A History of the Soviet Union from the Beginning to the End by Peter Kenez (review)

384 Рецензии/Reviews Анатолий РУСНАЧЕНКО Peter Kenez, A History of the Soviet Union from the Beginning to the End (Cambridge and New York: Cambridge University Press, 2006). 352 pp. 2nd edition. Chronology, Bibliography, Index. ISBN: 0-52186437 -2 (hardback edition). Советский Союз как госу- дарственное образование и как особый социально-политический и экономический строй перестал существовать почти 17 лет назад, но количество исторической лите- ции по отношению к региону, однако Вандич обходит эту тему. К сожалению, книге присуща немалая политизированная тен- денциозность. Вандич вскользь пишет о “добровольном” при- соединении к Польше Пруссии в 1525 г. (С. 87) и Ливонии в 1561 г. (С. 93). Немецкая истори- ография оценивает эти события по-другому, но исследователь об этом не говорит. Очень компро- миссно, скажем так, оценивается национальная политика Речи Посполитой в Украине (С. 95). Совершенно непонятно, откуда же тогда взялся лозунг Хмельнит- чины “Лях, жид и собака – вера одинака”, если на подвластных Польше территориях процветала описанная Вандичем толерант- ность народов. Политизированность приводит к необъективности. Так, обличая политику Российской империи, Вандич на других страницах пи- шет, что “слава и величие Рима были основаны на рабстве, так же как в Новое время – слава и ве- личие Соединенных Штатов” (С. 86). Подобная предвзятость, на- верно, неизбежна, если исходить из миссии книги Вандича, однако подрывает доверие к труду как к научному объяснению феномена Центрально-Восточной Европы, делая его в большей степени нарративом, чем аналитикой. На страницах книги, к сожалению, нередко встречаются подобные фрагменты, в которых научное объяснение подменяется броской фразой или афоризмом. Тем не менее для украинских гуманитариев появление книги Вандича на родном языке – факт отрадный. Теперь эта работа, которую в каком-то смысле уже можно называть классической, стала гораздо доступнее для чи- тателей того самого региона, о котором писал автор и для кото- рого обретение культурно-исто- рической идентичности остается актуальной задачей. 385 Ab Imperio, 1/2008 ратуры, освещающей различные аспекты его истории, отнюдь не уменьшилось, а если судить по количеству ныне издаваемых книг и публикуемых статей, кажется, даже увеличилось. Это утвержде- ние относится преимущественно к западной, прежде всего амери- канской историографии, и в мень- шей мере к российской историче- ской литературе. Очевидно, что американские историки разных поколений не могли не восполь- зоваться новыми возможностями, связанными с “приоткрытием” бывших центральных советских, а теперь – российских архивов. Всплеск исследовательского ин- тереса к истории СССР в самой России тоже приходится на 1990-е годы. В связи с этим отмечу, что в Украине общих работ, подоб- ных монографии Петера Кенеза, вообще, насколько мне известно, не издавали. Работа Кенеза основывается на упомянутых американских ис- следованиях последних лет. По существу, его “История СССР от самого начала до самого конца” представляет собой хороший курс лекций. Многие краткие и выра- зительные замечания Кенеза по тем или иным проблемам истории должны пробудить интерес не только у любого потенциально- го читателя, но и у слушателя- студента. На мой взгляд, автор старается скрывать собственные оценочные суждения за подбором событий и их чередованием. Тем не менее Кенез не только сим- патизирует предмету своего из- ложения, но и представляет ауди- тории свое видение социализма. Сдержанная манера изложения и кажущиеся симпатии, впрочем, не помешали автору быть достаточно объективным. Кенез остался в целом верен ранее доминировавшим в исто- риографии подходам к изучению истории Советского Союза. Од- нако эта история не рассматрива- ется автором именно как история империи, что, конечно, не ис- ключает употребления в тексте монографии слова “империя”. Оно появляется у Кенеза уже на 7-й странице “Вступления” в контексте упоминания Россий- ской империи и событий второй половины ХIХ века. Как и откуда эта империя появилась, автор умалчивает. Несколько раз он, впрочем, пишет и о советском государстве как империи, но это название служит, скорее, только