Интервью С Лидией Александровной Успенской (1906 г. р., урожденной Мягковой)

309 Ab Imperio, 1/2004 ИНТЕРВЬЮ С ЛИДИЕЙ АЛЕКСАНДРОВНОЙ УСПЕНСКОЙ (1906 г. р., урожденной МЯГКОВОЙ)* Лидия УСПЕНСКАЯ. Никогда нельзя уезжать из своей страны. Лучше всё, что угодно, но разделить с ней судьбу. Ни в коем случае не уезжать. Это результат всей моей долгой жизни. А мне уже 96 лет. Софья ЧУЙКИНА. Почему? ЛУ. Ну вот, уехали мы в январе 1921 года. Жили мы тогда на Украине. Мы жили по месту работы отца. Отец1 был геолог и горный инженер, мы жили то на Урале, то на Украине, где приходилось. Тогда мы жили на Украине в Житомире. Ближайшая граница была польская. Так что мы бежали в Польшу. Я бежать не хотела, ревела как белуга. СЧ. Вы нелегально переходили границу? ЛУ. Конечно, нелегально. Мы тогда думали, что уезжаем на год, на три месяца, на четыре месяца. Другие семейства уезжали на год, мы уезжали на четыре месяца. Думали, что кончится разруха и все пона- добятся для восстановления страны. И мы понадобимся, и отец опять будет геологом. Так родители рассуждали. А я этому не верила. В душе чувствовалась безвозвратность. * Март-апрель 2002, Сен-Женевьев де Буа. Интервьюер Софья Чуйкина. Комментарии текста М. Могильнер. 1 Александр Геннадьевич Мягков, см. ниже. 310 Интервью с Лидией Александровной Успенской СЧ. А что заставило уехать Вашу семью? ЛУ. Главным образом из-за детей. Что будет, если родителей рас- стреляют или увезут заложниками? Тётю мою расстреляли, например. Почему людей расстреливали, было непонятно. В общем, за те два года, что мы прожили в Житомире, правительство там сменилось 14 раз. Так что мы повидали если не всех, то почти всех. Но Махно не видали. СЧ. А кого видали? ЛУ. Петлюровцев, например. Петлюровцы – это было самое страш- ное, потому что они делали погромы. Громили жидов и москалей. А москали – это мы были. Красные нас так особенно не трогали. Брали город одни у других, переходил город из рук в руки. От красных к зе- леным, от зеленых к красным, от красных к петлюровцам. Выходили из дома и смотрели, какой у нас нынче флаг висит и какое у нас нынче правительство. Поляки тоже один раз как-то нас взяли. И потом, в конце концов, вселился к нам в квартиру комиссар. Так что мы уже чувство- вали себя совсем не дома. Днем он уходил на службу, а вечером, когда все собирались как раз, надо было или шептаться, или что… Было не- уютно. Были ещё и обыски, конечно. Никогда не известно было, чем кончится какой обыск. СЧ. Ваша тётя, которая была расстреляна, – это была сестра Вашего отца или матери?2 ЛУ. Средняя сестра мамы Надежда Викторовна.3 Она была замужем за фон Майделем. И он был офицер, кажется, гвардейский. И его убили солдаты в первые же дни. А она с тремя детьми бежала почему-то в Таганрог. И все трое детей были больны сыпным тифом, когда её взяли и расстреляли. Старшая дочка первая заболела и встала, и выходила брата и сестричку, а потом сама умерла от слабости после сыпного тифа. Как она их успела выходить, я не знаю. Её сын Глеб потом был репрессирован. А о младшей дочери говорили, что она тоже пострадала. 2 Мама – Вера Викторовна Мягкова, ур. Савинкова (1872-1942), более известна как сестра террориста и писателя Бориса Савинкова. Учительница иностранных языков. С 1905 г. замужем за Мягковым. Одна из душеприказчиц брата, его до- веренное лицо, хранительница его архива. Умерла в Праге, похоронена на Оль- шанском кладбище. 3 Баронесса Надежда Викторовна фон Майдель (ур. Савинкова), старшая сестра Бориса Савинкова. Супруга барона В. Х. фон Майделя. Расстреляна ЧК в 1920 г. в Таганроге. 311 Ab Imperio, 1/2004 СЧ. А откуда Вы обо всём этом узнали? ЛУ. Мы узнали об этом, потому что пришло письмо. Это было совершенно невероятно. Из Петербурга в Житомир пришло письмо. Обыкновенное. И моя мама так растерялась, что отдала почтальону все яблоки, которые только что поспели. Она так обрадовалась, потому что письмо было от её подруги, тёти Кати Насоновой.4 И в этом письме она написала, что Надежда Викторовна расстреляна и что она видела Глеба и Таточку, это младшая дочь, которые очень напуганы. СЧ. А письмо… Вы редко получали письма в то время? ЛУ. Да не было вообще ничего! Какая там почта! Не было никакой почты! Это было такое чудо, что письмо дошло! Линия фронта посте- пенно передвигалась, причем фронтов было несколько. Были петлю- ровцы, которые сражались и с красными, и с белыми, были красные против петлюровцев и против белых, и были ещё зелёные. Так что это всё передвигалось. Отец мой служил рабочим на скипидарном заводе в чудном лесу. И получал он жалование кило соли в месяц. Это было очень хорошо. Тогда всё было на обмене… СЧ. Где работал до этого Ваш отец? Как Вы жили до революции? ЛУ. Мой отец был специалист по золоту, он закончил Горный инсти- тут в Петербурге. И он рассказывал очень много интересных вещей о Сибири, об Абиссинии. Абиссиния была в очень хороших отношениях с Россией традиционно. И когда им понадобились какие-то геологические сведения, они попросили им прислать экспедицию. И вот послали. Во главе был Кормаков, а его помощником был мой отец. А потом, когда он уже женился, обосновался, мы жили в разных местах, мы жили на Урале в посёлке, который назывался Шахта, и там действительно была шахта. Мы жили в чудном доме, кусок тайги был отгорожен как наш сад. Там очень хорошо было, это моё первое воспоминание. СЧ. Значит, Вы родились в Шахтах? ЛУ. Нет. Я родилась в Петербурге совершенно случайно. А должна была я в Костроме родиться. Потому что отец мой костромич, у нас 4 Видимо, речь идет о Екатерине Насоновой, ур. Корниловой, сестре известного историка и деятеля кадетской партии А. А. Корнилова. Ее муж – Николай Викторович Насонов (1855-1939) – зоолог, академик Санкт-Петербургской Академии Наук (с 1906 г.), АН СССР (с 1925 г.). 312 Интервью с Лидией Александровной Успенской там была усадьба, которая называлась Селище.5 Теперь там провели мост через Волгу, и называется Заволжский район. СЧ. Расскажите, пожалуйста, о родителях. Ваш отец какого года рождения? ЛУ. Я не знаю точно. Где-то семидесятые годы позапрошлого сто- летия, 1870-е.6 Это старая дворянская семья, традиционная. СЧ. А фамилия? ЛУ. Мягковы. СЧ. Вы были Мягкова? ЛУ. Да. Было очень смешно однажды, когда мы как-то с моим мужем при- ехали в Кострому. Мы поехали в Селище, и там мы пошли к батюшке, который знал ещё мою бабушку, когда он был мальчишкой, а она была старухой. Мы туда пошли, и как-то там быстро всем стало известно, что мы приехали. И когда мы потом пошли к церкви, я увидела кучу мелких ребятишек с огромными букетами сирени. И всё это для меня. Потому что приехала дочка Мягковых. Они об этом узнали и решили, что надо это как-то отметить. Причем ни они, ни их родители никогда в жизни никого из нас не видали и не знали о нас ничего. Так что были очень хорошие отношения у нашей семьи с местными жителями, с крестьянами. СЧ. Вы бывали в детстве в этой усадьбе? ЛУ. Конечно, да. Где бы мы ни жили, мы приезжали время от вре- мени в эту усадьбу. Когда родился мой брат, его надо было показать 5 Село Селище, или, как его называли в старину, Новое Селище, упоминается в документах уже в XVI в. В первой четверти XVII в. Селище было вотчиной князя Глинского. В 40-х годах XIX в. славилось своей церковью и часовней Василия Блаженного – родовой усыпальницей Мягковых-Купреяновых, владельцев се- лищенской усадьбы. В 1930-е годы часовня была взорвана, а церковь закрыта. Открыта вновь в годы Второй мировой войны. В разное время в усадьбе Мягко- вых-Купреяновых бывали В. Короленко, Д. Мамин-Сибиряк, Н. Михайловский, Г. Успенский. 6 А. Г. Мягков (1870-1957). Инженер, геолог, муж Веры Викторовны Савинковой, сестры Бориса Викторовича Савинкова. Был другом и доверенным лицом послед- него, адресатом (совместно с женой) многих его последних писем из Лубянской тюрьмы. Активный участник “польской акции” 1920-21 гг. В начале 1921 руково- дил пражской организацией савинковского “Народного союза защиты родины и свободы” (НСЗРиС). 313 Ab Imperio, 1/2004 бабушке. Мы очень часто там бывали. А теперь там очень много народу живет в бывшем нашем доме, так что я внутрь туда не пошла, только вокруг посмотрела. СЧ. Дом даже сохранился? ЛУ. Да, да, дом сохранился. СЧ. А что стало с Вашими бабушкой и дедушкой? Их уже не было во время революции? ЛУ. Нет. Они уже умерли. Мои две тётки были. Было очень занятно, что дом реквизировали, конечно, но им позволили жить в доме сколько хотят, до смерти. СЧ. А кто до реквизиции владел этим домом? ЛУ. Это был семейный дом. Владели бабушки, до этого прабабушки, прадедушки и так далее. Это был старый дом. Это отцовская семья. Материнская семья была совсем другая, хотя она была класса того же самого. Их было шестеро детей…7 Моя мать никогда никак не на- клёвывалась на революцию,8 и тётя Надя тоже нет, но два старших дяди, Александр и Борис, были социалисты. Старшего сослали, и он там где-то застрелился,9 а младший, Борис Викторович, продолжал борьбу с советской властью, пока его не прикончили.10 7 Отец Веры Викторовны Мягковой, Виктор Михайлович Савинков, потомственный дворянин, чиновник министерства юстиции в Варшаве, умер в 1906. Мать, Софья Александровна [ур. Ярошенко] (1855-1923), вошла в российскую историю как мать эсера-террориста Бориса Савинкова, мемуаристка и писательница, сделавшая темой своего творчества сочувственно-страдальческое воспевание революционного вы- бора “сыновей”. Об этой стороне ее деятельности см. подробнее: М. Могильнер. Мифология “Подпольного человека”: радикальный микрокосм в России начала ХХ века как предмет семиотического анализа. М., 1998. Публиковалась под псевдони- мом С. А. Шевиль. В семье Савинковых было трое сыновей – Александр, Борис и Виктор, и дочери – Надежда, Вера и Софья. 8 Ср. признание В. В. Мягковой в письме к Б. Савинкову: “Я – мещанка, женщина здравого смысла и практического отношения к жизни”. ГАРФ. Ф. 5831. Д. 138. Л. 56. 9 Александр Савинков был студентом Горного института в Петербурге. В феврале 1898 г. его арестовали за революционную деятельность. Ссылку отбывал в Якутии. Застрелился “в приступе тоски” в 1905 г. 10 Борис Викторович Савинков (1879-1925), террорист, один из руководителей Боевой Организации партии социалистов-революционеров, в 1917 г. в правительстве Керенского, с октября 1917 г. по 1922 г. вёл организованную борьбу с Советской властью в России, затем в Польше и Париже, руководитель НСЗРиС, 314 Интервью с Лидией Александровной Успенской СЧ. Они до революции были социалистами, а после революции боролись с советской властью? ЛУ. Да. СЧ. Какая была фамилия этой семьи? ЛУ. Савинковы. СЧ. А семья Вашей мамы из какой части России происходит? ЛУ. Она родилась, по-моему, в Харькове, и училась в Харьковском институте. Это было заведение, которое называлось Институт Благо- родных Девиц. В восемь лет её туда привели и там оставили. И она там жила. СЧ. Чему её там учили? ЛУ. Напичкивали всяким, что тогда полагалось. Они там играли Мольера и Расина… СЧ. Играли на сцене? ЛУ. Да, да, да. Очень смешное было учреждение. Начальница на- зывалась Maman, они называли друг друга Mesdames, и вообще всё это было очень смешно. Она кончила институт в шестнадцать лет и поехала во Францию учить французский язык, чтобы потом его преподавать. А тут ещё случилась японская война, и она поехала сестрой на войну. А тогда девицам на Дальний Восток не полагалось… СЧ. Это было перед Вашим рождением? ЛУ. Да. Это был 1905-й год, а я в 1906-м родилась. Моя мама вышла замуж в декабре 1905-го, а я родилась в октябре 1906-го. А до этого она была на японской войне. И это её очень многому научило и в смысле человеческой мерзости, и в смысле геройства человеческого. Она была очень мудрый человек, очень знающий людей, знающий цену людям. Папа был более легкомысленный, он был готов последнюю рубашку от- дать, и всё. А мама нет, мама была осторожна – кому давать, а кому нет. Мама считала, что неизвестно, как наша жизнь дальше сложится, а детство должно быть золотое. Оно и было золотым. Несмотря ни на что. писатель (литературный псевдоним – В. Ропшин). О Савинкове постреволюцион- ного периода (о котором идет речь в интервью) см.: Борис Савинков на Лубянке. Документы / Науч. ред. А. Литвин; Сост. В. К. Виноградов, А. А. Зданович, В. И. Крылов, А. Л. Литвин, Я. Ф. Погоний, В. И. Сафонов. М., 2001. См. обзор работ о Б. Савинкове: А. Л. Литвин, М. Б. Могильнер. Борис Савинков в исторической литературе и документах // Там же. С. 33-52. 