Гарвардский проект по Е. В. Кодин by Ирина Ролдугина (review)

419 Ab Imperio, 2/2006 to commute long distances to farms and markets. Local heating that was once provided by collective or state farms is unavailable or unaffordable. The rise in energy costs has made electrical heating very expensive and unsuitable for rural households. In their individual chapters tracing earlier attempts at agricultural reform in Russian history, Ilya Gerasimov and Yoshida Hiroshi both underline that a fresh round of modernization requires a reorientation of the people, while warning that the outcome may not be the same at different places. Summing up, this volume documents the academic cooperation between Japanese and eastern European scholars to study postcommunist rural developments from a multi-disciplinary approach. Most of the material has previously been published in Japanese (besides a review article in German). Therefore, this book may serve as a vantage point for an English-speaking audience to become familiar with the issues , experts, and recent scholarship on this topic. Ирина РОЛДУГИНА Е. В. Кодин. “Гарвардский про- ект”. Москва: “РОССПЭН”, 2003. 208 с. ISBN: 5-8243-0385-1. Книга смоленского историка Евгения Кодина представляет собой реализованный грантовый проект,1 благодаря которому автор имел возможность отправиться в США и собственноручно обна- ружить и изучить материалы, по- ложенные впоследствии в основу работы. Вопреки обычной практи- ке, когда грантовые исследования исторической тематики превраща- ются в достаточно специфические и узкоспециальные издания, глав- ным образом ориентированные на профессиональных историков и студентов, книга “Гарвардский проект”, как заявлено в преди- словии, “рассчитана на широкий круг читателей”, что, несомненно, подтверждается как достаточно простым, энциклопедичным сти- лем изложения материала и неко- торыми оборотами, характерными для газетной публицистики, так и скромным объемом книги в 208 страниц, несколько необычным для отечественной исследователь- ской монографии. 1 Финансовую поддержку исследовате- лю обеспечила известная американская правительственная программаAmerican Councils for International Education: ACTR/ACCELS. 420 Рецензии/Reviews Профессор Кодин, специалист в области советской истории, за- нимается исследованием стали- низма в российской провинции и отражения этого явления в иссле- дованиях американских ученых.2 Этот сюжет, отметим, активно разрабатывается в историографии постсоветской России.3 Заслуга же Кодина состоит в том, что он первым обратился к исследо- ванию “Гарвардского проекта”, являвшегося одним из главных источников знаний американских историков о Советском Союзе. “Гарвардский проект” (та- кое название в историографии получила работа американских исследователей по изучению со- ветской ментальности с помощью анкетирования бывших советских граждан) был задуман и реализо- ван американскими учеными из Гарварда как исследование мен- тальности советского человека. Предмет исследования, как заявляет автор в предисловии к монографии, – оценки сталинизма бывшими советскими гражда- нами, собранные в материалах “Гарвардского проекта”. Это не- сколько тысяч анкет, заполненных советскими “невозвращенцами”, деловая переписка участников проекта, различные доклады и письменные тезисы, полученные в ходе работы над документами, хранящимися ныне в Гарвардском университете в библиотеке Дэвис Центра,4 бывшего Русского ис- следовательского центра, а также в архиве университета. Кодин получил доступ ко всем сохра- нившимся документам5 и провел обширное источниковедческое исследование, главной ценно- стью которого стала публикация некоторых анкет для интервью- ирования, воспроизведенных в приложении к книге. 2 Е. Кодин. Смоленщина на страницах американской исторической литературы. Смоленск, 2000; Е. Кодин. “Смоленский архив” и американская советология. Смоленск, 1998. 3 П. С. Кабытов, О. Б. Леонтьева. Введение. Зенит “прекрасной эпохи”: сталинизм глазами американских историков // Американская русистика последних лет. Со- ветский период: Антология. Самара, 2000. C. 3-19; И. В. Павлова. Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (Критика “ревизионистского” подхода) // Отечественная история. 1998. № 5. C. 107-121. 4 Русский исследовательский центр, основанный в 1948 году, в 1996 был переиме- нован в Дэвис Центр в честь главных его спонсоров – Кэтрин и Шелби Каллома Дэвисов. Более подробно об истории Дэвис Центра: http://daviscenter.fas.harvard. edu/about_us/history.html (Последний раз проверялась 5 мая 2006 г.). 5 Как удалось выяснить Кодину, около трех тысяч письменных интервью, ранее находившихся в Русском исследовательском центре, не сохранились: они были уничтожены, так как пришли в негодность из-за ненадлежащих условий хранения при частых переездах Центра. 421 Ab Imperio, 2/2006 “Гарвардский проект” стар- товал осенью 1950 года, когда несколько десятков американских ученых, среди которых были пси- хологи, антропологи, экономисты и историки, прибыли в Мюнхен для интервьюирования советских “невозвращенцев”, рассеянных по Европе в лагерях для беженцев. Местным научным центром, взявшим на себя организацию работы, стал Мюнхенский ин- ститут, фактически созданный Гарвардом как структурное под- разделение Русского центра для реализации проекта. В марте 1951 года “полевые исследова- ния” гарвардских ученых были завершены, и они увезли с собой в Америку ценнейший матери- ал – более 13 тысяч интервью и письменных вопросников, впо- следствии послуживший цен- нейшей источниковой базой для нескольких десятков книг, статей и докладов. Монография, состоящая из одиннадцати глав и основыва- ющаяся на хронологическом принципе изложения материала, представляет собой подробный рассказ о возникновении “Гар- вардского проекта”, его реализа- ции, итогах проекта и его влиянии на американскую советологию в целом. Повествование сопро- вождается статистическими та- блицами, данные из которых, впрочем, являются перепечаткой из работы, написанной руководи- телями проекта после завершения исследований.6 “Гарвардскому проекту” пред- шествовало создание в 1946 году Русского исследовательского центра в Гарварде, произошедшее одновременно с возникновением подобных же центров в Стэнд- фордском и Колумбийском уни- верситетах. Кодин подробно оста- навливается на истории их воз- никновения, ставшего возможным в рамках “Программы изучения России” (Russian Area Program), осуществленной при финансовой поддержке фонда Рокфеллера и при активном посредничестве армии и флота. Кодин солида- ризируется в своем тексте с ис- следователями, утверждающими, что “американская советология была порождена Второй миро- вой войной”7 (о чем писал, на- пример, скандинавский ученый Бертил Нугрен), а также с теми, кто рассматривал возникновение научных исследований советского общества в США как “изучение 6 A. Inkeles, R. Bauer. The Soviet Citizen: Daily Life in Totalitarian Society. New York, 1968. 7 B. Nygren. American Sovietology and Knowledge Utilization in the Formulation of the U.S. Foreign Policy: The Political Influence of Sovietologists in the Eighties, and Consequences for Scholarly Research. Stockholm, 1992. 422 Рецензии/Reviews врага”,8 обусловленных в первую очередь потребностью развед- служб в информации о своем союзнике, а затем и противнике. Следует отметить, что это лишь одна из точек зрения. Советология и американская русистика – не тождественные понятия. Интерес к русской истории в США про- явился еще в первые десятилетия ХХ ст., когда были опубликованы научные труды, созданные пионе- рами-эмигрантами, как называет американский историк Альфред Рибер в своем очерке “Изучение истории России в США”9 рус- ских историков Г. Вернадского, М. Карповича и др., сосредото- чивших свой научный интерес в основном на имперском периоде российской истории. Начальный же виток развития собственно советологии был спровоцирован начавшимся противостоянием, позже официально названным “холодной войной”, между СССР и США. Сильнейшие в военно- экономическом аспекте государ- ства, значительно укрепившие свои позиции на геополитической арене мира после Второй мировой войны и стоявшие на диаметраль- но противоположных идеологиче- ских принципах, определяющих и политику, и экономику, и внеш- неполитическую доктрину, стали видеть друг в друге серьезную угрозу.10 Первые главы книги, в центре внимания которых находится история создания Русского ис- следовательского центра в Гар- варде, демонстрируют одну из главных особенностей, присущих “Russian studies” в США в пери- од их возникновения: смычку 8 A. Meyer. Politics and Methodology in Soviet Studies // F. Fleron, Jr., E. Hoffmann (Eds.). Post-Communist Studies and Political Science: Methodology and Empirical Theory in Sovietology. Boulder, 1993. Р. 36. 