In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

680 Рецензии/Reviews Александр ЛАВРОВ Mykhailo Hrusevsky, Hystory of Ukraine-Rus’. From Prehistory to the Eleventh Century (Volume 1: Translated by Marta Skorupsky. Edited by Andrzej Poppe and Frank E.Sysyn). (Edmonton: Canadian Institute of Ukrainian Studies Press and Ukrainian Academic Press, 1997). ISBN: 1895571197 The Cossack Age to 1625 (Volu -me 7: Translated by Bohdan Strumiсski. Edited by Serhii Plokhy and Frank E.Sysyn). (Edmonton: Canadian Institute of Ukrainian Studies Press and Ukrainian Academic Press, 1999). ISBN: 1895571286 The Cossack Age, 1626-1650 (Volume 8: Translated by Marta Daria Olynyk. Edited by Frank E.Sysyn, with the assistance of Myroslav Yurkevich). (Edmonton and Toronto: Canadian Institute of Ukrainian Studies Press, 2002). ISBN: 1895571324. Канадским институтом укра- инских исследований (Эдмон- тон) подготовлены и изданы три тома английского перево- да “Истории Украины-Руси” Михаила Грушевского (18661934 ). Этот труд является уни- кальным памятником истори- ческой мысли, в котором также ярко отразились политические процессы конца ХIХ – начала ХХ вв. и факты из личной био- графии ученого. Когда Гру- шевский, занявший в 1894 г. кафедру украинской истории во Львовском университете, вы- пустил первый том своего тру- да (1898 г.), самостоятельное политическое бытие Украины представлялось лишь смелым проектом. Завершение работы происходило в период военных и революционных потрясений. Выход второй части восьмого тома (1916 г.), посвященной предыстории восстания Хмель- ницкого, пришелся на один из тяжелейших моментов научной и политической биографии ис- следователя. Историк, в момент начала Первой мировой войны оказавшийся в Италии, воз- вратился во Львов, там был не- медленно арестован и сослан в Саратов, где, в отрыве от архивов и собственных материалов, до- писал очередные главы труда. Не без горькой иронии он включил в свое повествование упоминание о некоем “добром человеке Гру- шевском”, посланном в залож- ники во время казацкой осады Очакова в 1641 г. (Т. 8, P. 276).1 Работа автора над третьей, за- ключительной частью восьмого 1 Цитаты сверены с украинским подлинником; в случае, когда английский перевод отклоняется от русского перевода украинского текста, который получается у меня, отличия оговариваются особо. 681 Ab Imperio, 4/2004 тома, посвященной начальному этапу Хмельничины, пришлась на 1916-1921 гг., совпав с двумя российскими революциями и кратковременным периодом независимости Украины. За это время революция “призвала” Грушевского в Киев (как он напишет в предисловии к из- данию 1921 г.), сделала пред- седателем Центральной рады и президентом Украинской народной республики. Заклю- чительная часть восьмого тома сдавалась в печать в 1922 г. уже Грушевским-эмигрантом. Впереди было возвращение в Киев (1924 г.), столкновение с советской цензурой и идеологи- ческим диктатом, высокую сте- пень независимости от которых Грушевский демонстрировал до конца жизни. Можно понять, почему из- датели отказались от традици- онного, репринтного воспроиз- ведения украинского оригинала “Истории”, в пользу трудоем- кого английского перевода. Благодаря их усилиям труду Грушевского возвращается из- начально присущая ему роль вузовского учебника. От студен- тов канадского, американского или английского университета трудно требовать на первом или втором “курсе” чтения научной литературы на языке оригина- ла. Поэтому труды нынешних историков неизбежно “оттес- нили” бы Грушевского. Что же касается устаревших положений “Истории Украины – Руси” или обновления библиографии, то редакторы обновили научный аппарат, а также сделали преди- словия и послесловия к тексту. Поскольку речь идет о клас- сической работе, оказавшей исключительное влияние на украинскую историографию, то задачу рецензента можно было бы свести к характеристике точ- ности перевода, редакторских примечаний и предисловий. Этому