The Power of Documentation: Vital Statistics and Jewish Accommodation in Tsarist Russia

SUMMARY:

В России, как и в Европе, увлечение научными технологиями документирования социального положения возникает в XVIII и XIX вв. по мере того, как государства начинают проявлять интерес не к территориям или целым общинам, а к отдельным индивидам. Правительство и специально обученные профессионалы изобретают новые технологии социальной интервенции не только для изучения населения, но и для создания научной базы знаний об обществе и отдельных индивидах. Бюрократическое увлечение регулированием и сертификацией породило огромную бумажную лавину, которая стала важным инструментом обеспечения государством общественной безопасности и благополучия, но, одновременно – и ограничением личной свободы. В то же время, практика документации не только ограничивала социальную мобильность и усиливала правительственный контроль, но и укрепляла связь отдельных граждан с социальным телом. Паспорта, послужные списки, а также свидетельства о рождении и браке наделяли подданных империи ощущением отмеченности, признания и принадлежности к чему-то большему, без чего они не смогли бы принимать участие в гражданской жизни.

В своей статье Юджин Аврутин отмечает, что, начиная с эпохи Великих реформ (1860-х – 1870-х гг.), конфликт между “интеграционными” и “репрессивными” аспектами документации стал особенно ярко выраженным в результате кардинальной перестройки российской жизни. Великие реформы создавали беспрецедентные возможности для социального продвижения и профессиональной карьеры почти для всех социальных и этнических групп империи, включая евреев. Российское общество стало более открытым и менее зависимым от наследия традиций и институтов, которые управляли культурой и политикой отдельных общин. Несмотря на организованные усилия по отслеживанию и ограничению пространственной мобильности, вторая половина XIX в. также стала свидетелем роста движения населения, которое ставило под угрозу социальный порядок и стабильность. В результате внутренней еврейской миграции по всей империи возникали новые еврейские общины, немедленно создавая сложности для слаборазвитой и малочисленной провинциальной бюрократии. Что касается главных промышленных центров, нелегальная миграция евреев, крестьян и прочих маргинальных групп захлестнула и без того перенаселенное городское пространство. Эти два процесса препятствовали попыткам самодержавия контролировать перемещение между провинцией и промышленными центрами и стимулировали усилия по идентификации и документации населения империи. В статье подробно анализируются имперское законодательство и практики учета еврейского населения.