In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

419 Ab Imperio, 4/2006 not just builders. The two capitals dominated the provinces in terms of public art, that is, museums, although the Hermitage was not opened to common viewers until 1840. The provincial cities also rarely found themselves on canvases, in sharp distinction from Moscow and especially the extremely photogenic St. Petersburg. But the residents, the local nobility and merchants, sat eagerly for portrait painters, leaving behind a visual history. Stites argues that G. A. Krylov’s “Portrait of a Rzhevsk Merchant” (1830s) captured this group’s “increasingly ambivalent self-image” (P. 360), “mercantile” in beard and haircut, but with his elbow resting “beside two expensively bound books.” The search for a cultural identity in the years leading up to the debacle in the Crimea, when Russians finally felt themselves equal to other Europeans because of their defeat of Napoleon, was profound. Like many of Stites’s previous monographs, Serfdom, Society, and the Arts in Imperial Russia promises to become a standard reference. Its stature as a reference book also has the unhappy attribute of being the volume’s biggest problem. The degree of detail is wonderful for the specialist, and even the highly interested casual reader, but it increases the number of pages and the price, restricting the book from classroom use. Nonetheless, the volume offers an incomparable source of material for lectures and term papers on “the pleasure and the power,” and also on the pain. Людмила НОВИКОВА Lutz Häfner, Gesellschaft als lokale Veranstaltung. Die Wolgast ädte Kazan’ und Saratov (1870– 1914) (Köln: Böhlau Verlag, 2004). 594 S. (=Beiträge zur Geschichte Osteuropas; Bd. 35). ISBN: 3-41211403 -0; Guido Hausmann (Hg.), Gesellschaft als lokale Veranstaltung. Selbstverwaltung, Assoziierung und Geselligkeit in den Städten des ausgehenden Zarenreiches (Göttingen : Vandenhoeck & Ruprecht, 2002). 485 S. (=Bürgertum. Beiträge zur europäischen Gesellschaftsgeschichte ; Bd. 22). ISBN: 3-52535687 -0. Долгое время западные ис- следователи видели в изучении средних социальных слоев и общественности имперской Рос- сии ключ к объяснению русской революции. Историки отмечали слабость и незрелость тех клас- сов, которые в Западной Европе являлись опорой буржуазного 420 Рецензии/Reviews порядка, указывали на запоздалое развитие в России общественных институтов и их зависимость от государства, а также на растущую фрагментацию общества. Все это подчеркивало закономерность того, что после крушения старого режима либеральные буржуазные круги не смогли укрепиться на политической сцене и уступили место радикальным централи- заторам – большевикам. В по- следние годы, особенно в связи с распадом советского строя и кажущимся возвращением России в лоно европейской политики, историки пытаются не столько изучить “отклонения”, сколько “нормализовать” российское про- шлое, рассматривая его как один из вариантов общеевропейского развития. В поисках предтечи современных российских обще- ственных институтов и исто- рических корней гражданского общества исследователи вновь об- ращают внимание на обществен- ность в царской России, пытаясь определить те формы и границы, в которых все же можно говорить о существовании независимой и самоорганизующейся обществен- ной сферы.1 В методологическом отношении авторы опираются на введенное Ю. Хабермасом понятие “общественной сферы” (Öffentlichkeit), развивавшейся еще при абсолютизме прежде все- го в форме добровольных обществ и объединений, а также на иссле- дования гражданского общества стран Западной и Центральной Европы.2 Рецензируемые здесь рабо- ты–монография Люца Хефнера и сборник статей под редакцией Гвидо Хаусманна – носят одина- ковое название: “Общественность 1 См., например, из более ранних работ новой историографической волны: M. Hildermeier. Bürgertum und Stadt in Rußland 1760–1870: Rechtliche Lage und soziale Struktur. Köln, 1986; E. Clowes, S. Kassow, and J. West (Eds.). Between Tsar and People: Educated Society and the Quest for Public Identity in Late Imperial Russia. Princeton, 1991; H. D. Balzer (Ed.). Russia’s Missing Middle Class: The Professions in Russian History. London, 1996. Последнее и наиболее яркое проявление “европеизирующей” историографии см.: S. McCaffrey, M. Melancon (Eds.). Russia in the European Context, 1789–1914: A Member of the Family. London, 2005. Cм. рецензию на этот сборник в данном номере журнала. 2 О теоретических основах современных дискуссий о гражданском обществе, а также об общем историографическом контексте см.: J. Bradley. Subjects into Citizens: Societies, Civil Society, and Autocracy in Tsarist Russia // American Historical Review. 