Abstract

SUMMARY:

Уильям Розенберг допускает возможность некой гегемонии западной историографии в советский период, но не как сознательного продукта колониальной системы отношений, а как следствия искренней ориентации лучших советских исследователей на работы, созданные в условиях интерпретативной свободы. В то же время он отмечает, что в плане доступа к архивам западные историки всегда были в подчиненном положении относительно российских. Логично, что после 1990-х гг. лучшие российские исследователи, включая Б. Миронова, повернулись к интерпретативной истории по западному образцу. Розенберг считает, что в российском академическом контексте поколенческие дискуссии шли не о важности архивного эмпирицизма, который признавался как профессорами старой школы, так и их учениками, но о его сочетаемости с интерпретативным подходом. В статье в этом свете разбирается опыт Европейского университета в Петербурге. Розенберг делает вывод, что восприятие западных стандартов шло не по колониальному сценарию, а осознанно, выборочно и контекстуально и порождало новые формы знания. Розенберг не сомневается в том, что книга Миронова заслуживала профессиональной критики коллег в силу масштабности синтеза и серьезности поднимаемых в ней проблем. Критика нормализации России как страны, развивающейся в общеевропейской траектории, неизбежна, тем более что Европа понимается Мироновым, да и многими его коллегами-русистами, крайне обобщенно, как воплощение некой определенной и единой для огромной территории исторической траектории. Вариант мироновской нормализации, с которой согласен Эклоф, предполагает легитимацию постсоветских политических ценностей и реалий через прямое обращение к имперскому периоду, выставляя советский период как девиацию от основной европейской траектории развития и изобретая “Запад” в качестве идеального будущего России. Исходя из этого, Розенберг выступает против отношения к “Социальной истории” как к варианту “полезного прошлого”. Он подвергает критике представление о том, что гранд-нарратив необходим для нормализации как российского общества, так и российской исторической профессии. Общество выиграет от интерпретационного плюрализма, а профессия – от горизонтальной самоорганизации и более систематических контактов с западными коллегами.

pdf

Share