- сенко. Москва, 2008. Александр ЛОКШИН Yael Chaver, What Must Be Forgotten. The Survival of Yiddish in Zionist Palestine (Syracuse, NY: Syracuse University Press, 2004). xxiv+238 pp., ill. Bibliography, Index. ISBN: 0-815-630-50-6 (hardcover edition). Монография профессора Ка- лифорнийского университета Яэль Хавер по своему содержа- нию и ясно выраженной позиции примыкает к так называемой постсионистской израильской историографии, как, впрочем, и к разделяющей ее позиции со- циологии литературы. Постсио- нистские или, как их называют, “новые историки” заявили о себе в Израиле уже в конце 1980-х гг. Их работы были направлены на ревизию бытовавшей сионистской интерпретации узловых моментов израильской истории: например, отношения лидеров еврейской общины (ишува) к Холокосту, возникновения независимого из- раильского государства, Войны за независимость 1948 – 1949 гг. и проблемы беженцев, Ше- стидневной войны и целого ряда других животрепещущих проблем израильского общества.1 Среди прочих идеологем традиционный сионистский императив состоял также и в том, что прибывшие в Палестину новые поселенцы полностью отказались от всего, что им было знакомо и привычно на старой родине, в тех странах, где они жили на протяжении многих столетий. Ключевым мо- ментом для переселенцев из Вос- точной Европы, по мысли этих историков, был отказ от родного языка идиш в пользу иврита, ис- ключительность которого под- черкивал сионизм. Сионистские идеологи исходили из того, что в Палестине/Эрец Исраэль должна быть сформирована новая на- ция, не имеющая ничего общего 484 Рецензии/Reviews диаспоральной культуре, которая, как мы уже отмечали, решительно отвергалась. Рецензируемое ис- следование отвечает на вопрос: “что же произошло с идишем, с его культурой и носителями это- го языка” в стране Израиля/Эрец Исраэль (P. xiv). Европейские евреи говори- ли на идише более тысячи лет. В начале XX века литература, созданная на этом языке, пред- ставлялась ряду еврейских мыс- лителей как некая “территория” для народа, не имевшего физи- ческой родины. Появилось такое понятие, как идишланд – особое еврейское отечество. Его впервые ввел в употребление идишист и общественный деятель Хаим Житловский. Он писал, что духов- но-национальный дом – идишланд – это место, где “присутствует наш народный язык и где каждое дыхание и каждое слово помога- ют поддерживать национальное существование нашего народа”.3 Однако в Палестине евреи обрели уже физический дом, который идентифицировался с одним из языков, являвшимся лишь частью тысячелетней на- с евреями диаспоры. Идиш был представлен как “жаргон”, свя- занный с отвергаемой культурой этой диаспоры (галут). В преставлении большинства израильских историков еврей- ские поселенцы моментально и решительно отвергли свой родной идиш в пользу иврита. Господ- ствующий израильский нарратив представляет это событие как личный и коллективный отказ от языка диаспоры. В соответствии с этим взглядом сионистские поселенцы-первопроходцы (ха- луцим) решительно и полностью отказались от прежних ценностей и привязанностей, родившись как бы заново.2 Между тем, Хавер отмечает, что исторически иврит был со- ставным компонентом много- язычной еврейской культуры и занимал в ней более престижное место, чем идиш или какой-либо другой еврейский разговорный язык, например, иудео-испанский (ладино) или иудео-арабский. Показательно, что именно древне- еврейский язык стал основой для “новой” израильской культуры. Иврит символизировал антитезу 2 Y. Erez (Ed.). Sefer ha-Alyah ha-Shleshit [Книга третьей алии]. Tel-Aviv, 1964; Sh. Ettinger. Toldot Am Israel [История еврейского народа]. Vol. 3. Tel-Aviv, 1969; Sh. Karmi. Am Echad ve-Safah Achat: Tech-iyat ha-Safah ha-Ivrit be Re’iyah Beyntechumit [Один народ и один язык: Рассматривая возрождение языка иврит с точки зрения междисциплинарной перспективы]. Tel-Aviv, 1997 и др. 3 Ch. Zhitlovsky. Tsernovitser Sprach-konferenz un Parizer Kultur-kongres. New Yоrk, 1953. P. 403. 