Picturing Russia: Explorations in Visual Culture ed. by Valerie A. Kivelson, Joan Neuberger

439 Ab Imperio, 1/2009 Галина ЯНКОВСКАЯ Valerie A. Kivelson and Joan Neuberger (Eds.), Picturing Russia: Explorations in Visual Culture (New Haven:Yale University Press, 2008). xv+284 pp., ill., maps. ISBN: 9780300 -119-619. Один из героев романа М. Па- вича“Хазарскийсловарь”смотрел на мир “на чистейшем венгерском языке”. Этой фразой сербский писатель подчеркивал свою убеж- денность (как и убежденность многих других интеллектуалов) в языковой предопределенности и “словоцентричности” культу- ры. С тех пор роль визуального восприятия в социальных и ком- муникативных процессах была серьезно пересмотрена, и все чаще в гуманитарном знании речь заходит об “окуляроцентрично- сти” истории. Сегодня стало совершенно оче- видно, что для разных эпох, стран и народов характерны специфи- ческие способы создания, интер- претации и бытования зрительных образов. Эта специфика во всей ее исторической изменчивости образует визуальную культуру того или иного общества. Термин расплывчатый и дискуссионный, породивший бесконечные споры о том, что считать визуальной культурой, какие методы наиболее адекватны для ее изучения и каков WAST, которая, однако, к концу войны перестала пополняться, а именно в эти месяцы Красная армия взяла в плен тысячи эль- засцев в Померании и Курляндии и освободила из немецкого плена французских солдат, плененных еще в 1940 г. Как бы там ни было, книга “Возвращение из СССР” не только раскрывает некоторые неизвест- ные страницы Второй мировой войны, но и намечает перспектив- ные направления новых исследо- ваний. Как и подобает настоящему научному исследованию. 440 Рецензии/Reviews достижений, неким итогом этого историографического течения стал сборник статей, вышедший в издательстве Йельского универ- ситета “Изображая Россию: разы- скания в области визуальной куль- туры”. В этой книге многовековая история российского общества последовательно и концептуально интерпретируется исключительно на основе зрительных аспектов исторических источников. В проекте приняли участие пятьдесят экспертов по истории России. Большинство из них представляет несколько поколе- ний американской и западноев- ропейской русистики, некоторые авторы делегированы российским академическим сообществом. Соредакторы В. Кивельсон (Ми- чиганский университет) и Дж. Нойбергер (Университет г. Остин, Техас), как и другие участники этого коллективного труда, из- вестны своими публикациями по проблемам визуальных и про- странственных аспектов русской истории. Ранее опубликованные монографические работы Р. Уор- тмана, Дж. Кракрафта, А. Хилтон, Е. Добренко, Л. Мак-Рейнольдс, С. Рид, Р. Стайтса и других при- влеченных к этому проекту специ- алистов уже повлияли на повестку дня визуальных исследований.1 вклад визуальных факторов в по- нимание общества. В ходе дебатов стало ясно: история в визуальном измерении требует самостоятель- ной исследовательской стратегии, и только в этом случае интенсив- ное внимание к зримым сторо- нам прошлого позволяет иначе взглянуть на него. Исследователь должен учитывать, что зрительное восприятие представляет собой разнообразные социальные прак- тики (смотреть, подглядывать, выставлять напоказ, разглядывать, скрываться от нежелательных взоров, имитировать внешнее сходство и т.д.), и помнить, что столь же разнообразны тактики прочтения зрительных образов. Визуальное можно осмыслять как способ репрезентации (гендерных норм, эстетических ценностей, социальных конфликтов), рассма- тривать в политических категори- ях власти и управления, можно изучать визуальный лексикон и технические средства создания зрительных образов. Бурная полемика вокруг этих вопросов, порожденная визуаль- ным поворотом в историографии, идет более тридцати лет. За это время многие эпизоды и явления российской истории представали в новой – визуальной – системе ко- ординат. Своеобразным смотром 1 См., например: James Cracraft. The Petrine Revolution in Russian Imagery. Chicago , 1997; Evgeny Dobrenko and Eric Naiman (Eds.). The Landscape of Stalinism: The Art and Ideology of Soviet Space. Seattle, 2003; Alison Hilton. Russian Folk Art. 441 Ab Imperio, 1/2009 В