обозначением, поскольку “выпа- дает” из авторского изложения, за исключением момента, когда автор повествует об аннексии прибалтийских государств и их советизации как образце для стран Восточной и Центральной Евро- пы после Второй мировой войны. Вторая особенность данного труда заключается в том, что 386 Рецензии/Reviews национальной политики в книге занимает подозрительно скромное место. То есть в действительности автор представляет нам историю СССР прежде всего как историю государства с отличным от других государств общественно-полити- ческим и экономическим строем. И в таком подходе Кенез преуспел. Вместе с тем, справедливости ради отмечу, что он знаком и с трудами историков “тоталитарной школы”, изучавших сталинизм, а также с ревизионистскими веяни- ями, и в некоторых главах книги, посвященных вопросам культу- ры, идеологии и пропаганды, он весьма успешно использует их подходы. Деление книги на главы до- статочно традиционное, как в учебнике: “Революция”, “НЭП”, “Первая пятилетка”, “Развитой сталинизм”, “Великая отечествен- ная война”, “Расцвет: 1945–1953”, “Эпоха Хрущёва”, “Реально су- ществующий социализм”, “Про- валенные реформы”, “Скачок в неведомое”, “Мысли постфактум, 2005”. Автор практически не касается вопросов историографии, лишь в самом общем виде затраги- вая споры историков о той или иной значительной проблеме. Так, Кенез выводит неминуе- мость революции в России из глубочайшего раскола в обще- стве и неспособности царизма его автор смотрит на СССР как на некое продолжение России и поэтому сосредоточивается на событиях, относящихся к исто- рии политического “центра”. Постсоветский период в истории народов бывшего СССР он тоже рассматривает только на примере России. Как мне показалось, Ке- нез пребывает в уверенности, что существовало такое государство, как “Киевская Россия” (“Kievan Russia”), и именно “Россия” была крещена в 988 г. (Pp. 2,4). Он даже не использует иные названия жи- телей этого государства, кроме как “русские” (P. 2). Это выглядит несколько странным, поскольку далее автор четко подчеркивает различия между двумя типами государств: “Московской Росси- ей” и “Киевской Россией” (P. 5). Как минимум, в последнем случае ему следовало бы употреблять известное и историографически устоявшееся обозначение “Русь”. Собственно, поскольку Кенез сосредоточивается на Московии, то он вообще не упоминает о Новгороде, Галицко-Волынской Руси, Белоруссии или Украине до 1917 г. “Отсутствуют” в книге и Таджикистан, Казахстан, Кир- гизия, как, собственно, и история этих народов в советские времена, а об Украине, например, упомина- ется только вскользь. Впрочем, и о самой России, её регионах в ра- боте почти ничего нет. Освещение 387 Ab Imperio, 1/2008 адаптироваться к изменившимся обстоятельствам (P. 13), говорит о двух революциях в 1917 году – падении автократии и падении либерального режима. В связи с этим он замечает, например, что патриотизм офицеров российской армии был фантомным: они легко покинули своего монарха, не ока- зав ему ни малейшей поддержки. Мне кажется, что в данном случае Кенезу следовало бы упомянуть и о новом для России понимании Отечества, проявившемся в 1917 году, и о развитии российского на- ционализма в начале ХХ века, и о политических проектах русскости и российскости, центральными элементами которых не являлись монарх и монархия. Автор ошибается, утверждая, что крестьяне не имели в рево- люции 1917 года национального представительства: интересы крестьянства отражала партия социалистов-революционеров, другой вопрос, как она сумела их отстоять и защитить. В оценке же большевиков, которые не распола- гали существенной поддержкой большинства русского народа и рабочих в частности, с автором можно согласиться (P. 26). Воен- ные, участвовавшие в корнилов- ском мятеже, были разочарованы в русском народе, в то же время они ненавидели либеральный режим до такой степени, что не оказали ему никакой поддержки. Однако они недооценили большевиков, а последние смогли “преуспеть там, где царские министры и образо- ванные и опытные государствен- ные деятели потерпели пораже- ние, а именно – разобраться, что к чему, и управлять страной” (P. 30). Меньшевики и эсеры бездей- ствовали, поскольку недооценили отличия между собой и новым правительством, считая больше- виков