мешает одно обстоятель- ство. Дело в том, что российским читателям, которым и адресована эта рецензия, Грушевский знаком плохо. В узком кругу акаде- мической среды по-прежнему доминирует оставшееся в на- следство от советского времени представление об историке как о “националисте”. Широкой чита- ющей публике Грушевский мало- доступен. Несмотря на то, что российские издатели в послед- нее десятилетие не побоялись выпустить несколько заведомо “нечитабельных” многотомных изданий (например, “Историю эллинизма” И. Г. Дройзена), труд Грушевского остается обой- денным вниманием. Даже срав- нительная легкость перевода и высокие литературные до- стоинства оригинала, кажется, 682 Рецензии/Reviews не заинтересовали в последние десятилетия ни одно российское издательство. В этом смысле, рискну предположить, что имен- но английский перевод может, наконец, сыграть роль посред- ника, и что труд Грушевского хотя бы таким, окольным путем, обретет в России свою читатель- скую аудиторию. Учитывая это, я попытаюсь в нескольких словах охаракте- ризовать авторскую концепцию каждого тома, а затем перейти к характеристике самого издания. Первый том представляет концепцию истории Киевской Руси, широко известную благо- даря одной из статей Грушев- ского.2 Конечно, именно она является наиболее устаревшей, поскольку достижения архео- логии и лингвистики последних десятилетий серьезно изменили представления почти обо всех ее положениях. Однако на фоне историографии конца ХIХ – на- чала ХХ вв. работа Грушевского выглядит “на уровне”. Это, пре- жде всего, связано с тем, что в классификации этнических со- общностей языковая таксономия оказывается у него неизменно на первом месте. В то же время в вопросе о “расовых” сторонах этничности (о котором многие именитые современники рассуж- дали подчас безапелляционно) историк проявляет большую сдержанность. Грушевский от- мечает по этому поводу, что “современные европейские на- роды” демонстрируют много- образие антропологических типов (Т. I. P. 6). Кажется, один раз он отходит от этого взгляда, вмешавшись в дискуссию о том, были ли первоначальные славя- не брахицефалами или долихо- цефалами, но тут же замечает, “что окончательно решить” этот вопрос “пока невозможно” (Т. I. P. 235). Взгляды Грушевского пред- ставляют собой некую “золо- тую середину” в сопоставлении с доминировавшими многие годы в советской историографии концепций Н. Я. Марра и Б. А. Рыбакова. От историка, запо- дозренного в советское время в проявлении “национализма”, можно было бы ожидать зачис- ления в предки восточных славян (или украинцев) всех народов Северного Причерноморья, упо- мянутых античными, византий- скими и арабскими авторами. Тем не менее, говоря, к примеру, о происхождении гуннов, Гру- шевский решительно отвергает “славянскую теорию” и занимает 2 М. Грушевський. Звичайна схема “руської исторiї” и справа рацiонального укладу iсторiї схiднього слов’янства // Статьи по славяноведению. Санкт-Петербург, 1904. Т. 1. C. 298-304. 683 Ab Imperio, 4/2004 позицию, удивительно близкую современной историографии, упоминая о том, что гунны были “передовой ордой тюрко-(угро)- финского похода” (Т. I. P. 115).3 Досадным исключением яв- ляется здесь сюжет об антах. Противореча собранным им самим указаниям источников (в которых последнее упоминание об антах датировалось 602 г.), историк стремится видеть в антах “предков украинских пле- мен” (Т. I. P. 134). На современ- ное состояние изучения вопроса указывает в своем послесловии к первому тому А. Поппэ: “Анты не были этнонимом, но обо- значали территориальную и по- литическую связь со славянской правящей стратой, известной под этим именем” (Т. I. P. 420, комментарий). Здесь гипотезы Грушевского прямо предшест- вуют “антским” построениям Б. А. Рыбакова,4 отвергнутым современной наукой. Грушевский утверждает, что русский народ создался “на финской почве” в ходе “новгородско-кривичской и кривичско-вятичской