315 Ab Imperio, 1/2004 Перед самой войной отца моего пригласили на Украину. Там у нас были друзья Уваровы,11 у которых было колоссальнейшее имение, громадное.12 И там ещё у них был в земле какой-то минерал, не знаю точно, какой. Им нужен был геолог, чтобы выяснить, рентабельно ли его эксплуатировать, сколько его там, сколько надо вкладывать, чтобы его вытаскивать. И они пригласили папу, своего друга. И мы поехали на Украину и оказались в деревне, и тут началась немецкая война. Сыновей Уваровой взяли на фронт. И она, старушка,13 оказалась совершенно беспомощной перед этим громадным имением, не знала, что со всем этим делать. И она попросила тогда моего отца взять управление этим имением всем, потому что геологические раскопки были уже невоз- можны… Там-то нас и взяли, папу взяли, взяли – и на расстрел. Это был 1918 год, по-моему, пока революция до нас докатилась. СЧ. А Вы знали, что в стране революция? ЛУ. Конечно, знали всё-таки. СЧ. Но продолжали жить в имении? ЛУ. Продолжали жить. У меня была французская гувернантка, ко- торая, услышав о революции, сразу же решила уехать домой, а мама ей сказала: “Вы знаете, мадмуазель, конечно, если Вы хотите ехать, я Вас не задерживаю, муж проводит Вас до границы, но Вы не думайте, что эта революция будет как ваша французская, не будет такого. Видите, написано: ‘великая и бескровная’”. К счастью, она всё-таки уехала. СЧ. А где это было написано, “великая и бескровная”? ЛУ. Это везде было, во всех газетах было написано “великая бес- кровная революция”, “мир хижинам, война дворцам”. Конечно, была она великая и бескровная… СЧ. Так что Ваши родители думали, что революция скоро кончится? Или что Вы не пострадаете? ЛУ. Они сразу немножко не понимали. Было учредительное со- брание, и они думали, что это даст какой-то демократический образ 11 Предположительно, из множества представителей рода Уваровых речь идет о семействе Сергея Аполлоновича Уварова (1847-1900), гофмейстера, предводителя дворянства Волынской губернии. Хозяйка имения, пригласившая Мягкова, – жена Сергея Аполлоновича, Уварова София Владимировна, в девичестве Яшвиль (1854- ?). 12 Видимо, речь идет об имении Новый Звягель в Волынской губернии. 13 В 1917 г. Уваровой было 63 года. 316 Интервью с Лидией Александровной Успенской правления. Потому что они совсем не были монархистами, совсем не почитали царскую семью. Это было, действительно, совершенно невозможно. Поэтому, когда захватили власть большевики, было как- то непонятно, что будет, было совершенно неизвестно. Папу взяли петлюровцы, потому что москаль и занимает такое место, не подо- бающее москалю. Расстрелять на месте его было нельзя, потому что его слишком все знали и любили и могло быть неприятно. Поэтому его отвезли в Житомир, чтобы там расстрелять. И он сидел в тюрьме, и мы сразу поехали в Житомир. Тюрьма оказалась не очень страшной, и он всё-таки смог оттуда удрать. СЧ. Как? Убежал из тюрьмы? ЛУ. Да. Тут мама помогла. Потому что у мамы был очень большой нюх – кому, когда и сколько. И она дала кому-то сколько-то, чтобы закрыли глаза… В общем, я не знаю. Тогда был ещё беспорядок. А в Житомире у нас было много знакомых. Там были у нас знакомые, та- кие Вощинины, очень милые люди. Папа спрятался у них. А мы, когда приехали в Житомир, мы остановились, конечно, в той гостинице, в которой папа всегда останавливался. Она называлась “Минель”, самая лучшая. И в тот же вечер горничная, очень испуганная, сказала: “Зна- ете, тут будет у нас еремеевская ночь. Но вы не бойтесь, я вас закрою на ключ и скажу, что это у меня родня из деревни приехала, и никого к вам не пущу. Но только не зажигайте огня, не смотрите в окна, и чтобы дети не плакали”. И действительно. Поздно вечером началось. Топот по лестнице, страшные визги и крики убиваемых людей. Патроны эко- номили, убивали холодным оружием больше. Убивали всех. Погром в том и заключается, что приходит человек и убивает бабушку, дедушку, детишек и папу с мамой. Чтобы не было жидов и москалей. Но моска- лей труднее. Потому что еврейский тип ясно виден. А москаль – это ещё надо посмотреть, как человека зовут. Но принцип был такой. И мы оттуда быстренько уехали, переехали к тем же Вощининым. А потом этот город заняли большевики. И тогда мы уже перестали скрываться, наняли квартиру и жили себе как ни в чем не бывало. Но потом на- чались всё-таки перемены, перемены. Приехала наша фрейлейн из деревни, каким-то образом добралась. Конечно, смена правительств происходила не просто так, бои были. В саду у нас простреливалось. И фрейлейн к этому не привыкла. СЧ. Она немка была? 317 Ab Imperio, 1/2004 ЛУ. Она была латышка. Немку нельзя было во время войны. И как- то, когда началась канонада, далеко ещё где-то совсем, она страшно перепугалась, бросилась к моей матери: “Вера Викторовна, стреляют”. И мама ворчливо так ей говорит: “Фрейлейн, я же не главнокомандую- щий, что Вы мне докладываете!” Прятаться было негде. Привыкаешь, и ничего. СЧ. У Ваших друзей Вощининых вы долго тогда пробыли? ЛУ. Нет. Совсем недолго. Потому что нельзя было их подводить. Потому что обыски же были. Если обыск – а тут разыскиваемый, бе- жавший и так далее. А они же тоже москали были. Так что как только появилась возможность, как только пришли большевики, мы сразу и выехали. Квартиру сняли, жили на Бульварной, 20. Там сад большой был. Но только к этому саду с другой стороны примыкал сад такого же хорошего дома, где было ЧК. А забора, конечно, не было. Как-то раз они ловили кого-то, стреляли. А мы с братом как раз сидели в саду, он в песке играл, а я читала книжку. И мама нас позвала руки мыть. И мы помчались быстренько есть. Через две минуты это место было покрыто пулями. Потом мой брат их выкапывал и ими играл. СЧ. А что случилось с Уваровой? ЛУ. Она тоже жила в Житомире. У неё был дом в Житомире. СЧ. Она тоже покинула имение? ЛУ. Да. Конечно. Раньше нас. Но потом её взяли заложницей и увезли неизвестно куда, и что с ней случилось, неизвестно. У неё была belle-soeur, Мария Владимировна Яшвиль,14 которую мы взяли к себе, потому что она была тоже совершенно беспомощный человек. Она умела хорошо играть на рояле, хорошо вышивать, но совершенно была потеряна. Сварить кашу она не умела. Так что мы её взяли к себе и вместе с собой увезли из России. Ну, вот так и жили. СЧ. А что делали Ваши родители в Житомире? ЛУ. Меняли вещи. Папа поступил на завод и стал рабочим на скипи- дарном заводе. И он получал кило соли в месяц. Это было великолепно, на соль меняли всё, что угодно. СЧ. А происхождение он скрыл, или скрывать его не требовалось? ЛУ. Как-то никто не спрашивал. Тогда ещё был беспорядок. 14 Сестра Софьи Владимировны Уваровой. 318 Интервью с Лидией Александровной Успенской СЧ. А мама Ваша не работала? ЛУ. Она всё-таки несла всё хозяйство. СЧ. Она после рождения детей не работала? ЛУ. Нет. Нет. Как только она замуж вышла, она перестала работать. Но тут они выдумали тоже. У нас были друзья Земмели, которые жили в том же доме, и они выдумали школу. Потому что школа, конечно, не действовала. Там нельзя было ни расписание установить, ни требо- вать, чтобы ученики и учителя приходили, когда стреляют на улицах. И с нашей улицы детишек, их было человек пятнадцать в возрасте от шести до девяти лет, для них устроили школу. Их учили читать, пи- сать, считать, ну и какие-то начала истории и географии. Так что они занимались этим делом. У нас на квартире это было. СЧ. Кто там преподавал? ЛУ. Моя мать, наша приятельница Софья Степановна Земмель15 и кто-то ещё. Это было нетрудно – нам преподавать. Нас учили читать, писать, считать. Помню, был там смешной случай. Там был один из учеников, Саша Айзенбенг. И как-то ему объясняли начала истории, что первые сведения о славянах у нас от греков. И потом им задается вопрос – почему первые сведения у нас от греков. Он говорит – пото- му что греки жили на больших высотах и смотрели вниз. Были всякие смешные случаи. Но были, конечно, не только смешные. Например, у меня был сыпной тиф. Это было совсем не смешно. К счастью, в этот момент были поляки в городе. А там много поляков вообще на Волыни жило, помещиков и всякое такое… И когда поляки пришли, то это была истерия совершенная, их так встречали – бросали сирень под ноги ло- шадей, дамы бросались целовать стремена всадников, было что-то дикое совершенно. А шесть недель спустя они удирали, и это было гораздо менее красиво. Они как-то очень беспечно жили. Начались всякие балы, всякие концерты. И меня взяли на первый концерт в моей жизни. Я до сих пор помню этот концерт, так он мне понравился. Да, и вот налете- ла какая-то банда. Небольшая банда, какая-то нерусская. Какие-то это были азиаты. Но не китайцы. Язык непонятный был. Это были именно бандиты. Просто бандиты, одетые кое-как, вооруженные как попало. И перед ними поляки не устояли, к десяти часам утра уже не было ни одного поляка в городе. Они бежали. Но их уничтожали просто. Рубили направо и налево, рубили раненых в госпиталях, всё подряд. 15 Не установлена. 319 Ab Imperio, 1/2004 СЧ. Сколько примерно вы пробыли в Житомире? Года два? ЛУ. Два года, 1919-й и 1920-й. СЧ. Скажите, а Вы помните, как принималось решение об эмигра- ции? Вы обсуждали это с родителями? Вы же были большая уже… ЛУ. Нет. Мне ничего не сказали. Когда мама сказала мне, то я ревела до бесконечности. СЧ. А что она сказала? ЛУ. Она сказала: “Мы решили уезжать, мы уже устроили всё”. И я отчаянно ревела. Она меня уговаривала, говорила, что ненадолго же, что вернёмся же скоро… Когда уже комиссар к нам вселился, родители почувствовали, что дело плохо. Беда в том, что у каждого правительства был свой враг. Самая ужасная вещь – это идеология. У идеологии обя- зательно должен быть свой враг. У петлюровцев был свой враг – жиды и москали. У белых это были красные, у красных это были буржуи. Было не очень понятно, что это было – “буржуи”. Под это определение подходили разные люди. Ну, и вот мы оказались в числе врагов просто. Тогда родители решили бежать. СЧ. То есть вы бежали, когда была в городе красная власть? ЛУ. Нет, у нас были тогда… А, да, кажется были красные. Да, ко- миссар был. Значит, это были красные. Хотя мы бежали не потому, что были красные. При петлюровцах было гораздо хуже. СЧ. Вы уехали впятером? ЛУ. Нет. Нас было трое саней. В первых санях были мы четверо, во вторых санях были Земмели четверо, это наши друзья, муж, жена и двое детей. В третьих санях была фрейлейн и Мария Владимиров- на Яшвиль, belle-soeur Уваровой. Ехали мы две недели, по-моему. Я запомнила один вечер совершенно незабываемый. В январе рано темнеет. Совершенно гладкая равнина, белая абсолютно, и ни дерев- ца, ничего. И над этой равниной небо, усыпанное такими звёздами, каких я никогда в жизни не видала. Огромное количество и крупные такие! И как-то все молчали перед этой красотой невероятной. Всё как-то забылось. Все молчали. Это было просто удивительно. Даже лошади не фыркали! Забылось всё решительно перед этой красотой – и страх, и всё. Это то, что я запомнила. Ночевали мы у крестьян. Ехали под таким видом, как будто мы едем в деревню подкормиться. Но чем ближе мы подъезжали к границе, тем более было ясно, что это чепуха. 320 Интервью с Лидией Александровной Успенской СЧ. А вы с вещами ехали? ЛУ. Ещё как с вещами! Даже со швейной машиной! Нет, мама ничего не бросала. Ехали же на неизвестность полную. СЧ. А Вы границу переезжали прямо на санях? ЛУ. Прямо на санях. И нас немедленно остановили пограничники. Вытащили все вещи, возницу отправили обратно, детей посадили на вещи и повели взрослых документы проверять. И, проверяя документы, увидели, что фамилия моей матери Савинкова, и тут они стали вдруг страшно любезными, дали знать моему дяде, а тот прислал денег, чтобы мы дальше ехали уже на поезде. И мы уже на поезде доехали до Варшавы.16 СЧ. А на что вы рассчитывали, когда ехали на санях через гра- ницу? ЛУ. Мы ни на что не рассчитывали. Спасали свою шкуру. Когда дело доходит до спасения своей шкуры, то остальное всё не считается. Они ничего не рассчитывали и просто спасали шкуру. Вот и всё. Детей спасали. Ужасно боялись, что будет с детьми. СЧ. А у вас были средства за границей? Счета в банках? ЛУ. Ехали абсолютно в никуда. И вдруг оказалось, что мой дядя Борис Викторович Савинков в Варшаве. СЧ. Вы не знали, что он в Варшаве? ЛУ. Нет. Понятия не имели! Мы ни о ком ничего не знали. Все были оторваны друг от друга. Никто ничего не знал. Мы с удивлением узнали, что в Польше существует антисоветская организация, которую организовал мой дядя Борис Викторович Савинков.17 Он террорист был. И при царе он Плеве убил, и при большевиках он увидел, что 16 В это время Б. Савинков находился в Варшаве. В 1920 г. он создал там Русский Политический Комитет, а летом занялся формированием “Русской Армии” для борьбы с большевиками (основным программным лозунгом армии был лозунг “За созыв Учредительного Собрания”). Савинков разрабатывал идеологию “третьего пути”. В этот период Савинков чувствовал себя в Польше весьма уверенно, рас- полагая личной поддержкой Ю. Пилсудского. 