Что Такое Языковое Сообщество

65 Ab Imperio, 1/2003 Дэвид Д. ЛЭЙТИН ЧТО ТАКОЕ ЯЗЫКОВОЕ СООБЩЕСТВО* Этническая гетерогенность часто изображается как мощный ис- точник дестабилизации демократий, регионального самоутверждения и гражданской войны. В своей классической работе о примордиальном конфликте Гиртц (Geertz)1 рассматривает ее как источник постоянного напряжения в бывших колониальных странах, освободившихся после Второй мировой войны. Даль (Dahl)2 видит в этнической гетероген- ности серьезное препятствие на пути к успеху демократии. Рэбушка и Шепсл (Rabushka and Shepsle)3 моделируют этническую гетерогенность таким образом, что в точке равновесия она ведет к распаду демокра- тических режимов. Коннор (Connor)4 воспринимает ее как фактор, обеспечивающий высокую вероятность гражданской войны. Но не все исследования увязывают гетерогенность с разного рода неприятными последствиями. Липхарт (Lijphart), например, показал возможность *© Blackwell Publishing Ltd. Перевод выполнен с любезного разрешения издательства и профессора Дэвида Лейтина по изданию: David Laitin. What is a Language Community? // American Journal of Political Science. 2000. Vol. 44. No. 1. Pp. 142-55. Перевод Андрея Мучника под редакцией С. Глебова и М. Могильнер. 1 Clifford Geertz. The Integrative Revolution // C. Geertz (Ed.) The Interpretation of Cultures. New York, 1973. 2 Robert Dahl. Polyarchy. New Haven, 1971. 3 Alvin Rabushka, Kenneth Shepsle. Politics in Plural Societies:ATheory of Democratic Instability. Columbus, 1972. 4 Walker Connor. Ethnonationalism: The Quest for Understanding. Princeton, 1994. 66 Д. Лэйтин, Что такое языковое сообщество существования демократии (немажоритарного типа) в условиях куль- турного плюрализма. Спор о влиянии этнической гетерогенности на политические про- цессы сохранял свою актуальность на протяжении почти сорока лет. Серьезная проблема при проверке конкурирующих гипотез заключается в отсутствии общепринятых представлений о том, как измерять степень этнической гетерогенности в рамках одной политии или степень раз- личия между двумя любыми этническими группами в той же политии. На первый взгляд, коэффициент концентрации Хиршмана-Херфиндаля (Hirschman-Herfindahl), используемый для политических партий, идеаль- но подошел бы в качестве коэффициента этнической неоднородности.5 Все, что требуется знать для его применения – процентное содержание каждой этнической группы в общей массе населения. Но представи- телей различных этнических групп сосчитать гораздо сложнее, чем голоса, поданные за ту или иную политическую партию. На деле, четкая идентификация этнической группы как единого целого часто является результатом ее мобилизации в обстановке политической нестабильно- сти и региональных конфликтов интересов. Проблема в том, что если этническая мобилизация берется как критерий определения этнической группы, то значение независимой переменной становится зависимым от значения зависимой переменной. Задача методологии в данном слу- чае заключается в разработке эффективных индикаторов этнической гетерогенности, которые будут независимы от наших наблюдений за зависимыми (и интерпретируемыми нами же) переменными. Одно из решений этой проблемы – использование языка в качестве показателя этнической принадлежности. Процент населения, чей исторический язык валлийский, каталонский или луо, таким образом, заменяет более субъективный подсчет процентного содержания вал- лийцев, каталонцев или луо в населении соответственно Великобри- тании, Испании или Кении. Такое использование данных о языковой принадлежности позволяет нам измерить как степень распространения группы внутри политии, так и степень культурных различий между 5 Индекс Хиршмана-Херфиндаля широко используется в социальных науках для исчисления концентрации экономических, социальных и политических феноменов. Наиболее широкое применение индекса отмечается в эконометрике для вычисления рыночной концентрации, для чего исчисляется сумма квадратов стоимостей акций компаний, представленных на определенном секторе рынка. Кроме того, индекс используется для вычисления концентрации городских поселений, концентрации сторонников политической партии и т.д. – Примечание редакции. Ab Imperio, 1/2003 67 этническими группами (измеряя структурные различия между языка- ми). Разумеется, в мире есть множество примеров того, что этническая дифференциация может быть основана на неязыковых критериях. Тем не менее, у языка как критерия дифференциации есть одно преимуще- ство – это признак, который можно измерить независимо от зависимых переменных. Переменные эти интересуют, прежде всего, политологов, занимающихся этническими проблемами, в то время как классификация по языковому признаку позволяет провести полезные статистические тесты полученной теории. Предложенное решение, даже если оно игнорирует этнические деления, не основанные на языке, не является полностью удовлетво- рительным. Во-первых, измерение языковой гетерогенности содержит в себе не меньше проблем, чем измерение этнической гетерогенности. Например, в базе данных “Меньшинства под угрозой”, составлен- ной Гурром (Gurr), лингвистические различия (закодированные как CULDFX2) имеют положительное и статистически значимое соотно- шение с уровнем этнического недовольства по разным спецификациям. В статье, опубликованной в 1999 г., я пришел к выводу, что измерения лингвистической гетерогенности, представленные Гурром, непосле- довательны от случая к случаю.6 Используя параметры, полученные Граймсом (Grimes) в Ethnologue,7 я пересмотрел модели Гурра и пришел к выводу, что языковые различия между меньшинством и большинством в политии достаточно выраженно коррелируют с низшими уровнями недовольства этнических групп. Когда измененный параметр пере- менной меняет знак зависимости, необходима доработка определения самой переменной.8 6 David D. Laitin. Language Conflict and Violence / Unpublished manuscript. University of Chicago. 