In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

503 Ab Imperio, 3/2007 в России в XIX в. книг по русской истории и этнографии, но упо- минаемые современные издания российских авторов насчитывают едва ли пять-шесть наименований во всем сборнике. В то же время в последние годы появилось много хороших исследований не только по русской истории, но и по этнографии, фольклори- стике. С одной стороны, такое невнимание объяснимо цеховой принадлежностью авторов статей (мы все хорошо знаем, как ино- гда плохо проницаемы границы профессиональных сообществ), с другой же стороны очевидно, что более внимательное отноше- ние к российской историографии может сделать понимание “иной культуры” американскими и европейскими славистами бо- лее глубоким, а труд по ее “на- сыщенному описанию” – более плодотворным. Александр ЛАВРОВ Serhii Plokhy, Tsars and Cossacks : A Study in Iconography (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2002). 102 pp. Bibliography , Index. ISBN: 0-916458-95-4. Книга Сергия Плохия откры- вается описанием иконы Покрова, которую показывает своей жене Никифор Федорович Сокира, ге- рой шевченковских “Близнецов” (1855 г.). Действие происходит в Покровской церкви в Переяслав- ле. На иконе среди осененных ма- форием Богоматери изображены Петр Великий, царица Екатерина Алексеевна, князь А. Д. Меншиков и гетман Иван Мазепа. И хотя анализ этой иконы (не сохранив- шейся до наших дней, но извест- ной по черно-белой фотографии) показывает, что на ней изображен вовсе не опальный гетман, она (а вернее – диалог шевченковских героев) дает автору возможность поставить вопрос о противоречи- вой “малороссийской” идентич- ности, благодаря которой Петр и Мазепа могли бы оказаться на одном полотне. “Малороссийская идентич- ность”, а также другие иден- тичности, существовавшие на Украине в раннее Новое время, представляют особый интерес для автора рецензируемой книги. Для их реконструкции Плохий 504 Рецензии/Reviews в основу Гадячского договора. Но, согласно Плохию, “Польша не была готова признать право- славную Русь как партнера и соучредителя” (“co-proprietor”) государства, пусть на тех же са- мых условиях, что и литовского “младшего брата” (P. 9). По- сле Полтавы “малороссийство” (“Little Russianism”) стало един- ственной формой политической идеологии, которую можно было проповедовать в гетманской Укра- ине (Р. 15). Эта идентичность, как считает Плохий, не отрицала “общероссийскую имперскую ло- яльность”, а дополняла ее (Р. 17). Отметим, что одновременно еще одним объектом исследования в монографии является западноу- краинская идентичность, связан- ная с Брестской унией. Однако в центре внимания книги Плохия оказывается имен- но украинская иконография иконы Покрова Богоматери, предостав- ляющая возможность изображе- ния донаторов. Эта иконография находится на перекрестке двух традиций – православной иконо- графии Покрова и католической иконографии Mater Misericordiae. Восточнославянская православ- ная иконография Покрова не имеет византийского прообраза и распространяется из Киева, Владимира и Новгорода. На Укра- ине такая композиция Покрова получает распространение в ХV использует историографические источники (“Синопсис”, казац- кие хроники), а также правовые памятники (Гадячский договор, проект конституции Филиппа Орлика). Так, “малороссийская” версия идентичности в представ- лении Плохия опирается на труды киевского духовенства XVII века, и прежде всего на “Синопсис”, согласно которому “российский”, или “словено-русский”, народ объединяет русских и украинцев. Эта идея, по мнению автора кни- ги, была разработана церковными элитами, но не сразу принята светскими (Р. 6). “В XVII-XVIII вв. такие термины, как ‘Русь’, ‘Войско запорожское’, ‘Малая Русь’, ‘Малая Россия’ и ‘Украи- на’ соперничали между собой в качестве названия для державы гетманов, – пишет Плохий. – В социальной плоскости новая украинская идентичность опира- лась почти исключительно на ка- зацкие черты, исключая неказац- кий элемент... С географической точки зрения эта идентичность значительно сузилась, поскольку малороссийская родина казацкой старшины уже не включала в себя не только Белоруссию, но и все западноукраинские земли…” (P. 15). На определенном этапе светские элиты противопоставили “малороссийской идентичности” политическую идеологию трех наций Речи Посполитой, легшую 505 Ab Imperio, 3/2007 Появление тех или иных фи- гур, изображавшихся под мафо- рием Богоматери, было связано с процессом формирования раз- личных идентичностей на Укра- ине во второй половине XVII века. В гравюрах, иллюстриру- ющих Киево-Печерский патерик в редакции Иннокентия Гизеля (1661 г.) и “Трубу словес про- поведных” Лазаря Барановича (1674 г.), Богоматерь укрывает российский герб, под защитой которого символически оказы- ваются изображенные внизу от него Успенский собор Киево- Печерской лавры и его монахи. Следуя в иконографии Богома- тери московским образцам, эти гравюры иллюстрируют одну из идей киевского и черниговского духовенства – покровительство царя Украине. Напротив, икона Покрова из церкви в селе Дежки (неподалеку от Богуслава, Киевская область), на которой слева от Богоматери изображены Богдан Хмельниц- кий и царь Алексей Михайло- вич, следует канонам “западной” иконографии. В последнее время эта икона получила большую известность и в ней начали ви- деть едва ли не прижизненный портрет Хмельницкого. Плохий обоснованно отводит раннюю столетии. Иконография Mater Misericordiae развивается в Ита- лии в эпоху Возрождения. Следы влияния католической иконогра- фии появляются на Украине в середине XVII века.1 На иконах, написанных как в русле право- славной, так и в русле католиче- ской иконографии, под мафорием Богоматери изображены предста- вители светских и духовных вла- стей. В то время как предшеству- ющие исследователи чаще всего обращались к одному-двум по- добным памятникам, вырванным из иконографического контекста, и изучали их как ранние примеры “светского портрета”, Плохий старается представить наиболее полный и хронологически упо- рядоченный ряд всех подобных икон. Зачастую, опираясь на ико- нографию или на сопоставление с письменными источниками, он вынужден передатировать тот или иной памятник (обычно его датировки относят памятники к более позднему времени, нежели предшествующая историографи- ческая традиция). Полученный в результате ряд изображений Покрова дает возможность по- новому взглянуть на отдельные иконы и перевести сопоставление изобразительных источников с письменными на иной уровень. 