представляемой книге перед многолюдным авторским кол- лективом стояла чрезвычайно трудная задача. Исследователи должны были в кратких очерках (не более чем на четырех-пяти страницах текста) представить многообразие методологических подходов, исследовательских стратегий, тематики визуальной русистики и охватить при этом “всю” российскую историю – от эпохи Киевской Руси до постсо- ветской России. “Вся история” в данном случае означает, что авто- ры остаются в традиционных для историографии хронологических и пространственных границах российского государства и не втягиваются в постимперские дискуссии о размежевании, на- пример, ранней русской и укра- инской истории. Стремясь разобраться в том, как и в каких образах разные группы российского общества представляли себя и восприни- мали окружающий мир, авторы должны были определиться с ви- зуальными объектами. Таковыми оказались любые воспринимае- мые глазом явления – произведе- ния изобразительного искусства, фотографии, иконы, киноленты, плакаты, а также повседневный костюм, вышивки, деньги, кар- ты, архитектурные сооружения, тело человека и многое, многое другое. Перед читателем пред- стают широко известные имена и визуальные образы (шапка Мономаха, собор Василия Бла- женного, московское метро, все- союзная сельскохозяйственная выставка, работы С. Эйзенштей- на, А. Родченко, А. Тарковского). Но внимание привлекают и менее растиражированные артефакты и персоналии (фольклорные прял- ки, портреты рабочих-печатников начала ХХ в., рисунки на пачках сигарет, 500-рублевая банкнота 1912 г., нижегородский фотоху- дожник А. Карелин или Ф. Шур- пин – ныне забытый орденоносец от живописи соцреализма). Впе- чатляют территориальные гра- ницы исследований. Визуальная культура России предстает в об- разах, локализованных в Москве, Петербурге, таежных районах Перми Великой, центральной РосBloomington , 1995;Valerie Kivelson. Cartographies ofTsardom: Maps and Political-Geographic Imagination in Seventeenth-Century Russia. Ithaca, 2006; Louise McReynolds and Joan Neuberger (Eds.). Imitations of Life: Two Centuries of Melodrama in Russia. Durham, NC, 2002; Susan Reid and Rosalind Blakesley (Eds.). RussianArt and the West: ACentury of Dialogue in Painting,Architecture, and the DecorativeArts. DeKalb, 2006; Richard Stites. Serfdom, Society, and the Arts in Imperial Russia: The Pleasure and the Power. New Haven, 2005; Richard Wortman. Scenarios of Power: Myth and Ceremony in Russian Monarchy. 2 vols. Princeton, 2005; Emma Widdis. Visions of a New Land: Soviet Film from the Revolution to the Second World War. New Haven, 2003. 442 Рецензии/Reviews сии, на русском Северо-Западе, Кавказе, Средней Азии. Методологическая разного- лосица авторов этого проекта раскладывается на несколько голосов. Во-первых, многие из исследователей опираются на традицию “архивного” понимания визуальных объектов. В этом слу- чае видимое воспринимается как репрезентация непроговоренного, хранилище информации, не пред- ставленной в других видах источ- ников. Предполагается, что визу- альные образы несут сведения о таких сторонах жизни, о которых в ту или иную эпоху было не при- нято высказываться – о частной жизни, обыденности, эмоциях, идеологических и политических табу. Одним из убедительных примеров подобной исследо- вательской стратегии является представленная в книге статья Д. Островски (Donald Ostrowski). В ней гравюра из первого издания записок барона Герберштейна служит основным доказатель- ством “омонголивания” русской кавалерии, факта, свершившего- ся к XVI в., но последовательно отвергавшегося официальной историографией. Аналогичным образом опровергает устояв- шиеся концепции Р. Уэйнберг (Robert Weinberg). Рассматривая иллюстрации в антицерковном издании “Безбожник у станка”, он обнаружил, что советская кампания против иудаизма, фор- мально нацеленная на борьбу с религией, фактически воспроиз- водила традиционные для России антисемитские предрассудки, выражавшиеся в традиционных визуальных маркерах юдофобии. Отдельно отмечу, что вытеснен- ная из публичной риторики тема советского еврейства, словно невидимый град Китеж, просве- чивает сквозь многие визуальные образы той эпохи, о чем ведут разговор Д. Шнир (David