9 А. Рибер. Изучение истории России в США // Исторические записки. 2000. № 3 (121). C. 65-105. 10 Как известно, в своей речи 26 марта 1947 года директор ФБР Эдгар Гувер определил Коммунистическую партию США как “пятую колонну”, с которой необходимо бороться и в США, и во всем мире. Внутренняя борьба с коммуни- стами в США получила название “маккартизма” по имени главного публичного идеолога борьбы с коммунизмом, сенатора-республиканца Джозефа Маккарти, призывавшего к чистке на всех уровнях Государственного департамента. Идея удаления “адептов коммунизма” распространилась и на негосударственную сферу, образование, науку и журналистику. Спустя полвека в США однозначно оценивают маккартизм как национальный психоз, пытаясь выявить и сделать предметом публичных дискуссий те сферы деятельности, которые в наибольшей степени пострадали от гонений. См.: E. Schrecker. The Age of McCartism: A Brief History with Document. Boston. 1994; eadem. No Ivory Tower: McCarthyism and the Universities. New York. 1986. P. 114. 423 Ab Imperio, 2/2006 исследовательского потенциала гуманитарных наук с финансовой и контролирующей функцией военных и спецслужб. Неиз- вестно, состоялся бы Русский исследовательский центр как один из крупнейших центров по изучению Советского Союза без помощи военных, их финансовой и организаторской помощи. Хотя формально государство не имело никакого отношения к его созда- нию, поскольку деньги выделила Carnegie Corporation, организа- ция, существующая с 1911 года как образовательный фонд, целью которого было развитие знаний посредством оказания помощи высшим учебным заведениям, библиотекам и отдельным уче- ным. Само же руководство Фонда было тесно связано с военной верхушкой страны. Университет принял предложение и взялся за написание долгосрочного про- екта, которому было обещано щедрое финансирование. Разуме- ется, никакой оппозиции такому решению не существовало и не могло существовать, ученые с радостью и энтузиазмом отнес- лись к идее создания центра и были в курсе относительно того, кто и с какой целью помогает им в организации научных исследо- ваний. В аналитической записке по вопросам создания центра, хранящейся в университетском архиве (Кодин имел возможность ее изучить), отмечается, что перед центром ставилась задача “из- учения российских институтов власти и советского поведения с тем, чтобы предсказывать со- ветскую политику”, при этом подчеркивалось, что в своих исследованиях Центр должен исходить из “духа максимальной объективности и беспристрастно- сти”.11 Кодин задает правомерный вопрос: насколько же сильным было влияние государственных структур на исследовательский центр и на организацию его ра- боты? В этой связи два обстоя- тельства достойны упоминания. Во-первых, отношения Русского центра и государственных ор- ганов в лице ВВС США были официально оформлены в виде контракта на сумму в 160 тысяч долларов, подписанного в 1950 году. Приложения контракта оговаривали все особенности сотрудничества: Гарвард брал на себя обязательства провести ис- следование, представить “модель функционирования советской системы” и подготовить соот- ветствующие доклады для ВВС. Один из пунктов соглашения чет- ко определял, что все материалы 11 Harvard University Archive. Refugee Interview Program: Basic Documents of the Harvard Project. UAV 759.10. 