17 Имеется в виду Русский Политический Комитет. Позднее Савинков возглавил Русский эвакуационный комитет, который занимался оказанием помощи интерни- рованным в Польше 20 тысячам солдат и офицерам русской армии. Летом 1921 г. он возродил антибольшевистский Союз защиты родины и свободы, добавив к нему определение “Народный” (НСЗРиС). 321 Ab Imperio, 1/2004 это не то, за что он боролся, и он устроил в Польше организацию. У него газета выходила.18 В газете мой отец участвовал. А вообще говоря, они были очень несогласны, мои родители были не согласны с террором никак.19 Так что в Варшаве папа в газету поступил. Ему стали платить какое- то жалование. Там негде было поселиться, был отчаянный квартирный кризис. А мой дед Савинков в своё время в Варшаве был судьей, как раз когда было польское восстание там. И он каких-то поляков вызво- лял, пользуясь своим положением. И нас приютил какой-то старичок, которого когда-то мой дед спас от каторги или что-то в таком духе. У него была большая квартира, много детей и жена, и в одной комнате мы как-то поместились вчетвером. Отец ночевал в газете, а мама, мы двое с братом и фрейлейн ночевали в этой комнате. А потом случилась уже весна, мы наняли дачу и жили на даче. Между поляками и русскими началась маленькая война. Она окон- чилась победой поляков, и поляки потребовали контрибуцию в золоте от России. А русские отказались платить эту контрибуцию, если ор- ганизация Савинкова останется в Варшаве. Так что из Варшавы нас с полицией выставили.20 Приехали с полицией и уехали с полицией… И уехали в Чехословакию, в Прагу.21 Там мы стали жить. В Праге я провела всю свою молодость. Уехала я из Праги только в 1939 году. СЧ. Расскажите, пожалуйста, про Вашу жизнь в Праге. ЛУ. Это самый неинтересный период в моей жизни. СЧ. Как же так, это же Ваша молодость… ЛУ. Прага – тоскливый город. СЧ. Почему? 18 “За Свободу”, газета, пропагандировавшая идеологию НСЗРиС. 19 На самом деле А. Мягков занимался не только идеологической журналистикой, но и входил в состав Русского политического комитета в качестве заведующего хозяйственной частью. 20 Савинков и его сподвижники были выдворены из Польши в ответ на претензии советского правительства в связи с нарушением Польшей Рижского мирного до- говора. В октябре 1921 г. польское правительство приняло решение о высылке всех руководителей НСЗРиС, включая А. Мягкова. Русский эвакуационный комитет, под прикрытием которого работал Союз, был распущен. 21 В Праге Мягков возглавил Пражский комитет НСЗРиС. Комитет не вел активной работы, но Мягков все время поддерживал переписку с находившимся в Париже Б. Савинковым. 322 Интервью с Лидией Александровной Успенской ЛУ. Потому что там чехи живут. Мы жили, собственно говоря, не в чешской среде, а в русской. Кроме того, общались со всякой немец- коязычной средой, интересной довольно. А с чехами нет. Это было что-то унылое. Мой брат учился в городе Пшибраме в Горном училище, средневе- ковом, очень хорошем училище. И там был такой обычай – что когда какая-нибудь девица хочет выйти в люди, она находит себе жениха и оплачивает его учение. Если ему не на что учиться. Потому что там учение дорого стоит, там и за экзамены надо платить. И они до- говариваются, он кончает учение, и они женятся. И вот, у брата был товарищ, который был под таким обязательством. И она ему высылала каждый месяц столько-то денег, и всё. И за три месяца до окончания он влюбился по-настоящему. Он к ней поехал и сказал: “Я тебе всё верну. Меня уже ждёт работа. И моя невеста тоже работает. Я тебе обязуюсь все вернуть”. Его действительно уже ждала работа, он очень хорошо учился. Но она ему сказала: “Нет. Договор есть договор”. И он пошёл и зарезался. Он зарезался в лесу. Это было так страшно! И его не сразу нашли, а когда нашли, увидели, что он не сразу зарезался, а как-то теряя кровь отползал от дороги, чтобы его не нашли и не спасли. СЧ. Это был чех? ЛУ. Да, чех. И когда его хоронили, то огорчались два человека – мой брат и ещё один русский, который там учился. Все остальные говорили: “Какой подлец! Как он девушку подвел – взял её приданое, и теперь у неё ни жениха нет, ни денег”. Такие вот нравы. На этом вот фоне мы, русские, как-то не вписывались в это всё совершенно. СЧ. А почему же вы именно туда поехали жить? ЛУ. Потому что это была единственная страна, которая нас при- нимала! Из Польши нас выставили. СЧ. Почему именно Чехия вас приняла? ЛУ. Она принимала вообще довольно многих русских и платила им даже маленькую стипендию. Очень маленькую, но всё-таки платила.22 22 В рамках “русской акции” чехословацкого правительства Мягков получал пособие в 2000 крон в месяц. Благодаря “русской акции” в Чехословакии осело значительное число русских эмигрантов, получавших материальную поддержку от чехословац- кого правительства. Русские создавали собственные организации и объединения, молодежь имела возможность получать высшее образование. 323 Ab Imperio, 1/2004 Надо Вам сказать, что во время первой войны большинство пленных, которых русские брали в плен, это были чехи. Их было очень много. И они люди организованные, они сорганизовались в легион.23 И такая была плотная закрытая масса, этот самый легион. И они обосновались в Казани почему-то. А в Казани же был золотой запас русский. Это было немало. Они, кажется, не весь взяли. Кажется, не удалось им весь взять. Но они выехали из Казани, они поехали через Сибирь, через Дальний Восток в Чехию. Они везли такое количество вещей – они грабили всё, что могли. Уголь грабили даже, всё, что могли. Там была одноколейная железная дорога. Бегут беженцы… И все поезда стоят, потому что едут чехи со своим барахлом. И так Колчак попался. Красные войска сказали, что они пропустят чехов на Дальнем Востоке, если они им продадут Колчака. И они выдали. И французский представитель при Колчаке сказал – я умываю руки, расстреливайте. И расстреляли. А хороший был человек Колчак. В общем, они с этим золотым запасом, обогащен- ные невероятно, устроили здесь свою республику, между Польшей и Германией…24 Жить мне там было очень скучно. 23 Чехословацкий легион был сформирован российским военным командованием в Первую мировую войну, когда чехи, подданные Австро-Венгрии, обратились к царскому правительству с просьбой о формировании боевых подразделений, которые бы воевали на стороне России. После революции большевики заключили сепаратный Брестский мир с Германией и Чехословацкому корпусу пришлось от- правиться через Сибирь во Владивосток, чтобы оттуда через три океана добираться до европейского фронта. 26 марта 1918 Совнарком РСФСР заключил с отделением Чехословацкого Национального Совета в России официальный договор, по которо- му чехословакам предоставлялось право проезда во Владивосток в качестве частных граждан. Изменившаяся ситуация на фронте и задержка эшелонов в Поволжье спровоцировала чехов на активные действия. Они поддержали КОМУЧ, свергли власть большевиков в таких городах, как Самара, Челябинск, Пенза, Сызрань, Томск и др. 6 августа части 1-го Чехословацкого полка взяли Казань, где находился штаб Восточного фронта и золотой запас России (около 1.300 тонн золота). Этот запас перешел к Всероссийскому Временному Правительству (Уфимской Директории), почти целиком был перевезен в Самару, затем в Уфу и далее на восток, по пути отступавших чехословацких легионеров и армии адмирала Колчака, пока не ока- зался в Омске. Впоследствии около половины золота удалось вернуть в Казань, остальное – порядка 189 тонн – “растаяло” (точно известно только, что более трети ушло на оплату вооружения и снаряжения для армии Колчака). В январе 1920 г. чехословацкое командование выдало советской стороне адмирала Колчака и нахо- дившиеся при нем остатки золотого запаса в обмен на право свободной эвакуации, удержав, однако, как предполагают некоторые исследователи, несколько десятков тонн золота (на что и намекает Успенская). 24 Независимая Чехословацкая республика возникла 28 октября 1918 года. 324 Интервью с Лидией Александровной Успенской СЧ. А во Францию было невозможно поехать? ЛУ. Я ездила на каникулы в разные места – в Болгарию, во Францию, на море. Но совсем переселиться – это было другое дело. Везде были свои законы, невозможность работать и так далее. СЧ. Вы жили все с нансеновскими паспортами? ЛУ. Да, жили с нансеновскими паспортами.25 СЧ. А их вам выдали в Польше? ЛУ. Нет, в Чехии, по-моему, выдали. А может быть, и в Польше. Не помню.26 Во всяком случае, они выдавались на год и продлевались потом. СЧ. Расскажите, пожалуйста, как Вы учились в Чехии? ЛУ. Я ходила в гимназию, в русскую гимназию, в пятый класс. А потом сдавала экстерном на аттестат зрелости. Потом училась во Фран- цузском Институте, потом училась в Английском Колледже. СЧ. Что такое “Французский институт”? ЛУ. “Institut Français de Prague”. Это было очень хорошее заведение, и потом я в нем работала секретаршей. Потом я попробовала немножко философский факультет, но это было так скучно, что невозможно было… СЧ. Вашим родителям нравилось в Праге? ЛУ. Нравилось или не нравилось, но жили и жили, Господи. СЧ. Что они делали? Кем работали? ЛУ. Отец работал в страховом обществе на маленькой очень долж- ности, потому что он никак не мог справиться с чешским языком. А мама давала уроки французского языка. И это она любила. Её первая ученица оказалась очень удачной, стала сразу делать успехи, и так как это была еврейская девочка, немедленно все кузины стали у неё зани- маться. И потом немецко-еврейское общество стало для мамы самым близким. Так что когда пришел фашизм и произошло разделение, что две девочки, которые сидели за одной партой, читали одни и те же книги и сдавали вместе экзамен и дружили, вдруг происходит разделение, мама переживала это очень болезненно. 25 “Нансеновский паспорт” – временное удостоверение личности для перемещенных лиц – небольшая марка с портретом Нансена и надписью “Société des Nati”. Этот документ был принят на международной конференции в Женеве в июне 1922 года и одобрен правительствами 52 стран. 26 Нансеновские паспорта Мягковы могли получить только в Чехии. 325 Ab Imperio, 1/2004 СЧ. Она дома давала уроки? ЛУ. Нет, она ходила к ним. СЧ. Это частные, в основном, были уроки? ЛУ. Частные уроки, да. Готовила к каким-нибудь экзаменам, в ос- новном. Ещё у неё всякие дамы брали уроки. Ну, а мне жилось довольно скучно. СЧ. У Вас была какая-нибудь русская компания там? ЛУ. Конечно, да. Там бывали балы, на которые я всегда ходила и танцевала. Были студенческие праздники, Татьянин день, конечно, был. Были галлиполийские балы. Я везде ходила. СЧ. Что это такое, галлиполийские балы? ЛУ. Галлиполийцы – это было такое содружество. У них был знак, и они держались вместе, так сказать. СЧ. Содружество тех, кто бежал через Галлиполи? ЛУ. Те, кто бедовали в Галлиполи.27 И они землячество устроили. И они организовывали балы иногда. СЧ. Они арендовали зал? ЛУ. Да, да. Была касса какая-то. СЧ. Там танцевали классические танцы? ЛУ. О да. Ха-ха. Очень классические. Мазурку, вальс. СЧ. Вы умели всё танцевать? ЛУ. Всё умела, да. СЧ. Я хотела ещё спросить – в Праге были русские люди из каких слоев в основном? 27 Галлиполи, “галлипольское сидение” – один из завершающих эпизодов граждан- ской войны, связанный с эвакуацией из Крыма в Константинополь в ноябре 1920 года части Русской армии генерала Врангеля вместе с гражданскими беженцами на 126 кораблях. Всего из крымских портов было вывезено около 135 тысяч человек, из них до 70 тысяч – вооруженные бойцы, для большинства которых прибытие в Турцию стало началом “галлиполийского сидения” в тяжелых условиях, мало от- личавшихся от лагерей для интернированных. Всего в Галлиполи высадились 26.590 человек, составивших 1-й армейский корпус. В августе-декабре 1921 года части Русской армии, по договоренности с Югославией и Болгарией, были переброшены в балканские страны. В Галлиполи остались части Технического и Учебно-Кавале- рийского полков, чье “сидение” продолжалось еще два года. В эмиграции бывшие “галлиполийцы” создавали землячества. 326 Интервью с Лидией Александровной Успенской ЛУ. Там были главным образом студенты всяких факультетов. Было галлиполийское землячество. Что-то было ещё… Общество русских инженеров там существовало. Как-то сгруппировывались по профес- сиональному принципу. СЧ. Что-то вроде профессиональных ассоциаций? ЛУ. Нет, те, кто раньше был инженером. Они все вместе собира- лись. Но только мало кто в Чехии мог быть инженером в тот момент. Мой отец туда ходил. В России-то он был инженером, геологом. А тут он был просто мелким служащим и всё… У нас дома, в общем-то, руководила мама. СЧ. Скажите, а интеллектуальная жизнь русского сообщества была активной в Праге? Кружки, например, были? ЛУ. Ох, нет.28 Единственный интересный кружок был, назывался семинариум Кондаковианум. Был такой Кондаков, историк искусства. 