2002. Vol. 107. Pp. 1094-1123; M. Hildermeier, J. Kocka, C. Conrad (Hrsg.). Europäische Zivilgesellschaft in Ost und West: Begriff, Geschichte, Chancen. Frankfurt/Main, 2000. См. также: Люц Хэфнер. Civil Society, Bürgertum и “местное общество”: В поисках аналитических категорий изучения общественной и социальной модернизации в позднеимперской России // Ab Imperio. № 3. 2002. Pp. 161-208. 421 Ab Imperio, 4/2006 как локальное мероприятие”. По заглавию и по смыслу они явля- ются антитезой статье известного немецкого историка Дитриха Гай- ера, который рассматривал обще- ство как “государственное меро- приятие” применительно к России конца XVIII века.3 Если Гайер указывал, что в России не было дуализма “государство – обще- ство” и общество регулировалось сверху, то Хефнер и Хаусманн, обращаясь к более позднему пери- оду, стремятся показать обратное. Они утверждают, что в городах пореформенной России, несмо- тря на государственное вмеша- тельство и отсутствие правовых основ, все же шло формирование относительно независимых обще- ственных институтов, которые играли схожую роль и, хотя и в более ограниченном масштабе, выполняли такие же функции, как и гражданское общество в Западной Европе. В центре внимания Хефнера находятся поволжские города – Казань и Саратов – в период от Ве- ликих реформ до начала Первой мировой войны. Именно сфоку- сировав взгляд на российской про- винции, автор считает возможным проследить процесс образования гражданского общества. Хефнер утверждает, что новые формы общественной жизни, не суще- ствовавшие или находившиеся на рудиментарном уровне развития в надрегиональном, общенаци- ональном масштабе, на местах были широко представлены и ин- ституционализированы (Häfner. S. 7). В своей работе он использует аналитический инструментарий социальной истории. Однако его интерес обращен не на какой-либо один социальный слой или класс, но на формы общественной актив- ности. По его мнению, конструи- рование местного общества было результатом коммуникативного процесса, который происходил при посредничестве прессы, клубов и ассоциаций, местного самоуправления и городской культурной жизни. В четырех центральных главах работы, по- священных этим формам обще- ственной коммуникации, Хефнер показывает, как в провинциальной России, несмотря на отсутствие парламентаризма, шло формиро- вание общественного мнения. В клубах и органах самоуправления члены местного общества усваи- вали демократические процедуры и ценности, а во все более уни- версальной городской культурной среде складывались представле- ния о городском обществе как о едином целом. В этой растущей 3 D. Geyer. “Gesellschaft” als staatliche Veranstaltung. SozialgeschichtlicheAspekte des russischen Behördenstaats im 18. Jahrhundert // Idem (Hg.). Wirtschaft und Gesellschaft im vorrevolutionären Rußland. Köln, 1975. S. 20-52. 422 Рецензии/Reviews общественной самоорганизации Хефнер справедливо усматривает признаки эмансипации общества от вседовлеющего автократиче- ского государства. Книга Хефнера является нова- торской сразу в нескольких отно- шениях. Прежде всего, он одним из первых западных авторов об- ратил пристальное внимание на повседневную жизнь провинци- альных городов позднеимперской России. Он представил широчай- шую палитру местных клубов и ассоциаций – от профессио- нальных и научных обществ до благотворительных ассоциаций и спортивных клубов, как, напри- мер, яхт-клубы или зарождавшие- ся футбольные, велосипедные или аэрообщества, в которых разные слои городской элиты сплавля- лись в единое провинциальное общество. Не менее интересным является описание культурной жизни, в частности – помпезного празднования 300-летия Саратова в 1891 г., которое служило яркой демонстрацией формирования новой локальной идентичности. Описание праздника любопытно еще и тем, что, в отличие от обще- российских юбилеев, например, 300-летия дома Романовых, про- винциальные торжества пока еще мало изучены. Хефнер также тщательно ис- следовал социальные изменения, связанные с формированием новой городской элиты. Он по- казал, что, с одной стороны, шел процесс слияния разных слоев городского общества. В органах городского самоуправления дво- ряне сидели бок о бок с купцами и почетными гражданами, обсуждая общегородские проблемы, что способствовало постепенному исчезновению прежних сослов- ных перегородок. А в клубах и на праздниках тесное общение чиновников и торговцев, цензоров и журналистов, представителей дворянства и свободных профес- сий служило катализатором для процесса формирования нового надсословного и надклассового местного общества, признаком принадлежности к которому слу- жили образованность, сравни- тельный материальный достаток и главное – активное