In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

9 Ab Imperio, 4/2003 ОТ РЕДАКЦИИ ЕВРЕИ – “ИМПЕРСКАЯ НАЦИЯ”? Настоящий номер завершает очередную годовую тему Ab Imperio “Грани и границы империи и нации”, в рамках которой мы анализиро- вали возможности концепта “границы” как одного из метанарративов осмысления имперского и национального опыта. Мы изучали состояния перехода политических, экономических и символических границ вну- три и вовне национальных и многонациональных сообществ, каналы трансляции специфического имперского или национального опыта в новые контексты. Мы искали “центр”, по отношению к которому проводятся все эти разнообразные границы. На роль такого центра в условиях Российской и отчасти советской империй претендовал рус- ский национализм, осмыслению которого мы посвятили отдельный номер. Наконец, мы задались вопросом о пределах маргинальности, т.е. о ситуации, в которой пограничность, нахождение на границе ев- ропейской цивилизации (несмотря на многовековое присутствие на континенте и реальную включенность в его экономику, культуру и по- литику) становится сущностной характеристикой народа, чья история неотделима от истории европейских империй. Итак, тема настоящего номера: “Пределы маргинальности – евреи как инородцы континен- тальных империй”. Рабочая концепция, объединяющая материалы данного номера, со- стоит в том, что евреев необходимо переосмыслить как “имперскую 10 От Редакции, Евреи – “имперская нация”? нацию”. Сам термин может, на первый взгляд, показаться спорным. Мы вводим его для обозначения сложной гаммы взаимоотношений между еврейским населением и империей. В качестве “имперской на- ции” евреи реализовывали и одновременно преодолевали собственную маргинальность – и когда империя вытесняла их на границу общего юридического, социального, экономического и политического поля, и когда евреи идентифицировали себя с переживающим кризис импер- ским режимом в распадающейся под действием центробежных наци- ональных проектов империи, и когда они пытались интегрироваться в различные сегменты имперского общества. Тем не менее, несмотря на то, что именно европейские континентальные империи обладали самым большим еврейским населением, роль евреев как “имперской нации” изучена гораздо меньше, чем их роль в истории различных европейских национализмов. В качестве обязательного Иного, неперевариваемого иностран- ного элемента, евреи воплощали все то, чем европейцы – в разные времена и в разных местах – по их собственному ощущению не были. Евреи эффективно играли эту роль, поскольку могли одновременно воплощать две противоположности: прогресс и традицию, революцию и капитал, Запад и Восток, похотливость и патриархальность. Эта система рассматривает Еврея как пустой знак – единственный непредсказуемый и негативный фактор, действующий в относительно стабильном универсуме.1 В такую емкую формулу Габриэла Сафран свела опыт изучения европейского еврейства эпохи наций и национализма – “пустой знак”, который заполняется смыслами (их генерируют и различные группы внутри самого еврейства) в ситуации, когда нация пытается провести собственные границы и нуждается в Ином как в наглядном “погранич- ном указателе”. Еврей-Иной и есть такой “пограничный указатель”: он находится внутри формирующегося национального тела, способен выглядеть, разговаривать (думать?) как представитель доминантной нации. Именно поэтому варианты отношения к Еврею – степени его включения и исключения – наиболее ёмко выражают суть того или иного национального проекта. Перенесенная в имперский контекст, формула еврея – универсаль- ного Иного – теряет свою определенность, усложняется и обрастает 1 Gabriella Safran. Rewriting the Jew. Assimilation Narratives in the Russian Empire. Stanford, 2000. P. 193. Ab Imperio, 4/2003 11 множеством оговорок. Еврей в империи включается в сложную иерар- хию, где его инаковость постоянно переопределяется, оказывается от- носительной, соотносится с инаковостью других подданных империи. Так, “еврейский вопрос” в Российской империи формулировался то в контексте взаимоотношений с поляками и политики в Западном крае, то в контексте колонизации Средней Азии, то относительно потреб- ностей русской национальной идеологии и др. Структурно схожие процессы имели место во всех европейских империях с еврейским населением, будь то евреи Праги, поставленные в ситуацию выбора между немецким и чешским национализмом, или евреи Галиции, одно- значно поддержавшие имперский проект и немецкую цивилизаторскую миссию. Именно поэтому определение евреев как “имперской нации” раскрывает “еврейский вопрос” комплексно: в сложной системе взаи- моотношений поляков, евреев и имперского центра; украинцев, евреев и имперского центра; русских националистов, еврейства и имперской государственной политики... Гипотеза о евреях как “имперской нации” позволяет увидеть историческое еврейство многослойным: в то время как одна его часть оказывается исключенной из жизни имперского общества, другая включается в жизнь разных сегментов этого обще- ства через идентификацию с русской (польской, немецкой) “высокими” культурами и аккультурацию в них. Помимо того, что евреи были, пожалуй, единственным универсаль- ным меньшинством, объединявшим континентальные империи, они создавали предпосылки для диалога (как позитивного, так и негатив- ного) между империями и национальными государствами. Еврейская политика становилась своего рода тестом на верность государства идеалам Просвещения, тестом на модернизированность. Империи, обладавшие самым многочисленным еврейским населением в Европе, должны были оглядываться на опыт национальных государств Запада. Еврейская политика формировала “шкалу мер”, позволявшую сопо- ставлять, казалось бы, несопоставимые феномены. При этом еврейский опыт, крайне многообразный, так или иначе осмысливался в рамках общей еврейской истории – особой, отдельной, по определению мар- гинальной в контексте европейской истории. Описанная ситуация еврейской универсальности/маргинальности может быть плодотворно переосмыслена в рамках “новой имперской истории”, когда в империи обнаруживаются стратегии национальных государств, а национальные государства видятся как гетерогенные самогомогенизирующиеся сообщества. “Универсальное европейское 12 От Редакции, Евреи – “имперская нация”? меньшинство” – евреи – вновь становится некой “мерой” более общих процессов внутри империи, показателем функционирования сложных обществ и политических режимов, роли границ (от государственных до символических) и т.