28 Восприятие Праги Успенской очень отличается от пражских воспоминаний мно- гих русских эмигрантов. В русской среде Чехословакии велась довольно активная интеллектуальная жизнь, работали культурные, образовательные и проч. органи- зации. Особое место среди созданных эмигрантских общественных организаций принадлежало Объединению земских и городских деятелей в Чехословацкой Республике (Земгору). Созданный в 1921 г. с целью оказания русским эмигрантам всех видов помощи, Земгор создавал трудовые артели, открывал курсы, столовые, выдавал ссуды, открыл санаторий для нуждающихся, юридическую консультацию, библиотеку, занимался трудоустройством эмигрантов, организовывал школы для русских детей, издавал журнал “Русская школа за рубежом”. Земгор осуществлял регистрацию эмигрантов в Праге. Пражский Земгор стал учредителем таких известных научных центров, как Институт изучения России, Экономический кабинет С. Н. Прокоповича, Русский заграничный исторический архив, Русский народный университет, Русский камерный театр и др. Кроме того, в Чехословакии осуществляли свою деятельность переведенный из Константинополя Временный Главный Комитет Всероссийского Союза городов за границей, Представительство Российского общества Красного Креста, Административная комиссия русских зем- ледельцев при Земледельческой Едноте Чехословацкой Республики, Объединение русских эмигрантских организаций в Чехословацкой Республике, Объединение русских общественных организаций и благотворительных учреждений в Чехос- ловакии и многие другие. По подсчетам некоторых историков, общая числен- ность русских эмигрантских организаций в межвоенный период в Чехословакии достигала 140. В новых экономических условиях в конце 1920-х и в 1930-е годы в связи с прекращением “Русской акции” большинство этих организаций было ликвидировано. О “русской” Праге см.: Catherine Andreyev, Ivan Savicky (Eds.). Russia Abroad: Prague and the Russian Diaspora, 1918-1938. New Haven, 2004; Elena Chinyaeva. Russians Outside Russia: The Émigré Community in Czechoslovakia, 1918-1938. Munich, 2001; Сергей Постников. Русские в Праге, 1918-1928. Прага, 327 Ab Imperio, 1/2004 И он очень вскоре умер. Как раз когда мне надо было поступать в университет, он умер.29 И вокруг него была известная группа людей, которые продолжали его дело. Издавали очень интересный журнал, который назывался “Семинариум Кондаковианум”. Там были очень интересные статьи. Это были люди, с которыми было очень интересно. Это были Наталья Григорьевна Яшвиль, её дочь30 и многие ещё люди серьёзные и интересные. 1995; Он же. Политика, идеология, быт и ученые труды русской эмиграции, 19181945 : библиография из каталога библиотеки Р.З.И. Архива / Ред. С. Блинов, предисл. Edward Kazinec. New York, N.Y., 1993. 29 Кондаков Никодим Павлович (1844-1925), родился в Курской губернии в семье крепостного крестьянина. Окончил историко-филологический факультет Москов- ского университета (1865). По окончании университета преподавал в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. С 1870 г. приват-доцент, с 1877 г. профессор кафедры истории и теории искусств Новороссийского университета в Одессе. С 1888 г. профессор Петербургского университета и Высших женских курсов. До 1893 г. работал хранителем отделения Средних веков и Возрождения в Эрмитаже. В 1895 г. один из организаторов Русского Археологического института в Констан- тинополе. С 1898 г. – действительный член (академик) Петербургской Академии наук. Автор фундаментальных работ о русской иконе, русских древностях и па- мятниках искусства. Годы гражданской войны провел в Одессе и Ялте. С 1920 г. в эмиграции; сначала в Болгарии, затем в Чехословакии. Профессор археологии на историко-филологическом факультете Софийского университета (1920-1923), Праж- ского Карлова университета (1923-1925). Почетный член Болгарской Академии наук. Скончался в Праге. Архив Н. П. Кондакова хранится в Литературном архиве Музея национальной литературы в Праге. Биография и библиография Кондакова были изданы в Москве в 1925 году Виктором Лазаревым. Смотри также: Сборник статей, посвященных памяти Кондакова. Прага, 1926. 30 Княгиня Наталья Григорьевна Яшвиль (1861-1939) была дочерью наказного атамана Черноморского войска Г. И. Филипсона, по матери принадлежала к старинному флотскому роду Морских-Кирсановых. В 30 лет вышла замуж за полковника князя Николая Владимировича Яшвиля, принимавшего участие в рус- ско-турецкой войне 1877-1878 гг. и служившего затем при генерал-губернаторе И. В. Гурко в Варшаве. Имела двоих детей, Татьяну и Владимира, которые осиротели в 1894 г. после трагической смерти отца в служебной поездке. Н. Г. Яшвиль полу- чила в наследство большое имение Сунки в Киевской губернии, поселилась там, посвятив себя воспитанию детей. Когда наступила мировая война, мать и дочь стали сестрами милосердия, устроив в своем киевском доме лазарет. Потом кня- гиня руководила большим госпиталем на 600 человек. Дочь, Татьяна Николаевна, работала санитаркой в передовом отряде 9-й армии. В 1917 г. она вышла замуж за капитана Преображенского полка Г. М. Родзянко, сына председателя Государ- ственной Думы. Через год она овдовела: ее муж и брат Владимир, оба вернувшиеся в Киев из плена, были расстреляны большевиками в январе 1918-го. Оставшись одни, мать и дочь приняли активное участие в Белом движении. Они переправляли 328 Интервью с Лидией Александровной Успенской СЧ. А у Вас какие были интересы в то время? ЛУ. Одеваться и танцевать. Мама меня всё время спрашивала – чему ты хочешь учиться? А я ничего не хотела учить, я хотела танцевать. А мама считала – ну ладно, если так, то учи языки. Это самое главное, с языками не пропадёшь. Языки – это было легко. И французский, и английский я очень легко освоила, тем более что я их знала с детства. СЧ. А с одеждой как было? Вы могли себе всё позволить? ЛУ. Конечно, нет. Я ходила и смотрела на витрины – как бы мне хотелось такое платье. Одежда была не по карману. Я, конечно, зара- батывала, так что в конце концов, было неплохо, жили себе. СЧ. А были там какие-нибудь люди, которых Вы знали ещё по России? Старые друзья? ЛУ. Вот, были Яшвили. СЧ. С Вами же выехала какая-то Яшвиль из России, да? ЛУ. Да, это их belle-soeur.31 А больше, по-моему, никого не было. Но там мы перезнакомились быстренько. СЧ. Была ли связь с друзьями и родственниками в других городах, которые тоже были в эмиграции – в Париже, в Берлине? ЛУ. Да. С Лосскими.32 Потому что Лосские, они на этом знамени- офицеров на юг в Добровольческую армию, прошли вместе с ней тяжелое от- ступление и в конце концов на английском эсминце эвакуировались из Крыма в Константинополь. В 1922 г. они добрались до Праги и остались там. В Праге они подружились с академиком Никодимом Павловичем Кондаковым и приложили много усилий для развития вначале кружка, а после смерти ученого – института его имени. Наталья Григорьевна способствовала изучению в институте иконописи и сама активно писала иконы и портреты (в частности – Н. П. Кондакова). Рели- гиозная тематика определяла и художественное творчество ее дочери. Татьяна Николаевна скоропостижно скончалась в возрасте 41 года. Еще через шесть лет, в июне 1939 г., умерла княгиня Наталья Григорьевна. Мать и дочь похоронены на Ольшанском кладбище в Праге. 31 Золовка Н. Г. Яшвиль. 32 Лосский Николай Онуфриевич (1870-1965), русский философ, представитель интуитивизма и персонализма. Приват-доцент (с 1900 г.) и профессор (с 1916 г.) Петербургского университета. В 1922 г. выслан за границу. До 1945 г. с семьей жил в Чехословакии. Профессор философии в Русской духовной академии в Нью-Йорке (1947-50 гг.). Успенская по возрасту была ближе к старшему сыну Лосского Влади- миру, который вместе с отцом прибыл в Прагу. В 1922-1924 гг. он был студентом философского факультета Чешского Карлова Университета и продолжал начатые в Петроградском университете занятия средневековой историей. Слушал лекции и посещал семинары академика Н. П. Кондакова. 329 Ab Imperio, 1/2004 том пароходе приехали, и приехали в Прагу. Поселились там. И мы дружили, конечно. СЧ. Вы их знали ещё в России? ЛУ. Да, мама была дружна с ними, она была ещё с их бабушкой в дружбе. С ними мы дружили действительно, это было приятно. Это была наша компания, да. СЧ. А дома Ваши родители устраивали вечеринки? ЛУ. Нет, дома нет. У нас не было места. У нас была комната и кух- ня. Кухня в Праге – это большая комната с плитой. И в этой же самой комнате за ширмой жила я. Так что устраивать что-то дома было не- возможно. Но гости всё время были. Густо шёл гость. Студенты же все там были. Там студенческую стипендию выдавали. СЧ. Я как раз хотела спросить – там были какие-нибудь органи- зации, которые помогали именно русским? Было куда обратиться за помощью? ЛУ. Да, что-то такое было. Какой-то нансеновский комитет был.33 Ну, конечно, были русские врачи, русские дантисты. СЧ. Так что у вас там свой мир был? ЛУ. Конечно, конечно. Я Вам говорю, что мы всем существом своим не вписывались в эту чешскую реальность… Однажды там рассказывали, что какой-то молодой человек по- ехал с девицей на мотоциклетке. Доехали они до какой-то полянки, он сказал: “Ну давай, ложись!” А она говорит: “Нет”. Он ей: “Ах ты, бесстыдница, я истратил на бензин столько-то, а ты что!” Всё рас- считывалось так. СЧ. Вы даже помните эти истории… ЛУ. И я помню совершенно реальную историю. Мой брат учился в Праге во французском лицее, в пятом, что ли, классе. Там учились всё больше чехи, но были и русские. Была одна русская девочка Ольга Рябикова и итальяночка Лаура Фричи. И они выдумали на переменке такое развлечение. Они носили на своих спинах надписи: “Я девица”, 33 В состав Нансеновского комитета по делам русских беженцев в разное время входили В. М. Зензинов, Б. Ф. Соколов, В. Г. Архангельский, Ф. С. Мансветов, М. Л. Слоним, В. Ф. Малинин, И. И. Калюжный, Г. Ф. Фальчиков, С. Н. Николаев и др. С 1922 по 1932 гг., когда деятельность организации прекратилась, ее руково- дителем был И. М. Брушвит. 330 Интервью с Лидией Александровной Успенской “Je suis vièrge”. Когда мой брат об этом рассказал, мама расхохоталась и говорит: “Они что, с ума сошли!” А он говорит: “Потому что это единственные”. СЧ. Значит, нравы там были свободные… ЛУ. Да, да, да. Я в первый раз увидела такую, если хотите, свободу. Я бы сказала, скотство просто, с пятнадцати лет. С пятнадцати лет! И там часто даже удивлялись, можно было услышать: “Он с ней ходил с пятнадцати лет, а потом ещё на ней женился. Подумайте, какой хо- роший человек!” СЧ. Я бы хотела спросить как раз про этот момент воспитания в Вашей семье. Ваши родители пытались контролировать Вашу личную жизнь? ЛУ. Нет, они очень нам доверяли. Так что я ходила до двух часов ночи по парку с молодым человеком, и когда я возвращалась, мама даже никогда не спрашивала, с кем, что и как. СЧ. Так что была свобода? ЛУ. Абсолютное доверие, совершенное. СЧ. А она учила, как нужно себя держать с молодым человеком, объясняла, какой молодой человек хороший, а какой – плохой? ЛУ. Всё время были какие-то молодые люди. И она как-то их более или менее критиковала по своим стандартам. СЧ. Так что она давала понять, что она думает? ЛУ. Да, конечно, она давала понять, и её мнение было очень важным. Я, конечно, относилась иначе. Но всё равно, это было очень ясным. СЧ. А были какие-нибудь представления о том, за кого Вам надо вы- йти замуж – допустим, за русского или за представителя того же слоя? ЛУ. Я два раза была невестой. И один раз это было ужасно, потому что это был немец. Война была ещё далеко, это был 1932-й год, что ли. Но ангел меня хранил, что это разошлось. СЧ. А что это значит, “быть невестой”? ЛУ. Условились, что женимся. И всё. Целоваться – целовались, а дальше – нет, не особенно. СЧ. А Вы это символически как-то закрепляли в церкви? ЛУ. Нет. В церкви это не закреплялось. Мы просто условливались, часто видались, и всё. 331 Ab Imperio, 1/2004 СЧ. И родителям говорили? ЛУ. Да, говорили родителям, что собираемся. Когда это был немец, мой отец был в отчаянии. Просто в отчаянии. СЧ. Он хотел, чтобы Вы вышли замуж за русского? ЛУ. Да. Хотел, чтобы русский был, конечно. Но, слава Богу, мой ангел хранитель меня хорошо хранил. СЧ. А Вы в те годы в церковь ходили? ЛУ. В пятнадцать лет я нашла в себе грех, который надо было ис- поведовать – я не любила бабушку. А бабушка была очень хорошая. А вот я её не любила. Это мне казалось очень тяжелым грехом, и я должна была исповедоваться. СЧ. Это бабушка, оставшаяся в России? ЛУ. Нет. Она во Франции жила.34 И у неё было даже такое обык- новение, что она каждой внучке к шестнадцатилетию дарила ниточку жемчуга настоящего. Маленькую, скромненькую, но настоящую. Она уже умерла, когда мне исполнилось шестнадцать лет, но она маме