Пятнадцать Лет “Сахаровскому Проекту Конституции”. Размышления по Поводу Публикации Конституционного Проекта в Ab Imperio

392 Вспоминая конституционный проект А. Д. Сахарова... Начнем с того, что в 1989 году, как и сегодня, 15 лет спустя, можно утверждать, что советский интеллектуал-диссидент раз- мышлял в очень большой степени на политически-правовом поле существовавшего режима. Международный опыт практически игнорировался. В частности, в Сахаровской конституции амери- канская составляющая имеется, а европейских совсем не видно. Очень сильна внутренняя уверенность в целостности страны, в том, что интересы и чаяния людей на всем пространстве СССР более или менее одинаковы. Государственническая риторика сочетается здесь с правозащитной. Между строк прочитывается уверенность в том, что огромное государство удастся сохранить. Национально-региональные конфликты предстают в документе как разрешимые простыми организационными методами. Противоре- чия между основополагающими декларациями трудно устранимы. Так, в параграфе 2 говорится, что цель народа Союза – “...мир и безопасность для граждан страны, для всех людей на Земле неза- висимо от их расы и т.д.” Параграф 12, однако, гласит: “Союз не имеет никаких целей экспансии, агрессии и мессианства”, а уж перспектива создания “Мирового правительства” (параграф 4) попросту отменяет антимессианские декларации. Можно ли назвать эту Конституцию формулой примирения на основе общего прошлого и неудавшейся попыткой создания рефор- Гасан ГУСЕЙНОВ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ “САХАРОВСКОМУ ПРОЕКТУ КОНСТИТУЦИИ”. РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ ПУБЛИКАЦИИ КОНСТИТУЦИОННОГО ПРОЕКТА В AB IMPERIO 393 Ab Imperio, 4/2004 мированного (постсоветского) Союза, основанной на вспоминании и признании всех темных глав советской истории? Конечно, в тексте имеются следы исторических событий. Например, учитывается опыт злоупотребления психиатрией в СССР или насильственного присо- единения республик и народов к СССР, заметны следы дискуссий об “экономической самостоятельности” регионов (параграф 22). Некоторые особенности советского строя, казавшиеся в 1980-х гг. одним из ключевых нуждавшихся в изменении обстоятельств, по- требовали явно избыточных формулировок. Так, из девяти позиций в списке гарантируемых проектом гражданских прав три заняты свободой передвижения внутри страны и за рубежом. Структура советской несвободы здесь вообще отражена очень достоверно. Но достаточно ли этого для устройства новых свобод? Автор проекта исходил из возможности разрушить несвободу одними организационными мероприятиями. Без учета того, кто и как будет осуществлять эти мероприятия. Это, по-моему, ключевая слабость проекта. Он не принимает во внимание фактора исполнительской реальности. И в этом смысле является утопическим. В 1988 году в редакции журнала “Век ХХ и мир” у нас состо- ялась дискуссия с Андреем Дмитриевичем Сахаровым, участие в которой было для меня высокой честью. Некоторые следы ее по- пали в публикацию (1-й номер журнала за 1989 год). Вспоминая об этом сегодня, следует учитывать, что то было время всё еще полного господства официальной идеологии в большинстве СМИ, что в Конституции СССР имелась 6-я статья, согласно которой идеологические предписания стране дает единственная правящая партия – КПСС, ну и так далее. Так вот, одной из центральных тем полемики для меня был вопрос о конвергенции двух систем – совет- ского социализма и западного капитализма. То, за что в 1960-1980-е годы власти держали А. Д. Сахарова во всё углубляющейся опале, постепенно становилось темой, о которой можно было говорить вслух. Сахаров упорно отстаивал требование новой открытости. Либеральная интеллигенция видела в осуществлении этого тре- бования главный шаг на пути к свободе. Как бы мы сегодня ни относились к последним годам СССР, это было абсолютно не- обходимое условие, и А. Д. Сахаров был единственным высоко- поставленным представителем своего класса – находящимся на государственной службе ученым с мировым именем, – отдавшим всего себя достижению этой политической цели. 394 Вспоминая конституционный проект А. Д. Сахарова... В 1989 году люди поколения А. Д. Сахарова оказались как никогда близки к этой цели. Сахаровской идее конвергенции со- ответствовала гипотеза американца Фрэнсиса Фукуямы, известная под названием “Конца истории”. Вместе с тем, именно в конце 1980-х годов обеим концепциям был нанесен сокрушительный удар. Вместо “конвергенции” на повестку дня встала “глобализа- ция”, а вместо “конца истории” западный мир оказался на новом витке межкультурных и межрелигиозных конфликтов. Советский Союз провалился, если угодно, сразу в две исторические пропасти. Одна – это пропасть национализма: распад СССР по национальным границам, мучительное превращение в национальное государство самой России – бывшего оплота империи. Другая – это вступление большей части бывшего СССР в эпоху глобализации не в составе демократического