485 Ab Imperio, 1/2009 циональной культуры. Исходя из сионистского понимания еврей- ской истории, идиш, как и любой язык изгнания, должен быть от- брошен, если народ хочет стать “нормальным” народом и занять достойное место среди наций. Выбор иврита как национального языка cтал непосредственным результатом особого избира- тельного подхода к различным периодам в истории народа. Ореол романтизма связывался с додиаспоральным существовани- ем, с периодом до изгнания: язык Библии (иврит) воспринимался как принадлежащий ко времени чистых помыслов и целей. Имен- но древность была источником легитимизации и предметом восхищения. Сионизм привел к тому, что культура идишланда подверглась решительной пере- оценке. Одним революционным ударом она была лишена того места, которое занимала. Страна Израиля стала и “домом” иврита, и его физической родиной. Но все дело в том, что идиш в Эрец Исраэль/Палестине, как показала на широком и разноо- бразном историческом материале Хавер, не исчез. Преобладающее большинство жителей ишува в первые десятилетия оставались носителями идиша (P. xv), т.е. про- должали говорить на этом языке. Люди, чьим родным языком был идиш, естественно стремились продолжать пользоваться им и как разговорным языком, и как язы- ком богатой литературы. Хавер отмечает, что израильские исто- рики литературы, занимающиеся историей ивритской культуры, по сути, игнорируют существование в Палестине идишской литерату- ры. Между тем, как утверждает исследователь, в ишуве в период второй алии (второй волны репа- триации, 1904–1914 гг.) идишская литература достаточно бурно развивалась, в то время как воз- можности тогдашней ивритской литературы были сравнительно ограничены. Нормативный стиль прозы на иврите конца XIX в. возник еще до того, как стал ре- альностью разговорный иврит. Таким образом, место литературы на иврите в Палестине было в действительности не таким одно- значным, как может показаться на первый взгляд. Творчество не- малого числа литераторов ишува не укладывается в сионистский нарратив – они писали на идише либо одновременно на идише и иврите. В связи с тем, что лекси- ческие нормы гебраистской ли- тературы требовали исключения употребления в иврите фраз и слов из других языков, идишские выражения и слова приходилось идентифицировать как иностран- ные. Некоторые заимствования из идиша, например, даже ин- тонация, не признавались как 486 Рецензии/Reviews идишские и тем самым, не входя в конфликт с сионистской иде- ологией, вошли в современный иврит. Немало слов из идиша во- шло в ивритский сленг в 1940-х и 1950-х гг. Хавер цитирует Йосефа Гури, который отмечает, что около четверти из одной тысячи идиом в разговорном иврите является кальками из идиша. Впрочем, Хавер не касается всей сложности изменений позиции в отношении идиша в ишуве, последовавших за гибелью европейского еврейства в период Холокоста. Живучесть идишской лите- ратуры объясняется, по мнению автора, и тем, что по сравнению с ивритской она отличалась разно- плановостью, что давало больше творческих возможностей для представления социальных и идеологических различий в обще- стве. Как считает Хавер, идишская литература могла расцениваться и как “менее ортодоксальная” (P. xxii). Все это позволяло идишским писателям Палестины, разделяв- шим сионистские устремления, создать “полифонию, отражав- шую гетерогенность раннего ишува” (Ibid.). Как показали проведенные автором монографии опросы, личный опыт израильтян, ро- дившихся в догосударственный период, отражает конфликт по поводу использования языков. На идише говорили во многих домах, главным образом родители, созда- вая тем самым позитивную ауру близости. Такая амбивалентная ситуация продолжала оказывать влияние на новую ивритскую культуру. “Страстность, с которой подвергали остракизму идиш, до сих пор еще не вполне осознана и исследована”, – замечает Хавер (P. xxii). Парадоксально, что носители идиша и их потомки продолжа- ли доминировать в израильской культуре, хотя после массового притока евреев из арабоязычных стран в 1950-х годах они пре- вратились в “многочисленное меньшинство” в государстве Из- раиль. Двойственное положение идиша состояло в том, что это был родной язык, одновременно любимый и отвергаемый по идео- логическим мотивам. Ведущие из- раильские историки обыкновенно не замечают эти психологические трудности, видя в них всего лишь необходимое препятствие на пути достижения личных и кол- лективных целей. Тем не менее тщательное изучение дискуссий, личных свидетельств