1 Очень интересны наблюдения Плохия о влиянии католических представлений о непорочном зачатии, в соответствии с которыми Дева Мария сначала изображалась “как молодая женщина или даже как юная девушка... ” (P. 29). 506 Рецензии/Reviews датировку изображения гетмана на иконе и связывает ее с культом Хмельницкого, формировавшим- ся на Левобережной Украине в первой четверти XVIII века. Подобный культ, по замечанию автора, был невозможен на Право- бережной Украине, где “руская” (“Ruthenian”) идентичность ис- кала собственную нишу внутри модели польской политической нации и где культ Хмельницкого “не имел ни малейшего шанса на успех” (P. 54). Формирование культа Хмель- ницкого автор относит к периоду между составлением Летописи Самовидца и Летописи Грабян- ки, то есть около 1703-1710 гг. (причем образ Хмельницкого после 1708 г. отчетливо противо- поставляется Мазепе). Вскоре после этого, в 1720-х гг., получает распространение и гравюра Вил- лема Хондиуса (Willem Hondius) (1651 г.), восходящая к прижиз- ненному портрету Хмельницкого, которая впоследствии становится иконографическим архетипом. Именно эту гравюру использовал иконописец, “реставрировавший” в XVIII в. икону, созданную столе- тием ранее, он же и “переписал” при этом изображение гетмана или просто “вписал” Хмельниц- кого в круг изображенных лиц. Довольно изящно интерпре- тирует Плохий фигуру в царском венце не как Алексея Михайло- вича, а как “просто царя”. Вместе с тем, именно фигура царя полу- чает развитие в последующей иконографии, откликнувшейся на изменение баланса сил. “Но- вое явление в державе гетма- нов – важная, всевозрастающая роль императора в назначении не только гетмана, но и старшины и полковников – была отражена ка- зацкой иконописью” (P. 56). Среди икон, отразивших тенденцию, была и описанная Т. Г. Шевченко икона из Переяславля. Плохий относит ее к периоду между 1712 (венчание Петра с Екатериной Скавронской) и 1725 годом. В этот период Мазепа на иконе появиться уже не мог, а лицо, ошибочно ото- ждествлявшееся с ним, оказыва- ется переяславским полковником Иваном Мировичем – участником Северной войны и благодетелем церкви Покрова в Переяславле. Автор монографии прослежи- вает, как вместе с изменениями конфессиональных и государ- ственных границ меняется иконо- графия западноукраинских икон Покрова. На том месте, которое на Левобережье отводилось гет- манам и российским импера- торам (написанным узнаваемо, в соответствии с официальной российской иконографией), появ- ляются король Ян III Собеский и православные иерархи. Вне обе- их этих традиций стоят иконы, происхождение которых связано 507 Ab Imperio, 3/2007 с новой Запорожской Сечью (1734 – 1775 гг.). На них под по- кровом Богородицы оказываются либо одни казаки, либо казаки в сопровождении безымянных царей, цариц и иерархов. Книгу Плохия следует при- ветствовать как одно из редких исследований, в которых иконо- графия не является самоцелью, но открывает исследователю возможность реконструировать противоречивые идентичности раннего Нового времени. Труд- ность подобного исследования состоит в том, что тот или иной портрет, попадая на иконную доску, не остается неизменным. Поэтому некоторые атрибуции неизбежно оказываются при- близительными. Так, например, персонаж на иконе Покрова, традиционно рассматривавшийся как изображение правительницы Анны Леопольдовны, Плохий предлагает считать портретом ее тетки, императрицы Анны Иоанновны (Р. 60). Представля- ется, что украинский художник должен был ориентироваться на официальную российскую ико- нографию коронованных персон, и, поскольку изображенное на иконе лицо полностью соответ- ствует иконографии Анны Лео- польдовны, не остается ничего иного, как возразить Плохию и присоединиться к приверженцам традиционной атрибуции. Александр ЭТКИНД Вадим Менжулин. Другой Сикорский: Неудобные страни- цы истории психиатрии. Киев: “Сфера”, 2004. 490 с. Библио- графический указатель, именной указатель. ISBN: 966-7841-72-3. Киевский психиатр Иван Си- корский (1842-1919) был балов- нем судьбы и властей. Не вполне традиционные и не всегда усид- чивые занятия принесли ему из- вестность и богатство, которыми он умел наслаждаться. Энергия и связи помогли ему участвовать в важных событиях, значение ко- торых далеко выходило за рамки его профессии. Правда, один из судебных процессов, на которых он выступал экспертом, принес ему тяжкие огорчения, зато как раз в те дни в его роскошной усадьбе обнаружился клад с зо- лотыми монетами. Повезло ему и в личной жизни. Любимый его сын стал знаменитым инженером, слава которого намного превзош- ла отцовскую. Читая книгу украинского исто- рика Вадима Менжулина, понима- ешь, что судьба играла с Иваном Алексеевичем свои тонкие, злые шутки, которые он сам вряд ли был способен оценить. Сикор- ский, комфортно живший в ближ- ней колонии империи, панически боялся истории. Он был прав: ...

pdf

Share