передала на мои шестнадцать лет эту ниточку. А я вот её не любила. И я исповедовалась, причастилась. А потом мне стало не до того, потом мне стало совсем не до того. А потом, когда началась война в России, тогда я уже всерьез. СЧ. А члены семьи Вашей тоже не ходили в церковь? Мама, папа? ЛУ. Мама была очень больна. А папа был атеистом вообще. СЧ. Ещё в России? ЛУ. Да, да. У него это было ещё с детства. Они, вообще-то, ходи- ли исповедовались, причащались всей семьей, и он ходил. А потом, когда ему было пятнадцать лет, оказалось, что для перехода из одного класса в другой надо не только сдать переходной экзамен, но ещё и представить свидетельство об исповеди и причастии. Это было в цар- ское время так. Не было отделения церкви от государства. И он так возмутился этим насилием над своей совестью, что ушёл из церкви и больше не вернулся. СЧ. А в Праге церковь православная была? 34 Речь, видимо, идет о Софье Александровне Савинковой. С 1920 года она была в эмиграции (Варшава, Прага), а в мае 1922 г. переехала в Ниццу. Умерла 27 марта 1923 г. 332 Интервью с Лидией Александровной Успенской ЛУ. Была, конечно. СЧ. Но Вы туда не ходили? ЛУ. У меня были тогда поважнее дела. Танцевать же надо было! СЧ. У меня такое впечатление, что церковь в эмиграции была своего рода местом встречи. ЛУ. Нет. То есть, может быть, у кого-то это так было, но я не считала, что церковь – это место свиданий. Нет, всё-таки нет. СЧ. А на Пасху, на Рождество? ЛУ. Пасху всегда праздновали, конечно. Пасху обязательно празд- новали. Тут даже мой безбожный отец ходил со мной. СЧ. Какие праздники Вы отмечали дома? ЛУ. Рождество, Пасху. СЧ. Новый год? ЛУ. Новый год тоже. На Рождество было принято сидеть дома с ро- дителями и смотреть на ёлку. А Новый год был более общедружеский. СЧ. Дни рождения отмечались? ЛУ. Именины, дни рождения отмечались. Главное, именины. Дни рождения тоже. Все даты, и подарки, обязательно, всё как полагается. СЧ. Гостей приглашали к себе? ЛУ. Конечно, да, да. Они сами приходили. Их даже особенно не приглашали. СЧ. Я бы хотела задать Вам вопрос мировоззренческого характера. Ваши родители относили себя к интеллигенции? ЛУ. А кто их знает… Не знаю. Наверное, да. СЧ. А этот вопрос не обсуждался у вас? ЛУ. Никогда не обсуждался. СЧ. Вы в детстве слышали это слово? ЛУ. “Интеллигентный”? Да, про кого-то иногда говорили “этот полуинтеллигент”. СЧ. Что это значило, “полуинтеллигент”? ЛУ. Не совсем человек. СЧ. Так что для Ваших родителей и для Вас это не было предметом рефлексии? 333 Ab Imperio, 1/2004 ЛУ. Совершенно нет. Нужно было знать то-то и то-то, уметь себя держать как следует, и всё. СЧ. А здесь, в эмиграции, дореволюционные различия сословные сохраняли своё значение, например, титулы дворянские? ЛУ. Нет, это не имело значения. В нашей среде это не имело зна- чения. СЧ. А то, кем человек был в России, это имело значение? То, что человек там был известен, богат, знатен – об этом помнили? ЛУ. Больше в анекдотическом порядке. Кто-то хвастался, что в России было то-то и то-то. И был такой анекдот: “Вот, посмотрите на маленькую собачку, в России сенбернар была”. Люди любили похва- стать тем, что у них было, а правда это было или неправда, не знаю. Но люди любили ностальгически вспомнить. СЧ. Это было свойственно людям постарше, наверное? ЛУ. Да, конечно, людям постарше. А молодым – вообще нет. СЧ. Как Вам кажется, в Праге легко было найти работу русским эмигрантам? ЛУ. Сперва было легко довольно. А потом наступил кризис, кото- рый сначала охватил Америку, потом перекинулся на всё. И тогда уже было невозможно. И тогда уже, когда мой брат35 кончил свой Горный Институт, он не мог поступить на работу. Как иностранец не мог. То есть немцы ему предлагали, но к немцам он не хотел поступать на работу. А к чехам тоже не мог. И мы тогда решили, что он поедет в Швейцарию. Там был очень известный геолог. Он строил туннель под Монбланом, что-то такое.36 И мы решили, что он будет там учиться ещё год и получит диплом геолога, будет доучиваться. И он поехал туда. А оттуда не было никакой другой возможности, кроме как по- ехать в Боливию. Потому что вокруг этого геолога крутились люди, которым нужен был хороший инженер, честный и добросовестный. 35 Геннадий Мягков. 36 Видимо, речь идет о Дмитрии Дмитриевиче Герке. Он закончил Петербургское инженерное училище по специальности “строительство мостов и туннелей”. Ав- тор мостов в Марокко, Индии, Цейлоне, а в Париже – моста через Сену напротив русской консерватории; моста и туннеля в Сен-Клу, туннеля под Монбланом. В 1938 году был мобилизован во французскую армию в чине младшего лейтенанта сапёрного полка. Был в плену. После войны продолжал работать в различных строительных компаниях. 334 Интервью с Лидией Александровной Успенской В Боливии были всякие дела, раскопки. Там обжуливали на местах, и нужен был честный человек и хороший геолог. И ему предложили поехать в Боливию. Это была единственная возможность для него вообще выбраться. СЧ. Там ему хорошо было? ЛУ. Думаю, что да. Но больше мы его не видали. Это было в 1938 году, он поехал в Швейцарию, а в 1939 мама поехала с ним попрощаться, уже зная, что не увидится больше. СЧ. Из-за её здоровья? ЛУ. Из-за её здоровья и из-за дальности расстояния. К тому же война чувствовалась уже. Она радовалась, что он уезжает от войны подальше. Проводили его. Мы очень много переписывались с ним. Он там женился, там и умер. СЧ. Вы его больше не видели? ЛУ. Я его больше не видела. Была война. СЧ. Он навсегда остался в Боливии? ЛУ. Нет, он потом был в Бразилии. У него была очень авантюрная жизнь. Он делал изыскания в таких местах, где почты никакой нету. И его жена провожала его на три недели, а через три месяца ничего не было. И там ещё были индейцы с ядовитыми стрелами. Так что ей было нелегко. СЧ. Его жена была русская? ЛУ. Русская, да. Нелегко ей было, конечно. Потом там такой лес, что не продерёшься. Сообщение только по реке, на лодке. А лодка если перевернётся, то есть какая-то мелкая рыбёшка, которая корову съедает в десять минут, а человека – ещё меньше. Но он был такой авантюрист. СЧ. А в Чехии ему нравилось жить? ЛУ. Ему больше нравилось, чем мне. Потому что он жил в Пшибра- ме, он не жил в Праге. Он учился там, у него были всякие приятели. Ему интереснее было, чем мне. СЧ. Благодаря профессии? ЛУ. Да, да. Он очень любил свою профессию. С увлечением учился. СЧ. Вы могли бы вспомнить, кем работали ваши друзья и их родите- ли? Какие профессии выбирали себе русские люди в Праге? Например, друзья Ваших родителей? 335 Ab Imperio, 1/2004 ЛУ. Яшвили получали достаточно большую стипендию. А Лосские работали. Он был профессором. И он продолжал быть профессором. А мальчики учились ещё в то время. Была там ещё очень хорошенькая Вера Новосильцева,37 у которой были седые волосы. И она выдумала себе такую профессию – она продавала косметику, и говорила: “Вот видите, мне сорок лет, а как я хорошо выгляжу”. Делала рекламу своей косметики. Я была секретаршей во Французском институте. Многие давали уроки. Таксистами не были, этого там не было. СЧ. Лосский легко нашёл себе работу? ЛУ. Я не знаю, легко или нет. Он писал книжки умные философ- ские по-русски, их переводили на разные языки. Он получал хорошие гонорары из Америки. И потом его пригласили читать лекции в Братис- лаве.38 Так что они с женой уехали в Братиславу. И там они жили уже благополучно. А в Праге они жили более чем скромно. С ними была бабушка, Мария Николаевна Стоюнина,39 которая была начальницей гимназии в Петербурге. У них была большая комната, и она спала за ширмой в этой комнате, а рядом спали трое мальчишек. Так что очень тесно было. И она была очень старенькая – сухенькая, маленькая, ста- ренькая, как пёрышко. И она как-то заболела чем-то, лежала в постели. И мама пришла её проведать. Она маме говорит: “Я так рада, что ты пришла, слава Богу, я заболела и могу полежать спокойно и подумать 37 Вера Новосильцева (1908-1998) была дочерью Леонида Николаевича Новосиль- цева (1872-1934), члена первой и второй Государственной Думы. Мать – Ольга Дмитриевна Гончарова (1874-1970). В Праге Вера жила с родителями и братьями Олегом и Игорем (другие дети в этой семье умерли рано: Ольга, Лев и Леонид в детстве, а Ирина в 17 лет в 1920 г.). Пользовалась вниманием мужской части пражского эмигрантского сообщества (об этом см., напр.: Б. Н. Лосский. В русском Париже (1927-1935) // Минувшее. Исторический альманах. Т. 21. Москва-Петер- бург, 1997. С. 23). 38 До 1930 года Лосский получал профессорскую стипендию из фонда “Русской акции”, а также единовременные пособия из канцелярии президента Чехосло- вакии. Экономический кризис 1929 года, рост антирусских настроений в Праге, наконец, оккупация Чехословакии в 1939 году привели к тому, что он лишился преподавательской работы и в конце 1941 года принял предложение занять место в Братиславском университете. 39 Мария Николаевна Стоюнина (1846-1940), основательница знаменитой частной женской (“стоюнинской”) гимназии (открыта 25 октября 1881 г., третья частная гимназия в России), теща философа Н. О. Лосского. Эмигрировала в 1922 г. вместе с семьей Лосского. Ее воспоминания см. в: М. Н. Стоюнина. Воспоминания (Публ. Б. Н. Лосского) // Минувшее. Исторический альманах. Т. 7. М., 1992. С. 375-414. 336 Интервью с Лидией Александровной Успенской обо всём. Лежу и думаю – хоть бы кто-нибудь пришёл, чтобы я могла рассказать, какая я счастливая, как я благодарна Господу, как я много получила от Господа. У меня был муж, мы работали вместе, у нас такая была работа удивительная, дочка моя, твоя подруга, внуки мои – трое, и каждый особенный, блестящий, каждый своим делом занимается, и правнуков Господь привёл увидеть. За всю свою жизнь я столько людей перевидала, и каждый был чем-то интересен”. Она могла рас- сказать, что у неё двое детей умерло перед этим, она могла сказать, что её выслали, что она живёт в Бог знает каких условиях. Похныкать и поплакать было отчего. И ничего подобного! Её правнучка сейчас перевела её воспоминания на французский язык. СЧ. Когда вы жили в Праге, Вы думали ещё, что можете вернуться в Россию? ЛУ. Всё время думали. Всё время думали. Ну, то есть, мы поняли, что это невозможно. СЧ. Вы думали, что это невозможно? ЛУ. Когда мы уезжали, то думали, что уезжаем на три-четыре меся- ца. И уже в Польше было ясно, что не сможем вернуться, потому что была эта организация антисоветская террористическая. Одна принад- лежность уже… В Праге мы мечтали об этом всегда. Но при Сталине нечего было и думать. Но мы страстно всё читали, всё, что касалось России. И газеты, и романы, как губки впивали решительно всё. СЧ. Какое отношение было к России, к СССР? ЛУ. Знали, что это всё-таки своя страна. В то же время чуть что говорили, что “большевики”, “КГБ”, всякое такое. Но мы с одной под- ругой и с ещё одной её подругой просто только этим и жили. СЧ. Что Вы читали из советской литературы тех лет? ЛУ. Читали, конечно, Шолохова. Читали более-менее всё, что по- падалось. Читали Эренбурга. Он очень интересно говорил во время войны, очень броско выступал, интересно. Я не помню, что тогда выходило… СЧ. Масса литературы… ЛУ. Мне кажется, мы ничего не пропускали. СЧ. Как она к вам попадала? ЛУ. Покупали. Продавалось, всё в Праге продавалось. Были дипло- матические отношения, значит, нормально торговали. 337 Ab Imperio, 1/2004 СЧ. Скажите, Ваше такое отношение к России было необычным, особенным, или оно было характерно для всех, кого Вы знали? ЛУ. Я не знаю, для всех ли… СЧ. Вам встречались другие какие-то настроения? ЛУ. Встречались настроения людей, которые прилаживались к положению. Например, Лосские во Франции французы, в Америке американцы, они умеют как-то… А мы не умели. Скажем, Борис и Во- лодя40 приехали во Францию, они приняли французское гражданство, они устроились очень хорошо работать. Ну, и стали французами, вот и всё. Их дети родились во Франции, и всё уже. СЧ. А Вы не хотели принимать гражданство из идейных сообра- жений? ЛУ. Я не француженка, я русская, и кончено. Я не красная, не зе- лёная и не жёлтая, и вот такая. Я не приспосабливаюсь никак. Никак. СЧ. Так что в 1930-е годы Вы понимали, что обратно уже не по- падёте? ЛУ. Поняла, поняла. СЧ. Скажите, а что Вы думали о советском режиме? ЛУ. Было по-разному. Кто верил, кто не верил. Всей правды мы, конечно, не знали. А если бы знали, то мы относились бы иначе. Мы думали, что есть там всё-таки что-то хорошее. Действительности, конечно, мы не знали. СЧ. Что хорошего Вы слышали об СССР? ЛУ. Например, приехал Вернадский,41 геолог, и мой отец на него набросился – как обстоят дела с геологией, есть ли ученики, есть ли какая-то перспектива. Оказалось, что есть у него ученики талантливые, и геология вовсю расцветает. Конечно, отец был страшно счастлив, что дело продолжается. СЧ. Как Вы для себя объясняли, почему были в СССР гонения на дворян? ЛУ. Мы к этому привыкли. Нас уже приучили, что мы “буржуи”. 