и разного рода документов и воспоминаний, проведенное Хавер, показывает всю сложность и широту пробле- матики вовлечения масс в про- цесс культурной трансформации. Исследователь констатирует, что эти свидетельства позволяют говорить о культурном расколе, 487 Ab Imperio, 1/2009 произошедшем на пересечении идеологии и личного опыта. Монография Хавер находится на стыке истории и литературове- дения. Первая и третья глава книги носят характер исторического ис- следования. В первой главе автор справедливо указывает на огром- ную роль, которая отводилась языку в сионистской идеологии. В третьей – рассматривает кон- фликт 1920–1930-х гг., который, по ее мнению, был решающим для формирования культуры ишува. В частности, Хавер анализирует два инцидента, относившиеся к сюже- ту “войны языков” в 1927 г. и вы- звавшие публичные споры, под- час переходившие в физическое насилие. Во второй, четвертой и последней – пятой – главе основ- ное внимание сосредоточено на литературе того времени. Хавер отмечает сохранявшийся де факто билингвизм еврейского ишува. Писатели, чье творчество ана- лизируется в книге, отражают различные поколенческие, идео- логические и эстетические начала в литературе. Автор рассматривает творчество Залмена Брохеса – писателя периода второй алии. Ранние работы Брохеса не носили откровенно сионистского характе- ра, предлагали более сложное и разноликое видение Палестины, чем представления некоторых современных литераторов, иде- ализировавших сионистскую презентацию пионеров-поселен- цев. В книге рассматриваются и художественные произведения писавшего на идише Аврома Ри- веса. Используя восприимчивость идиша к другим языкам, он смог показать культурное и идеоло- гическое многообразие ишува: в его произведениях присутствуют образы арабов и христиан. Хавер также рассказывает о произведе- ниях Рикуды Поташ, писавшей на идише вплоть до своей кончины в середине 1960-х гг. Поташ обра- щалась к возможной альтернативе израильской культуры. Она со- четала модернистскую чувствен- ность с древней европейской и ближневосточной традицией, представляя свою поэзию и те- матику через призму идиша как языка диаспоры и создавая ори- гинальную амальгаму культуры Израиля. Хавер демонстрирует, что ху- дожественная литература на идиш была крайне популярна и широко распространена в ишуве: двадцать шесть литературных журналов на идише выходили в Эрец Исраэль/ Палестине в период между 1928 и 1946 годами. Художественная проза, поэзия, очерки, рецензии местных писателей составляют многие и многие сотни страниц… Избирательная реконструкция прошлого в сионистском ключе предусматривала роль иврита как единственного языка для будущей 488 Рецензии/Reviews новой общины. Но подобный взгляд, как замечает Хавер, носил достаточно тенденциозный харак- тер. Иврит не был единственным языком, на котором говорили жители Иудеи в период до рассе- яния, хотя выбор именно иврита в качестве языка еврейского бу- дущего в немалой мере опирался на воображаемое идеологами сионизма прошлое. Ни основате- ли Тель-Авива, ни сионистские иммигранты в новых поселениях не заговорили в одночасье на ив- рите. Впрочем, это не мешало им при удобном случае пользоваться прилагательным “ивритский” вместо “еврейский”. Например, Тель-Авив – “ивритский квартал” Яффы, “ивритские” рабочие и т. п. Хавер обращается к некоторым историческим фактам, свидетель- ствующим о том, как сионистское руководство укрепляло позиции иврита. К 1914 г. языком препо- давания был объявлен исключи- тельно иврит. В 1923 г. власти Британского мандата назвали иврит одним из официальных языков Палестины, наряду с ан- глийским и арабским. Казалось, что победа иврита была полной. Лидеры и идеологи ишува на- чали создавать доминирующий нарратив, который не допускал существования альтернативной культуры или даже субкультуры со своим языком, ибо подобное признание ставило под сомнение полный успех самого сионистско- го проекта. Тем не менее господ- ство иврита, как замечает Хавер, досталось дорогой ценой (Р. 16). По сути, была поставлена задача забыть и удалить из своей памяти многовековую еврейскую культу- ру диаспоры. Для иллюстрации своей мысли Хавер обращается к ряду идей, высказанных еще Эрнестом Ренаном. Последний, упоминая, в