7 Barbara F. Grimes (Ed.). Ethnologue: Languages of The World. 13th ed. Dallas, 1996. 8 Эту сноску можно считать моим возражением Гурру. База данных “Меньшинства под угрозой”, составленная Гурром, размещена в сети Интернет: http://www.bsos. umd.edu/cidcm/mar/. Кодированная информация Ethnologue находится в процессе архивации, но предварительные кодировки, используемые в данной работе, можно получить у автора. Опросы в бывших республиках СССР, используемые здесь в целях иллюстрации, были проведены мной и Джерри Хью в рамках финансиро- вавшегося NSF проекта “Национальность и политика: распад Советского Союза” POLS/SES92125768. Подробности опросов изложены в Приложении к данной статье. Данные опросов размещены в сети Интернет: ftp://ftp.spc.uchicago.edu/data/ laitin. Данные по переписи я взял из Results of the 1989 USSR Population Census. CD-ROM format. East View Publications. 68 Д. Лэйтин, Что такое языковое сообщество Приведу другой пример. Ла Порта (La Porta) и соавторы,9 опираясь на множество объяснительных переменных, считают “этнолингвисти- ческую фрагментацию” важным предвестником плохого правления, которое, в свою очередь, приводит к снижению уровня дохода на душу населения. Данные этих авторов основаны на источниках, содержащих общую оценку относительной численности групп, этническая принад- лежность которых базируется на языке, а эти данные сильно отличаются от реального использования языка в речи или языковой компетентности отдельных людей. Авторы также не принимают во внимание то, что при “плохом правлении” в ходе переписи люди склонны подчеркивать свои лингвистические отличия от правящей группы. Если это так, то параметр измерения фрагментации, выведенный Ла Портой, является эндогенным “качеству правления”, т.е. изменяемой переменной. Без использования независимых данных об индивидуальных языковых репертуарах до- вольно сложно установить причинную зависимость между этнической фрагментацией и качеством правления. Вторая проблема с использованием языковых данных как показателя этнической гетерогенности заключается в том, что при этом предполага- ется отождествление индивидуумами себя с определенными этническими или лингвистическими группами. Но у людей обычно есть несколько уровней этнического наследия, и в разных случаях они могут использо- вать наиболее подходящие элементы этого наследия. Схожим образом, для многих людей по всему миру характерен сложный языковой репертуар, они могут достаточно эффективно общаться в разнообразных культурных средах. В этом свете было бы полезным иметь информацию о степени эффективности общения людей в рамках одной политии, что служило бы показателем наличия общего национального сообщества. Карл Дойч (Karl Deutsch) давно писал о том, что необходимо собирать данные о появле- нии таких языковых сообществ, и посвятил этому собственную карьеру. Тем не менее, он так и не детализировал свое определение “языкового сообщества” с количественной точки зрения.10 В области лингвистики была предпринята параллельная попытка обрисовать “языковое сообщество” статистически.11 Предложенные 9 Rafael La Porta, Florencio Lopez-de-Silanes, Andrei Shleifer, Robert Vishny. The Quality of Government. Presented to the Research Workshop in Political Economy. Harvard University, 1998. 10 Karl Deutsch. Nationalism and Social Communication. Cambridge, 1954. 11 Joseph H. Greenberg. The Measurement of Linguistic Diversity // Language. 1956. Vol. 32. Pp. 109-115. Ab Imperio, 1/2003 69 Гринбергом (Greenberg) спецификации этого феномена были прак- тически проигнорированы его коллегами. Его измерения привлекли некоторых социологов-эмпириков,12 но за исключением использова- ния некой версии индекса Хиршмана-Херфиндаля, который сходен с первым индексом Гринберга, политологи к ним не обращались. В на- стоящей работе я хочу предложить схему возможных индикаторов для измерения языкового разнообразия, языкового различия и языкового сообщества, отталкиваясь от классических параметров разнообразия Гринберга, которые позже были развиты Либерсоном (Lieberson). Так как государства, международные организации и транснациональные корпорации не проявили внимания к сбору информации о языковых репертуарах населения, а социологи, со своей стороны, тоже не пред- принимали особых усилий в этом направлении, сбор информации по некоторым из предложенных ниже параметров представляется непосильным проектом.13 Поэтому я надеюсь, что если один или два из предложенных в данной работе параметров в процессе предвари- тельного анализа обнаружат эвристический потенциал, возникнет ин- ституционализированный интерес к систематическому сбору данных для подобных измерений. Но прежде чем разбираться с измерениями, зададимся вопросом: почему программа Гринберга никогда не была реализована в области лингвистики? Возможно, лингвистам известно о языке нечто такое, что позволяет им игнорировать попытки измерить статистически такие со- циальные факты, как лингвистическое разнообразие населения? Безус- ловно, при подсчете языковых репертуаров людей возникают огромные концептуальные проблемы. Лингвисты отказались от таких базовых 12 Stanley Lieberson. Language Diversity and Language Contact: Essays by Stanley Lieberson. Stanford, 1981. 