Без Империи. Тексты и Контексты Жизни Русского ЕвреяАлексея Александровича Гольденвейзера

331 Ab Imperio, 3/2005 БЕЗ ИМПЕРИИ. ТЕКСТЫ И КОНТЕКСТЫ ЖИЗНИ РУССКОГО ЕВРЕЯ АЛЕКСЕЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА ГОЛЬДЕНВЕЙЗЕРА 6 сентября 1979 года в газете “Новое русское слово” на первой странице в траурной рамке появилась информация о том, что чет- вертого сентября “в Нью-Йорке тихо скончался на 89 году жизни присяжный поверенный Алексей Александрович Гольденвейзер, о чем в глубоком горе сообщают племянницы и племянники покой- ного”. Из анонимной статьи на четвертой странице той же газеты неосведомленный читатель мог узнать, что А. А. Гольденвейзер родился в 1890 г. в Киеве, что отец его, Александр Соломонович, был известным киевским адвокатом, а его двоюродный брат – пи- анистом, который часто бывал в Ясной Поляне и играл для Льва Николаевича Толстого. За краткими данными энциклопедического характера в небольшой газетной колонке угадать неповторимость личности человека невозможно. Перечисление занятий, долж- ностей, заслуг – пунктир в пространстве: окончил Киевский уни- верситет Святого Владимира, работал помощником присяжного поверенного у отца, читал курс лекций в этом же университете по общей теории права, в первые месяцы после февральской револю- ции 1917 г. был членом Исполнительного комитета Общественных организаций, к которому в Киеве перешла власть после падения Алла ЗЕЙДЕ 332 А. Зейде, Без империи... старого режима. В 1918 г. А. А. Гольденвейзер входил в Малую Раду – законодательный орган Украинской народной республики. Он был избран туда как один из представителей еврейского нацио- нального меньшинства. В 1921 г. эмигрировал, обосновался в Бер- лине, занимался защитой беженцев и был экспертом по беженским делам Нансеновского комитета при Лиге Наций. В 1937 г. переехал в США, “в издательстве Чехова” вышел его сборник статей под общим названием “В защиту права”. Был общественником, основал “Кружок русских юристов”. “Так сложилась судьба, – замечает ав- тор заметки, – что основатель кружка был последним его членом, оставшимся в живых”. Еще: “Был одним из основателей Союза русских евреев в Нью-Йорке, который играл в пятидесятых годах большую роль в общественной жизни эмиграции”. И наконец кода: “Он был глубоко идейным, бескорыстным человеком, посвятившим свою жизнь служению Праву и людям”. Посылая в 1952 г. М. А. Алданову свою книгу, Гольденвейзер писал: “Книге предпослано предисловие за подписью издатель- ства, в котором даны некоторые материалы для моего некролога”.1 Материал для изложенной выше заметки ее автор действительно позаимствовал даже не из предисловия издательства, а из коротенького текста на форзаце книги. Слегка расцветив его необязательными со- общениями (например, о дружбе известного двоюродного брата с Тол- стым), автор почти буквально последовал совету Гольденвейзера. Эти, казалось бы, мелкие фактические сообщения из статьи-некролога и из истории ее написания вводят нас в сложный мир самоощуще- ния людей послереволюционной эмиграции в послевоенное время и, в частности, той группы людей, к которой принадлежал Гольден- вейзер, – профессионального адвокатского сословия. Если война практически уничтожила русскую эмиграцию физически, начало пятидесятых годов сыграло, судя по письмам самих эмигрантов, роль могильщика, выметающего кости с кладбища. Ощущение не- бытия, вообще свойственное эмиграции, особенно политической, каковой и была первая эмиграционная волна, стало физически на- глядным, когда появились многочисленные эмигранты второй, т.е. послевоенной, волны. Писавший некролог сознавал это, поэтому точно выделил именно 1950-е как годы наибольшей активности 1 Письмо от 25 октября 1952 // Bachmetev Archive at Columbia University (далее BAR). Goldenweiser Coll. Box 90. Folder “American Case Files 1952”. 333 Ab Imperio, 3/2005 в деятельности Союза русских евреев. Прибывавшие в это время большие эмиграционные группы из лагерей Ди Пи (displaced person – вынужденный переселенец) для “первой волны” были вестниками конца того исторического периода, который эту “волну” создал и который она олицетворяла. Именно ощущение конца подвигло Гольденвейзера написать о редакционной статье как о собственном некрологе. Подобное ощу- щение было присуще многим людям его поколения и окружения. Так, Е. А. Фальковский составил свой некролог в конце 1940-х гг., а Б. Л. Гершун в 1950 г. с невероятной энергией начал зани- маться созданием “Мемориала” юристов-эмигрантов. Делалось это не для самоукрашения, не для фиксации собственного образа для других