частности, об актах насилия и массовых убийств, происходивших в процессе фор- мирования французской нации, писал: “Каждый французский гражданин должен забыть о мас- совых убийствах в Варфоломе- евскую ночь…”. Нация не может окончательно сформироваться до тех пор, пока это забывание не станет полным. Ведущий принцип формирования наци- онального нарратива – “изгна- ние” не укладывающихся в него исторических фактов и явлений. Этот взгляд Ренана, как считает Хавер, особенно подходит для понимания развития культуры ишува. Сионизм стремился дис- кредитировать диаспоральную еврейскую культуру и изгнать ее из коллективной памяти, дабы реализовать свою собственную идеологию и свое видение. Успех в создании новой нации в нема- лой мере зависел от подавления старого, включая его наиболее символический элемент – идиш.4 489 Ab Imperio, 1/2009 Немало авторов если и пишут об идише, то говорят о нем лишь в контексте диаспоры либо ев- рейской общины Эрец Исраэль/ Палестины до начала сионистской эмиграции 1880-х гг. И ни один из них, как отмечает Хавер, не при- знает тот факт, что идиш широко использовался и в новом ишуве. Молчание по этому вопросу, как считает Хавер, свидетельствует о том, что идиш нес угрозу культуре ишува в течение всего предгосу- дарственного периода. Симптома- тичны слова Бен-Гуриона о том, что в своей пропаганде сионисты вынуждены использовать многие языки, но для “нашей культурной работы единственным языком остается иврит”. Здесь, по сути, происходило традиционное раз- деление между функцией идиша как языка “низкой” повседневной культуры и иврита как языка “вы- сокой”. C cамого начала ишув был иммигрантским обществом, пре- бывающим в поиске идентично- сти, – в этом и заключалось его отличие от обществ стран, где местное население стремилось к национальной легитимизации и независимости. Но ишув был нетипичным иммигрантским обществом. Культурное поведе- ние иммигрантов, как правило, колебалось между сохранением источника культуры (как пример – миграции за рубеж из английской метрополии) и принятием культу- ры искомой страны (как в случае европейских миграций в Соеди- ненные Штаты). Однако в случае иммиграции в Палестину не было той культуры, которую требова- лось принять – ее необходимо было создать. Этот процесс опи- рался на несколько источников, в том числе и на местную культуру палестинских арабов. Ведомые ро- мантическими европейскими ори- енталистскими представлениями, ранние сионисты избирательно относились к арабской культуре, отбирая из нее подходящие эле- менты, такие как одежда, пища, обычаи. В них они видели диа- метральную противоположность еврейской диаспоральной жизни и даже пытались наследовать до- изгнаннической традиции, которая якобы сохранялась в стране. Иди- шу – языку восточноевропейских иммигрантов – не было места в 4 В качестве ключевого события, ведущего к победе иврита в школах ишува, Ш. Эттингер представляет иврито-немецкий “языковой спор” 1913 г. Тогда еврейско-немецкая благотворительная организация “Эзра” выступала за то, чтобы немецкий язык был языком преподавания в технических школах, основанных в ишуве. “Это решение вызвало волну протестов... Большинство учащихся школы ‘Эзра’ вышли на забастовку, а их преподаватели ушли в отставку… С тех пор иврит стал общепризнанным языком преподавания еврейской школьной сети в Палестине”. Sh. Ettinger. Toldot Am Israel. P. 468. 490 Рецензии/Reviews этом проекте. Ко всему прочему, этот язык был также связан со старым религиозным ишувом и, таким образом, в глазах сионистов терял легитимность. В середине XIX в. большин- ство живших в Эрец Исраэль / Палестине евреев европейского происхождения разговаривали на идише. Они жили за счет халуки – системы сборов и пожертвований, совершаемых еврейскими общи- нами за пределами страны. Ста- рый ишув решительно отличался от того образа независимости и инициативы, на который ориенти- ровались сионисты. Неизбежные противоречия между старым и новым нередко фокусировались на вопросе о языке. Но посе- ленцы первой алии (1881–1903), главным образом приехавшие из Восточной Европы, использова- ли идиш скорее из практических соображений, чем из каких-либо антигебраистских принципов. Cионистский нарратив пред- ставляет еврейскую общину в период до