Shneer) и Дж. Уолл (Josephine Woll). Для других исследователей было принципиально важно учи- тывать социальный аспект виде- ния, его конвенциональный харак- тер, обусловленность восприятия зрительных образов временем и социумом. Так, по мнению Л. Энгельстайн (Laura Engelstein), исключительное место в истории русского искусства и культурной самоидентификации россиян картины А. Иванова “Явление Христа народу” изначально было задано социально-философскими дискуссиями середины XIX в., а затем закреплено жесткими идеологическими нормами со- ветского эстетического канона. Тогда как негативное отношение части художественной элиты к церквям в неорусском стиле, массово возводившимся по всей России со второй половины XIX до начала ХХ вв., не могло не 443 Ab Imperio, 1/2009 сказаться на истории закрытия, уничтожения и забвения петер- бургской церкви Спаса на водах. Как показывает в своем очерке Н. Кизенко (Nadieszhda Kizenko), мнения ориентированных на мо- дернизм экспертов оказывали и продолжают оказывать влияние на отношение к этому визуальному объекту властей, горожан и об- разованных слоев общества. Третьим методологическим ориентиром служит представле- ние о моделирующем потенци- але зримых образов. Различные виды визуальной репрезентации влияют на наше восприятие исто- рии, формируют образ прошло- го, воздействуют на толкование исторического опыта. Несколько авторов этого издания обратили внимание на явления, с помощью которых на разных этапах истории России конструировалось чувство принадлежности к имперской государственной общности. На- циональная и социальная “че- респолосица” всегда создавала проблему интеграции чрезвы- чайно разнородных социальных, религиозных, этнических групп в государственную целостность. В условиях, когда большая часть на- селения до начала второй четвер- ти ХХ в. не владела навыками чте- ния светской литературы, именно визуальные объекты – торговые марки, сувениры, географические карты, мелкая фарфоровая пласти- ка, детские игрушки, лубки, фото- графии, одежда, дизайн публич- ных мест – выполняли функции символических скреп националь- но-государственнойидентичности. Об этих сюжетах в книге размыш- ляют Д. Нортроп, Е. Добренко, С. Норрис (Douglas Northrop, Evgeny Dobrenko, Stephen Norris). Ту же тему развивает и У. Сан- дерленд (Willard Sunderland). Он обращает внимание на то, что чувство принадлежности к империи миллионов жителей до- революционной России отнюдь не было итогом целенаправлен- ной политики, идеологических программ, оно формировалось в повседневных практиках, а обы- денные каждодневные образы напоминали о полиэтничном и многоукладном характере русско- го государства. Не сомневаюсь, что книга “Изображая Россию” найдет заин- тересованную и самую широкую аудиторию. Отчасти эта работа представляет собой хрестоматию для тех, кто увлечен российской культурой или изучает историю России в университетах. Но книга будет интересна и профессиональ- ному экспертному сообществу. В ней нет подробного путеводителя по лабиринтам конфликтующих методологий. Очевидно, что она предполагает знакомство читателя с принципами визуального ана- лиза и образцовыми примерами 444 Рецензии/Reviews работ такого рода. Авторы часто апеллируют к теоретическим и прикладным исследованиям, за которыми уже закрепился статус “классических”: работам Дж. Бер- гера, П. Берка, Р. Барта, М. Бак- сендолла, Э. Гомбриха, Л. Малви, У. Митчелла2 (в приложении приводится достаточно полный список публикаций, сыгравших значимую роль в осуществлении “визуального поворота” и продви- жении визуальных исследований в историографию российского общества). В любом случае читатель полу- чит подробный и разносторонний экскурс в проблематику визуаль- ных исследований на материалах российской истории. Ему будет дан широкий спектр тем, сюже- тов, общих и частных вопросов социальной, культурной и полити- ческой истории России, в которых новые смыслы генерируются бла- годаря новым исследовательским методам. В качестве примера назову несколько статей, которые не могут не увлечь самой поста- новкой вопроса и демонстрацией техники интерпретации визуаль- ных объектов. Историк русской культуры привык смотреть на Остромирово Евангелие как на эстетический