Drafting the Russian Nation: Military Conscription, Total War, and Mass Politics, 1905 – 1925 by Joshua A. Sanborn (review)

377 Ab Imperio, 2/2006 Людмила НОВИКОВА Joshua A. Sanborn, Drafting the Russian Nation: Military Conscription , Total War, and Mass Politics, 1905 – 1925 (DeKalb: Northern Illinois University Press, 2003). x+278pp. Notes, Bibliography, Index . ISBN: 0-87580-306-7. Историки давно установили взаимосвязь между созданием массовых армий и формирова- нием национальных идентич- ностей в Европе. Но известная формула превращения “крестьян во французов”1 при содействии воинской повинности казалась исследователям едва ли прило- жимой к российской империи или советскому государству. Дей- ствительно, могла ли идти речь о создании единой нации в стране, где большинство призывников вовсе не имело представления о гражданстве, где еще более рез- кие, чем в Западной Европе, со- циальные и этнические различия, казалось, исключали в принципе такое понятие, как “российский народ”, и где, помимо прочего, властная идеология – наднацио- нальная при самодержавии и ин- тернациональная при большеви- ках – препятствовала вызреванию национального самосознания? Впервые взявшись детально изучить на широчайшем доку- ментальном материале эту тему, Джошуа Сэнборн в своей впе- чатляющей работе “Мобилизуя российскую нацию” показывает, как всеобщая воинская повин- ность и связанное с ней широкое участие масс в политике, а также рост массового насилия в связи с военными конфликтами привели в первой четверти ХХ в. к воз- никновению единой российской многонациональной нации. Оспа- ривая утверждения большинства исследователей российского на- ционализма, в частности Дж. Хо- скинга, Сэнборн приходит к про- вокационному выводу, который заключается в том, что, несмотря на значительные особенности, российская позднеимперская, а затем и советская политическая общность была такой же “нацией в большой семье наций” в Европе, или, иными словами, “нацией-го- сударством” (P. 207). Для Сэнборна нация – это не социальная или экономическая общность и не “воображаемое сообщество”, но идеология, по- средством которой ведется диа- лог между государством и его гражданами. Формирование этого “национального диалога”, в цен- тре которого стоит идея террито1 См.: E. Weber. Peasants into Frenchmen: The Modernization of Rural France, 1870 –1914. Stanford, 1976. 378 Рецензии/Reviews актеров на новой национальной сцене. Книга разделена на пять раз- ноплановых тематических глав, в каждой из которых освещен один аспект формирования на- циональной общности в России и роль массовой армии в полити- ческой трансформации общества. Сэнборн вначале рассматривает общую эволюцию мобилизацион- ной политики. Затем он исследует, как на основе религиозных, этни- ческих и классовых принципов определялось членство в нации и создавались категории изгоев. По- том автор переходит к вопросам о том, как образы земли, семьи и братства служили основой на- ционального единения; как фор- мировался мужественный идеал гражданина-воина и как нация сплачивалась актами насилия в годы военного кризиса. Исследуя в первой главе из- менения мобилизационной по- литики, Сэнборн подчеркивает те общественные и политические перемены, к которым привела мобилизация. Прежде всего, от- мечает он, исчезла грань между военной и гражданской сферами, а также между “высокой” и “низ- кой” политикой. В годы тотальной войны постоянно расширялись рамки призыва и были отменены все отсрочки и национальные ограничения. Вследствие этого “всеобщая” воинская повинность риально привязанного населения, по мнению Сэнборна, началось в России еще в 1870-е гг. с введе- нием всеобщей воинской повин- ности и было завершено в первой четверти ХХ века. В центре вни- мания работы находится именно двадцатилетие с 1905 г., когда по- ражение в русско-японской войне повлекло за собой широкую мили- таризацию общества, и до 1925 г., когда первый общесоюзный закон о воинской повинности оконча- тельно закрепил новое положение гражданина-воина и роль армии в обществе. В целом, особенностью российского национального про- екта, как