создания государства Израиль как некую общность, развивавшуюся в результате уси- лий единомыслящей группы первопроходцев, которые никогда не сомневались в успешном ис- ходе своего проекта и никогда не колебались в своей идеологии. Исходя из логики этого мора- листического мифа, они были фактически награждены за свои усилия созданием еврейского государства. Подобно любому идеологическому нарративу, си- онистский нуждается в идеали- зации реальности, сглаживании свидетельств непоследователь- ности и неопределенности. Не- удивительно, что мейнстрим си- онистского нарратива игнорирует двойственные аспекты культуры ишува и продолжавшееся исполь- зование идиша. Хавер отмечает, что порядок, в котором идиш и иврит традиционно сосуществуют в еврейских общинах Европы (и каждый из них занимает свое ме- сто в устоявшейся веками систе- ме), в сионистской Палестине был радикально трансформирован. Иврит предназначался для по- вседневного использования, при этом оставаясь языком высокой культуры, а идиш полностью де- легитимизировался. Официально идиш считался аномалией, хотя де факто являлся языком многих, если не большинства (включая и период 1930-х гг.). Хавер приводит самые различные примеры, сви- детельствующие в пользу ее ут- верждения. Эстер Рааб (первая по- этесса, родившаяся в Петах Тикве в 1899 г. и писавшая на иврите) в своем интервью в 1981 г. вспоми- нала, что ее родным языком был идиш, на этом же языке говорили все ее соседи. Сионистские пио- неры не могли без идиша. Среди второй алии использование идиша 491 Ab Imperio, 1/2009 было более распространенным, чем использование иврита – этот факт становится очевидным после тщательного чтения тогдашней литературы и мемуаров. Анализируя построение пред- ложений и фраз у классиков ив- ритской литературы – Бреннера и раннего Ш. Агнона, Хавер от- мечает определяющее влияние идиша. Накануне третьей алии (1923 г.) идиш еще широко ис- пользовался в быту. Роберто Бачи пишет о возрождении иврита по переписи в Палестине в 1916– 1918 гг. В соответствии с этими сведениями примерно 60% еврей- ского населения не считали иврит основным языком (наиболее рас- пространенным в Палестине того времени был арабский, за ним следовал идиш). Более того, па- радоксально, что именно в конце 1920-х гг. идишская культура на- чала процветать, что нашло свое отражение в печати. С 1928–1929 гг. возникли четыре из девятнад- цати литературных журналов на идише, издававшиеся еще целое десятилетие после основания. Показательно, что три из этих журналов выходили именно в Тель-Авиве, оплоте культуры ив- рита. И эту “аномалию”, замечает Хавер, следовало интегрировать в национальный нарратив (Р. 34). Широко пользовались идишем и прибывшие иммигранты чет- вертой алии (1924–1928) – т.н. “алии Грабского” из Польши, которые нередко были далеки от сионистских идей. Показателен и такой факт: в 1927 г. число запросов читателей на газеты на иврите и идише в публичной библиотеке Тель-Авива было примерно одинаковым. Миф о раннем господстве иврита в ишуве служил усилению чувства новой национальной идентичности и помог “избежать конфронтации со сложными конфликтами тог- дашней жизни” (P. 58). Показательно также (о чем не пишет большинство исследо- вателей), что классик ивритской литературы Йосеф Хаим Брен- нер открыто признавал значение идиша и заявлял, что иврит как “святой язык” (лашон ха-кодеш) не стоит фетишизировать. Он также говорил об идише как о живом “сионистском языке”. В его выступлениях в защиту идиша Хавер находит скрытую полемику с творцом современного иврита Элиезером Бен Йехудой. Брен- нер неоднократно повторял, что пользование идишем должно про- должаться как противодействие элитистскому началу иврита, которое считал опасным. “На- родный язык, на котором говорят десятки тысяч людей, никогда не может быть жаргоном”, – писал он. Спустя много лет после гибели Бреннера Ицхак Табенкин, много- летний главный идеолог Рабочей 492 Рецензии/Reviews партии, подметил, что Бреннер не желал принимать какую-ли- бо догматическую идеологию, определявшую суть общинной идентичности. Таким образом, на фоне того, что по большей части историки культуры ишува игнорируют существование идишской лите- ратуры, благодаря работе Хавер ранняя сионистская культура