From Nyet to Da: Understanding the Russians by Yale Richmond (review)

709 Ab Imperio, 4/2004 Никита ХРАПУНОВ Yale Richmond, From Nyet to Da: Understanding the Russians (Yarmouth: Intercultural Press, 2003). Third Edition. 203 pp. ISBN: 1-877864-16-1. В 1970-80-е гг. в Советском Союзе огромной популярно- стью пользовались травелоги журналиста-международника Всеволода Овчинникова “Ветка сакуры” (1970-1971) и “Корни дуба” (1979-1980). Тогда Со- ветский Союз казался вечным, а Япония и Англия – чем-то очень привлекательным и одновре- менно недоступным. Именно поэтому советские люди от- крывали с интересом для себя другие страны и культуры че- рез книги, удивляясь отличиям между окружающей повседнев- ностью и заграничной действи- тельностью. Вероятно, сходное впечатление может возникнуть у американцев после прочтения книги Йейла Ричмонда, описы- вающего особенности русской культуры, быта, истории и на- ционального характера. Автор указывает, что, хотя слова “русский” и “советский” обычно используются как сино- нимы и в России, и в Америке, он пишет главным образом о “русских”, не уделяя внимания представителям других нацио- нальностей Советского Союза и России (Pp. xxiv, xxv, 21, 22). Следует, однако, уточнить эту дефиницию: очевидно, “Russians ” в данном случае – рус- скоязычные жители городов бывшего СССР и постсоветских государств. Однако в книге не- редки отсылки и к особенностям грузинской, татарской и иных культур. Между тем, сам автор признает, что “настоящая” Рос- сия начинается за пределами больших городов (Pp. 170-171). Но она, по-видимому, осталась практически неизвестной Рич- монду из-за специфики круга общения, который сложился во время его работы в американ- ском посольстве в Москве. Отметим, что книга адресо- вана, прежде всего, американ- цам. Ее автор видит свою задачу в том, чтобы показать читателю разницу между американцами и россиянами, объяснить при- чины поведения последних (Pp. xxi), а также дать рекомен- дации первым, создать своего рода “краткий курс поведения в России при общении с ее жителями”. Осознавая наличие разнообразных социальных групп российского населения и отличия между ними, Ричмонд старается показать черты куль- туры и характера, которые, по его мнению, являются наиболее характерными (P. xvi). 710 Рецензии/Reviews Чтобы продемонстрировать своеобразие поведения русских, автор сравнивает их с американ- цами. Такой прием показывает сходство и различия между дву- мя культурами, а также намечает пути преодоления этих различий, объясняет причины возникнове- ния проблем в общении, быту, бизнесе и т. п. Теоретические рассуждения иллюстрируются примерами из жизни автора и его знакомых, что делает повество- вание более живым. Следует сказать, что, по мнению автора, лицо России определили те или иные “долго- временные” факторы (природ- но-климатические, историко- культурные и религиозные), например, существование об- щины, сельскохозяйственный характер экономики и пр. Изыскания Ричмонда, как видим, вряд ли могут считаться новым словом в историографии. Он пишет, что отрезанная от Запада на протяжении большей части своей истории, Россия практически не испытала вли- яние процессов, характерных для европейской цивилизации: Ренессанса, Реформации, урба- низации, развития современного сельского хозяйства и торговли, научной революции, либерали- зации экономики, признания свобод личности и политических свобод, возникновения среднего класса. Она осталась огромной, обращенной в прошлое аграр- ной империей, находившейся под властью авторитарной мо- нархии с мессианскими устрем- лениями и сопутствующей им ксенофобией (Pp. 5-8). Ричмонд делает ряд выводов, которые могут вызвать улыбку у российского читателя. Так, северный климат России объ- ясняет, почему долгие периоды пассивности ее жителей сменя- ются неожиданными выбросами энергии. Особенности суровой северной природной среды об- условили специфику русского национального характера. За- вершается “естественнонауч- ный” раздел книги спорным утверждением, что зимой поли- тическое недовольство в России достигает своего пика (Pp. 8-10). Огромные российские рас- стояния и ограниченный до- ступ к мировому океану, как считает Ричмонд, не могли не сказаться на зависимости от дорогого и сложного в эксплу- атации наземного транспорта. Богатство природных ресурсов и самодостаточная экономика не способствовали развитию торговых связей. Контакты с окружающим миром сводились к общению с соседними страна- ми. Огромная протяженность границ и соседство с евразий- ской