д. Из этого вытекает не только возможность плодотворной имперской компаративистики (или компаративного изучения имперского еврей- ства), но и сравнительного изучения еврейской политики и еврейских стратегий адаптации в империях и национальных государствах. От- сталость империи как политии, недемократичность ее устройства не могут автоматически служить объяснением или даже определением (“реакционная”) имперской еврейской политики. Очевидно, что и европейские демократии не имели рецепта эффективного и справед- ливого управления многонациональным сообществом в государствен- ных, административных и идеологических рамках национального государства. Сравнительное изучение того, как западноевропейские национальные государства и европейские континентальные империи справлялись с этнической гетерогенностью населения (и, в частности, с “еврейским вопросом”) представляется чрезвычайно интересным. С точки зрения “новой имперской истории” такое сравнение особенно плодотворно: именно российские реалии питали влиятельный евро- пейский дискурс “ориентализации” империи, неспособной разрешить “еврейский вопрос”. Империя в этом дискурсе стала синонимом нетерпимости, архаичности и органической нереформируемости. (Принятие Западной Европой русского термина “погром” в качестве некоего глобального символа еврейской политики в Российской им- перии является лучшим свидетельством влиятельности “ориентали- зирующей” парадигмы). В то же время, предложенная нами перспектива меняет подход к изучению и собственно еврейской истории, которая определяется как “история в контексте” – не в специфически еврейском, но в им- перском контексте, где центральной становится проблема еврейской социализации в гетерогенном и неравномерном пространстве империи и где компаратив оказывается основной исследовательской оптикой. Именно так мы стремились выстраивать настоящий номер, в кото- ром рассматриваются стратегии преодоления и/или использования евреями собственной маргинальности в империях, а также попытки империй определять и переопределять пределы еврейской маргиналь- ности в процессе имперской модернизации, унификации, экспансии, управления, колонизации и проч. Подобная оптика дает любопытные Ab Imperio, 4/2003 13 результаты: так, статьи, опубликованные в методологической рубрике журнала, показывают, что между “имперскими евреями” России и Австро-Венгрии различия в определении собственного места и роли в государстве и имперском сообществе могли быть больше, чем между “западными” и “восточными” евреями – двумя группами, которые традиционно в историографии и в традиции еврейской саморефлексии противопоставлялись как евреи “имперские” и евреи – подданные национальных государств, эмансипированные и угнетенные, модер- низированные и архаичные, ассимилированные и самобытные (та же оппозиция в начале ХХ века могла формулироваться как “лишенные национальности – национальные”)… Империя могла иметь собствен- ных “западных” и “восточных” евреев, могла проводить сразу несколь- ко “еврейских политик”, суть которых определялась более общими стратегиями жизни в империи и вне ее, могла создавать ситуации, в которых другие национальные меньшинства становились важнейшими факторами еврейской политики и определяли пределы маргинальности “имперских евреев”. В то же время, “имперские евреи” воспринимали имперскую логику, идентифицируясь с наднациональным (в идеале) имперским режимом; формируя собственную идентичность в импер- ских границах (“российские евреи”) и доказывая непрерывность и древность еврейского присутствия в исторических границах империи; стремясь в центр, подальше от границы империи, проникая на островки относительной свободы (Сибирь, Харбин); осваивая и специфически окрашивая жизнь динамичных имперских городов и т.д. Различные стратегии взаимодействия евреев и империи рассматриваются в ста- тьях настоящего номера. Все вместе они свидетельствуют о том, что в империи граница еврейской маргинальности была подвижной, часто пористой, а еще чаще – многослойной. Наконец, эта граница менялась с изменением характера империи. Так, советский этнофедералистский проект по-новому проявил одну из граней маргинальности евреев как имперской нации: признавая национальные притязания народов поверженной царской империи, советская власть, в конечном итоге, поставила евреев перед дилеммой полного принятия революции и отказа от национальной идентичности, либо – принятия логики тер- риториализации и, соответственно, эмиграции или еврейской автоно- мии в Биробиджане. Наконец, история ХХ века в буквальном смысле продемонстрировала пределы маргинальности евреев в Европе, как в “имперской”, так и в “национальной”. Эти пределы зафиксировал Холокост. 14 От Редакции, Евреи – “имперская нация”? Таким образом, маргинальность “имперского еврея” сама может быть осмыслена как открытый знак, который заполнялся различными смыслами. Историческая интерпретация этих смыслов вскрывает как логику существования имперской государственности и общества, так и жизненные стратегии “имперских евреев”. Редакция Ab Imperio: И. Герасимов С. Глебов A. Каплуновский M. Могильнер A. Семенов ...

pdf

Share