участие в общественной жизни и служение общественному благу. С другой стороны, формиро- вание общественности вело к появлению новых социальных иерархий. От полноправного участия в местном обществе были отстранены женщины, которые не могли лично участвовать в выбо- рах в городское самоуправление или быть полноправными члена- ми клубов и ассоциаций, а также городские социальные низы, не обладавшие достаточным цензом, чтобы быть выборщиками или не располагавшие достаточными 423 Ab Imperio, 4/2006 средствами для уплаты членских взносов в клубах. Но тем не менее, как отмечает Хефнер, наблю- дались признаки постепенного объединения всего городского общества. Женщины включались в общественную жизнь как члены благотворительных ассоциаций, а также участвуя в балах и маска- радах. Городские низы тоже при- общались к городской культуре, посещая дешевые театральные представления и киносеансы. Участвуя же в праздновании юби- лея Саратова, они могли почув- ствовать себя “саратовцами”, т.е. частью единого городского “мы”. В целом, история позднеим- перского провинциального обще- ства в изложении Хефнера – это история успеха. По мнению ав- тора, местная общественность проявила способность преодоле- вать сословные, классовые, по- литические и даже этноконфес- сиональные различия и успешно трансформировалась в направле- нии гражданского общества не только в региональном, но и – в перспективе – в общенациональ- ном масштабе. К сожалению, сосредоточившись на замкнутых локальных примерах, автор не указывает, как местные общества могли взаимодействовать (и вза- имодействовали) друг с другом в общеимперском масштабе – путем общения между ассоциа- циями разных городов, обмена информацией между органами самоуправления, в региональной и общенациональной прессе. По- следовавший же в 1917 г. крах Хефнер связывает не с внутрен- ним кризисом общественности, а с внешними обстоятельствами. Он пишет, что городская среда, успешно функционировавшая в локальных рамках, “потерпела не- удачу в надрегиональном контек- сте” (S. 495), когда выращенные на городской почве новые ценности были отвергнуты преобладающим крестьянским населением страны. Этот вывод, как и общее стрем- ление Хефнера преуменьшать глубину внутренних конфликтов в городской среде, не может не вызвать некоторых возражений. В частности, против выдвинутых автором тезисов говорят числен- ные показатели. Хефнер признает, что местная общественность, об- ладавшая материальным достат- ком, образованностью и активно участвовавшая в городской жизни, не превышала примерно 1,5% от всего населения городов (S. 13). Отличаясь в несколько, если не в несколько десятков раз от со- ответствующих показателей по городам Западной Европы, это соотношение свидетельствует о качественно ином развитии. Перспектива относительно бес- конфликтного включения остав- шихся 98,5% населения, в том числе городских низов и недавних 424 Рецензии/Reviews выходцев из деревни, в единую го- родскую среду выглядит слишком гипотетической. Более того, даже сама городская элита не пред- ставляла собой единого лагеря и в начале ХХ в. все более рас- калывалась на противоборствую- щие политические группировки. Ярчайшим свидетельством тому являются кровавые столкновения в Казани в октябре 1905 г., когда “отцы города” оказались как среди либеральных и социалистиче- ских думцев, требовавших разо- ружения полиции и проведения расследования против действий губернатора, так и в рядах правых демонстрантов, защищавших за- конную власть и не препятство- вавших погромам, направленным против общественных деятелей. К сожалению, Хефнер оставляет политическое размежевание в городской среде без должного внимания. Также если бы автор довел свое изложение не до 1914 г., а до 1917 г., то исторический материал дал бы еще больше при- меров политической и социальной поляризации и объяснений тому, почему именно города стали первоначально главными очагами революции. В книге также можно было бы уделить больше внимания противоречиям между русским и нерусским населением, особенно в полиэтнической Казани, и тем самым вписать исследование в имперский контекст. В целом Хеф- неру успешно удалось показать многообразие провинциальной общественной жизни. Однако его оценка интегрирующего потенци- ала местного общества выглядит несколько преувеличенной. Сборник статей под редак- цией Гвидо Хаусманна также подчеркивает широкое развитие городской общественной сферы в царской России, но с большими нюансами и оговорками. В част- ности, в объемной вводной части Хаусманн отмечает, что создание единого общественного простран- ства было чрезвычайно сложным и противоречивым процессом. Его развитию вначале сильно препятствовали сохранявшиеся сословные противоречия. Затем они