спутниками-социалистами. Большевики, отмечает Кенез, увидев, что философия Маркса не всегда соответствует реалиям, не побоялись импровизировать и в теории, и на практике. Было бы ошибкой считать, что все оттал- кивающие стороны большевист- ской политики стали следствием чрезвычайных условий, в которых они оказались. Они, конечно, не были демократами и либерала- ми, но обладали ментальностью, способствовавшей быстрому пре- образованию революционеров в администраторов, борцов за сво- боду – в её угнетателей. Кенез принимает точку зрения большинства историков, рассма- тривающих события 1917 – 1921 гг. на территории бывшей империи Романовых как гражданскую во- йну. Однако следует заметить, что война велась собственно внутри России (как в географическом, событийном, так и в националь- ном понимании), лишь отчасти выходя за ее пределы. Например, 388 Рецензии/Reviews башкирский Центральный Совет не считал свои столкновения с русскими большевистскими во- йсками гражданской войной. А с распадом Австро-Венгерской и Российской империи по всей стра- не развернулись более или менее сильные национальные движения, ставившие целью национальное самоопределение народов. Эти движения были успешными в Польше, Финляндии, Литве, Лат- вии, Эстонии (но о них, как и о соответствующих национальных проектах, Кенез, увы, не упомина- ет). Одновременно и в Закавказье, и в Украине происходили стол- кновения между приверженцами социалистического и несоциали- стического лагерей, повсемест- но продолжалась крестьянская война против режимов, которые пытались навязать крестьянству свою политику (например, дви- жение украинских крестьян на юге Украины под руководством Нестора Махно, которое внесло решительный вклад в срыв на- ступления Деникина на Москву в 1919 г). Автор подчеркивает роль Украины в этих событиях фор- мально, для него она была лишь “частью старой империи”. Следует также уточнить тер- минологию: называть безапел- ляционно всех украинских по- стреволюционных политических деятелей националистами вряд ли корректно, необходимо указать на то, что Михаил Грушевский был еще и эсером, а Владимир Винни- ченко и Симон Петлюра – социал- демократами. Считать украинское правительство 1918 г. во главе с тем же Винниченко “кукольным” (P. 56), по меньшей мере, неверно. Оно было создано Центральной Радой – органом власти, избран- ным представителями различных украинских общественных ор- ганизаций (четверть мест в ней была отдана национальным мень- шинствам) и более легитимным, чем правительство Владимира Ульянова (Ленина). В Украине, Белоруссии и Закавказье боль- шевики задействовали обычную практику: создавали советские большевистские органы власти, объявляя местные правительства буржуазными и контрреволюци- онными, предварительно завоевав национальные территории силами Красной армии. Видимо, бóльшая терминоло- гическая корректность требуется и в том случае, когда Кенез упо- минает о “вторжении поляков” в Украину. О таком “вторжении” правомерно говорить только с точки зрения большевиков или белых, поскольку польская армия и армия Украинской народной ре- спублики (УНР) были союзными армиями весной 1920 г. на осно- вании соглашений между прави- тельствами Речи Посполитой и УНР. Об отношении же ЗУНР к 389 Ab Imperio, 1/2008 этим событиям нужно вести речь отдельно. Автор напоминает нам, что историки до сих пор спорят о том, что сделало появление ста- линизма неминуемым и были ли ему альтернативы. Кенез не дает прямого ответа на эти вопросы, но описывает общество, суще- ствовавшее в СССР, именно как тоталитарное. При этом он не забывает упомянуть о том, что режим смог модернизировать страну, увеличить социальную мобильность рабочих, повысить социальный статус наиболее об- разованных и предприимчивых из них. Здесь следует заметить, что модернизация в данном случае реально подразумевала, прежде всего, создание современной во- енной промышленности и армии. Результатом террора 1930-х гг. стало установление в стране дик- татуры Сталина (P. 110). Касаясь проблем “культурной револю- ции”, автор пишет, что она была “совершенно антикультурной и даже антиинтеллектуальной, создала гораздо больший разрыв с русскими интеллектуальными традициями, чем собственно сама революция” (P. 102). К сожале- нию, Кенез ничего не