поколений, а как индивидуальное и в то же время кол- лективное (само)подведение итогов. Поэтому в издательской статье к сборнику Гольденвейзера нет речи о его общественной деятельности,2 поэтому создающий “Мемориал” Гершун считал важным отразить не достижения и конкретные дела, а “просто” зафиксировать факт бытия “адвокатуры в изгнании”, продолжавшей свою, пусть даже обделенную, жизнь “после России”. С новой эмиграцией у первой “волны” не было взаимопонимания, более того, новая эмиграция не была лишена этнических пристрастий. Она несла с собой от- рицание опыта старой. На этом фоне работу по фиксации и струк- турированию собственного опыта можно уподобить возведению плотины, способной спасти от наводнения, строительству здания бытия перед возникшей чернотой небытия. Гольденвейзер был последним оставшимся в живых членом “Кружка русских юристов”, последним другом и душеприказчиком всех своих друзей, умерших задолго до него. Для всех из них он успел написать некрологи,3 исполнив таким образом свой долг и выполнив данное друзьям обещание. Уход из жизни, никогда не бывающий легким делом, в данном случае отягощался тем, что со- вершался после жизни, прошедшей, так сказать, на чужой стороне. Она длилась с 1921 года по 1979, больше полувека... 2 Похоже, что статья была написана самим Гольденвейзером. 3 РечьидетоЕ.А.Фальковском(ум.в1951),Б.Л.Гершуне(ум.1954),А.Д.Марголине (ум. 1956), Д. Н. Григоровиче-Барском (ум. 1958), которых Гольденвейзер знал еще по Киеву и с которыми сохранились близкие отношения через все перипетии эмигрантской жизни. 334 А. Зейде, Без империи... * * * …Эмиграция может рассматриваться как особенно изощренная техника психоанализа. Любая эмиграция, включая вынужденное изгнание, заставляет человека мобилизовать все имеющиеся у него ресурсы, даже такие, о которых в “прошлой” жизни он не подозре- вал или не задумывался. Новая реальность наделяется смыслами, встраиваясь в привычные “тексты и контексты”. Стратегии вы- живания, социализации и адаптации при всей их ситуативности оказываются проявлениями глубинных представлений человека о мире, вынесенных из доэмигрантской жизни. У многих ситуация эмиграции актуализирует “архаические” механизмы, заставляю- щие ограничивать первичный круг общения такими критериями “родства”, как общая этничность, религия, наличие общего “экзи- стенциального” опыта (совместная история борьбы или военной службы)… Так, многие эмигранты первой волны, к которой при- надлежал А. А. Гольденвейзер, разбрелись по группам и “партиям”, потерявшим всякий реальный смысл после ликвидации политиче- ской оппозиции в России, или по национальным диаспорам. По- нятно, что в идеологическую эпоху, какой была эпоха российских революций, именно идеологические тексты задают координаты существования думающего человека. Но в то же время очевидно, что воспроизведение и даже некоторая “архаизация” доэмигран- стких политических структур и идеологических делений имела более глубинный – “примитивный” – смысл: она компенсировала неспособность адаптировать себя к новой реальности, перестроить систему лояльностей, освоить новый социальный и культурный языки или просто жить одновременно в нескольких контекстах. Тем интереснее обратиться к “текстам и контекстам” эмигрант- ской жизни Гольденвейзера – жизни в своем роде показательной, но, конечно, не уникальной. Алексей Александрович Гольденвейзер ничего не забыл и не ушел во внутреннюю эмиграцию. Он также не остался живым памятником собственной общественной позиции на момент изгнания. Удивляет свобода и органичность, с которой он участвовал в политически и социально значимых инициативах и реагировал на драматические события пореволюционных деся- тилетий. Публикуемые личные документы А. А. Гольденвейзера были написаны им в разное время, по разному поводу и в разных жанрах. Объединяет их позиция автора, которую без натяжки можно назвать гражданской: это глубоко индивидуальный взгляд 335 Ab Imperio, 3/2005 человека, личные переживания которого неразрывно связаны с определенной политической средой и социальной ответственностью. Что это за среда, что за ответственность и перед кем? Ответить на эти вопросы непросто, но именно таким образом можно понять, кем воспринимал себя Алексей Александрович Гольденвейзер. В текстах Гольденвейзера очевидны корпоративные ценности. Он, прежде всего, – русский юрист. На уровне публичного дискурса этот локус идентичности Гольденвейзера обозначался как “русско-ев- рейский юрист”. Так назывались создаваемые им профессиональные организации и союзы, в частных же текстах (письмах) естественной