степью делали Россию уяз- 711 Ab Imperio, 4/2004 вимой. Управление такой терри- торией было возможно только в условиях централизованного, военизированного государ- ства. Причем государственная служба стала обязанностью и знати, и крестьян. Постоянные войны привели к подозритель- ному отношению к соседям, их культурным и технологическим достижениям, а так же к форми- рованию у русских менталитета перманентных жертв внешней агрессии (Pp. 10-14). В течение многих столетий Россия оставалась аграрной страной, этакой совокупностью крестьянских общин. Поведе- ние русских, считает Ричмонд, до сих пор следует принципам общинной этики и связанным с ней отрицанием индивиду- ализма, отсутствием табу на физические контакты между не- знакомыми людьми (?), вмеша- тельством в личные дела других и т.д. (Pp. 14-20). По мнению автора книги, 70 лет советской власти не смогли уничтожить православные традиции русской культуры и мировоззрения. Правда, в этой связи несколько странным кажется вывод о том, что современные увлечения россиян астрологией, хироман- тией и оккультизмом являются наследием языческого, дохри- стианского прошлого (P. 28). По мнению Ричмонда, при- верженность этике всеобщего равенства остается главной чер- той русского менталитета и по- сле падения коммунизма. Всему виной крестьянская община (Pp. 35-40). Автор уделяет ей очень много внимания, не забывая, конечно, провести параллель между общинным бытом и коммунистическими идеями. Русским вообще свойс-твенны консерватизм и осторожность – таково бремя жизни в суровом климате, с непростой историей, да еще и со скептическим от- ношением к жизни (Pp. 40-42). Кстати, раздел о пессимизме почему-то сводится к сравни- тельному анализу гороскопов и рассуждению о словах “страх” и “нормально”. Вывод в этой главе более оптимистичен: нельзя отказывать русским, пережившим многие тяжелей- шие исторические испытания, в духовной силе. Говоря о национальной склонности к крайностям и противоречиям в поведении, автор, однако, ничего не гово- рит о причинах возникновения данной особенности, ограни- чиваясь “глубокой” мыслью о том, что русских вечно бросает в крайности. Сложное и не- благодарное дело определения свойств русской души автор 712 Рецензии/Reviews сводит к постулированию прин- ципов господства чувств над разумом, восприимчивости к чувствам других людей, храбро- сти, а также моральной стойко- сти и добродетелям аграрного общества (Pp. 47-51). Один из разделов посвя- щен такому феномену русской жизни, как гигантомания, и ее проявлениям в виде, например, нестреляющей Царь-пушки, статуи “Родины-матери” на Мамаевом кургане, очередей в “Макдональдс” и огромной российской армии. Причины данного феномена автор видит в размерах страны. Гигантомания нередко приводит к нефункцио- нальным результатам. Поэтому Ричмонд задается несколько нетрадиционным вопросом: неужели современные эконо- мические реформы – это просто последний пример масштабно- сти русского мышления? (Pp. 52-54). Вопреки неоднократно высказываемому мнению о свойственном России консер- ватизме, исследователь говорит о том, что терпение русских иногда дает трещину. И тогда начинается бунт, отражающий нестабильность и несправед- ливость устройства русского общества (Pp. 63-65). Несмотря на все усилия боль- шевиков по переустройству мира и человека, они сохра- нили свойственные царизму централизацию управления, господство силы над законом, государственную идеологию, определяющую нормы социаль- ного поведения, примат общины над личностью, огромную роль спецслужб и пр. Противоречия современной же России коре- нятся, по мнению Ричмонда, в том, что она находится не толь- ко между Европой и Азией, но и между индустриальными стра- нами (с их промышленностью, наукой, ВПК, образованными слоями общества) и третьим миром (с его бедностью, низким уровнем производства и пр.). Рассуждения Ричмонда о коррупции и мафии в России до- вольно банальны. Есть, правда, оригинальные моменты: оказы- вается, корни русской мафии следует искать не в Италии, а в советской системе. Мафия – это продукт союза между преступ- ностью и бывшими коммуни- стами-номенклатурщиками и КГБ (P. 83). Еще одна особен- ность российского общества (в сравнении с американским) – отсутствие правовой культуры и едва заметное присутствие юристов на политической арене. Хотя исторически и западное, и русское право основаны на римском, отличия между ними объясняются в книге влиянием Византии и православия. Автор 713 Ab Imperio, 4/2004 приходит к парадоксальному выводу: проблема