объект, обращая внимание на качество и количество книжных миниатюр. Тогда как С. Франклин (Simon Franklin) предлагает по- ступить иначе и сопоставить чи- стые, нетронутые страницы этого великолепного памятника ранней русской книжности с грязными, заляпанными воском листами евангелий XVI в., а затем пораз- мышлять о прагматике одного и того же священного текста в раз- личных исторических обстоятель- ствах. Объект изучения Т. Ньюли- на (Thomas Newlin) – визуальные табу в повседневных практиках русского дворянства после пуга- чевского движения. Вы привыкли к идиллическим образам русской дворянской культуры? Познакомь- тесь со зрительными иллюзиями, обманками, популярными в до- машних дворянских альбомах последней четверти XVIII в., и приготовьтесь к разговору о тай- ных фобиях провинциального дворянства, о скрываемом, но подразумеваемом референте – русском крепостничестве. И таких 2 John Berger.About Looking. NewYork, 1980; Peter Burke. Eyewitnessing: The Uses of Images as Historical Evidence. London, 2001; Roland Barthes. Image/Music/Text. New York, 1977; Michael Baxandall. Patterns of Intention: On the Historical Explanation of Pictures. New Haven, 1985; Ernst Gombrich. Art and Illusion: A Study in the Psychology of Pictorial Representation. New York, 1960; Laura Mulvey. Visual Pleasure and Narrative Cinema // Screen. 1975. Vol. 16. No. 3. Pp. 6-18; W. J. T. Mitchell. Iconology: Image, Text, Ideology. Chicago, 1986. 445 Ab Imperio, 1/2009 интригующих историй с крепко закрученным исследовательским сюжетом в книге предостаточно. Композиционно материал ор- ганизован вокруг нескольких сквозных тем. Вглядываясь в то, как разные группы российского общества представляли себя, понимали зрительные образы, использовали их для конструиро- вания идентичности и взаимодей- ствий с властью, исследователи наталкивались на видимые или подразумеваемые образы “дру- гих” – представителей иных со- циальных, возрастных, гендерных, этнических сообществ и групп. Странными, иными предстают в серийных фотографиях советских этнографических экспедиций народности Поволжья (статья Ф. Хирш (Francine Hirsch)), народ коми на резном посохе Стефана Пермского (эссе А. В. Черне- цова), Кавказ в пейзажных ви- дах Ф. Васильева (статья К. Эли (Christopher Ely)), мужчины раз- ных маскулинных типов в России начала ХХ в. (изыскания Л. Мак- Рейнольдс (Louise McReynolds)), океан памяти в “Солярисе” А. Тарковского (заметки Л. Ка- гановской (Lilya Kaganovsky)), “буржуазный” и “демократи- ческий” Петербург 1917 г. (на- блюдения У. Розенберга (William Rosenberg)). Во многих вариациях рас- сматривается проблема дуализ- ма светского и религиозного в русской культуре, незавершен- ности перехода от традиционно- го художественного мышления к визуальным формам Нового времени. История русской визу- альной культуры дает избыточно много примеров поверхностного усвоения западных инноваций, за которыми скрывается пронизан- ная библейскими мотивами или патриархальными ценностями картина мира. Именно к таким выводам приходит Э. Зитцер (Ernest Zitser), предлагая новую трактовку работы первого рус- ского профессионального гравера А.Зубова с изображением сва- дебного пира Петра Первого, и Г. Маркер (Gary Marker), анализи- рующий икону, сочетающую два в одном: образ святой Екатерины и портрет правящей императрицы. Невозможно изображать Рос- сию без учета своеобразия поло- жения, стратегий, намерений раз- личных социальных групп. В этом проекте крестьяне, аристократия, члены царствующего дома, рабо- чие, предприниматели, интелли- генция, партийные функционеры, дети, советские интеллектуалы и другие категории российского социума представлены на разных этапах истории и, соответственно, с меняющимся арсеналом визу- альных навыков. Тему визуальных практик русского буржуа развива- ют Д. Рансел и К. Евтухов, рабо- 446 Рецензии/Reviews чих – М. Стайнберг, столичного дворянства – Р. Стайтс, а Р. Уор- тман, В. Кивельсон и Э. Уиддис (David Ransel, Catherine Evtuhov, Mark Steinberg, Richard Stites, Richard Wortman, Valerie Kivelson, Emma Widdis) рассматривают выраженные в зримых образах меняющиеся интенции власти в отношении крестьянства. Отдельная тема – визуализация властных проектов