13 Для государств сбор информации о языковых репертуарах во время переписей являлся только дополнительной головной болью. Например, в Бельгии лингвистическая часть переписи была запрещена в 1961 году из-за политической напряженности. Неудивительно, что издатели тома о билингвизме в Брюсселе сетовали на сложности проведения исследования городского билингвизма. См.: Hugo Baetens Berdsmore, Els Witte. The Interdisciplinary Study of Urban Bilingualism in Brussels. Philadelphia, 1987. P.3. Они не смогли предоставить исчерпывающих данных о действительном уровне современного билингвизма. О проблемах, связанных с использованием общих данных переписей в изучении билингвизма, см.: Stanley Lieberson. How Can We Describe and Measure the Incidence and Distribution of Bilingualism ?// L. G. Kelly (Ed.). Description and Measurement of Bilingualism, 1969. 70 Д. Лэйтин, Что такое языковое сообщество терминов, как “родной язык”, потому что в разных контекстах они от- носятся к разным феноменам. Многие люди, идентифицирующие себя с этнической группой, чей язык находится на грани исчезновения,14 будут называть этот язык родным, даже если они на нем совсем не говорят. Сам термин “язык” (в отличие от “диалекта”) не имеет четкого значения. Этнические группы, добивающиеся политической автономии от полити- ческого центра, в ряде случаев перестают воспринимать свой язык как диалект доминантного государственного языка и начинают считать его отдельным языком. Лингвисты, которые понимают, что между языками и диалектами нет четких границ, не имеют технических критериев для оценки такого утверждения. Если полагаться на заверения “предприни- мателей от культуры”, политические условия (появление сепаратистского движения, убедившего своих последователей считать отдельным языком то, что ранее считалось диалектом) могут изменить степень языкового разнообразия страны, не меняя языковые репертуары населения. Даже если бы существовали четкие критерии для идентификации языков, проблемы бы все равно остались. Люди – очень плохой источник ин- формации о своих собственных языковых репертуарах. Многие лгут (осо- бенно властям) о своей способности говорить на определенных языках, другие просто не знают, какие языки (или формы речи) они используют в различных контекстах. Еще более серьезную проблему представляет тот факт, что люди часто недооценивают свои способности говорить на языке с высоким статусом (например, малайский или китайский языки) и одновременно переоценивают способности общаться на языке с низ- ким статусом (кикуйю или суахили). Таким образом, довольно тяжело найти эффективные показатели различной языковой компетентности в рамках единого языкового репертуара. Принимая во внимание знания, накопленные в области лингвистики, и учитывая особенности вос- приятия людьми своих способностей общаться на некоторых языках, не будет ли самонадеянной любая попытка собрать надежные образцы языковых репертуаров? Разве лингвисты не предупреждали нас о тщет- ности подобных усилий? 14 См.: E. John Joseph. Eloquence and Power. New York, 1987. P. 1-3. В качестве критериев, позволяющих отделить языки от диалектов, Джозеф учитывает политические факторы (контроль над территорией региона), структурное отличие от других языков, длительное использование языка в образовании, печати и в других престижных сферах. Однако Джозеф признает, что перечисленные критерии выделены ad hoc и что “еще никто не преуспел в выделении конкретного рационального критерия” различения языков и диалектов. Ab Imperio, 1/2003 71 Однако трудности, возникающие при получении надежной инфор- мации о языковых репертуарах, не были единственной причиной, по которой лингвисты отказались от изучения этой проблемы. В 1960-е гг., когда в общественных науках значительные суммы денег трати- лись на изучение различных стран, лингвистика в США переживала пик научной революции, лидером которой был Ноэм Хомский (Noam Chomsky).15 Главное внимание лингвистов было сосредоточено тогда на концепции универсального языка, отражающего уникальное свойство человеческого мозга. В исследовательских программах американских лингвистов, особенно на лингвистических факультетах университетов, доля научных проектов по изучению отдельных языков или языковых репертуаров тех, кто на этих языках говорит, резко пошла на спад. Уче- ные, интересовавшиеся языковыми репертуарами, что теперь именова- лось “коммуникационной этнографией”,16 нашли приют на факультетах антропологии и социологии. В антропологии микроанализ коммуни- кации в многоязычных контекстах стал главной исследовательской техникой. Многие важные выводы, показывающие контекстуальную природу языковых репертуаров, были получены в результате таких исследований. В социологии главными являлись проблемы языкового планирования17 и сохранения статуса умирающих языков.18 Таким образом, специалисты в области лингвистики, антропологии и социо- логии, за исключением Либерсона, проявляли недостаточный интерес к проблематике языковых репертуаров в разных странах. Языковой репертуар, т.