говорит о создании новой интеллигенции, развитии культуры в националь- ных республиках в 1920-х – на- чале 1930-х гг. в связи с полити- кой “коренизации”, причинах ее свертывания, о том, что террор нанес удар именно по культуре национальных республик. Ещё один вопрос, который не до конца прояснен Кенезом, каса- ется истории второго голодомора 1932 – 1933 гг. в Украине. Как известно, помимо “выгребания” буквально всех продуктов для сдачи государству, физической изоляции целых районов, не сдавших нужное количество зер- на, крестьянам было запрещено продавать билеты для выезда за пределы республики, чтобы никто не проник в Белоруссию, Россию, где тоже было голодно, но массо- вого вымирания населения из-за голода не было. События тех лет дают основания для трактовки подобной политики как геноци- да в отношении украинцев, ибо крестьяне составляли 89% укра- инского населения республики. Конечно, режим не ставил целью уничтожить всех украинцев: до- статочно было уничтожить его основу – значительную часть кре- стьянства и носителей высокой культуры в городах. Сразу же после решения По- литбюро от 14 декабря 1932 г., как известно, была прекращена укра- инизация на Северном Кавказе (3 млн. украинцев), начался перевод делопроизводства и учебных заве- дений на русский язык и в других местах компактного проживания украинцев, была остановлена (на 390 Рецензии/Reviews деле, не юридически) украиниза- ция и в УССР. В те же годы, как правильно подметил Кенез, на- метился резкий крен в идеологии режима: от классовой риторики к повороту в сторону русского национализма (Pр. 121-122). По- следний особенно заметен в СССР в годы Второй мировой войны и после неё. Кенез достаточно критически отнесся и к факту подписания пакта Молотова-Риббентропа. На этой стадии назревания миро- вого конфликта, считает он, “Со- ветский Союз трансформировал своих граждан, по существу, в соучастников деяний режима” (P. 136). Он отдает должное борьбе Красной армии против гитлеров- цев и их союзников, указывая, что до высадки союзников в Норман- дии на Восточном фронте немцы понесли 90% всех своих потерь, да и после – две трети немецких дивизий сражались с Красной армией. Он также указывает, что у людей не было возможности сдаться оккупантам, ибо “новый порядок” грозил народам СССР бедами похуже сталинизма – бук- вальным уничтожением их как общностей. Автору следовало бы в этом достаточно удачном разде- ле упомянуть и причины гигант- ских, непомерных по отношению к численности противника, потерь Красной армии, и не только в начале советско-германской во- йны… По мнению Кенеза, имен- но эти потери и завоевания дали возможность Сталину в Тегеране и Ялте настаивать на новых гра- ницах в Восточной Европе (Р. 159) Чтобы требовать иной конфигу- рации границ, союзники должны были открыть Второй фронт в 1942 – 1943 годах. Отмечу, что здесь автору сле- довало бы обратить внимание на политику обеих империй – гер- манского рейха и Советского Со- юза – в отношении завоёванных территорий, а также на масштабы и причины военной коллаборации представителей различных на- циональностей СССР с немцами. Тогда он не преминул бы заметить национальное движение в Бело- руссии, поддержанное немцами, и национальные (не советские!) движения сопротивления в При- балтике и Украине. А ведь эти движения, воспользовавшись кризисом обеих империй, пы- тались добиться независимости для своих народов (организовав, например, вооружённое сопротив- ление немцам в виде Украинской повстанческой армии (УПА)). С 1944 г. национальное вооруженное сопротивление началось и в При- балтике, отчасти на территории Белоруссии, и продолжалось, особенно в Западной Украине и Литве (Роман Шухевич и Йонас Жемайтис), до середины 1950-х годов. Эти периферийные дви- 391 Ab Imperio, 1/2008 жения значительнейшим образом повлияли на историю советских республик, бросив вызов как им- перскому строю, так и пониманию социализма в советском “цeнтре”. Возможно, стоило бы Кенезу сравнить также тоталитаризм ста- линского толка с нацизмом или же отвергнуть саму правомерность такого сравнения (это касается, конечно, роли ЧК, ОГПУ, НКВД, КГБ в укреплении режима, си- стемы ГУЛАГа). Затрону только проблему жертв обоих режимов: можно сказать, что Советский Союз был результатом удачной