по переделке человека и общества, будь то мо- сковский дворец пионеров в ин- терпретации С. Рид (Susan Reid) или визуальная политэкономия исправительно-трудовых ра- бот с точки зрения Э. Вольф (Erika Wolf). Один из самых популярных символов противоречивой рус- ской истории – “Витязь на рас- путье” (метаморфозы значений этого образа в современной Рос- сии анализируются в статье Х. Го- щило (Helena Goscilo)). Станковая картина В. Васнецова более ста лет служит в России прецедент- ным визуальным текстом, прямое или скрытое цитирование кото- рого происходит в тех случаях, когда необходимо визуализиро- вать момент принятия решения, интеллектуального и волевого усилия при выборе направления движения. По прочтении этого исключи- тельно интересного сборника у меня как у носителя российской визуальной культуры невольно возникает образ путника, застыв- шего в раздумьях на перекрестке трех дорог, поскольку эта книга провоцирует вопросы, имеющие принципиальное значение для дальнейшего развития визуаль- ных исследований российской истории. Начнем с проблемы визуаль- ного субъекта. Если исходить из тезиса о том, что диапазон смыслов, различаемых нами в изображениях, и привычные на- выки восприятия (умение иден- тифицировать свое отражение в зеркале, соотнести реальный мир и нарисованное, знать довольно большое количество цветов и т.д.) сформированы социумом и культурой, то чей взгляд представ- ляет интерпретация “русского” взгляда? Что вносит в трактовку изображений, принятых в другой традиции, исследователь этой тра- диции? В этом отношении подбор иллюстративного материала, его компоновка и способ интерпрета- ции превращает книгу “Изображая Россию” саму по себе в материал для визуальных исследований. Второй вопрос связан с компа- ративным контекстом, которого так не хватает разноплановым фрагментам этой книги. Без со- поставлений с опытом других стран трудно считать аргументи- рованным тезис редакторов о том, что в России все еще не произо- 447 Ab Imperio, 1/2009 шла десакрализация визуальных образов (P. 11) и, несмотря на включенность России в панъев- ропейские процессы модерниза- ции, использование и восприятие зрительных образов до сих пор остается в рамках домодерновой визуальной культуры. В этом тезисе сформулирован самый фундаментальный и поле- мичный вопрос проекта “Изобра- жая Россию”: вопрос об уникаль- ных чертах визуальной культуры, присущих исключительно России. Соредакторы во введении на- звали три черты, которые, по их мнению, на протяжении многих веков создавали своеобразие рос- сийской визуальной культуры. Оно, во-первых, заключается в намерении и умении носителей традиций отечественной культуры идти дальше фабулы изображения, видеть не только то, что изобра- жается, но нечто иное, сокрытое от разглядывания, временно не- видимое. “Русский способ смо- трения” преобразует реальность. Во-вторых, визуальные практики россиян менялись под воздей- ствием модернизационных про- цессов и часто принимали форму заимствований у Запада. Универ- сальные процессы урбанизации, технизации жизни, экспансии по- требительскихприоритетовкаким- то образом трансформировали отечественную культуру, попадая при этом под пресс ее традиций. И, в-третьих, для России характерно избыточное давление властных инстанций – церкви, государства, силовых структур, партий – на производство, содержательную и формальную составляющую визу- альных образов и их функциони- рование в обществе (Pp. 6-8). Три перечисленные в редакторском введении формулировки особен- ностей российской визуальной культуры небесспорны, они откры- вают поле для кросс-культурных исследований и требуют дальней- шего обсуждения. Читатель может принять или оспорить этот взгляд на “рус- ский” способ видения. Оставляя его наедине с трудными во- просами, яркая, увлекательная книга по разысканиям в области российской визуальной культуры демонстрирует возможности и преграды, подстерегающие ис- следователя при визуализации исторического знания. “Изобра- жая Россию” наглядно показы- вает, сколь обманчива мнимая легкость в толковании зритель- ных образов и сколь необходим сегодня историку особый вид диалога с прошлым – диалог глазами. Прочитав эту книгу, в него невозможно не включиться. ...