сменились конфликтом по- литических партий, который не менее глубоко расколол город- ское общество. Хаусманн также подчеркивает разнообразие ло- кальных вариантов и пытается выявить типологические различия между условиями и уровнем раз- вития общественной сферы в крупных и в небольших городах, в европейской части страны и на восточных и южных окраинах, где общественные институты и орга- ны самоуправления нередко вос- принимались как опора “колони- ального”, “русского” господства (Hausmann, S. 57). В основе пред- ставленных в сборнике статей преимущественно российских и 425 Ab Imperio, 4/2006 немецких авторов лежат доклады прошедшей в университете г. Би- лефельд в 1997 г. международной конференции, посвященной срав- нительному изучению городского самоуправления и городских элит в России и Германии. Они, в свою очередь, также отражают более дифференцированную картину. Статьи объединены в два раздела: первый посвящен городскому са- моуправлению, второй исследует общественные ассоциации и дру- гие формы общественной жизни. Несмотря на то, что авторов не объединяет некое общее видение проблемы, их исследования вно- сят некоторые новые акценты в картину развития городской обще- ственной сферы. В частности, Л. Ф. Писарь- кова в статье о составе гласных Московской Городской думы (МГД) отмечает, что в 1880-е гг. происходило не размывание, но консолидация сословных групп и рост сословного самосознания. После же 1905 г. первостепенную роль в жизни думы стали играть политические партии и блоки. Ю. А. Петров, анализируя появ- ление нового социального слоя крупных владельцев недвижи- мости в Москве, и прежде всего собственников доходных домов, подчеркивает их возросшее зна- чение в городской жизни, хотя бы потому что их взносы составляли существенную часть московской городской казны. В. Н. Гинев анализирует в своей статье по- литические споры вокруг роли и деятельности МГД, которые велись на рубеже XIX-XX вв. на страницах газет “Русские ведомо- сти” и “Московские ведомости”. В. А. Нардова в статье о социаль- ном составе органов городского правления на примере восьми крупных российских городов ис- следует рост образовательного и профессионального уровня вы- борных членов городского само- управления. Наиболее оригинальной ста- тьей о городском самоуправлении является исследование Оливера Райснера (Oliver Reisner) о роли этнической мобилизации на выбо- рах в городскую думу в Тбилиси в 1890–1897 гг. Он показал, как в городе со смешанным армяно- грузино-русским населением социальные противоречия в ходе выборов в конце XIX в. были облечены в термины этнических различий. Так, грузинские интел- лектуалы, желая добиться боль- шего представительства в думе растущего грузинского населения города, выступили против “заси- лья” в органах самоуправления армянской торговой верхушки. В результате такой “этнизации политики” шансы городского самоуправления стать эффектив- ным демократическим органом, представляющим интересы всего 426 Рецензии/Reviews населения, оказались практически сведены к нулю. К сожалению, Райснер – единственный из авто- ров сборника, который настолько объемно и убедительно показал роль регионального и многона- ционального контекста, в котором действовало городское самоуправ- ление. В отличие от его работы, статья Н. А. Рахмановой о томской городской думе носит скорее опи- сательный характер и не содержит анализа региональных отличий. В части сборника об обще- ственных ассоциациях и раз- личных формах городской обще- ственной жизни, помимо статьи Хефнера о казанском “Новом клубе”, который описывается автором как место “кристалли- зации” локального общества, помещена довольно эклектичная статья Хубертуса Яна (Hubertus Jahn) о меняющемся изобра- жении городских попрошаек Санкт-Петербурга в журналах, в законодательстве и бульварной прессе на протяжении XVIII – XIX веков. Особый интерес пред- ставляет статья Г. Н. Ульяновой о благотворительности московских женщин-предпринимательниц в 1860–1914 гг. Касаясь сложной проблемы – условий включения женщин в местное общество, она показывает, как широкая благо- творительность позволила женам, дочерям и вдовам предпринима- телей не только занять самостоя- тельную и влиятельную позицию в среде местной общественности, но и повысить свой социальный статус, ведя такой же стиль жизни и участвуя в тех же благотвори- тельных обществах, что и женщи- ны из дворянского общества. Если Ульянова рассмотрела положение женщин, то Клаус Гества (Klaus Gestwa) проследил попытки дру- гой полумаргинальной группы, а именно рабочей верхушки, стать полноправным членом городско- го общества. Исследуя рабочую культуру г. Иваново на протяже- нии XIX и до начала ХХ в., он показал, как текстильные мастера и их семьи