е. набор речевых форм, которыми владеет человек, – это, конечно, не все, что определяет язык. В конце концов, язык – это не только способ общения, но и маркер идентичности, а в своем прагматическом выражении – и культурный институт.19 Различия в уровне владения языками не являются единственной лингвистической основой группового конфликта. Статусная разница в речевых формах (названная Фергюсоном в 1959 г. “диглоссией”, что означает вытес15 Noam Chomsky. Syntactic Structures. The Hague, 1957. 16 John Gumperz and Dell Hymes (Eds.). Directions in Sociolinguistics: The Ethnography of Communication. New York, 1972. 17 Joan Rubin and Bjorn Jernudd. Can Languages Be Planned? Hawaii, 1971. 18 Joshua Fishman. The Sociology of Language. Rowley, Mass., 1972. 19 David D. Laitin. Politics, Language and Thought. Chicago, 1977; John Lucy. Grammatical Categories and the Development of Classification Preferences: A Comparative Approach // S. Levinson and M. Bowerman (Eds.). LanguageAcquisition and Conceptual Development. Cambridge, 1999. 72 Д. Лэйтин, Что такое языковое сообщество нение носителями более “высокой” формы языка носителей “низкой” формы из определенных сфер дискурса20 ) является потенциальным источником конфликта между разными языковыми группами. В на- стоящей статье я рассмотрю только проблему измерения языковых репертуаров. Хотя предлагаемые мной индикаторы и не затронут не- которых идентичностных, культурных и статусных аспектов языкового разнообразия, они, по крайней мере, позволят политологам разграни- чить такие аспекты языка, как коммуникация и социальная мобильность (в работе Геллнера (Gellner) подчеркиваются именно эти аспекты21 ), от таких, как идентичность, культура и статус. Исходя из этих соображений, я попытаюсь оживить интерес к про- грамме Гринберга, адаптировав ее к нуждам современной политической теории. Признаюсь сразу, что ряд концептуальных проблем измерения языковых репертуаров, неоднократно подчеркивавшихся лингвистами, мною так и не были разрешены. Я также признаю, что не все аспекты языка присутствуют в предлагаемых мной индикаторах. Но теорети- ческая потребность в данных, отражающих степень соответствия по- литической единицы “языковому сообществу”, побуждает меня начать дискуссию в политологии о лучшем способе конструирования такой базы данных. Таким образом, эта работа может рассматриваться как призыв к дискуссии внутри дисциплины и одновременно – как выдви- жение новых критериев измерения “языкового сообщества”. Эмпирическим материалом для этой статьи послужат опросы, про- веденные мной в городах шести республик бывшего Советского Союза, дополненные информацией советской переписи 1989 г. Поскольку опрос не был разработан специально для определения того, являлись ли советские республики языковыми сообществами, полученные данные нельзя назвать абсолютно подходящими для рассматриваемых параме- тров. Также, поскольку я владею информацией только о незначитель- ном числе языковых ситуаций, ее недостаточно для статистической проверки полученной теории. Как уже упоминалось выше, опросы не являются идеальным, а тем более единственным источником данных для измерения языковой общности. Таким образом, настоящая “рабо- чая” статья предлагает лишь параметры оценки важной переменной в сравнительной политологии; она не может пока рекомендовать совер20 Charles Ferguson. National Sociolinguistic Profile Formulas // W. Bright (Ed.). Sociolinguistics. The Hague, 1966. 21 Ernest Gelner. Thought and Change. Chicago, 1964. Ab Imperio, 1/2003 73 шенные методы сбора информации или проверить какие-либо теории с только что выведенными переменными. Коэффициенты гетерогенности Гринберга “А”-Коэффициент Гринберга В 1956 году Джозеф Гринберг предложил вариант количественного параметра для отделения тех территорий, в которых существовало зна- чительное языковое разнообразие, от тех, в которых было относитель- ное языковое единообразие. Гринберг соглашался, что лингвисты уже имеют ясные представления об уровнях разнообразия, но он работал над тем, как “сделать эти представления более объективными, позво- лить сравнение географически несопоставимых областей и, в конечном счете, установить соотношение между изменением степени языкового разнообразия и политическими, экономическими, географическими, историческими и другими нелингвистическими факторами”.22 Снача- ла он ввёл коэффициент “А”, который назвал монолингвистическим невзвешенным методом определения языкового разнообразия. Этот коэффициент является обратным по отношению к коэффициенту кон- центрации Херфиндаля–Хиршмана. Уравнение представлено ниже ( “i” представляет пропорцию каждой языковой группы в населении): A=I - ΣI (i2 ) (1) Таким образом, если все представители населения имеют одина- ковый родной язык, А=0; если половина жителей имеет один родной язык, а другая половина – другой, А=0,5; если жители делятся на три равные группы, каждая из которых имеет свой родной язык, то А=0,67; а если существует сто равных по количеству групп, говорящих каждая на своём родном языке, то А=1. Чем больше языковая неоднородность, тем выше значение А-коэффициента. Либерсон опирался на этот коэффициент в научном докладе, опу- бликованном в 1975 году (и переизданном в 1981 году)23 , и нашёл значения языкового разнообразия для 35 стран, используя, по крайней мере, два набора данных для каждой страны. Коэффициент показал высокий уровень разнообразия, значения которого колебались от 0,867 22 Joseph H.Greenberg. The Measurement of Linguistic Diversity // Language. 