попытки воссоздать с помощью наднациональной, но вниматель- ной к национальным вопросам идеологии империю, или квази- империю. Поэтому поиск врагов велся Сталиным до начала Второй мировой войны прежде всего сре- ди населения собственного госу- дарства и населения завоёванных вновь территорий. Германия же после предыдущей мировой во- йны утратила значительную часть своих владений, поэтому Гитлер направил основную агрессию за пределы страны. Я не согласен с утверждением Кенеза о том, что после смерти Сталина и со времени правления Никиты Хрущева можно говорить о прекращении существования тоталитаризма как политического режима в СССР (Р. 191). Скорее, следует сказать о медленном изживании сталинизма, клас- сического типа тоталитаризма, который уходит вместе с его создателем-диктатором. Ведь все остальные черты тоталитаризма, кроме культа вождя в системе власти СССР, сохранились, никуда не исчезли, да и основы стали- низма, его сущность никогда не подвергались серьёзной критике в СССР до середины 1980-х го- дов. Террор исчез, но репрессии продолжались. Инакомыслящих уничтожали в лагерях и псих- больницах. Известные события в Новочеркасске в 1961 г. – пример чрезвычайно красноречивый… Подобные конфликты, пусть и менее масштабные, были и позд- нее, и способ разрешения проблем оставался прежний. Возможно, страх перед революцией в Вен- грии, революционными событи- ями в Чехословакии в какой-то мере остановил реформаторские замыслы. Кенез упоминает, что режим не зря весьма осторожно приоткрывал свою историю, ибо боялся показать нелицеприятные стороны своего существования. Только гласность уничтожила ле- гитимность режима окончательно. Раздел об эпохе Михаила Гор- бачева – один из лучших в книге. Но ответа на вопрос, почему распался Советский Союз, автор не даёт. Скорее, он подводит читателя к комплексному подхо- ду в поиске возможного ответа. 392 Рецензии/Reviews Здесь не лишним будет вспом- нить об изживании идеологии, о цинизме вождей (P. 216), кризисе государственной экономики, не позволявшей достичь прогресса в долговременной перспективе. Мощным фактором стали нацио- нальные движения в республиках, направленные на достижение независимости. Роль Эстонии, Латвии, Литвы в данном случае невозможно переоценить. Как известно, о самостоятельности заявили едва ли не все народы, имевшие свою государственность до 1921 г. и обладавшие достаточ- но развитым национальным само- сознанием. Особо следует учесть, как уже указывал Роман Шпор- люк, фактор Российской Федера- ции в развале СССР – создание конкурирующего центра власти во главе с Борисом Ельциным. В соответствующем разделе российская проблема действи- тельно фигурирует. Кенез срав- нивает корниловский путч 1917 г. с августовским 1991 года. Между ними, впрочем, много отличий, ко- торые автор монографии не заме- тил: первый возник на этапе, когда национальные движения были еще слабы на окраинах Россий- ской империи; мятеж их усилил, но о независимости тогда речь не шла. Путч 1991 г. произошел уже тогда, когда все национальные движения в республиках четко определили для себя цель: поли- тическую самостоятельность сво- их народов, и вряд ли бы лояльные к идее “обновленной федерации” местные партийные вожди в Бе- лоруссии, Украине или Средней Азии смогли бы надолго удержать её существование. Кроме того, в первом случае Россия испытывала проблемы в ходе мировой войны, а во втором – внешняя империя в Восточной и Центральной Ев- ропе прекратила существование. Итак, режим, на начальных этапах принявший идею коммунизма- социализма, потихоньку оставил ее и обратился к национализму, но не выдержал и это испытание, как и испытание демократией и рынком. Конечно, краткая история Со- ветского Союза в версии, пред- ложенной Кенезом, не могла дать ответы на все вопросы, многие подходы едва намечены; небез- упречна и историографическая составляющая его работы – о некоторых авторах он вообще не упоминает, книг на других языках, кроме английского, в достаточ- но обширной библиографии не имеется. Следует иметь в виду, что написание подобных общих работ сопряжено с большими трудностями. Но как один из воз- можных подходов к изучению исчезнувшей страны монография Кенеза может вполне пригодиться и для студентов, и возможно, для специалистов-историков. ...