формулировкой оставался “русский юрист”. Характерно, что в вос- поминаниях Гольденвейзера о революции 1917 г., не предназначав- шихся для публикации, переходы от еврейского к общероссийскому (русскому) контексту настолько естественны, что не нуждаются в специальных предикатах и оговорках. Последние появляются только в тексте мемуаров, специально писавшихся для публикации. Тем не менее в его текстах – написанных и прожитых – очевидна еврейская солидарность, она проявляется в выборе друзей, в общественной и филантропической деятельности. Однако ни та, ни другая лояль- ность не претендует на главенствующую роль в формировании взглядов и в поступках Гольденвейзера. Его ближайшие друзья и коллеги, его культурный круг – русские евреи-юристы – это люди, с которыми он разделяет моральные и профессиональные ценности, с которыми может говорить на “естественном” языке, без специ- альных оговорок и пояснений, которые воплощают собой актив- ный, модернизированный, интегрированный в мировые практики профессиональный слой и в то же время множественную культурную принадлежность. Юрист, еврей, относительно успешный эмигрант Гольденвейзер – часть этого разбросанного между Россией, Западной Европой и Америкой мира, покоящегося на сосуществовании мно- жества лояльностей, встроенных в малосопоставимые иерархии. Но только их совокупность, а не некая доминантная система цен- ностей определяет этот мир. Гольденвейзер существует в этом мире одновременно в несколь- ких ипостасях, не испытывая дискомфорта шизофренического раздвоения личности, ибо для каждой “ипостаси” есть подобающая сфера применения и проявления. Он может заниматься благотво- рительностью (или печататься в газете, или дружить семьями) как член эмигрантской общины, как социалист, как еврей или юрист. 336 А. Зейде, Без империи... Определяющим фактором является максимальная эффективность мобилизации ресурсов (авторитета, денег, связей) в данной кон- кретной ситуации, а также социальная “персона” контрагента, предпочитающего, чтобы его (ее) воспринимали в данный момент как эмигранта, социалиста, еврея… Эта сложная социальная персона не является экзотической странностью Гольденвейзера, она присутствовала в обществе позднеимперской России, когда сословные, классовые, этнокон- фессиональные и профессиональные идентичности не отменяли друг друга, но складывались в причудливые калейдоскопы. Кре- стьяне по паспорту могли владеть миллионными состояниями, профессора искупали свое еврейское бесправие, а татарин становился русским офицером. На этой фантастической системе параллельных иерархий статуса и достатка строилась крайне динамичная соци- альная мобильность российского общества ХХ в. Удивительно то, что Гольденвейзер сумел сохранить это органическое восприятие мира и себя в мире и пронести его через эмиграцию. Судя по публикуемым текстам, по большому счету он воспринимал себя гражданином российской империи – ни в каком-то геополитическом или социально-политическом смысле обширной территории и бюрократической машины под сенью двуглавого орла. Монархия, погромы, Туркестан или Финляндия вряд ли вызывали особую ностальгию у Гольденвейзера. Однако он пронес через всю жизнь ощущение причастности к большому и сложносоставному миру, в котором у него была своя ниша, и, пожалуй, даже не одна, но все эти ниши были неразрывной частью целого. Своеобразное “граж- данство” Гольденвейзера во многом носит виртуальный характер: первый публикуемый нами документ относится к 1918 г., сразу после окончательного краха старой России. Но, как и в случае с психоанализом, виртуальные содержания, внутренняя актуализация прошлого важны именно потому, что они напрямую влияют на восприятие мира и себя в настоящем. Поэтому в контексте насто- ящей публикации случай Гольденвейзера важен и интересен постольку, поскольку позволяет в чистом виде представить механизм само- восприятия “имперской” личности тогда, когда самой империи уже и нет. На примере Алексея Александровича Гольденвейзера становится понятно, что биография как самоописание человека из мультикультурной среды не требует отдельных языков для выражения его “имперской”/формальной и “национальной”/интимной принад- 337 Ab Imperio, 3/2005 лежности. Существует единый язык восприятия своей уникальной жизни, которая попеременно – а подчас и одновременно – описывается в (условно) национальном или имперском регистре. Этот переход может сбивать с толку неподготовленного читателя. Например, как объяснить хладнокровные, едва ли не циничные рассуждения Гольденвейзера о преследовании евреев нацистами в Германии в