считает Сэнборн, было то, что первостепенную роль в его создании сыграли военные лиде- ры и тотальная война. В России инициаторами “национального диалога” выступили не либералы, а военные реформаторы. Они же- лали создать сильную армию, но при этом столкнулись с необходи- мостью создать сильную русскую нацию, которая бы послужила основой новой мобилизационной армии. Цели, которые военные реформаторы поставили себе еще в период Великих реформ, оказа- лись осуществлены в годы Первой мировой и гражданской войн. Именно тогда, по мнению автора, при содействии армии произошла окончательная трансформация крестьян в российских граждан, т.е. сознательных политических 379 Ab Imperio, 2/2006 стала действительно всеобщей, а российский народ, как пишет ав- тор, стал превращаться в единую вооруженную нацию. Милитари- зация общества привела также к заметному усилению обществен- ного положения “граждан в уни- форме”, права и привилегии ко- торых значительно расширились. Солдаты, находившиеся ранее на последней ступеньке социальной лестницы, в годы тотальной во- йны смогли обеспечить себе более высокий социальный статус и до- биться государственной поддерж- ки своим семьям, превратившись в итоге в привилегированную когорту. Наконец, наиболее зна- чительным изменением стало общее смещение идеологических рамок. Главной целью государства и армии стала защита не трона или трудящегося класса, но рос- сийского народа и его территории. Также и в представлениях солдат локальные привязанности были вытеснены общенациональными. И в этом отношении, как подчер- кивает Сэнборн, в годы тотальной войны крестьяне действительно стали русскими. Выстроив сначала общий исто- рический контур мобилизацион- ной политики, автор в последую- щих главах рассматривает отдель- ные проблемы российского нацио- нального проекта. Главной из них было этническое и социальное разнообразие России, которое с большим трудом укладывалось в новые рамки нации-государства. Как показывает автор, сплочение национального “ядра” в разно- родной среде происходило при помощи внутреннего разделения на “своих” и “чужих”. Еще в XIX в. чужаки определялись по религиозному принципу, затем главным критерием стала этнич- ность, которая приобрела особое значение в годы мировой войны и революции. Большевики же ввели классовый принцип членства в на- ции, но не отказались полностью и от этничности. В целом, подчер- кивает Сэнборн, все российские правительства пытались спра- виться с общей проблемой разно- родности общества и, несмотря на разницу критериев, использовали схожие методы для создания на- ционального единства. Оборотной стороной “нега- тивного строительства нации” посредством общественных “из- гоев” служило “позитивное стро- ительство”. Оно опиралось на такие традиционные образы, как земля, семья, братство. Апеллируя к этим образам, военные и по- литики пытались придать им не локальный, а общенациональный объединяющий смысл. Как по- казывает Сэнборн, земля и семья имели не только метафорическое, но и практическое значение. Сражаясь в защиту абстрактной родной земли, солдат мог поте- 380 Рецензии/Reviews рять свой реальный земельный надел, если бы дезертировал из армии. Образ семьи-нации на практическом уровне воплощался в семье солдата, которая полу- чала материальную помощь со стороны государства за призван- ного на фронт кормильца-воина, в то время как семьи дезертиров лишались всякой поддержки. Солдатское братство служило метафорой братства общенацио- нального. Причем, как подмечает Сэнборн, уже на закате имперской России традиционная образность автократического режима, режи- ма отца и детей, была замещена новым образом национального братства, который наиболее по- следовательно утверждали затем большевики. Наряду с “национализацией” образов земли, семьи и братства национализированной оказалась и маскулинность. Как показы- вает Сэнборн в четвертой главе, посвященной гендерным вопро- сам, в годы тотальной войны государство отобрало у местных общин их традиционную роль в определении того, каким дол- жен быть мужчина, и сделало достоянием нации как мужское тело – тело