1956. Vol. 32. P. 109. 23 Stanley Lieberson. Language Diversity and Language Contact: Essays by Stanley Lieberson. Stanford, 1981. Pp. 48-82. 74 Д. Лэйтин, Что такое языковое сообщество в Южной Африке 1960 года до практически 0 в Греции 1960 года. Взяв за основу проведенный мной и Хью (Hough) опрос городского населения в шести республиках бывшего Советского Союза и ис- пользуя ответы респондентов на вопросы о родном языке, я рассчи- тал значения А-коэффициента (результаты представлены в Таблице 1, ряд 1).24 Значения А-коэффициента расположились от нижнего предела 0,454 в Казахстане (где, в основном, деление происходит между двумя языками, являющимися родными: казахским и русским, и где русский в качестве родного языка указали 61% городского на- селения) до высшего предела в 0,561 в Башкортостане (где деление происходит между тремя родными языками: башкирским, русским и татарским). На основе анализа этих данных можно предположить, что все эти республики располагались в средней точке между абсолютной фрагментацией и полной гетерогенностью. Как мы увидим, однако, А-коэффициент в постсоветском контексте переоценивает степень языковой фрагментации. В исследовании Либерсона А-коэффициент выступает как зависи- мая переменная. Его начальные выводы свидетельствовали в пользу общей тенденции к языковому единообразию. В двадцати одной из тридцати пяти изученных им стран наблюдалось снижение языкового разнообразия, причем это изменение происходило в больших мас- штабах, чем увеличение разнообразия в оставшихся четырнадцати странах. Тем не менее, темп движения к языковому единообразию был достаточно медленным. Переход страны от показателя 0,62 (умеренно высокое разнообразие) к 0,04 (практически единообразие) занял бы примерно полтысячелетия. Большая часть статьи Либерсона была посвящена различным факторам, влияющим на темп изменений. Используя коэффициент языковой сегрегации (выведенный Уэндел- лом Беллом (Wendell Bell)), автор демонстрировал, что разнообразие уменьшалось настолько, насколько языки меньшинств не были под- вержены географической сегрегации. Согласно данным ЮНЕСКО о преподавании родных языков в школе, сокращение разнообразия шло намного медленнее, когда начальное образование предоставлялось 24 Часть респондентов в ходе опроса ответила “другой” на вопрос о родном языке, что означает, что их “родной язык” не является одним из наиболее ходовых в республике и потому не вошел в перечень вариантов ответов, предлагавшихся в нашей анкете. При подсчетах мы отнесли этих респондентов в одну рубрику, что выглядит так, будто у них общий “родной язык”. Это, конечно, нереалистичное предположение, но оно незначительно изменяет результаты. Ab Imperio, 1/2003 75 на языках меньшинств. Исследуя данные по урбанизации, Либерсон не обнаружил устойчивой модели развития, позволяющей говорить о наличии связи между уровнем урбанизации и возрастанием давления в пользу языковой гомогенизации. Основываясь на геополитических данных, Либерсон пришел к выводу, что во время Второй мировой войны оккупация Германией или одним из её союзников какой-либо страны значительно повлияла на снижение в ней языкового разноо- бразия; что в тех странах, которые вошли в состав международного сообщества между 1914 и 1945 годами, происходило более быстрое снижение уровня языкового разнообразия, чем в любых других; в тех же странах (как, например, в Польше), которые в этот период умень- шились в размерах, имело место снижение языкового разнообразия со скоростью выше средней. Несмотря на убедительные и вдохновляющие открытия (а, значит, и нереализованный потенциал А-коэффициента как независимой пере- менной для изучения этнических конфликтов и насилия), существуют две серьезные проблемы относительно использования А-коэффициента как индикатора языкового сообщества. Во-первых, понятие “родного языка” чрезвычайно неопределенно. Люди по-разному отвечают на во- прос переписчиков о своем родном языке, неизменно демонстрируя при этом позитивную предвзятость по отношению к историческому языку своей культурной/этнической группы и негативную – по отношению к действительным речевым формам своих матерей. Например, по данным советских переписей, ответ на вопрос о родном языке был идентичен ответу на вопрос о национальности, даже если опрашиваемые не мог- ли составить связное предложение на декларируемом родном языке. В моих совместных с Хью исследованиях (см. Таблица 1, строка 2) мы обнаружили, что среди городского населения в четырех из шести республик (за исключением