конце 1930-х годов: еврей и хорошо информированный аналитик, Гольденвейзер должен был бы совсем иначе реагировать на проис- ходящее. Он и реагировал, но в своей иной “ипостаси”, а в данном тексте писал изнутри другой “персоны”, с некой третьей точки, в которой гитлеровцы, немецкие евреи и русская эмигрантская пресса оказывались лишь элементами большой панорамы. Эта позиция Гольденвейзера неприятно напоминает гипотетическую точку зре- ния какого-нибудь петербургского сановника, комментирующего сообщения прессы об ужасах погромов. Вероятно, вот как выглядит на практике красиво звучащее на словах свойство империи объ- единять внутри себя различия (в отличие от нации, стремящейся к унификации и уничтожению различий). * * * Корни подобного рода мировоззрения, подобного восприятия общества и себя в нем можно обнаружить в семейном опыте Голь- денвейзера, в его киевской жизни начиная с детских лет. Семья жила в одном из самых дорогих районов города Киева, что было в некотором роде естественно необходимым, так как отец, Александр Соломонович (1854-1915), “был самым дорогим адвокатом в городе”, назначая большие цены не от жадности, а “для поддержания пре- стижа”.4 В результате дел у него было немного, так как обращались к нему только “по сравнительно большим делам”, но зато “с целью обезвредить” приходили советоваться по всем крупным делам, “бывшим в производстве в Киевском суде и палате”.5 Окончил он Петербургский университет, где слушал лекции Владимира Соло- вьева, и долгие годы находился под его влиянием. Но в социальном (в том числе домашнем) мире Александра Соломоновича главной была его принадлежность к корпорации присяжных поверенных с про4 Из письма Гершуну от 30 апреля 1948 г. См. BAR. Goldenweiser Coll. Box 43. Folder 3. 5 Там же. 338 А. Зейде, Без империи... возглашенным ею принципом asylum magnum, превратившимся для А. С. в основное profession de foi. Насколько существенной эта вера стала, в свою очередь, для Г., видно из эпизода, о котором он рассказал в докладе, посвященном годовщине Судебных Уставов на одном из заседаний “Кружка русских юристов”: Позвольте начать с воспоминаний детства. Когда мне ис- полнилось семь или восемь лет, мне подарили в день рождения мой первый календарь. Я знал, что на календарях отмечают разные торжественные дни, и на листике с датой 20 ноября вывел своим детским почерком слова: “День рождения присяжных поверенных”.6 Знавшие Александра Соломоновича помнили его как отличного цивилиста, специалиста по уголовному праву, литератора, созда- теля и председателя “распорядительного комитета консультации присяжных поверенных”, но все перевешивала его репутация в городе, по качеству своему близкая к поклонению: К нему, еврею – в крае, насыщенном националистическими миазмами – тянулись одинаково русские, евреи, поляки – тянулись за советом, поучением и нелицеприятным судом... Александр Соломонович был человек вне конкурса – почти что легендар- ный, вне времени и пространства, вне расы и сословия.7 Особую славу ему создала общественная деятельность по орга- низации исправительной школы для мальчиков и попытки рефор- мировать тюремный быт в г. Киеве. Насколько он был вовлечен в дела еврейской общины, сказать трудно, так как единственное известное его выступление на еврейскую тему – статья в защиту евреев-присяжных поверенных, которым с конца 1880-х гг. огра- ничили доступ в профессию.8 Но опять-таки, судя по косвенным фактам, больших иллюзий насчет этнического равноправия вне своей собственной квартиры А. С. не питал и двух своих старших сыновей отправил учиться в США. Младший сын, Алексей Алек6 А. Гольденвейзер. Речь в годовщину Судебных Уставов 20 ноября 1864 года // В защиту права. Статьи и очерки. Нью-Йорк, 1952. С. 203-214. 7 М. Винавер. Позитивист-мечтатель (А. С. Гольденвейзер) // Недавнее (Воспоминания и характеристики). Изд. 3-е. Париж, 1926. С. 212-224. 8 Александр Гольденвейзер. По поводу законопроекта об адвокатуре // Северный вестник. 1897. № 12. 