солдата, так и этику мужественности. Начиная с про- паганды гигиены и спортивных мероприятий в первое десятиле- тие ХХ в. и до введения в годы Первой мировой войны военной подготовки школьников, а также всеобщего военного обучения при большевиках, государство целе- направленно пыталось сконстру- ировать новый физический облик гражданина и солдата. При этом трансформация тела считалась предпосылкой трансформации духа и воспитания таких качеств, как храбрости, моральной чисто- ты, стойкости и самопожертвова- ния. Отмечая, что новый идеал гражданина-воина имел ярко выраженные маскулинные черты, Сэнборн ставит важный вопрос о том, какое место отводилось жен- щинам в национальном проекте. Он подчеркивает, что женщины не отстранялись от участия в нации, но условия их участия были от- личными от мужских. Женщины, как в царской, так и в большевист- ской армии, были большей частью медсестрами, канцеляристками и тыловыми работницами. И, как и в преобладающем большинстве стран, главной задачей женщин считалось не быть солдатами, но производить солдат. В результате, как пишет Сэнборн, большевист- ская риторика равенства полов не привела к действительному равно- правию женщин. Тем не менее в годы тотальной войны произошла “гендерная революция”, когда мужчины освободились от строгих ограничений патриархального по- рядка, а гендерная идентичность стала частью принадлежности к 381 Ab Imperio, 2/2006 политической общности. В связи с этим, подчеркивает автор, напри- мер, в Красной Армии, солдаты сражались потому, что так подо- бает настоящим мужчинам, а не потому, что они были действитель- ными сторонниками большевиков. Завершает исследование глава о взаимосвязи насилия и скла- дывания нации. Обратив особое внимание на этот наиболее слож- ный и острый вопрос, Сэнборн показывает, что участие в кол- лективном насилии в годы войны было неотъемлемым признаком принадлежности к нации, не ме- нее важным, чем, например, голо- сование. Осуществление насилия помогало создавать политические идентичности. Оно служило свя- зующим звеном между гражда- нином и государством, которое дисциплинировало массовое на- силие и определяло врагов, про- тив которых оно было дозволено. Сэнборн подчеркивает ключевой момент: отказ от участия в орга- низованном насилии мог служить основой для исключения из на- ции. Так отказ от воинской служ- бы, исходивший главным образом от членов различных религиозных сект, все более воспринимался правительствами как предатель- ство или прямое шпионство, чему немало способствовали немецкие корни многих из сектантских групп. Сэнборн выстраивает еди- ную последовательность между политикой имперского и совет- ского правительств, которые по- степенно ограничивали право на отказ от воинской службы вплоть до его окончательной от- мены в 1939 году. Таким образом, первейшей обязанностью члена российской-советской нации и показателем принадлежности к национальному целому стало ис- полнение гражданского долга “с винтовкой в руке”. Вцелом,отличительнойчертой исследования Сэнборна является его необычайная комплексность. Автор задевает струны многих историографических дискуссий, например, рассуждая о природе национализма, о связи гендерных и национальных идентичностей, о метафорических образах и куль- турных конструкциях нации и т.д. При этом на каждом этапе своего анализа он не просто использует существующую историографию, но пытается глубоко разобраться в каждой из таких тем и, опираясь на специфический российский материал, выносит свое суждение о проблеме в целом. С одной сто- роны, такой подход представляет некоторые трудности для читате- ля. Разорвав историческое пове- ствование на пять параллельных историй, автор требует терпения и умения связать воедино все смыс- лы его текста. С другой стороны, многообразие тем позволило Сэн- борну удачно вписать российский 382 Рецензии/Reviews пример в общие историографи- ческие дискуссии о европейском национализме. В этом отношении его исследование, безусловно, интересно как для исследователей российского национализма, так и для специалистов по националь- ным проблемам в