Латвии и Эстонии) примерно для одной шестой части представителей титульной национальности (тех, чья на- циональная группа совпадает с названием республики и кто ответил, что говорит на официальном языке с трудом, с большим трудом, либо вообще им не владеет) приписывание себе того или иного родного языка не обязательно подразумевает способность хорошо на нем изъ- ясняться. В Татарстане, например, четверть респондентов, заявивших, что татарский – их родной язык, владели им плохо. В Индии Брасс (Brass) выявил похожие осложнения, не позволяю- щие полагаться на данные опросов при выяснении языка, доминиру- ющего в повседневной жизни (если таковой имеется). Неверно было 76 Д. Лэйтин, Что такое языковое сообщество бы выводить из этих опросов данные о родном языке респондентов.25 Вообще, выводы Брасса подводят к логичному заключению, что ответы на вопросы переписчиков по поводу родного языка в большей степени отражают социальные взаимоотношения между центральными и пери- ферийными культурными группами, чем языковые репертуары людей, живущих на периферии. А если это так, то исследования, устанавли- вающие взаимосвязь между языковым многообразием и социальными отношениями между этническими группами, есть тавтология. Вторым, более проблематичным аспектом понятия “языковое со- общество” является то, что А-коэффициент не отражает коммуника- тивные возможности, существующие в обществе. Если при высокой степени многообразия родных языков существует lingua franca либо универсальное многоязычие, мы можем заключить, что, несмотря на многообразие “родных языков”, в конкретной стране, тем не менее, имеется упорядоченное языковое сообщество. Из данных Таблицы 1 (колонка 3) видно, что менее семи процентов из обследованного город- ского населения Украины хорошо владеют только одним украинским языком; в Эстонии, где наблюдается наибольшая степень “титульно- го монолингвизма”, только 31,4% представителей титульной нации монолингвы. Очевидно, что, если речь идет о городском населении республик бывшего СССР, за разнообразием “родных языков” следует искать значительную степень общности. “В”-Коэффициент Гринберга Гринберг обнаружил, что показатель разнообразия изменяется в за- висимости от того, насколько различаются языки в обществе. Различие “немецких” [языков] в Германии может привести к высокому значению показателя разнообразия, но взаимная близость языков способству- ет большей концентрации, нежели это следует из А-коэффициента (если нижненемецкий и верхненемецкий, inter alia, были включены в А-коэффициент как разные языки). В то же время, в Мексике испан- ский и ацтекский языки значительно различаются, что предполагает большую степень разнообразия, чем это следует из расчетов с помощью простого А-коэффициента. Поэтому Гринберг предложил монолинг- вистический взвешенный метод, которому был присвоен символ В. “Для каждой пары языков (M, N) вероятность выбора говорящего на 25 Paul Brass. Language, Religion and Politics in North India. Cambridge, 1974. Ab Imperio, 1/2003 77 языке М и говорящего на языке N равна произведению mn, где m и n, соответственно, показывают количественное соотношение говорящих на языке М и говорящих на языке N в общей численности населения. Каждая подобная величина взвешивается умножением на число между 0 и 1, названное нами фактором сходства и обозначенное через (r). Фактор сходства вычисляется (согласно Гринбергу) следующим об- разом: используя выбранный случайным образом, но фиксированный базовый словарь, например, самую свежую версию глоттохронологиче- ского списка,26 количественное соотношение схожести между каждой парой языков и общим списком представляется в виде дроби… сумма взвешенных произведений вычитается из 1 и в итоге получаем моно- лингвистический взвешенный коэффициент В”: B = 1-∑mn (mn)(rmn ) (2) Наряду с тем, что это очень интересный показатель, он позволяет значительно лучше, чем на основании А-Коэффициента, отличать тип языкового разнообразия, характерного для, например, Касти- лии и Страны басков (два разных языковых семейства), от типа разнообразия, характерного для Кастилии и Каталонии (оба языка – индоевропейские, италийские, западные, иберо-романские). Это особенно очевидно в случае, когда равное количество басков и ка- талонцев объявляют региональный язык своим родным. Даже если значительно большее число басков назовут кастильский язык родным, В-коэффициент покажет, что два автономных района Испании харак- теризуются разными формами языкового разнообразия, основанного на двух различных значениях r. Поиски признаков r не увенчались успехом. Глоттохронология – на- правление, предложенное Гринбергом, долго не находило одобрения в лингвистике по ряду причин. В схеме статистического сходства, разра- ботанной Моррисом Сводешем (Morris Swadesh), был оговорен список общих слов, по которому можно проводить сравнение всех языков.27 Эта схема послужила стимулом для начала исследовательской про- граммы, которая могла бы создать основу для убедительных гипотез о 26 Под словом “глоттохронология” Гринберг подразумевал списки слов, с помощью которых можно определить момент разделения языкового сообщества. Вероятно, он имел в виду “лексическую статистику”, в которой используется сходная методика межъязыкового сравнения. 