339 Ab Imperio, 3/2005 сандрович, уезжать из России в то время отказался.9 О его жизни после революции можно узнать из публикуемых в настоящем номере выдержек из дневника. Алексею Александровичу с женой удалось выехать из больше- вистской России нелегально в 1921 г. после четырех лет разрухи, различного рода огорчений, голода, холода, неуверенности и страха.10 8 октября того же года он прибыл в Берлин. Через неделю после приезда Гольденвейзер начинает вести дневник,11 который, несмотря на эпизодичность, явную неполноту записей и небольшой объем – дневник обрывается в конце 1925 г., – дает представле- ние о самоощущении автора, о положении русских адвокатов в эмиграции и до некоторой степени о жизни Берлина в двадцатые годы. Дневниковые записи на редкость скупо отражают личную жизнь автора. Возможность судить о его внутреннем состоянии и самоощущении появляется только потому, что попадавшая в дневник информация диалогизирована, она, в основном, присут- ствует в дневнике как ответ на не вполне отрефлексированные вопросы, на собственные, интернизированные в семье и русской культуре представления, в том числе об этической норме, на само- ощущение в новом мире. Темы дневника, с одной стороны, опре- делены интересами и заботами автора (и потому легко поддаются классификации), а с другой стороны, существуют как ответы на новые и неясные ситуации, на совершаемый автором каждый раз конкретный выбор. Автора прежде всего заботит вопрос о своем месте в новой реальности. Речь идет не просто о возможности трудоустройства, но о реализации себя, своих знаний и способностей в новых ус- ловиях. При этом важно помнить, что Берлин – пространство для Гольденвейзера знакомое, последний раз он был в этом городе накануне Первой мировой войны, знал немецкий язык, был знаком 9 Письмо Тейтелю от 18.06.1938: “Мои доклады для Лондона я почти совершенно закончил, и полученные за них деньги также закончились. Другой работы пока не нашел. Из Германии мы уехали вовремя: последние полгода были бы для нас там сплошным терзанием. Но в Америку лучше было приехать тридцать лет на- зад, когда меня сюда посылал мой отец” (BAR. Goldenweiser Coll. Box 4. Folder 8). 10 См. А. А. Гольденвейзер. Из Киевских воспоминаний // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 6. С. 161-303. 11 Дневник Гольденвейзера 1921-1925. Частный архив. 340 А. Зейде, Без империи... с немецкой научной юридической литературой (и, когда приходил в библиотеку, искал там издания, вышедшие за годы, когда Россия оказалась отрезанной от культурного мира Европы). Важно и то, что в этом новом мире он не был одинок: в Америке жили его братья, и, в отличие от большинства эмигрантов, ему было к кому обратиться за помощью и поддержкой. Ему не нужно было искать, где жить: первые несколько недель он и его жена жили у родственников. На следующий день после приезда Гольденвейзер отправляет в Нью- Йорк старшему брату телеграмму с просьбой прислать деньги; его уже ждет письмо от среднего брата Эммануила: “После трех лет первое письмо – теплое и нежное. Приглашение приехать, как только оправлюсь, и указания по поводу визы”. Нет у него осложнений с правом на жительство в Германии: “распоряжение из Department of State о выдаче мне визы” было сделано еще в мае 1920 г. Давид Самойлович Марголин, бывший коммерсант, теперь занимающийся благотворительными делами, приглашает его к себе в секретари с жалованием в 2000 марок. Есть и другие предложения трудоустройства. Главное же, есть ощущение, что “все пути открыты. Надо только решиться, куда направиться”. В ожидании совета от Максима Максимовича Винавера Гольденвейзер посещает старых друзей, заводит новые знакомства, изредка ходит в гости, присма- тривается к эмигрантской жизни. Но эмигрантская жизнь его и пугает, и отвращает: Вчера... в концерте: романсы Чайковского и Рахманинова. Было очень приятно. Зал... переполнен публикой – по- видимому, исключительно русской: какое единственное в своем роде явление нынешняя эмиграция! Это ведь почти на- родное движение, захватившее самые широкие слои. Никакого сравнения не может быть с аристократической эмиграцией из Франции в XVIII в. Вся интеллигенция, вся наука, все искусство трансплантированы на Запад. Нет сомнения в том, что они не привьются здесь. Они должны либо вскорости вернуться на родину, либо исчезнуть. Тяжелое, трудное положение – и унизительное, пассивно-страдательное. Хочется, и чувствую себя вправе оторваться от этого... В Америку!..12 Но в Америку он на этот раз не уехал, отметив в дневнике, что Винавер отсоветовал. 12 А. Гольденвейзер. Дневник 1921-1925 гг. (Частный архив) 341 Ab Imperio, 3/2005 Покидая Россию, Гольденвейзер, как и большинство других эмигрантов, не думал, что это навсегда. Он намеревался продолжить прежние занятия, в первую очередь – научную деятельность, т. е. писать по вопросам философии права и читать лекции. Во-вторых, его интересовала возможность заниматься адвокатской практикой как средством заработка, и, наконец, интересовало вообще писательство в более общем смысле слова. Этот последний компонент, писательство, оказалсянаиболеедоступнымдляосуществления.