40 Сыновья Н. О. Лосского. 41 Владимир Иванович Вернадский (1863-1945) – известный советский биолог, геолог, химик, мыслитель, создатель учения о ноосфере. В период, о котором идет речь, он уже работал в советской России (вернулся из эмиграции в 1921 г.). 338 Интервью с Лидией Александровной Успенской Хотя было не совсем понятно, что это – “буржуи”. Но мы знали, что буржуи – враги. Мы оказались врагами. СЧ. Как вы для себя объясняли, почему вы оказались врагами? ЛУ. Мы понимали, что это так. И всё. Но ведь при всех революциях так. Не только при нашей. СЧ. Вы считали, что вам повезло, что вы уехали? ЛУ. Нет. Никогда не считали, что повезло. Никогда. Нет. И теперь не считаю. Мы спасали свою шкуру. СЧ. Но ведь вы действительно спаслись. ЛУ. Да. Я знаю, что мы бы вряд ли выжили, вряд ли. СЧ. А Вы поддерживали связь с родственниками, оставшимися в России? ЛУ. В 1927 году мы прочли в газете “Последние новости”, кото- рую издавал кадет Милюков, он знал отца и нарочно издал в газете репортаж. Один турист тогда поехал по Волге – это было очень ред- кое явление – он остановился в Костроме и увидел на другом берегу какой-то дом. Он заинтересовался, переехал на другой берег на пароме и увидел балкон, и две старушки пьют чай. Они его угостили чаем, и это оказались бывшие владелицы Мария Геннадьевна Купреянова и Анна Геннадьевна Перелешина. Так мы узнали, что они живы, и у нас завязалась переписка. А так вообще, конечно, было трудно.42 СЧ. Значит, после этого репортажа Вы связались с Вашими род- ственниками? ЛУ. Конечно, связались. СЧ. Пожалуйста, расскажите об этом поподробнее. Как Вы связа- лись? Просто отправили письмо? ЛУ. Отправили письмо по почте самым банальным образом, письмо дошло, и мы получили ответ. Это было очень приятно. Но было очень трудно, потому что у меня была двоюродная сестра, которая училась 42 До самой гибели Б. В. Савинкова в 1925 г. (до сих пор нет однозначного ответа на вопрос, была ли гибель Савинкова самоубийством, как на том настаивала офи- циальная советская версия, или убийством) родители Успенской поддерживали с ним переписку. Брат Лидии, Геннадий тоже, видимо, писал дяде на Лубянку (об этом есть упоминания в письмах Савинкова В. Мягковой). Савинков в письмах неоднократно упоминает племянницу, называет ее “Льдинка”. См. переписку в: Борис Савинков на Лубянке. Документы. С. 130-139,144-145, 148-153 и др. 339 Ab Imperio, 1/2004 в университете, и её оттуда “вычищали” всё время за непролетарское происхождение. СЧ. Она училась в Костроме? ЛУ. Нет. Она училась в Петербурге. Но она постоянно приезжала в Кострому. Её база была всё-таки всегда Селище. И вот, её вычищали за непролетарское происхождение. Потом мы с ней познакомились очень смешно. Мы были в Петербурге в Пушкинском Доме и сказали, что едем в Кострому. И нам говорят – а вот у нас тут работает одна костромичка очень патриотическая, вот она сейчас должна прийти, Елизавета Николаевна. Я говорю: “Купрея- нова?”43 – “Да, да, она сейчас придет, подождите”. И я им сказала, что ни в коем случае. Потому что я подумала, что она знала наш адрес и перестала нам писать, у неё было трудное положение… И я сказала, что вот мой телефон и если она хочет меня видеть, пусть позвонит. И она в тот же вечер мне позвонила, мы в тот же вечер к ним пришли, и я ей сказала: “Только я тебе должна сказать, что я церковница”. На что она мне ответила: “Ну так я тебе должна сказать, что я марксистка”. После этого всё пошло гладко, очень хорошо. Я очень много узнала о семье, кто когда умер и как. Было очень приятно узнать всё. СЧ. Когда Вы с ней познакомились? Это было в шестидесятые годы? ЛУ. Ну, да. А до этого мы с ней были знакомы, когда были совсем маленькими. Так что мы друг друга не видели. СЧ. А с ней вы переписывались? ЛУ. Нет. Мы переписывались с её тёткой. Но очень редко. И она была очень против этого, именно потому, что она, вероятно, в какой- то анкете писала, что у неё нет родственников за границей. А тут мы появились. И это было ей очень некстати. Но тогда она уже закончила университет и писала всякие умные вещи. И я была рада, что мы всё- таки познакомились. 43 Елизавета Николаевна Купреянова – сотрудница Пушкинского дома, литерату- ровед, автор работ, посвященных творчеству Баратынского, Пушкина, Толстого и др. См., напр.: Полн. собр. стихотворений Баратынского / Ред., коммент. и биогр. статьи Е. Купреяновой и И. Медведевой. Т. 1-2, Л., 1936; Е. Н. Купреянова. Лите- ратурный музей: Очерк-путеводитель / Общ. ред. А. И. Поповкина. 2-е изд., испр. и доп. Тула, 1955. 189 с.; Е. Н. Купреянова. Эстетика Л. Н. Толстого. М.-Л., 1966; Е. Н. Купреянова, Г. П. Макогоненко. Национальное своеобразие русской литера- туры. Очерки и характеристики. Л., 1976. 416 с.; Е. Н. Купреянова. А. С. Пушкин // История русской литературы. В 4-х томах. Л., 1981. 2 тт. и др. 340 Интервью с Лидией Александровной Успенской СЧ. Когда Вы переехали из Праги в Париж? ЛУ. В 1939 году. Уже война висела в воздухе. После Мюнхена было всё совершенно ясно, что союзники капитулируют и что вся Европа – это только трамплин, а цель – это Россия. Это было очень ясно. А у меня был диплом сестры милосердия. И начальница Красного Креста, выдавая дипломы, нам сказала, что скоро будет закрыта граница и мы поступаем в ведение немецкой армии, и кто может уехать – уезжайте. А мне было трудно уехать, потому что не было паспорта. Паспорт был нансеновский. Нансеновские паспорта выдавались на год, потом продлевались. Но немцы нансеновских паспортов не признавали и не продлевали. Мой паспорт истёк, и что? Куда ставить визы? И я себе сделала фальшивый. Один адвокат мне состряпал. И на него поставили настоящую визу французскую. Потому что я служила у французов. Ну, а потом мне пришлось доказывать, что я не еврейка. Но это было довольно легко. Незадолго до отъезда со мной приключилась очень смешная история. Гестапо прочёсывало русских всех очень подробно. А меня тем более, потому что я работала к тому же во Французском Институте. А он сматывался, конечно, поэтому я должна была очень быстро эти архивы складывать и спешила. А тут мать мне звонит из дома и говорит: “Тут гестаповец к тебе пришел, не знаю, что ему говорить, сейчас он к тебе приедет на службу”. И является великолепный представитель чисто арийской расы. Стальные глаза, квадратный подбородок и всё прочее. Идеально одет, идеально воспитан. И начинается допрос – в какой Вы политической партии? Какую Вы читаете газету? В какое Вы ходите кафе? Нам известно, что Вы ездили на каникулы во Францию – одна или со своим шефом? СЧ. Ого! ЛУ. Ха-ха. И вот, сорок минут прошло, и я уже говорю: “Что Вы мне задаёте вопросы, на которые заранее знаете ответы? Я же за- нятой человек! Вы же тоже занятой человек и знаете цену времени”. Он говорит – ну ладно, я Вам задам последний вопрос, и Вы будете свободны: “Приветствуете ли Вы оккупацию Чехии немцами?” Я говорю: “Конечно, нет”. Он: “Что Вы сказали!” Я говорю: “Я сказала то, что скажет любой человек на улице, это совсем не оригинально”. Он мне: “Боже мой, берите свои слова обратно!” Я говорю: “Ладно, что сказала, то сказала уже”. На следующее утро я ещё в ванне, рано. Звонок. Мама открывает. Я слышу его голос. Он говорит: “Я пришёл 341 Ab Imperio, 1/2004 к Вам как к матери”. И они уходят в другую комнату очень ненадолго. Потом, я слышу, они прощаются очень довольные друг другом. Мама мне стучит и говорит: “Дура! Что ты ему сказала! Это мне стоило 500 крон”. Оказывается, он пришел и сказал: “Я бедный человек. Судьба Вашей дочери в моих руках”. Такой был комический эпизод. Ну и вот, оказалась я во Франции. С деньгами. Потому что мне выдали на три месяца вперед жалование. Чешский диплом был недей- ствительным. Я стала ходить на вечерние курсы сестёр милосердия, чтобы получить французский документ. И когда началось немецкое наступление, началось повальное бегство французов, так называемый Exode… Вообще, тут было очень горько, особенно горько было именно во Франции. Потому что я всё время слышала “espece de russe”, “sale étrangère”.44 Я это везде слышала, и в госпиталях, где я работала, за моей спиной так и шипели все. Тогда было соглашение о ненападении между Россией и Германией и они всё это страшно преувеличивали, считали, что Россия поставляла оружие Германии и всякое такое. Чепуха, конеч- но. И я не знала просто, куда деваться. И я поняла очень хорошо, что я здесь чужая. Что мне здесь очень хорошо, мне здесь очень нравится, потому что я живу в такой красоте… Так живу, как никогда не жила. Я всегда работала, всегда было трудно, копили деньги на что-то, а тут – я живу прямо как царица. И всё это я очень ценю, я очень благодарна и люблю, но всё это чужое. Раз навсегда я поняла, что я здесь чужая. И что я должна платить за то, что я хожу по этой земле и дышу этим воздухом. И это я поняла очень рано. Поэтому, когда был этот exode, в тот день, когда немцы вошли в Париж, я вошла в госпиталь Val de Grâce, военный госпиталь французский. И там я застала невероятный кавардак. Потому что по крайней мере треть сестер удрали. Госпиталь был на 2500 человек, а там было более четырех тысяч. Раненые лежа- ли повсюду, никто ими не занимался. В общем, я просто вошла туда и стала работать. И никто не спрашивал ни моих дипломов, ни моей национальности, ничего. Там я работала. Потом мне поручили даже целые два павильона. Я работала, не жалея сил. Потом этот госпиталь был объявлен немецким лагерем военнопленных с той особенностью, что все пленные были раненые и больные. А потом приходила не- мецкая инспекция и смотрела, кто действительно раненый, а кто уже выздоровел. Ну и, скажем, ампутированных или слепых уже не моби- лизовывали, а остальных, которые могли стоять на ногах, отправляли 44 “Русское существо”, “грязный иностранец”. 342 Интервью с Лидией Александровной Успенской в Германию на военные заводы. И там было очень плохо, на военных заводах. Поэтому больные только и мечтали, как бы бежать. Ну, и я на- чала устраивать им побеги. Это было очень интересное время. Это было очень опасно. Надо было достать штатское платье и обувь, пронести это в госпиталь мимо двух сторожевых постов – немецкого и французского. Потом надо было выдумать, как человеку уйти, и надо было, когда он выйдет, если он не парижанин, если у него никого не было в Париже, надо было его как-то приютить и отослать в неоккупированную зону. Каждый такой этап был сопряжен, конечно, с опасностями. Ну ничего, это было очень интересно. Я помню, первый человек, которому я устроила побег, был легионер, и у него было какое-то смутное прошлое, ему надо было очень спешно уехать в легион… Настолько, что он хотел дать знать матери, что он жив, и я ему предлагала послать ей открытку анонимную с какими-то условными знаками, но он говорил – нет, нет, нет, ничего не надо, это будет опасно. А другие были просто обыкновенные люди. СЧ. А Вы одна этим занимались, или кто-то Вам помогал? ЛУ. Некоторые люди помогали. Помогала, например, булочница, у которой я всегда покупала хлеб. У неё тогда умер сын четыре года назад, и она берегла каждую его вещицу. И она мне дала два его ко- стюма! Это же было колоссально. Совершенно неожиданные люди помогали. Потом оказалось, что тем же самым занимались ещё две сестры, и обе пропали. Одна – мадемуазель Демартре, которая по- гибла в штрафлагере немецком, а другую я не знала. Демартре была моя соседка и вообще очень милая барышня. Ну, в общем это было… Конечно, я очень гордилась, что я плачу, плачу за то, что я здесь живу. Но было и очень увлекательно как-то. Потому что цивилизация ведь притупляет многое, а когда живёшь как зверь, когда надо начеку быть всё время, то проявляются всякие инстинкты, и интуиция, и всё. Да, ещё кто мне помогал – это был тамошний кюре. Потому что Валь де Грас – это церковь. Там церковь и госпиталь. СЧ. Где находился госпиталь? ЛУ. Это самый Париж. Пятый арондисман. Когда там была месса, то церковь разделялась решеткой. За решетку могли проходить пленные, а по другую сторону решётки сидели обыкновенные прихожане. И у католиков бывают такие confessionnaux, это места, где исповедуются. И вот я договорилась с батюшкой, что я положу гражданскую одежду в его конфессионале, он человека как будто исповедует, а тот тем вре- 343 Ab Imperio, 1/2004 менем переоденется, ну и потом выйдет с другой стороны решетки, это возможно было, присоединится ко всем и выйдет, как ни в чем не бывало. Так удалось двоих людей спасти, помочь удрать. А в третий раз, когда надо было помочь, я стояла у колонны и ждала, когда выйдет кюре, и я услышала шаг. И ещё прежде чем я его увидела, я поняла, что это шаг врага, это был такой победительный шаг. И оказалось, что это был другой совсем кюре, молодой, тот был мобилизован, и этот его заменял, и он действительно сотрудничал с немцами, был пронемецки настроен. Так что я тихонечко ушла. Это я рассказываю, чтобы Вам показать, что когда у человека напряжено всё, он чувствует врага. Это было очень интересное время. Ну, и в результате меня выставили из госпиталя, потому что всё это стало слишком явно. СЧ. Французы выставили? ЛУ. Директор госпиталя, колонель Ломм. Ну, во-первых, разгрузился госпиталь. Всё-таки люди выздоравливали или умирали, и вернулись те сёстры, которые сбежали. СЧ. В какие годы Вас выставили оттуда? ЛУ. Когда немцы вошли сюда? В 1940-м? А в 1941-м зимой, к дека- брю, мне уже пришлось уходить, потому что слишком было заметно, и этот колонель Ломм сам очень пронемецкий был, он мне сказал, больше уже Вы не нужны, уже все сёстры на месте. Ну, и как жить дальше – было неизвестно. Права на труд у меня не было… СЧ. А у Вас паспорт уже был французский? ЛУ. У меня его нет и не было. СЧ. Чешский паспорт был? ЛУ. Никакого. Я получила carte de séjour, разрешение на пребывание на три года. А французский паспорт я никогда в жизни не просила, у меня русский паспорт… Да, работать можно было только у немцев фактически. Но я этого не хотела. Но тут нашёлся добрый человек Кирилл Померанцев,45 который торговал с немцами, он им поставлял 45 Видимо, речь идет о Кирилле Дмитриевиче Померанцеве (1906-1991). В 1920 г. он эвакуировался в Константинополь, с 1927 г. жил в Париже. Дружил с Г. Ива- новым, И. Одоевцевой, В. Набоковым, Г. Адамовичем. Участвовал в движении Сопротивления на юге Франции в составе группы русских “резистантов”. Написал на французском языке роман “Между двумя Ничто”, отвергнутый издателями. С 1947 г. был одним из редакторов газеты “Русская Мысль”. Умер в Париже. 