колони- зации”. “Ассимилируя финское население, модифицируясь под его влиянием, эта колонизация полностью сохранила в нем этот славянский этнический характер” (Т. I. P. 140). Нетруд- но заметить, что здесь выводы Грушевского противоречат отстаивавшемуся в советской историографии выводу о скла- дывании в Киевский период на основе отдельных восточносла- вянских племен единой “древ- нерусской народности”. Зако- номерным продолжением этого взгляда является “умеренный антинорманизм” Грушевского (если использовать выражение А. Поппэ). Хотя сам историк и признает, что антинорманизм считается “верным симптомом ненаучного мышления”, он все равно склонен приуменьшать роль норманнов в формирова- нии Киевского государства. Если первый том Грушевско- го представляет его концепцию “княжеского” периода истории Украины, за которым следу- ет “литовский”, то седьмой и восьмой дают более или менее полное представление о третьем периоде, “казацком времени”. Происхождение казачества Грушевский связывает как с татарской колонизацией, так и 3 Ср.: В. Я. Петруxин, Д. С. Раевский. Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье. Москва, 1998. 4 Б. А. Рыбаков. Древние русы. (К вопросу об образовании ядра древнерусской народности в свете трудов И. В. Сталина) // Советская археология. Москва, 1953. Т. ХVII. С. 23-104. Ср.: “Русы – часть антов” (Там же. С. 42). 684 Рецензии/Reviews с продолжением древнерусских традиций (об этом, в частности, писали украинские историки- предшественники Грушевско- го). Одни рассматривали генезис казачества в XV – XVI вв. в рам- ках казацко-княжеской теории (В. Антонович, М. Коялович), видя в казаках “вооруженные народные общины под руко- водством местных князей-гет- манов”. Другие – склонялись к принятию “противокняжеской” теории (Н. Дашкевич), связыва- ющей возникновение казацких сообществ с “антикняжеским движением XIII в. и общинами, которые порвали с княжеско- дружинным строем и подчи- нились под непосредственную власть татар...” (Т. VII. P. 57). Грушевский занимает здесь компромиссную позицию, про- тивопоставляя казачество как “образ жизни” казачеству как “организованной социальной группе” (‘stratum’ в анг-лийском переводе) (Т. VII. P. 58). Как “образ жизни” казачество су- ществовало на степной границе всегда. “Кристаллизация” же его как социальной группы проис- ходит только в 1560-х гг., когда дворяне и мещане начинают активно противодействовать фискальным поборам и произ- волу местной администрации. На исторической сцене появля- ются “показаченные мещанские и селянские элементы” (Т. VII. P. 102). Для историка России ран- него нового времени есть все основания проработать этот том “Истории Украины-Руси” с ка- рандашом в руках. Во-первых, достойно внимания упоминание о вмешательстве украинского казачества в политическую жизнь Молдавии, где оно попеременно поддерживало того или иного претендента на господарский престол. Это легко объясняет и обращение Лжедмитрия I к запорожскому казачеству, и по- следующую роль украинских казаков в поддержке россий- ских претендентов на престол. Во-вторых, Грушевский упо- минает институт приставства, существующий у украинских казаков (переводчики называют его: “temporary billets” (Т. VII. P. 138)) – “право казацких военных контингентов на квартиры и проживание в коронных владе- ниях за их службу государству и охрану южных границ” (Т. VII. P. 198). В Смутное время каза- ки попытались перенести этот институт на московскую почву. Российские историки слишком часто говорят о казаках вообще, забыв упомянуть, идет ли речь о донцах или о запорожцах. Кроме того, само противопоставление польских “наемников” и украин- ских казаков как двух различных 685 Ab Imperio, 4/2004 частей войска Лжедмитрия I, ха- рактерное для российской исто- риографии, не учитывает того, что грань межу теми и другими оставалась зыбкой, что довольно четко явствует из изложения Гру- шевского (Т. VII. P. 252). Услуги, оказанные украин- ским