Ужечерез неделю после прибытия в Берлин он заходит в издательство “Слово” к Б. И. Элькину13 и разговаривает с ним о привезенных рукописях. Результатом этого посещения был “от Б. И. Элькина заказ на большую (до 10-ти листов) статью для ‘Архива Русской Революции’ о Киеве за 1917-1921 гг. Гоно- рар 600 м с листа”.14 В тот же день он “продает” С. Л. Кучерову “свой (еще не записанный) доклад ‘Ипполит Тэн о большевиках’”.15 Помимо этого, он начинает завязывать связи с различными газетами и журналами, как русскоязычными, так и англо-, и немецкоязычными, в Германии и других странах. Относительно регулярно Гольденвейзер вел дневниковые за- писи до конца 1922 г. Далее имеется лишь две обширных записи, суммирующие достижения прошедших месяцев. Последняя запись так говорит о его литературных занятиях: В то “голодное” время, о котором я упомянул, я занимался почти исключительно литературной работой. Писал, кроме “Руля” и Америки, во вновь возникшей в Риге ежедневной газете “Народная мысль” – все время ее существования, сначала раз, а затем два раза в неделю. Писал “политические письма” – корреспонденции и статьи на темы из текущей политической жизни (преимущественно Англии, Америки и Германии). Писал, кроме того, фельетоны на литературные темы. Писал, наконец, библиографические заметки. Газета прекратилась в феврале 1925 г. Платила она мало и неакку- ратно, зато печатала меня аккуратно и много...16 13 “Элькин – русский, очень бедовавший и теперь весьма скромно обеспеченный работой в издательстве. Увижусь с ним еще по поводу моих рукописей”. (Запись от 22.X.1921 // А. Гольденвейзер. Дневник 1921-1925 гг.) 14 Запись от 7.XI.1921 // А. Гольденвейзер. Дневник 1921-1925 гг. 15 Там же. Брошюра вышла в серии “Книга для всех” № 78. См. А. А. Гольден- вейзер. Якобинцы и большевики (Психологические параллели). Берлин, 1922. 16 Запись от 23 сентября 1925 г. // А. Гольденвейзер. Дневник 1921-1925 гг. 342 А. Зейде, Без империи... Забегая вперед, скажем, что писать для газет и журналов Голь- денвейзер продолжал всю жизнь, вначале в Германии, затем в Америке. Его публикации регулярно появлялись в “Последних новостях”, “Руле”, в юридическом журнале “Закон и суд”, издаваемом О. О. Грузенбергом в Риге, в “Новом русском слове”, в “Новом журна- ле”. Круг тем определялся интересами Гольденвейзера, интересовало же его все, что определяло, с его точки зрения, лицо времени, в котором он жил. К научной деятельности Гольденвейзер готовился всю жизнь, на каждом витке своего жизненного пути надеясь на то, что она осуществится, тосковал по ней. Однако вожделенная академическая ка- рьера, о которой он мечтал, о которой писал друзьям, так и не стала реальностью. Поразительное впечатление производят сохранившиеся записные книжки Гольденвейзера 1919-1921 гг. небольшого формата в кожаных переплетах, заполненные многочисленными выписками из книг, которые он читал в эти малоподходящие для серьезной работы годы. В эмиграцию Гольденвейзер привез рукопись готовой книги “Английское государственное право”, издать которую ему не удалось. В 1938 г. он закончил массивное детальное исследование “Die Rechtslage der Russischen Fluechtlinge” на немецком языке, также не изданное.17 Неудачи с изданием объяснялись как объективными обстоятельствами, так и субъективными причинами. В первом случае финансовое положение издательств в 1920-е гг. отнюдь не способствовало интересу к труду русского автора, который (труд) требовал затрат на перевод. Во втором случае та же проблема пере- вода, с одной стороны, и время окончания рукописи – 1939 год – с другой сделали даже попытку издания книги немыслимой. Не реализовались и его лекторские планы. В Германии он эпизо- дически читал лекции, но они не стали источником постоянного до- хода, а многочисленные лекции, прочитанные им в Союзе присяжных заседателей, “Союзе русских евреев” в Берлине и в “Кружке русских юристов” в Нью-Йорке приносили лишь относительное моральное и интеллектуальное удовлетворение. Переезд в Америку ничего в этом отношении не изменил. Что касается научной работы, то заявки на гранты не удовлетворялись, 17 Полное название рукописи: Die Rechtslage der Russischen Fluechtlinge. Dreiundzwanzig Berichte fur die “Refugee Survey” des Royal Institute of International Affairs. Washington, 1938. 343 Ab Imperio, 3/2005 а поиски преподавательской работы оказывались тщетными. Серьезные проблемы возникли и с возможностью найти професси- ональную работу, которая обеспечила бы прожиточный минимум. В первые три года его доход был столь минимальным, что он даже не заполнял налоговую декларацию. Вот как описывает Гольден- вейзер свое положение в одном из писем в Европу: ...