России в том, что в ней слишком много зако- нов, регулирующих все аспекты жизни (P. 94). Отдельная глава посвяще- на особенностям культуры общения в России. Похоже, она основана исключительно на собственном опыте автора, и поэтому не отличается объек- тивностью. Российские города переполнены людьми, считает Ричмонд, однако большинство их жителей – горожане только в первом, втором или третьем поколении, сохранившими мно- гие крестьянские привычки. Русские живут двумя жизнями: одной дома, другой – за его пре- делами. Дома они такие, какие они есть. В книге описываются особенности русского гостепри- имства (традиция приносить с собой подарки и сидеть на кух- не, обсуждать семейные дела и просматривать фотографии). Выясняется, что иностранец должен быть готов к русскому чаепитию с самоваром и под- стаканниками (P. 121). Ему же адресуются рекомендации по произнесению тостов (Pp. 121123 ). Одна из особенностей рус- ской жизни – “vranyo”. Русские лгут часто, а потому вранье не воспринимается как бесчестие. По мнению автора, это слово не имеет английского эквивалента (P. 128). Думается, автор услож- няет ситуацию, пытаясь создать некий “национальный колорит” из ничего. В повседневной жизни рус- ских, по Ричмонду, существует множество предписаний. По- ведение, нарушающее эти не- гласные правила, определяется словом “некультурно”. Автора удивляет запрет на прием пищи в определенных ситуациях, или на жевание резинки в школьном классе. Поразило его и требова- ние надевать вечернее платье при посещении театра или опе- ры. Жители США получают, в частности, наставление: в театре, проходя к своему месту, следует поворачиваться лицом к сидящим, иначе русские вас не поймут (Pp. 132-133). В заключительной части главы констатируется, что, не- смотря на все различия между русскими и американцами, не- смотря на периоды охлаждения отношений между государства- ми, на личном уровне русские тепло относятся к американцам. Так что проблем в общении не возникает, особенно если оно идет за кухонным столом. Размышления об истории России, подытоживает Рич- монд, всегда будут упираться в дискуссии о степени ее уникаль- ности. В любом случае особое значение имеет влияние долго- 714 Рецензии/Reviews временных факторов, которые сформировали ее как страну: географического положения, истории, религии, культуры, форм управления. Россия яв- ляется чем-то уникальным, не Европой и не Азией. Она всегда останется не похожей на США. Отличительная черта книги – активное использование рус- ских, в том числе жаргонных слов без перевода, таких, на- пример, как “blat” и пр. Иногда автор чересчур увлекается этой экзотикой – например, слово “протокол” преподносится как не имеющее адекватного ан- глийского эквивалента (P. 160). На самом же деле, английское “protocol” соответствует зна- чениям русского “протокол”, указанным как в рецензируемой книге, так и в основных толко- вых словарях.1 Ричмонд очень широко применяет передачу русских слов в транслитерации – вероятно, как для большей выразительности, так и в тех случаях, когда он не может найти точного эквивалента в английском. Однако принцип транслитерации не всегда ясен. Например, в слове kupyechestvo (P. 37) русское “е” передается по-разному; ср. nyet (Pp. 1, 141), nyekulturno (Pp. 132, 133), но: nomenklatura (Pp. 76, 177), spekulatsiya (P. 40). Подобное внимание к проблемам транс- литерации и перевода может показаться неуместным при- менительно к книге, не явля- ющейся, собственно научным сочинением. Однако именно эта невнимательность автора к “мелочам” может многое ска- зать о характере рецензируемой книги. Еще одна особенность из- дания – обилие цитат из про- изведений различных авторов, русских и зарубежных. Они используются как эпиграфы или внутритекстовые встав- ки (“Послесловие” вообще целиком состоит из цитат) и демонстрируют не только зна- ние русской литературы и даже анекдотов, но иногда, к сожале- нию, и недос-таточное владение предметом. В частности, среди эпиграфов обнаруживаются следующие: “Russian proverbs”: “If men could foresee the future, they would still behave as they do now” (P. 69) и “If all laws perished, the people would live in truth and justice” (P. 87). Не вполне понятно, что за “русские пословицы” имел в виду автор, 1 См. например: Webster’s New World Dictionary & Thesaurus. Oxford, 1998. S. v. protocol 1; Longman Dictionary of Contemporary English. Harlow, 1995. S. v. protocol; cр.: С. И. Ожегов, Н. Ю.Шведова. Толковый словарь русского языка. Москва, 1999. 4-е изд. S. v. протокол 1. 