казачеством Речи Посполи- той во время Смуты и, особенно, во время похода Сагайдачного на Москву, повысили роль казаче- ства. В результате оно, согласно Грушевскому, смогло “поставить перед собой ту задачу, которую на протяжении четверти столе- тия была предметом неустанной, упорной, но безуспешной борьбы украинской интеллигенции” – восстановление православной иерархии (Т. VII. P. 303). Повествование следующего, восьмого тома “Истории Украи- ны-Руси” начинается с рассказа о “религиозном компромиссе” 1632 г. (признании Речью Поспо- литой православной иерархии). Здесь же Грушевский указывает на причины восстания Хмель- ницкого и рассматривает его развитие до заключения Зборов- ского мира в 1649 г. Ученому удалось точно уловить взаи- мосвязь внешне- и внутриполи- тических факторов и показать, что катализатором религиозного компромисса стало не толь- ко бескоролевье, но и начало Смоленской войны (Т. VIII. P. 125). Для того, чтобы склонить казаков к участию в еще одной войне против Московского государства, необходимо было сделать существенные уступки в конфессиональном вопросе. Грушевский аргументирован- но подчеркивает хрупкость “религиозного компромисса” 1632 г.: если православные рас- сматривали его как безуслов- ную основу для дальнейшего сосуществования, то униаты и католики не забывали о том, что это вынужденная уступка, обусловленная исключительны- ми обстоятельствами (Т. VIII. P. 147). Грушевский считает, что “религиозный компромисс” “принципиально пошатнул положение униатской церкви, уничтожив сам смысл (в ан- глийском переводе ‘basis’) ее существования” (Т. VIII. P. 333). К лучшим страницам вось- мого тома относится характери- стика украинской колонизации. Грушевский создает впечатля- ющую картину положения на степной границе после разгрома 1637-1638 гг. и в период “золотого десятилетия” (1638-1648 гг.). Он показывает, что сама идея со- вместной обороны южной грани- цы – “обороны обоих государств и обоих украин от общего врага” (Т. VIII. P. 293) – не была изобре- тением отдельных политических деятелей. Эта точка зрения при- 686 Рецензии/Reviews сутствовала в работах советских историков, подчеркивавших в этом случае роль Юрия Крижа- нича или А. Л. Ордина-Нащокина. Само по себе подобное сотрудни- чество было небезопасно как для Московского государства, так и для Речи Посполитой, посколь- ку запорожцы могли помогать донцам во время конфликтов с Москвой (Т. VIII. P. 275). Грушевский сравнивает ос- воение степной окраины в Мо- сковском государстве и в Речи Посполитой. Отмечая сходство обеих колонизаций, он не забы- вает дать более высокую оценку централизованности и сплочен- ности Московской колонизации. Если в Речи Посполитой бессилие исполнительной власти восполня- лось активностью народных масс, которые и “оборону наладили, и колонизацию осуществили”, то в Московском государстве народ- ной самодеятельности было мень- ше. В результате “украинский демос” опередил “великорусскую народность”. Он освоил просторы Московской Украины, “перехва- тив у великорусской народности эти территории, которые гео- графическими и политическими обстоятельст-вами были пред- назначены ей для колонизации” (Т. VIII. P. 299). В результате московская схема обороны юж- ных границ оказалась, соглас- но Грушевскому, наполненной “украинским содержанием и на- родной украинской стихией” (Т. VIII. P. 285). Среди непосредственных причин Хмельнитчины Гру- шевский выдвигал на первый план религиозные и социаль- ные: прежде всего, упрочение и территориальную экспансию господского режима в период “золотого десятилетия”. Каждому тому предпослано одно или несколько предисловий. В предисловии к первому тому (“Введение к “Истории Украи- ны-Руси”. Т. 1. Pp. XXII- XLII). Ф. Сысин сопоставляет роль “Истории Украины-Руси” со зна- чением, которое имела “История” Франтишка Палацкого для чеш- ского национального движения. Он отмечает, что историографи- чески работа Грушевского “была укоренена в