Квота в том виде, в каком она была установлена в 1924 г., привела к тому, что здесь образовалась довольно компактная немецко-австрийская колония с большим количеством обслу- живающих ее немецких врачей и адвокатов, но создание вновь прибывшей русской колонии немыслимо. Поэтому практика сводится к исполнению поручений, получаемых из Европы, и ведению передаваемых оттуда же дел. Последние разделяются на 1. безнадежные, 2. бесплатные и 3. безнадежные и бес- платные. Впрочем, все еще не окончательно изжиты здешние “русские дела”.18 Зато поле общественной деятельности всегда оставалось доступ- ным. В Берлине Гольденвейзер сотрудничал с Тейтелем в Союзе русских евреев и занимался проблемами беженцев в качестве представителя Нансеновского комитета при Лиге Наций (с 1923 по 1933 гг.). В разные годы в Америке его общественная деятельность 18 BAR. Goldenweiser Coll. Box 5. Folder 1. Под “русскими делами” имеется в виду следующее: после проведенной в Советской России национализации предпри- ятий, банков и страховых обществ встал вопрос о судьбе капиталов, находившихся в филиалах многочисленных корпораций в разных странах Европы и США. До 1925 г. эти капиталы продолжали – в основном по требованию вкладчиков и владельцев – выплачивать. Между 1925 и 1933 гг. выплаты были временно пре- кращены. В 1933 г. в результате дипломатического признания Америкой Совет- ского Союза на капиталы всех русских обществ был наложен арест по требованию правительства Соединенных Штатов, которое заявило, что капиталы эти были национализированы Советской властью, в свою очередь переуступившей свои права американскому правительству. Спор против этих “возмутительных домо- гательств американского правительства”, как писал Гольденвейзер, продолжался еще в конце 1950-х гг. По вопросам, связанным с этими делами, Гольденвейзер и его друзья консультировали местных адвокатов, выступали в судах, поддер- живали переписку с клиентами и т.д., что и было весьма неверным источником дохода. У многих из друзей Гольденвейзера, помимо этих дел, был и другой ис- точник дохода, но у Элькина, к примеру, он иногда бывал единственным, о чем красноречиво свидетельствуют его письма А. А. 344 А. Зейде, Без империи... включала, помимо многотомной еженедельной переписки с самыми различными людьми – от родственников и друзей до знакомых и едва знакомых, – “добывание” виз для бегущих из Европы, что означало разыскивание их родственников и попытки получить от них аффидавит.19 Последние не всегда заканчивались успешно; если родственники или знакомые-незнакомые соглашались под- писать аффидавит, Гольденвейзер посылал им формы, объясняя, как их заполнять и что с ними делать потом. В письмах друзьям он регулярно упоминает эту часть своей жизни, особенно когда переписка бывала нерегулярной и писались письма-отчеты. Из письма Д. Н. Григоровичу-Барскому, 1943 г. ...Другая область моей общественной работы – добывание виз для застрявших во Франции беженцев – теперь вынужденно прекратилась. В значительной части эта работа пропала даром, так как много дел не успело пройти через все каверзные инстан- ции, а ряд лиц, уже получивших визы, не успел выехать из Франции. Тем не менее, многие приехали (один из последних И. В. Гессен), и за всех их приходится радоваться. Увы, многих близких друзей и родных приходится оплакивать, как заживо похороненных. Не знаю, кого из них нам доведется увидеть, когда откроется “железный занавес”, окончательно отрезав- ший Европу после оккупации Юга Франции.20 В 1940 г. умер его средний брат, Александр Александрович, в 1953 г. – старший брат, Эммануил Александрович. Гольденвейзер все больше и больше времени посвящает общественным занятиям. Отказываясь писать статью о “Мемориале”, он объясняет: На меня фактически слишком много валится – вот, на- пример, теперь рассылка обращений за пожертвованиями в кассу кружка. Я исполняю все функции, кроме обязанностей почтальона. Боюсь, что денег не поступит. Но касса пуста, а оставлять людей совершенно без помощи очень тяжело: мы полу- чаем ужасные письма, особенно из лагерей Ди Пи.21 Показательно, что “мемуарам” он предпочел актуальную текущую проблему, старым лояльностям – новый вызов, новое реальное 19 Письменное показание или заявление, даваемое под присягой в присутствии нотариуса; в данном случае эквивалент гарантийного письма. 20 BAR. Goldenweiser Coll. Box 9. Folder 5. 21 См. BAR. Ob’edinenie russkikh advokatov vo Frantsii. Coll. Box 10. 