27 Morris Swadesh. The Origin and Diversification of Language. Chicago, 1971. Pp. 271-284. 78 Д. Лэйтин, Что такое языковое сообщество времени разделения диалектов и таким образом сыграть ключевую роль в восстановлении доисторической миграционной модели. Но как ин- струмент сравнительной лингвистики схема имела много недостатков. Во-первых, письменные формы языка могли значительно отличаться от устной; не было общего критерия для оценки того, насколько сильно должно отличаться произношение, чтобы можно было фиксировать наличие двух разных слов. Во-вторых, большинство языков содер- жит несколько слов для обозначения тех категорий, которые вошли в список Сводеша, и для каждого слова r-фактор может изменяться в зависимости от того, какой из синонимов используется. В-третьих, как ранее было показано, внимание лингвистики, особенно в Соединенных Штатах в 1960-е годы, было почти исключительно сконцентрировано на структуре в ущерб значению. Поэтому, как правило, языки описы- вали исходя из синтаксических структур, а не словесных связей. В значительной степени в силу именно последнего фактора “наиболее свежая версия глоттохронологического списка”, к которой Гринберг отсылает своих читателей (как к матрице всех существующих в мире языков), так и не была создана. Некоторые представители сравнительной лингвистики, такие как Уриэль Уэйнрич (Uriel Weinreich), в значительной степени осуждали такие попытки. Уэйнрич писал, что, по его мнению, “велики или малы различия и сходства между языками, они должны быть полностью установлены для каждой области – фонетики, грамматики и лекси- ки – как предпосылка для анализа интерференции (его зависимой переменной является именно интерференция, а не языковая дистанция, но ситуация от этого не меняется)”.28 Об одной конкретной попытке подсчитать разнообразие, автор которой “ограничилась четырехстра- ничным наброском различий между одиннадцатью языками, среди которых такие непохожие, как английский, кантонский и тагальский”, Уэйнрич отозвался как об упражнении, “бесполезном для лингвиста”.29 28 Uriel Weinreich. Languages in Contact. The Hague, 1953. P. 2. 29 У Маккей (W. F. Mackey. Bilinguisme et Contact des Langues. Paris, 1976. Pp. 281-307) находим даже более громоздкую формулу вычисления различий между рядами сопоставимых предложений. Возможно, используя высокоскоростной компьютер, можно записать этот алгоритм, что позволит создать матрицу раз- личий всех пар языков, используя метод измерения Маккей, но более простой с точки зрения получения параметр, обсуждаемый далее в этой статье, может обеспечить достаточную дифференциацию результатов и более подходить для поставленных целей. Ab Imperio, 1/2003 79 Структуралистов в рамках лингвистики не интересовал поиск критери- ев измерения различия, а представителей дескриптивной лингвистики не интересовали допущения. В итоге, в рамках дисциплины не были разработаны полезные критерии оценки языкового различия. Фирон (Fearon) и я в нашей совместной работе30 применили новый способ сбора информации о языковых различиях. Эта информация может использоваться как для вычисления В-коэффициента, так и для поиска ответа на вопрос о наиболее вероятном поведении (при прочих равных условиях) групп, значительно различающихся по языку: они ассимилируются, объединяются или обращаются к насилию? Мы взяли классификацию языков мира, созданную лингвистическим обществом Ethnologue, которое ставит целью создание версий Библии на всех мировых языках. Лингвисты Ethnologue работали с лингвистически- ми “деревьями”, классифицируя языки по структуре. Ответвления на таком дереве вели к языковым семьям (например, индоевропейская от афро-азиатской), языковым группам, вплоть до субдиалектов, которые упоминались в этой статье в классификации кастильского и каталон- ского. С помощью данных Ethnologue мы вывели переменную для из- мерения дистанции между языками, которую назвали LANGFAM. Если два языка принадлежат к двум различным языковым семействам, как испанский и баскский, то значение LANGFAM составляет 1, но если языки отделяются друг от друга на пятой ветви, как акана от эве (два языка Ганы), значение составит 5. Чем выше значение, тем больше языковое сходство.31 Эта единица измерения языковой дистанции не идеальна. Во- первых, поскольку Фирон и я использовали её для измерения куль- турной дистанции между меньшинством и доминирующей группой в стране, мы столкнулись с проблемой отсутствия общепринятого критерия определения языка доминантной группы или меньшинства. Мы приняли в качестве критерия доминантного языка исторический язык политической элиты страны (и, таким образом, доминантный язык Кении изменился, когда Йомо Кениятта из племени Кикую умер и власть перешла к Даниелю Арап Мои из племени Каленьин). 30 James D. Fearon and David D. Laitin. A Cross-Sectional Study of Large-Scale Ethnic Violence In The Postwar Period. Chicago, 1997. 31 Чтобы получить “r”, я нормировал LANGFAM от 0 до 1; разделение на первой ветви (r = 0), разделение на второй ветви (r = 0,2), разделение на третьей ветви (r = 0,4), разделение на четвёртой ветви (r = 0,6), разделение на пятой ветви (r = 0,8), тот же язык (r = 1). 