344 Интервью с Лидией Александровной Успенской мебель. И он мне устроил carte de travail, разрешение на работу. Это очень сложно было, потому что я не могу сама попросить, а работода- тель должен попросить у французского министра труда, доказав, что на моё место нельзя взять француза. Это проходит через ряд министерств и месяцев восемь длится. Но этот русский человек понял всё и это всё проделал, так что у меня была carte de travail, и я одно время у него служила. У него была лесопилка в Пиренеях, и эта лесопилка тоже была передаточным пунктом, через неё проходили через Испанию к де Голлю. И его организацию тоже в какой-то момент прикрыли. СЧ. А что Вы у него делали? ЛУ. Секретарствовала. Письма писала. И потом, когда немцев прогнали, это был 1944-й год, и тогда меня пригласили, не я попросилась, а меня пригласили работать в газету, слушать радио с семи утра до двенадцати и записывать между пере- дачами, печатать. Тогда все газеты питались таким способом. СЧ. То есть газеты брали новости с радио? ЛУ. Да. Я писала стенограммы, потом печатала, и это шло в газеты. И я видела, что я давала и что газета помещала. Это было очень инте- ресно… Потому что я слушала Москву, Берлин, пока он существовал, Лондон, Нью-Йорк, Прагу, Париж, всё. Одни и те же события в разном освещении. Очень смешно ругались Черчилль с Эйзенхаузером, потому что Черчилль требовал, чтобы Берлин был взят союзниками. А Эйзенха- уэр говорил, что это невозможно. Черчилль настаивал: “Нельзя, чтобы русские взяли, потому что это вопрос престижа, вопрос дипломатии и так далее, берите как хотите”. В конце концов Эйзенхауэр сказал: “Знаете что, приезжайте сюда, берите моё место и берите Берлин”. Это было очень занятно слушать. Ещё было очень забавно, как газета не врёт, но изменяет вещи. Вот дата – русские войска перешли норвежскую границу и соединились с норвежскими партизанами. И они подождали дня четыре, чтобы у американцев была тоже какая-то победа, и тогда сообщили уже про обе победы. Потом, конечно, страшно было относительно Хиросимы и Нагаса- ки. Потому что я слышала своими ушами, и другая женщина, которая приходила после меня в 12 часов и меня сменяла, она тоже слышала, что сегодня в таком-то часу с такими-то минутами американское ко- мандование получило безоговорочную капитуляцию Японии. И вот эти 345 Ab Imperio, 1/2004 два сообщения и больше ничего. А ведь сенсация всё-таки – кончилась война! И нигде, ни в одной газете, ни в одной радиопередаче ничего! Это было в начале августа где-то. И потом – бомба на Хиросиму, бом- ба на Нагасаки. И после этого появилась фраза: “Сегодня, в таком-то часу…”. Эту историю я рассказала здесь одному своему знакомому, который кадровый военный и профессионально, хорошо знает историю войны. И он дополнил, он мне рассказал, что у американцев было три атомные бомбы. Первую они сбросили в пустыне, я забыла в какой, и на этот первый бросок они пригласили японских представителей, чтобы показать им. С гарантией безопасности, всё, что полагается. Приехали несколько японских министров, чтобы посмотреть, как это происходит. И это было 25 июля 1945 года. А в начале августа японцы капитулировали. И через два дня после этого на них были брошены бомбы…46 Это была очень интересная, конечно, работа. СЧ. Вы там два года проработали, до 1945 года? ЛУ. Да, в 1945 году я ушла, почему – не помню. И потом уже нача- лась обыкновенная жизнь. Жизнь с мужем, очень счастливая и хорошая. Я вышла замуж в 1942 году. Пятнадцать лет у нас не было квартиры. Жили у разных людей, всегда временно. 46 Успенская передает полумифическую версию первого испытания ядерного ору- жия. Оно состоялось не 25, а 16 июля на Аламогордской базе ВВС, расположенной в пустынной части штата Нью-Мексико. Плутониевое ядерное устройство, установ- ленное на стальной башне, было успешно взорвано. “Японские представители” на этом испытании присутствовать не могли, поскольку Япония представляла собой военного противника, а главное – информация об удачном опытном взрыве сохраня- лась в тайне от общественности и правительств большинства государств. Г. Трумэн, находившийся в момент испытания в Потсдаме на переговорах о послевоенном устройстве Германии, лично проинформировал о его результатах У. Черчилля и И. Сталина. Возможно, в основе версии, излагаемой Успенской, – неверная передача фактов кануна бомбардировки Японии. Чтобы обойтись без вторжения и избежать связанных с ним потерь – сотен тысяч жизней военнослужащих союзных войск – 26 июля 1945 президент Трумэн из Потсдама предъявил ультиматум Японии: либо безоговорочная капитуляция, либо “быстрое и полное уничтожение”. Японское правительство не ответило на ультиматум, и президент отдал приказ сбросить атомные бомбы (6 августа сброшена на Хиросиму, 9 августа на Нагасакаи). Им- ператор Японии объявил о готовности принять безоговорочную капитуляцию 15 августа, капитуляция Японии была подписана 2 сентября 1945 г. 346 Интервью с Лидией Александровной Успенской Мой муж Леонид Александрович Успенский47 был иконописцем и писал книжки про иконы. У нас дома бывало много людей – и анти- квары, и историки, и историки искусства, и просто верующие люди. Конечно, нам сразу пришлось столкнуться с такими вопросами – как быть, когда икону заказывают еретики, например, католики. И масса всяких таких вопросов. Муж состоял в братстве святителя Фотия,48 где всякие такие вопросы решались. СЧ. Чем он занимался до эмиграции? Где он учился? Как попал во Францию? ЛУ. Он был сын помещиков из Воронежской губернии. У его ро- дителей было большое поместье, и они им жили. А он учился себе нормально в гимназии. А когда пришла революция, он стал бешеным революционером. Ходил, проповедовал. СЧ. Во время революции? 47 Успенский Леонид Александрович (1902-1987). Родился в дер. Голая Снова Во- ронежской губернии. Учился в гимназии г. Задонска. После окончания гимназии принимал участие в гражданской войне. Эвакуировался в Галлиполи. Работал шахтером в Болгарии (до 1926 г.). Во второй половине 20-х гг. переехал в Париж, где у него обнаружился художественный талант. В 1929 г. поступил в только что открывшуюся Русскую художественную академию Т. Л. Сухотиной-Толстой, за- тем учился у Н. Милиотти и у К. Сомова. Под влиянием будущего знаменитого парижского иконописца Григория Круга Л. А. Успенский обращается к иконо- писи. Изучает технику иконописи под руководством П. А. Федорова. В 1934 г. вступает в общество “Икона”, а затем (в середине 30-х гг.) – в братство св. Фотия. Совместно с Г. Кругом принимает участие в росписи храма Трехсвятительского подворья в Париже. С 1944 г. преподавал иконописание в Богословском инсти- туте св. Дионисия, основанном Свято-Фотиевским братством. С 1954 г. препо- давал иконоведение (как богословскую дисциплину) на Богословско-пастырских курсах при Западно-Европейском экзархате Московского Патриархата в Париже (по 1960 г.), а также в Ленинградской духовной академии. Скончался 11 декабря 1987 г. Похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем. Работы: The Meaning of Iсons. London, 1944. 222 p. (совместно с В. Н. Лосским) (Немецкий и французский переводы); L’icone de la Nativite du Christ. Paris, 1951. 10 p.; Les icones pascal orthodoxes. Paris, 1952.; L’icone de l’Assomption. Paris, 1953. 7 p.; Theologie de l’icone dans l’Eglise orthodoxe. Paris, 1960. 230 p. (2-е издание – Paris, 1982. 493 p.) (Английский перевод – Leonide Ouspensky. Theology of the Icon. Crestwood, NY, 1978. 232 p.; Богословие иконы Православной Церкви. Париж, 1989. 474 с. и др.). 48 В 1930-х годах в Париже по благословению митрополита Сергия (Страгород- ского) появилось братство свят. Фотия, целью которого стала проповедь Право- славия среди французов. Душой его был один из крупнейших богословов ХХ века В. Н. Лосский. 347 Ab Imperio, 1/2004 ЛУ. В 1918-1919 году. СЧ. То есть он проникся этими идеями уже после 1917 года? ЛУ. Да. Уже после 1917-го. СЧ. Это уникальный случай, по-моему? ЛУ. Совсем не уникальный. Все с ума посходили мальчишки. 16 лет, Господи. 16-ти лет он ушел из дому воевать. Как же без него, решаются мировые проблемы! Он ушел, и после этого он о родителях ничего не знал, и они о нем ничего не знали. Осталось две сестры. Я предлагала ему потом съездить в Воронеж, но он – ни за что. СЧ. В каком году он родился? ЛУ. 1902-го года рождения. Он произносил пламенные речи о том, что религию попы выдумали, всякое такое. Он был очень боевой анти- религиозник, выступал с речами, энергично боролся с пережитками. Он входил в избы и выкидывал иконы из окон, чтобы освободить людей от темноты, навязанной жадными попами. Он был очень убеждённый в шестнадцать лет… И потом пошёл воевать в Красную Армию. Там была такая конная дивизия Жлобы. И он был очень хорошим товари- щем, любил товарищей. И эту конную дивизию изничтожили. Этот бой, уничтожение этой дивизии, он очень известный, потому что это была единственная большая победа белых.49 Они все ночевали в какой-то деревне и утром рано двинулись, а муж был где-то в другой хате, их было два-три человека, и их просто забыли разбудить. И когда они проснулись и увидели, что все уже ушли, они поскакали за ними и, догнав, увидели, что вся дивизия зажата в ложбине и её с трёх сторон в упор расстреливает белая артиллерия. И там каша – перемешаны люди, лошади, оружие, что-то невероятное. И из этой каши отделился отряд маленький и стал подниматься по склону к ним со знаменем, знамено- сец и ещё несколько человек. Они решили как-то обойти белых. Но тут они наткнулись на пехоту, непонятно какую, возможно, белую. Ветер надул их красный флаг, и пехота их обстреляла. Лошадь была убита под моим мужем, и его немедленно окружили, взяли в плен. Это был 49 Конная группа Жлобы была полностью разгромлена 20 июня 1920 г. Вся ар- тиллерия конного корпуса, свыше 40 орудий, до 200 пулеметов, 2.000 пленных и 3.000 коней были захвачены. Подробности и анализ версий разгрома см. в: Ф. К. Пухальский. Разгром сводного конного корпуса Жлобы в северной Таврии 20 июня 1920 года // Подборка материалов по разгрому корпуса Жлобы июнь (июль) 1920 г. http://www.civwar.hotbox.ru/articles/razgrom_zhlobi/kubanec.htm. 348 Интервью с Лидией Александровной Успенской июнь 1920-го года, когда пленных уже не брали. И он был немедленно приговорён к расстрелу. И вот, его приговорили к расстрелу, поставили его к канаве, в кото- рую он должен был упасть, навели ружья на него, стали ждать команды “пли”. А вместо этого как раз проезжал мимо какой-то полковник или капитан, он был чином выше гораздо, чем те, кто его приговорил, и видит – мальчишку расстреливают. Он сказал “стой” и не позволил его расстрелять. Казнь прекратили, и его записали в корниловскую артиллерию. Белая армия в это время уже откатывалась, это уже был конец. И с ней вместе он докатился до Севастополя. Там его погрузи- ли на пароход и эвакуировали вместе со всей армией. Он было хотел остаться, не хотел уезжать, но немного побаивался своих. Поскольку