345 Ab Imperio, 3/2005 дело. Оставаясь собою, он менялся со временем, от текста к тексту, от одного контекста к другому, а точнее – он жил сразу многими текстами и сразу в нескольких контекстах. “Имперская” личность, современный человек… * * * Гольденвейзер оставил после себя огромное множество “текстов”, которые хранятся в ряде российских и зарубежных архивов. 22 Самая большая коллекция – собственно Архив Гольденвейзера, состоя- щий из 114 ящиков, – находится в Бахметьевском архиве библи- отеки Колумбийского университета в Нью-Йорке. Большая часть архива была передана туда самим А. А. Гольденвейзером в 1959 г., остальные части – в начале 1970-х гг., и, наконец, оставшиеся после смерти Гольденвейзера книги и статьи были подарены архиву племянником Гольденвейзера Эндрю Бродским. Архив включает в себя большое количество деловых бумаг, в основном американского периода, среди которых тексты статей, эссе, копии речей, проек- тов исследований и безмерное количество писем – ему и от него (Гольденвейзер, как правило, писал под копирку). Документы распадаются на несколько групп: письма близким друзьям и от близких друзей, каковых было не так много; письма от родственников (довольно многочисленных) и письма им (не сохранились); деловая адвокатская переписка; деловая еврейская переписка, в основном о возможности достать необходимые для по- лучения виз аффидавиты; деловая переписка, связанная с реституцией собственности в послевоенный период, и переписка с представителями Ди Пи, которым Гольденвейзер помогал приехать в США. Каждый корпус этих разделенных на группы документов можно рассматривать как единый текст, вырастающий, во-первых, из контекста того или иного аспекта жизни и деятельности Гольден- вейзера и, во-вторых, из общего контекста эмигрантской судьбы и знакомств до эмиграции. Большинство корреспондентов Голь- денвейзера – это люди, которые не просто были знакомы с ним 22 См. О. В. Будницкий. Материалы по истории российского еврейства в эмигрантских архивах // История и культура восточно-европейского еврейства: новые источники, новые подходы. Материалы международной научной конференции. Москва, 8-10 декабря 2003 г. / Под ред. О. В. Будницкого, К. Ю. Бурмистрова, А. Б. Каменского, В. В. Мочаловой. Москва, 2004. С. 206-220; Андрей Рогачевский. Борис Элькин и его Оксфордский архив // Серия ЕВКРЗ. Т. 5. С. 222-242. 346 А. Зейде, Без империи... до эмиграции, но знали его семью, отца, общались с его братьями и сестрами. Исключение в этом отношении составляет, пожалуй, только Борис Исаакович Элькин, знакомство с которым произошло в Берлине, в издательстве “Слово”. Их переписка, из которой мы публикуем несколько писем, началась после 1933 г., когда Элькин покинул Берлин и обосновался в Париже. Поначалу она носила чисто профессиональный характер и была вызвана профессио- нальными интересами, которые, в свою очередь, до определенной степени также связывали подавляющее большинство корреспондентов Гольденвейзера. Еще одна часть архива Гольденвейзера находится в частной коллекции в США, куда она была любезно передана одним из его племянников, Лео Элисоном. За возможность работать с этим архивом я выражаю благодарность г-ну Элисону и г-ну Майклу Ривкину, сообщившему г-ну Элисону о моей работе над настоящим проектом. Эта часть документов никогда ранее не вовлекалась в научный оборот и до сих не известна исследователям русской эмиграции. Со временем она тоже будет передана в Бахметьевский архив. Частный архив, о котором идет речь, содержит множество записных книжек, отражающих круг чтения Гольденвейзера в 19191921 гг., записную книжку с началом “Воспоминаний” о жизни в Киеве в 1917-1921 гг., а также “Дневник” 1921-1925 гг. Выдержки из этих записных книжек публикуются в настоящем номере AI. Помимо этого, архив включает публикации Гольденвейзера из различных русскоязычных газет, машинописную рукопись его книги “В за- щиту права”, копии целого ряда докладов и сообщений, прочитанных Гольденвейзером в течение его долгой жизни. В публикуемую подборку документов вошли материалы из Бахметьевского и частного архивов. Автор выражает благодарность профессору Олегу Будницкому за знакомство с личностью А. А. Гольденвейзера и его архивом; Татьяне Чеботаревой, куратору Бахметьевского архива, за постоянную и вни- мательную помощь в работе; Марине Могильнер, редактору Ab Imperio, без участия которой этой публикации просто не было бы. Автор и редакция AI выражают признательность Павлу Трибунско- му за бесценные указания, касающиеся проектов публикации работ П. Н. Милюкова в США, а также изданий Милюкова на немецком языке и опубликованных переводных отрывков из последней ан- глоязычной книги. ...