Запада, а автократического Востока, не как часть процветающего Севера, а как часть отсталого Юга. Андрею Дмитриевичу была глубоко враждебна мысль о том, что более весомыми при выработке решений государственной важности станут не интеллект АН СССР и его лично, а инстинкты мелко- травчатых советских чиновников. Сахаров, я полагаю, никогда не поддержал бы идейные основания Беловежского соглашения. Не поддерживал он и идею (вынужденной) конвергенции России и стран “третьего мира”. И уж во всяком случае, он не оказал бы политической поддержки превращению России в национальное государство “жириновского пошиба”. Смерть этого великого че- ловека избавила его от необходимости самоопределения в новой ситуации. Однако, критическому читателю проекта Сахаровской конституции бросается в глаза тот же подход к России, который господствовал на всем протяжении ХХ века. Россия – это лишь основание нового государственного образования, русский язык – лишь средство коммуникации. 15 лет спустя и после 13 лет рус- ского национального строительства текст Конституции выглядит как советский анахронизм. В идеале, вненациональное государственное образование – империя или конфедерация – возможно, предпочтительней на- ционального государства и с экономической точки зрения, и с точки зрения принципиальной возможности отделить этническое происхождение человека от его правового статуса. С другой сто- роны, Советское государство, располагавшее беспримерными ор- ганизационными ресурсами и даже опиравшееся на официальную 395 Ab Imperio, 4/2004 идеологию “дружбы народов”, потерпело поражение именно в области национально-государственного строительства. Как было неоднократно показано в исследованиях последних лет, СССР так и не смог разрешить основополагающее противоречие своего устрой- ства: русское большинство населения было приучено считать себя базой наднациональной общности, но представители всех осталь- ных народов (и особенно их правящие элиты) воспринимали себя в роли “младших братьев” именно правящего русского большинства. Вопрос не в том, насколько справедливо было фактическое на- полнение такого самосознания, а в том, что именно оно оказалось мотором центробежного движения второй половины 1980-х годов. Проект Конституции, предложенный великим ученым, игнориру- ет поэтому не просто слабости человеческой природы, но и весь политический опыт советского периода. Он недооценил ни воли русского населения к сохранению своей империи как националь- но-религиозного сверхгосударства, ни отношения малых народов к десоветизации как к дерусификации. До некоторой степени попытки реализовать фрагменты сахаров- ского проекта наблюдаются в нынешней России. Однако и здесь центральное противоречие остается тем же, что и в обсуждаемом проекте Конституции: декларация о намерениях не может быть подкреплена организационно-политическими мероприятиями. Можно сказать прямо: руководство России после распада СССР пытается снять противоречия, разрушившие Союз. Избранный со- временной Россией путь в известном смысле – компромиссный. Русскому большинству населения РФ предлагают согласиться на самоназвание “россиянин”, включающее в себя и русских, и пред- ставителей меньшинств. Меньшинствам предлагают отказаться от статуса равноправных с русскими участников федерации. В иде- альной перспективе новое российское государство должно было бы отказаться от национально-территориальной автономии и перейти к чисто территориальной, но – культурно окрашенной этническим своеобразием местного населения в нескольких регионах. Неудачи на пути осуществления этого в высшей степени рационального проекта обусловлены “человеческим фактором” на всех уровнях государственного строительства. Объективно в России продолжает действовать центробежная инерция расхищения постсоветской государственности. Власти однако же апеллируют к виртуальному субъективно честному же- 396 Вспоминая конституционный проект А. Д. Сахарова... ланию выстроить чудесную, сильную и всем очевидную великую державу или даже сверхдержаву. Трагической иллюстрацией происходящего в России в рамках реформы федерализма являются события в Чечне. Вместо циви- лизованных партнеров по переговорам, какими могли бы стать, например, глава государства и умеренный лидер сепаратистов, в реальной практике противостоят друг другу коллективы экстреми- стов, возглавляемые масками “полковника Буданова”, “Кадырова” и “Басаева”. В реформируемой ныне России, как и в Конституции Сахарова, отметается весь пестрый опыт государственного строительства, имевшийся у империи, в состав которой, например, Великое Княжество Финляндское или Царство Польское входили на иных основаниях, чем Закавказские ханства, Бухара или Хива. Структура нового российского государства (несколько крупных губерний), вероятно, более прогрессивная, чем 89 “субъектов фе- дерации”, часть которых создавалась по национальному признаку. Но переход от одного к другому осуществляется методом грубого административного произвола. Поэтому результат снова полу- чается обратный желаемому. Ведь население соответствующих регионов получает свою реформу в той же упаковке структурного насилия, которая развалилась при первой же попытке беловежских политфокусников ссадить с корабля современности Михаила Горбаче- ва – единственного международно признанного на 1991 год лидера сверхдержавы. Горбачев сошел на берег, а корабль пошел ко дну. Всё это А. Д. Сахаров, несомненно, предчувствовал, пытался этому противостоять. Отсюда содержащиеся в проекте Консти- туции щедрые подарки национальным республикам (параграфы 19-21) – в виде разрешения регионам вводить свою денежную единицу и жандармерию, пользоваться полной экономической са- мостоятельностью и т.