в Эрец Исраэль/ Палестине может быть лучше понята и оценена. Еще один сюжет, которого касается ее монография, связан с идеей создания кафедры иди- ша в Еврейском университете в 1927 г. План этот был одобрен советом директоров университета в декабре 1927 г. Но в то время реализовать этот проект оказалось невозможным. И только в 1951 г. после уничтожения идишской культуры в результате Холокоста и политики государственного анти- семитизма в Советском Союзе, а также создания государства Изра- иль, когда идиш уже не представ- лял более опасности для иврита, кафедра наконец была открыта. В 1927 г. против ее открытия высту- пили влиятельные сионистские фигуры, среди которых были М. Усышкин и радикальная органи- зация Мегиней ха-Сафа ха-Иврит (“Бригада защитников языка иврит”), состоящая в основном из учащихся гимназии Герцлия, организовавших в свое время на- сильственные действия против идишиста Хаима Житловского во время его визита в Палестину еще в 1914 г. Основанная в 1923 г. “Бригада” активно действовала до 1936 г., особенно в Тель-Авиве и Иерусалиме. В общественном мнении она связывалась с правым сионистским ревизионистским движением. Ее деятельность была направлена главным образом про- тив использования идиша. По- казательно, что английский язык не вызывал у ее представителей какой-либо негативной реакции. В связи с предполагаемым от- крытием кафедры были выпуще- ны плакаты в траурных черных рамках со следующим текстом: “Кафедра жаргона – уничтоже- ние Ивритского университета” и “Кафедра жаргона – идол в Ивритском Храме”. Дело в том, что Еврейский университет во многих тогдашних публикациях и выступлениях сравнивался с Храмом. Х-Н. Бялик говорил об университете как о “нашем хра- ме” сионистской религии.5 Юные светские ревнители иврита писали об идише как tselem ba-heykhal – “языческом идоле в Храме”. Они использовали раввинистиче5 Ch. Bialik.Al ha-Universitah ha-Ivrit [О Еврейском университете] //Agudat Shосharey ha-Universitah ha-Ivrit (Друзья Еврейского университета). Jerusalem, 1935. No. 3. 493 Ab Imperio, 1/2009 ские источники, чтобы сравнить стремление основать кафедру с осквернением Храма языческими греко-сирийскими завоевателями и римскими императорами в I в. н.э. Идиш, язык тысячелетней культуры, пишет Хавер, демони- зировался как чужой незаконный “жаргон”, угрожающий единству, представляющий опасность для формирования новой ивритской нации. Выступая на открытии ка- федры в сентябре 1951 г., Дов Садан говорил, что идиш помог сохранить иврит. Идиш, таким об- разом, вновь низводился к статусу второстепенного культурного яв- ления на службе у иврита. Однако, как показала Хавер, роль идиша в жизни ишува явно выходила за пределы функции сохранения возрожденного иврита. Открытие значительного корпуса идишской литературы позволило преодолеть молчание по этому вопросу боль- шинства исследователей. Хавер смогла показать плюрализм куль- туры ишува. Тот же Дов Садан, говоря о еврейском двуязычии перед идишской аудиторией в Нью-Йорке, описывал уникальное видение воображаемого сообще- ства идишских писателей: “Эта особая группа… раскрыла новые горизонты и новую землю для ли- тературы на идише: Землю Израи- ля, и не как ностальгию по детству или как туристическую тему, а как осязаемый каждодневный опыт развития и борьбы ишува”. Хавер не касается собственно периода существования государ- ства Израиль. Здесь мы заметим, что идиш так и не был изгнан из коллективной памяти и не был забыт. С началом большой алии (репатриации) из Советского Со- юза и CНГ в конце 1980–1990-х годов, совпавшей с интересом израильского общества к своим корням и культурному наследию диаспоры, язык европейского еврейства получил государствен- ную поддержку. По всей стране в настоящее время действуют десятки идишских клубов, в Тель-Авиве работает театр, на этом языке пишет целый ряд изра- ильских авторов, большинство из которых – выходцы из Советского Союза, в Еврейском университете в Иерусалиме и университете Бар Илан ведется изучение идиша. В ряде школ Израиля идиш включен в учебную программу. Книга Хавер, несомненно, бу- дет полезна специалистам и всем интересующимся как историей сионизма, ишува, Израиля и языка идиш, так и историей еврейского народа в целом. ...

pdf

Share