народнической тра- диции XIX в., которая, прежде всего, рассматривала украинскую историю как историю обделен- ных... Этот взгляд повлиял на исследование периодов, в тече- ние которых украинцы обладали политическими структурами и элитами, представлявшимися в негативном свете” (Т. 1. P. ХХХIII). Ф. Сысину вторит С. Плоxий, выделяющий в качестве двух важнейших аспектов труда Грушевского “философский по- зитивизм” и “populism” (который я в данном случае перевел бы 687 Ab Imperio, 4/2004 как “народничество”). С. Плохий пишет, что Грушевский “рассма- тривал экономическую, культур- ную и духовную жизнь народа как основную тему историче- ских исследований, и отодвигал историю государства и элит на периферию внимания историка” (Т.VII. P.ХХIХ). Именно этим обуславливалась и полемика Гру- шевского с “государственной” школой украинских историков и, прежде всего, с Вячеславом Липинским. Ф. Сысин прослежи- вает рецепцию “Истории Украи- ны-Руси” – от первых рецензий и полемических откликов, до более чем полувекового советского запрета, включая безуспешные попытки “реабилитации” насле- дия Грушевского в 1960-x гг. и таинственное исчезновение нео- публикованной рукописи второй части десятого тома, так назы- ваемого “одиннадцатого тома”, в 1970-х гг., и триумфальное публичное возвращение работы в 1989 г., когда было принято решение о репринтном переиз- дании “Истории”. В предисловии к первому тому А. Поппэ представляет Гру- шевского как историка Киевской Руси (Т. I. P. XLII-LIV). Срав- нивая первый том Грушевского с “Геродотовой Скифией” Б. А. Рыбакова, А. Поппэ не может удержаться от восклицания: “Насколько превосходящими по качеству оказываются собствен- ные наблюдения Грушевского о скифском рассказе Геродота!” (Т. I. P. LIII). Интересно, на- сколько аутентична ленинская цитата, характеризующая Гру- шевского как “носителя анти- научных буржуазно-нацио-на- листических теорий” (Т. I. P. LIV)?5 Если она настоящая, то почему ей не пользовались советские “запретители” Гру- шевского? Если это апокриф, то интересно было бы установить, когда и с какой целью он был сфабрикован. Определенная композицион- ная трудность предисловий состо- ит в том, что авторам приходится давать характеристику и соот- ветствующего тома Грушевского, и того периода в деятельности историка, в течение которого он был написан. Хмельнитчина, одна из сквозных тем Грушевского на 5 В последнем советском собрании сочинений Ленина такая цитата отсутствует. Однако на этом основании сложно делать вывод о том, что он ничего подобного не утверждал. Мне удалось найти только одно (вполне нейтральное) упоминание о Грушевском, причем не как об историке, а как о политическом деятеле. См.: В. И. Ленин. Резолюция Совета народных комиссаров о переговорах с Радой (12 декабря 1917 г.) // В. И. Ленин. Полное собрание сочинений. 5-е изд. Москва, 1962. Т. 35. С. 182. 688 Рецензии/Reviews протяжении всей его жизни, как раз плохо вписывается в подоб- ный подход. Впрочем, именно в данном случае сопоставление предисловия, в сжатом виде представляющего высказыва- ния Грушевского-публициста о Хмельницком, с текстом само- го восьмого тома оказывается весьма плодотворным. Особо следует отметить также по- мещенный издателями очерк российской, польской и украин- ской историографии восстания Хмельницкого и обширную библиографию на западноевро- пейских языках. Практически безукоризнен- ным можно было бы назвать английский перевод. Залогом успеха в работе переводчиков является составленный изда- телями целый словарик соци- ально-политической и военной лексики (украинской, польской и русской) с приведением англий- ских аналогов. Каждый термин переводится не одним или двумя английскими словами, а всегда одним и тем же (Т. I. P. [LV]; Т. VII. P. LIII-LVI; Т. VIII. Pp. LХХL ХХV). Можно предполагать, что этот словарик будет иметь значение не только для издания “Истории Украины-Руси”, но послужит справочным мате- риалом для многих