715 Ab Imperio, 4/2004 но, похоже, отыскать их в со- браниях российских пословиц и поговорок будет непросто. Приведем еще один пример, когда приведенное автором наблюдение, кажущееся, на первый взгляд, обоснованным, является в действительности следствием элементарного не- знания. Рассуждая о русском менталитете, автор указывает на следующую особенность рус- ского языка: слово “mir” имеет в нем три значения: “сельская община”, “вселенная”, “не во- йна”. Это наблюдение Ричмонд делает, исходя из представления об огромной роли крестьянской общины в жизни российского общества и ее перманентном влиянии на уклад жизни в Рос- сии (P. 15f). Однако это не со- всем так. В русском языке до революции эти три понятия определялись различными сло- вами: первое и второе – “мiръ”, третье – “миръ”.2 И только большевистская реформа орфо- графии 1918 г. сделала из двух слов одно, наделив его тремя значениями.3 Итак, книга Ричмонда – это, конечно, не научное исследо- вание, а сочинение журнали- ста, открывающего для себя и своих читателей неизвестную страну и культуру. Тем она и интересна. Эрудиция автора и его стремление разбавлять факты историями из личного опыта делают чтение весьма занимательным. Здесь Ричмонд может рассказать русским об американцах больше, чем аме- риканцам о русских. В исполь- зованном автором методе позна- ния культуры через сравнение, словно в зеркале, отражаются американские привычки, обы- чаи и мировосприятие. И если автора многое удивляет в по- ведении русских, то нас должно бы удивить именно то, что это его удивляет. Думается, книга заслуживает издания в русском переводе хотя бы для того, что- бы у россиян была возможность взглянуть на себя со стороны, и в очередной раз посмотреть на американцев и, в особенности, на то, какими они сами себе кажутся. Следует отметить доброже- лательное отношение амери- канского автора к России и ее жителям. Однако он, похоже, не избежал влияния традици- онного западного представ2 В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. Москва, 1999. Т. 2. S. v. мирить (миръ); мiръ. 3 В этой связи обратим внимание на известный casus translatii: название романа Льва Толстого “Война и мiръ” обычно переводится на английский как “War and peace”, в то время как следовало бы – “War and society”. 716 Рецензии/Reviews ления о России и связанной с ней мифологии и символики. При ближайшем рассмотрении оказывается, что общего между нашими народами гораздо боль- ше, чем кажется Ричмонду. Парадоксальность его подхода очевидна: говоря о преодоли- мости этих различий, он, тем не менее, не упускает возможности подчеркнуть их. Katya VLADIMIROV A. O. Chubarian, F. Gori, I. Yu. Novichenko, V. V. Ishchenko (Eds.), European Experience and Teaching History in Post-Soviet Russia: Seminar Materials Promoting Regional Innovation in Programs and Methodology (Moscow: IVI RAN, 1999). ISBN: 5-201-00522-5. This publication includes articles by foreign authors (selected and translated into Russian by the editors ) presented at the TACIS seminars on the “European Experience and Teaching History in Post-Soviet Russia: Promoting Regional Innovation in Programs and Methodology.” Although the seminar materials were primarily intended for high school and college teachers, as well as other interested parties, the main objective was to introduce Russian students to the methodologies of European historiography. Despite the fact that this is indeed a much-needed task, the resultant volume is unfortunately rather one-dimensional. Social and economic histories are given a disproportionately small space, while political history occupies an unduly large portion of the collection. The seminars taught by Maurice Aymard and Giulio Sapelli are the most thought provoking selections. From the former, Russian readers learn how to analyze Russian history as part of the history of world civilizations by employing the broader and more inclusive approach introduced by F. Braudel (Pp. 67-102). Aymard argues for the urgent need for new definitions of nation and state, nationality and minority, and center and periphery. These are all essential concepts for students of history. He insists, for example, that new history writing demands that one question the necessity of the institution of the state and that one reject nationality as a required format for historical analysis. In their stead, Aymard offers studies of localities and inter-state relationships as possible methods of historical research (Pp. 67-69). He also returns ...