целом, жела- ющих познакомиться с русским контекстом. Если изучение военно-револю- ционного периода в России по- могло Сэнборну сформулировать новые представления о природе российской нации, то не менее важна и обратная связь. Сам тезис о складывании нации в период то- тальной войны служит для более основательного пересмотра роли этого периода в российской исто- рии. Прежде всего, подчеркивая преемственность политики цар- ского, временного, а затем совет- ского правительств, автор стирает разделительный рубеж 1917 г. Как он утверждает, вовсе не события 1917 г., а тотальная война 1914 – 1921 гг. стала важнейшим толчком к политической трансформации российского общества. Логиче- ским следствием этого является снижение роли идеологии в кон- струировании советского строя. Также, придавая особое значение тотальной войне, автор отрицает исключительность российского исторического развития и по сути делает опыт российского ХХ в. созвучным опыту других евро- пейских стран, развивавшихся под кризисным воздействием во- йны. В этом отношении Сэнборн является ярким представителем новой “европеизирующей” волны в историографии имперской и со- ветской России, наиболее извест- ным примером которой, возмож- но, служит работа П. Холквиста, посвященная тому же периоду.2 Как и каждая новая историче- ская конструкция, эта конструкция порождает немало вопросов и воз- ражений. В частности, все же ка- кую роль играла большевистская идеология и какова была специфи- ка именно советского “националь- ного диалога”? Как существование единой нации сочеталось с поли- тикой широкого национального строительства среди нерусских народов в первые годы Советской власти? Как реагировали различ- ные слои и группы населения, в частности “изгои”, по какому бы принципу они ни определялись, на появление национального про- екта? И, следовательно, насколько условным было новое националь- ное единство? Несмотря на отсутствие от- ветов на эти вопросы в работе, провокационное и новаторское 2 P. Holquist. Making War, Forging Revolution: Russia’s Continuum of Crisis, 1914 – 1921. Cambridge, MA, 2002. 383 Ab Imperio, 2/2006 исследование Сэнборна является заметной вехой в современной историографии. Эта работа долж- на стать обязательным чтением для каждого исследователя вопро- сов российского национализма, проблем истории революции и армии. Наталья СУРЕВА John R. Staples, Cross-Cultural Encounters on the Ukrainian Steppe: Settling the Molochna Basin, 1783 – 1861 (Toronto and London: University of Toronto Press, 2003). 256 pp. Maps, Tables, Index. ISBN: 0-8020-3724-0. В 2004 году отмечалось 200-ле- тие со дня основания крупнейше- го на юге Украины комплекса ме- нонитских поселений в бассейне реки Молочной.1 К юбилею было приурочено проведение пред- ставительной международной научной конференции. Ее орга- низаторами выступили ведущие исследователи в области истории и культуры менонитов Российской империи, в том числе и автор рецензируемой книги. Выбор темы-заголовка конференции – “Молочная 2004: Менониты и их соседи (1804 – 2004)” – достаточ- но показателен. Он декларирует и закрепляет подход к истории немецких колонистов Южной Украины сквозь призму межкуль- турного, межэтнического, меж- конфессионального взаимодей- ствия, подход, приобретающий все большее число сторонников. Тезис о необходимости рассмо- трения истории менонитских поселений края в контексте со- циальных и экономических про- цессов, имевших место в регионе, был основным и в программном докладе автора рецензируемой книги, Джона Стэйплза. В советской историографии история менонитов Южной Укра- ины, как и многих других мень- шинств, длительное время не разрабатывалась. В систематиче- ских работах по истории региона О. Дружининой и А. Кабузана иностранная колонизация рас- сматривалась исключительно в рамках истории реализации про- граммы правительства Россий- ской империи по освоению новой 1 Бассейн реки Молочной находится на территории Запорожской области (Украина) и имеет площадь 3,5 тыс. км2 . Молочная – наибольшая по длине река северо-за- падного Приазовья, впадает в Молочный лиман Азовского моря. ...