80 Д. Лэйтин, Что такое языковое сообщество Языком меньшинства мы считали его исторический язык (таким об- разом, немцы в России фиксируются как немецкоязычные, даже если большинство из них не может говорить на немецком языке). Хотя в качестве общего правила такое определение показалось разумным, оно все же достаточно произвольно, и можно было бы просто взять в качестве доминантного языка тот язык, который используется в высоко-статусных общественных сферах. Во-вторых, существуют проблемы и у классификации языков, предложенной лингвистами Ethnologue. Корни этих проблем, отчасти, следует искать в том, что данные Ethnologue по языковым семьям неодинаково учитывают разницу между диалектами в различных регионах. Поскольку основ- ная цель лингвистов Ethnologue – подготовка переводов Библии для язычников, небольшие диалектологические различия в Папуа–Новой Гвинее интересовали их больше, чем языковые различия в Германии. Таким образом, их данные могут преувеличивать языковую разницу между не-христианами. Третья проблема, как было отмечено ранее, за- ключается в том, что структурные различия между языками не всегда являются синонимом коммуникационных трудностей. Несмотря на то, что кастильский и мексиканский испанский – близкие родственники и в классификации Ethnologue они равноудалены от английского, влияние англофонов в мексиканском штате Байя Калифорния на- столько велико, что испанский разговорный язык там звучит почти как аналог диалекта английского, который намного понятнее общим массам, чем это предполагает рассчитанная структурная отдалён- ность. Говоря обобщенно, “языковая отдалённость” только частично определяет трудности общения. Она сокращается, если люди при- выкли встречаться с иностранцами, если у них присутствует сильное стремление понять другого или если общение (конечно, не на уровне интерпретации поэзии, а на уровне рыночных торгов) происходит при помощи простых декларативных фраз. Четвёртая проблема заключается в том, что языковая дистанция может быть подвержена воздействию фактора эндогенности (когда значение независимой переменной изменяется при изменении значе- ния зависимой переменной), о котором мы уже говорили выше приме- нительно к определению числа языковых групп. Возьмем следующие примеры политического разделения языков: хинди/урду, сербский/ хорватский, румынский/молдавский, а также русский/украинский. В подобных случаях предприниматели от этничности, стремящиеся к Ab Imperio, 1/2003 81 политической независимости, работают с местными лингвистами с целью установить новый стандарт диалекта, максимально отличаю- щийся от официального языка некогда общего государства. Подоб- ный рост различий между языком сепаратистов и бывшим языком метрополии будет результатом политического конфликта, а не его причиной. Несмотря на эти сложности, данные Ethnologue доступны в качестве достаточно грубого измерителя языкового различия. Если мы используем В-коэффициент для определения языкового сообще- ства, наилучшим доступным источником информации о языковом родстве будут данные Ethnologue, а не несуществующая глоттохро- нологическая матрица. Вычисления В-коэффициента для шести советских республик, из- ученных мной и Хью (см. данные Таблицы 1, ряд 4), показывают, что диверсификация по родному языку на Украине существенно меньше (0,376), чем это следует из показателя А-коэффициента (0,514). Учиты- вая близость украинского и русского языков и относительно высокую степень взаимного понимания у носителей этих языков, В-коэффициент более реально отражает существование языкового сообщества, чем А-коэффициент. Интересен и другой пример: Латвия, по значению А-коэффициента приближающаяся к Эстонии (Латвия близка к 0,012), демонстрирует более низкое разнообразие по В-коэффициенту (Лат- вия приближена к 0,061), что объясняется относительной близостью латышского и русского языков (по сравнению с эстонским и русским). В двух республиках, по которым имеются данные о языках меньшин- ства, В-коэффициент дает меньшее разнообразие, чем А-коэффициент. Это объясняется близостью башкирского и татарского языков в Башкортостане и татарского и чувашского – в Татарстане. Значения В-коэффициента, таким образом, лучше отражают языковое разнообра- зие в этих республиках, чем А-коэффициент, что согласуется с моими интуитивными наблюдениями. Предложенный нами коэффициент LANGFAM уязвим, поскольку создает возможность для спорных заключений; в некоторых случаях его значения совпадают с политическими результатами, которые этот коэффициент должен объяснять. Тем не менее, как следует из срав- нения данных постсоветского периода с помощью коэффициентов А и В, наши подсчеты языковой дистанции являются потенциально полезным параметром для любого будущего исследования языкового сообщества. 82 Д. Лэйтин, Что такое языковое сообщество “Н”-Коэффициент Гринберга Гринберг понял, что ключ к языковой однородности может быть не столько в использовании одного и того же родного языка и даже не в сходстве родных языков, а, скорее, в использовании любого языка, позволяющего двум индивидам в сообществе осуществлять комму- никацию. Его Н-коэффициент, или, как он его назвал, коэффициент коммуникации – “это вероятность того, что два случайно отобранных представителя населения будут иметь, по крайней мере, один общий язык”.32 Итак, если мы имеем три языка A, B...