424 Рецензии/Reviews проекта – предмет инспектирова- ния и проверки “представителями правительства”, которым гаранти- рован свободный доступ ко всем делам проекта. Оговаривались и авторские права, принадлежащие правительству США, но при этом отмечалось, что ограничений на печатание собственно научной продукции у профессуры Русско- го центра не будет. Однако есть и второе обстоятельство. Оно со- стоит в том, что, с одной стороны, Русскому центру гарантировалась “академическая свобода”, но, с другой стороны, как полагает Кодин, это утверждение можно подвергнуть сомнению, которое привносят некоторые докумен- ты. В качестве подтверждения он приводит документ ВВС “Для служебного пользования”, кото- рый дает четкие и однозначные предписания по формированию программы исследования и со- держанию вопросов для анке- тирования советских граждан. Однако вступает ли на самом деле эта инструкция в противо- речие с характером деловых от- ношений сторон? Муссирование этого вопроса Кодиным рождает чувство недоумения, тем более что в одной из заключительных глав он справедливо указывает на исконную и неизбежную связь образования и политики в США (С. 103). Необходимо также при- знать, что влияние “маккартизма”, конечно, коснулось как опублико- ванных исследований, так и дан- ных, затребованных по контракту ВВС США от Русского центра. Однако отделить влияние идеоло- гии “маккартизма” от непосред- ственных научных достижений довольно сложно, так как сама работа и была спровоцирована желанием узнать об СССР больше для того, чтобы разрабатывать эффективные методы в борьбе с коммунистической системой. О том, что участие США во Второй мировой войне серьезно отразилось на организационном, социальном и культурном харак- тере американских университе- тов, говорит и Рибер в своей ста- тье, также указывая, что “никогда до этого легендарная “башня из слоновой кости” американских высших учебных заведений не была так основательно подорва- на”,12 поскольку многие из про- фессоров добровольно пошли служить в правительственные учреждения, например, в Госу- дарственный Департамент или в Управление стратегических служб (предшественник ЦРУ). Восприятию сталинизма со- ветскими невозвращенцами по- священа последняя глава книги “Довоенный сталинизм глазами 12 А. Рибер. Изучение истории России в США. С. 75. 425 Ab Imperio, 2/2006 советских невозвращенцев”. Ко- дин не пытается заново про- анализировать источники, до- ступ к которым он имел, а лишь излагает те выводы, к которым пришли американские ученые, работая над полученными из Ев- ропы документами, и приводит некоторые детали, касающиеся самого процесса расшифровки информации. Одним из первых факторов, влиявших на враждеб- ное отношение людей к советской системе, являлся террор, вторым определялся колхозный уклад хозяйства, а степень неприятия режима никак не зависела от национальной принадлежности человека, как демонстрируют при- веденные Кодиным данные. Как видно, факты, представ- ленные в этой главе, едва ли можно было назвать сенсацион- ными. Например, американские исследователи обнаружили, что “несмотря на то, что интересы человека в советском обществе стояли на втором месте и далеко ниже интересов государства, это не должно означать того, что режим не интересовался чело- веком, напротив, сама природа советской политической системы делала своих граждан ключевым ресурсом режима и потому пред- метом большого внимания” (С. 111). Интересно, о чем же еще могло свидетельствовать боль- шинство советских граждан, чьи родственники, будучи предметом пристального внимания со сторо- ны режима, пропадали в лагерях и застенках тюрем? Кодин также приводит мнение гарвардских ученых относительно “особен- ностей” русского характера. Вот несколько цитат, которые он при- водит: “наряду с другими чертами советский человек обладал осо- бым свойством – потребностью в собственной зависимости…”; “русские ожидают, что при не- обходимости руководство даст подробные установки, потребует подчинения, проверит исполнение и применит методы убеждения и принуждения для обязательного их выполнения” (С. 112).13 Кодин иронично добавляет, что в этом и состоял особый секрет русской души, которую так нелегко было понять американцам. Книга “Гарвардский проект” достаточно увлекательна и, дей- ствительно, будет интересна широкому кругу читателей, инте- ресующихся советской историей. Однако от исследования, базиру- ющегося на таком богатом мате- риале, можно ожидать большего, нежели детального изложения одного исторического эпизода. 13 См., в частности, источник: A. Inkeles. Social Change in Soviet Russia. New York, 1968. P. 126. ...