п. Но одно перечисление этих подарков сви- детельствует о том, что ни о какой “федерации” в его проекте речи нет. Это – всё тот же Советский Союз. Возможно, определенную роль сыграла тут и ориентация Сахарова на другую сверхдержаву – США, а не на европейские модели и уж во всяком случае – не на модель Евросоюза. Могу себе представить потрясение Сахарова, если бы он мог увидеть, как образцами для российской Конститу- ции становятся сначала государственное устройство Французской Республики, а затем – и Второй Империи. Он просто не смог бы 397 Ab Imperio, 4/2004 смириться с совсем уж карикатурным бонапартизма “четвертой перелицовки”. * * * Мой контакт с А. Д. Сахаровым и Е. Г. Боннэр состоялся в 1988 году в связи с событиями вокруг Нагорного Карабаха. Как чело- век с азербайджанскими корнями, опубликовавший летом 1988 г. статью, проникнутую симпатией к стремлению армян Нагорного Карабаха обрести независимость от Азербайджанской ССР, а может быть – даже присоединиться к Армянской ССР, – я пози- ционировал себя (хотя тогда слова “позиционировать” в русском политическом словаре еще не было) не как “московский азербайд- жанец”, а как “космополит” (чему, возможно, способствовала и моя еврейская “половинка”). Другими словами, проблема нарушения прав армянского меньшинства в Азербайджане (как и азербайджан- ского – в Армении) была для меня примером фундаментального изъяна государственного устройства, который, как мне тогда ка- залось, можно будет исправить. От этой иллюзии я освобождался в реальном времени именно в ходе обсуждения проблемы на за- седаниях “Московской трибуны” и других политических клубов. Столкнувшись тогда с потоком “национальных возрождений”, я попросту сбежал с поля битвы, поняв, что гражданское общество в моей стране будет построено лишь после того, как империя рас- падется. Весь вопрос только в одном – как она будет распадаться. Отдавая себе полный отчет во многих достоинствах империи, я понимал: то, что мне нравится, вовсе не обязательно останется в силе, а то, что мне кажется разумным, не обязательно правильно описывает данный исторический поворот. Но Сахаров искал тогда, в 1988 году, азербайджанцев, которые могли бы хоть чуть-чуть отождествить себя с чаяниями армян, и армян, которые могли бы хоть капельку отождествить себя с ча- яниями азербайджанцев. Сахаров мечтал о политическом успехе на основе отказа от силовых мер и проведения совершенно новой политической дискуссии. Он предпринял поездку в Армению и Азербайджан. Принять в ней участие меня долго уговаривала организатор поездки Галина Васильевна Старовойтова, павшая впоследствии жертвой до сих пор не раскрытого заговора. Всю эту поездку я считал политическим лихачеством, основанным на слабом знании толщи республиканских аппаратов власти. Галина 398 Вспоминая конституционный проект А. Д. Сахарова... Васильевна была прекрасным этнографом, но этнологию совет- ского режима – особенно в его национально-республиканском обличье – она попросту игнорировала. Ей казалось, что огромный моральный авторитет опального в прошлом ученого позволит взорвать привычные отношения, пробить корку официальщины и прорваться к сердцам и умам простых людей. Тогда в них прекрас- ным цветком распустится стихийный руссоизм и – поверх голов республиканских партийных бонз – народы протянут друг другу руки. Чисто технически, однако, Старовойтова и Сахаров рассчи- тывали на “восточную дипломатию”: местные лидеры, казалось им, захотят сохранить лицо и пойдут на компромисс, который со временем удастся поддержать уже из Москвы. Мне казалась, что у миссии не было никаких шансов на успех. Более того – что она может привести к ухудшению ситуации. И я отказался от поездки. Я совершил тогда еще более грубый акт дезертирства, уехав сначала в США, а потом – на много лет в Германию. Сегодня я смотрю на свой отказ несколько иначе: иногда, видимо, всё-таки нужно идти на неконструктивные политические действия, испытывать ситуацию собственным поражением. Сахаров, безусловно, умел это делать и погиб как боец на посту. Он пытался остановить распад СССР всеми доступными спосо- бами, но бюрократическая динамика распада, телодвижения людей, стоявших у рычагов управления, просто физически раздавили лишенный каких бы то ни было полномочий могучий интеллект. ...