он был в Белой армии и неизвестно, как свои встретят, где спрятаться и как быть. Он боялся, что, если он попадёт к красным, его расстреляют. И кроме того, ему очень хотелось увидеть Константинополь. Но Константинополя он не увидел, потому что их высадили в Гал- липоли. Галлиполи было пустое место. Там надо было строить бараки и выживать как угодно. Там они голодали, бедствовали и всё, что по- лагается. А потом его как-то, при каких-то условиях, перебросили в Болгарию. Какое-то количество их туда перевели. Там в Болгарии уже каждый, как мог, старался. Он одно время работал на соляном заводе, потом работал на виноградниках. Это была трудная работа, целый день, жарко, и его болгарин кормил миской хлеба, размоченного в воде и сырой луковицей на 24 часа. Потом он поступил в угольную шахту. Потому что Болгария проиграла войну и должна была платить контрибуцию и платила её углём. Там очень большие угольные шахты, им нужны были углекопы, и они брали всяких русских, и в частности, эмигрантов… И вот, он работал в угольной шахте забойщиком. Это довольно опасная работа и хорошо оплачивалась. Там он прослужил до 1926 года. Потом приехали туда французские вербовщики, которые вербовали рабочих на такие работы, которые французы не любят делать. Они брали русских, поляков, итальянцев. И он подписал контракт на год с заводом Шнейдера в Ле Крезо. Это известная вотчина Шнейдеров, там всё принадлежит им. И он вывез нескольких своих товарищей. У него были денежки накоплены, и он нескольких товарищей вывез. Не знаю, куда они попали. Его поставили работать на доменные печи, и он провалился ногой в лаву доменной печи и с сильным ожогом пролежал в госпитале три месяца. А потом – условия там были такие, что кредит бесконечный. Люди приезжают неодетые, без ничего, и им даётся лю- 349 Ab Imperio, 1/2004 бой кредит. И в конце концов они закабаляются. Он этого не захотел и после трёх месяцев больницы заплатил этому миллиардеру Шнейдеру неустойку за невыполнение контракта и перебрался в Париж. В Париже он поступил на фабрику, которая делала велосипеды. В 1929 году в Париже открылась Академия Художеств. Её открыла Татьяна Львовна Толстая-Сухотина50 , потому что здесь скопилось не- которое количество хороших художников – Милиотти, Сомов и другие.51 И Леонид Александрович, который всегда очень хотел быть художни- ком, туда поступил. Он работал сдельно, вырабатывал утром норму, а 50 Татьяна Львовна Толстая-Сухотина (1864-1950), дочь Л. Н. Толстого. Рано про- явила способности к рисованию. В 1881 г. она поступила в Училище живописи, ваяния и зодчества в Москве. В 1899 г. Татьяна вышла замуж за Михаила Сергеевича Сухотина, жили они в имении Сухотина Кочеты. 19 ноября 1905 г. Татьяна Львовна родила единственную дочь Таню. С 1914 по 1921 гг. она жила в Ясной Поляне. В 1917-1923 являлась хранителем музея-усадьбы. В 1923-1925 гг. была директором Музея Л. Н. Толстого в Москве. В 1925 г. вместе с дочерью Татьяна Львовна уехала за границу, жила в Париже, где ее гостями были Бунин, Моруа, Шаляпин, Стравин- ский, Александр Бенуа и многие другие представители культуры и искусства. Из Парижа она переехала в Италию, где провела остаток своей жизни. 51 Николай Дмитриевич Милиотти (1874-1962) родился в Москве 16 (28) января 1874 в семье предпринимателя. Занимался в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (1894-1900). Активный член кружка “Голубой розы” и участ- ник одноименной выставки 1907 г.; экспонировался также на выставках “Союза русских художников” и “Мира искусства” (в 1916 г. вошел в комитет последнего). В 1914-1917 гг. был в действующей армии в Карпатах. В 1918 г. выехал в Ялту, был председателем Комиссии по охране художественных сокровищ Крыма. В 1920 г. эмигрировал, жил в Софии и Берлине, затем обосновался в Париже (1923 г.). Плодотворно работал как художник театра, имел много заказов как портретист, однако масштабного успеха не добился. В целом его заграничное творчество приобрело менее экспериментальный, традиционно-романтический характер. Умер Н. Милиотти в Париже 26 декабря 1962 г. Константин Андреевич Сомов (1869-1939), русский художник, представитель рус- ского символизма и модерна. Родился в Петербурге 18 (30) ноября 1869 г. в семье известного историка искусства А. И. Сомова, который долгое время был старшим хранителем Эрмитажа. В 1888-1897 гг. учился в петербургской Академии художеств, где занимался, в частности, в мастерской И. Е. Репина. В 1897-1899 гг. посещал в Париже школу-студию Ф. Коларосси; в этот период познакомился с А. Н. Бенуа и рядом других “мирискусников”. Испытал большое влияние графики западного модерна (О. Бёрдсли), а также живописи французского рококо. Был членом объ- единения “Мир искусства”. Выехав в 1923 в командировку в Нью-Йорк, художник в 1925 г. обосновался во Франции, где жил в столице, а летом – на ферме Гранвилье в Нормандии. По-прежнему плодотворно работал как живописец и график-станко- вист, равно как и иллюстратор. Умер Сомов в Париже 6 мая 1939. 350 Интервью с Лидией Александровной Успенской после обеда работал в Академии. Потом он решил, что вообще перейдёт в Академию. И тут уже было трудно, потому что это были 1930-е годы, был кризис, надо было как-то зарабатывать. И он жил в Академии же, и был масье. В его обязанности входило искать натуру, делать натюр- морты, топить печку и так далее. За это он там жил в мастерской. Мне потом рассказывали про него, что он питается натюрмортами. Я его спросила, правда ли это. Он мне говорит: “Конечно, правда, я всегда покупал те натюрморты, которые можно потом съесть”. И ещё зараба- тывал ночным грузчиком. Работалось ему в это время трудно, потому что ночью. Найти работу было не всегда возможно, потому что человек, который её распределял, говорил: “Нет, ты вчера уже был, приходи завтра, а твой товарищ будет работать сегодня”. Чтобы не было так, что одни зарабатывают, а другие совсем без ничего. Тогда сочинили песенку: Мы грузчики, мы разгружаем вагоны, Мы носим тюки на усталой спине, Мы те, кто когда-то носили погоны И кровь проливали за Русь на войне. СЧ. В эту художественную школу, где он учился, трудно было по- ступить? ЛУ. Нет. Совсем не трудно. Туда поступали очень богатые амери- канки, так что школа должна была процветать. Но кто-то проворовался, школа закрылась, но всё-таки группа желающих продолжала работать, главным образом, под руководством Николая Дмитриевича Милиотти. Летом уезжали все на дачу к Сомову. СЧ. Включая учеников? ЛУ. Именно ученики. Такая группа была сплочённая. Всё это время Леонид Александрович совершенно не думал ни о какой религии, он был всецело поглощён искусством. Сперва он очень увлекся египетским искусством из-за чёткости силуэта и красоты его. Потом он увлёкся романским искусством. Потом напал на икону. И решил, что художник может написать икону. И он на пари написал свою первую икону. И пока он её писал, он заметил, что канон иконописный, эта перспектива и эта манера изображать свет – это что-то очень целенаправленное, и что-то за этим скрывается очень большое, значительное. И он понял, что он сделал недолжное, и немедленно эту икону уничтожил. И это его заин- триговало, он пошёл в церковь, услышал очень хорошее церковное пение 351 Ab Imperio, 1/2004 и увидел в нём ту же систему целенаправленности музыкальной. У него был приятель, в то время очень известный антиквар Гриндберг.52 У него была масса икон. В то время иконы продавали из России, и у него было очень много хороших икон старых. У него была лавочка и был запасник. И он позволял Леониду Александровичу ходить в запасник и смотреть на старинные иконы, как они делались. Они и были, собственно, его учителями. Потом он взял всё-таки четыре урока иконописной техники у Федорова,53 больше он не мог взять, потому что не мог платить. СЧ. А на что он жил? Он работал для церкви? ЛУ. Нет. На иконы жить нельзя. Потому что иконы заказывают люди для молитвы. Это далеко не всегда люди, которые могут платить. От- казать человеку в иконе нельзя. СЧ. Он иконы для людей рисовал? Домашние иконы? ЛУ. Домашние иконы, да, да. Он ещё научился реставрировать. И он стал реставратором. Будучи реставратором, ещё можно как-то жить. Потому что тут уже имеешь дело с антикварами, с коллекционерами. СЧ. Он реставрировал и картины тоже? ЛУ. Нет, только иконы. Это совсем другая техника. Специальная иконная техника… В общем, он решил, что посвятит себя иконе совершенно… И он поступил в братство святителя Фотия. (…) Потом случилась немецкая оккупация безо всякой войны. И тогда Леонид Александрович и все художники занимались тем, что рас- писывали шарфики какие-то. Они расписывали один оригинальный шарфик, который потом повторялся. Это была хорошо оплачиваемая работа, а по-настоящему он занимался иконописанием. И тут вот как раз его определили в Германию на военный завод. А он не поехал. И это считалось дезертирством, и его стали искать две полиции – французская спустя рукава, а немецкая очень серьезно. Там что ему пришлось уйти в подполье. Его подполье было у меня. У меня была очень хорошая квартира, чужая, конечно. Мне предложили жить в пустовавшей квар- тирке. Это была маленькая квартирка, но при ней была комната бонны, chambre de bonne, что называется. Это мансарда. Никто не думал, что она может принадлежать этой маленькой квартирке. Нормально на 52 Л. А. Гриндберг, коллекционер русской иконы. 53 Петр А. Федоров, характеризуемый во многих биографиях и воспоминаниях как “известный иконописец”. Автор [совместно с Иваном Шнейдером] работы: Техника иконописи. Париж: Общество “Икона”, 1946. 63 с. 352 Интервью с Лидией Александровной Успенской неё имели право большие квартиры, которые были на третьем этаже. А у меня была маленькая квартирка на пятом этаже, и плюс к неё ещё была комната бонны. Это было сокровище! Через неё у меня прошло столько народу. Я там и евреев прятала, и в конце там был спрятан Леонид Александрович, когда мы были уже женаты. Никто не знал об этой комнате. Надо было только не вылезать и не оставлять окурков. Вот такая жизнь была. Когда немцев погнали, он в первый раз вышел свободно на улицу, и тут же откуда-то полилась очередь из пулемёта. Было непонятное что-то – на крышах, на разных этажах сидели люди и обстреливали толпу. Толпа была очень густая, очень оживлённая, все радовались уходу немцев, и эта стрельба создавала панику, конечно. Искали этих людей. Он пошёл в церковь поставить свечку за своё ос- вобождение, и там тоже стреляли откуда-то в толпу. И какого-то парня в синей рубахе задержали и повели в комиссариат. И вдруг кто-то говорит: “Да нет, это неправильно, это не он, это другой стрелял”. И показали на Леонида Александровича. И на подступах к комиссариату он увидел, как этого человека в синей рубашке уже оттуда выносили мёртвым, с пулей в затылке. И комиссар пьяный, ничего не соображает, что-то бормочет. Почему он не выстрелил в данном случае, не знаю. Он сказал: “Ведите его в тюрьму”. А мальчишки, которые его арестовали, были потрясены этой картиной, они вышли с ним на улицу и сказали: “Знаешь что – беги!” И он прибежал домой… Ну, а потом вся его жизнь была посвящена иконе. СЧ. Скажите, Ваш муж после того, как он был в Галлиполи, он участвовал в собраниях галлиполийцев? ЛУ. Нет, он почти не участвовал. Потому что они были всё-таки очень монархические, а он монархистом не был. И участие в белой армии было для него чужим чем-то. Он не вписывался в этот круг. СЧ. Почему Вы считаете, что биография Леонида Александровича была типичной? ЛУ. Как и другие, он работал на угольных шахтах в Болгарии, во Франции, таскал тюки “на усталой спине”. Это очень типично. СЧ. А то, что он потом нашёл себя? ЛУ. Это его собственный путь, это уже другое. СЧ. Так что его собственный путь начался, когда он пошел учиться на художника? ЛУ. Да, можно так сказать. 353 Ab Imperio, 1/2004 СЧ. А где он преподавал в дальнейшем? ЛУ. У Московской Патриархии в Париже есть представительство, так называемый экзархат.54 И тут он преподавал сорок лет иконописа- ние. И после него стала преподавать его ученица. Причем он спросил благословения архиерея передать ей свой курс когда ему стало во- семьдесят лет.55 Архиерей сказал – нет, сначала преподавайте вместе целый год, а потом отдайте ей. Она там преподавала до своей смерти, а теперь там преподает другая его ученица. Она мне говорила, что у нее много учеников, и из других городов приезжают. СЧ. Так что можно сказать, что он в Париже основал школу? ЛУ. Да. И в Финляндии тоже. Он был в Финляндии, и финские уче- ники тоже к нему приезжали. Там тоже есть теперь школа. Правда, не всегда бывало удачно. У него был один ученик египтянин, из Коптского музея в Каире.56 Музей очень интересный, они там возрождают старые 54 Западно-Европейский экзархат Московского Патриархата учрежден 08...