усваивали особую культуру городского быта. Показ- ное потребление роскоши в виде отмечавшихся на широкую ногу свадеб или многочисленных на- рядов дочерей и жен рабочей вер- хушки (зимой, чтобы было видно наряды, их нередко надевали по- верх шуб), воскресные гулянья в бору и широко распространенная грамотность – все это служило способом социальной дифферен- циации, видимого отграничения от неквалифицированных рабочих. В своей статье Гества подчеркивает многослойность городской жизни, где даже рабочая среда была на- много более фрагментированной и разнообразной, чем это обычно представляется в историографии. Однако, несмотря на публи- кацию некоторых оригинальных 427 Ab Imperio, 4/2006 статей, в целом сборник под редакцией Хаусманна является упущенной возможностью пред- ставить более широкую панораму развития городской обществен- ности в дореволюционной России. Прежде всего, сборник излишне традиционен по своему географи- ческому и тематическому фокусу. Пять из десяти представленных в нем статей посвящены столицам – Москве и Санкт-Петербургу. В тематическом отношении шесть из десяти статей освещают наи- более изученную в историографии тему, а именно проблему город- ского самоуправления, причем большей частью в традиционном описательном ключе, и лишь оставшиеся четыре рассматрива- ют другие формы общественного взаимодействия. Явным недостат- ком является то, что большинство авторов не связывает свой мате- риал и свои выводы с общей про- блематикой сборника, и поэтому в целом вопрос о роли и уровне развития местной обществен- ности не получил в нем глубокой разработки. Следует отметить, что редактор своим обширным аналитическим введением попы- тался компенсировать отсутствие общей связующей линии в статьях сборника. Но его 160-страничная вводная часть, в которой Хаус- манн одновременно представляет фактические результаты своих собственных научных изысканий, анализирует состояние современ- ной историографии, намечает возможные перспективы исследо- ваний и пытается объяснить, как помещенные в сборнике статьи раскрывают тему развития обще- ственности в России, скорее, спо- собна запутать читателя, чем дать ключ к пониманию последующих статей. В результате превосходная идея дать аналитический срез развития местной общественно- сти в городах имперской России получила не вполне убедительное воплощение. В целом, несмотря на ого- ворки, монография Хефнера и сборник статей под редакцией Хаусманна представляют собой значимое историографическое явление. Авторам удалось не только показать многообразие городской общественной жизни позднеимперской России, но и убедительно продемонстрировать, как региональная перспектива позволяет искать новые ответы на большие вопросы российской истории. Безусловно, локальная история способна стать основой для многих новых интерпрета- ций, если, как показали здесь некоторые авторы, анализировать не только приложение на местах политики центральной власти, но и местный региональный и много- национальный контекст. Что касается общего вопроса “России и Европы”, на который 428 Рецензии/Reviews Charles HALPERIN Ю. В. Селезнев. “А переменит Бог орду…” (Русско-ордынские отношения в конце XIV – пер- вой трети XV вв.). Воронеж: Воронежский государственный университет, 2006. 160 С. Карты, Таблицы, Приложение, Библи- ография, Именной указатель, Указатель географических имен. ISBN: 5-9273-1017-6. The Mongol conquest of and rule over the Rus’ principalities and пытается ответить современная “европеизирующая” часть исто- риографии, то ответ на него бо- лее проблематичен. Безусловно, Хефнер и Хаусманн отчетливо показали, что местная обществен- ность в царской России суще- ствовала в многообразии форм и что значение ее нельзя списывать со счетов. Однако в глобальном историческом масштабе проблема существования в России граж- данского общества представляет, видимо, не самый благодарный материал для общеевропейских сравнений и способна дать боль- шее удовлетворение скептикам, чем оптимистам. city-states remains a lively topic of historical research. Since 1991 both Russian and Tatar historians have made significant new contributions to our knowledge of the role of the Tatars in Russian history. This monograph by Iurii Vasil’evich Seleznev of Voronezh State University is devoted to the under-studied period of Russian-Tatar relations from 1382–1434, or approximately from after the sack of the city of Moscow by khan Tokhtamysh until the death of prince Iurii Dmitrievich of Galich two years after Horde Khan Ulug-Muhammed had ruled in favor of his nephew, grand prince Vasilii II, in their dynastic dispute. Most of the book is a narrative of political and military relations between Rus’ and the Horde, personified...

pdf

Share