историков Восточной Европы, пишущих на английском языке. К отдельным неточностям перевода следу- ет отнести господство nation/ national, причем последними переводятся и народ/народний и нацiя/нацiональний украин- ского оригинала. Например, український народ переводится как Ukrainian nation, что не- сколько модернизирует текст. В некоторых случаях стоило бы, очевидно, сохранить popular. Это же относится и к украинско- му слову верства (группа), ко- торое переводится английским stratum, в результате чего в текст Грушевского закрадывается не- свойственная ему социологиче- ская терминология à la Питирим Сорокин. К несколько забавным неточностям следует отнести пе- ревод знаменитого белгородско- го киселя как fermented pudding (Т. I. Pp. 183, 205). Напомню, что в тексте “Повести временных лет” речь идет о цеже и сыте. Если с сытой почти все ясно, то цежь Д. С. Лихачев и Б. А. Романов переводят как болтуш- ка или кисельный раствор. Во всяком случае, ясно, что и то, и другое почерпоша, льяша и даже нальяша в корчагу,6 то есть и то и другое – жидкости. Ино- гда авторы слишком буквально следуют переводам иноязычных 6 Повесть временных лет. Текст и перевод / Перевод Д. С. Лихачева и Б. А. Романова. Москва; Ленинград. 1950. Ч.1. С. 87-88 (текст); С.287-288 (комментарий). 689 Ab Imperio, 4/2004 текстов, которые предлагает Грушевский. Так, Грушевский переводит chudy pachоłек как бедный человек, переводчики вслед за ним – как poor man (Т. VII. P. 161), а можно было бы бедный слуга (в другом месте украинское слово пахолок было более правильно переведено как footman, лакей (Т. VIII. P. 119)). Однако всякий перфекционизм должен знать меру, и нельзя требовать от переводчиков того, чтобы они еще и “исправляли” Грушевского. Труд издателей, переводчи- ков и комментаторов заслужи- вает высокой похвалы. Можно сказать, что между “Историей Украины-Руси” и современным читателем остался единственный барьер – объем текста. Рецензи- руемые три тома уже включают более двух тысяч страниц. И если разделы, посвященные со- циальной истории, читаются так, как будто бы они были на- писаны нашим современником, то изобилующие подробностями описания военных действий до- статочно устарели. Anna BRZOZOWSKA Margarita M. Balmaceda, James I. Clem, and Lisbeth L. Tarlow (Eds.), Independent Belarus: Domestic Determinants, Regional Dynamics , and Implications for the West. (Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 2002). 483 pp. Appendix . Index. ISBN: 0-91645894-6. The volume offers an in-depth analysis of contemporary Belarus, focusing on four basic aspects: domestic politics, economy, security, and possible challenges for the West. It contributes in a significant sense to an understanding of the Belarusian puzzle, which has been discussed in the historiography since the early 1990s.1 What is of great importance and value, the analysis is based on comparisons between Belarus and other central and east European countries. Thanks to this approach, it is possible to notice Belarusian exceptionalism, which consists, as the authors claim, of the weakness of Belarusian national identity and the dominant role of the president, 1 See f.i.:. Kathleen Mihalisko. The Outlook for Independent Belarus // RFE/RL Research Report. 12 June 1992. Vol. 1. No. 24. Pp. 7-13; Jan Zaprudnik. Belarus. At the Crossroads in History. Boulder, 1993. Recent publications on the topic include the edited volume dealing with security problems and two collections of articles on politics, economy and international relations. See: Sherman W. Garnett, and Robert Legvold (Eds.). Belarus at the Crossroads, Washington, 1999; Elena A. Korostoleva, Colin W. Lawson, and Rosalind J. March (Eds.). Contemporary Belarus. Between Democracy and Dictatorship. London, 2003; Ann Lewis (Ed.). The EU and Belarus. Between Moscow and Brussels. London, 2002; David R. Marples. Belarus. A Denationalized Nation. London, 1999. ...

pdf

Share