In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

629 Ab Imperio, 2/2002 Анджей Де ЛАЗАРИ За что вести борьбу – за “Бога, Царя и Отечество”, за “Бога, Честь и Отечество” или же за “факультет ненужных вещей”? Ю. А. Борисёнок. Михаил Бакунин и “польская интрига”: 1840-е годы. Москва: РОССПЭН, 2001. 304 стр. “Теперь же обращаюсь опять к своему государю и, припадая к стопам Вашего императорского величества, молю Вас: Государь! я – пре- ступник великий и не заслу- живающий помилования! Я это знаю, я, если бы мне была суждена смертная казнь, я принял бы ее как наказание достойное, принял бы почти с радостью...” Михаил Бакунин Николаю I “Я готов принять на себя ответственность за всю рабо- ту Российскогофашистского союза, готов предстать перед любым судом, готов умереть, если нужно. Если советской власти это надо – можно меня убить по суду или без суда.” Константин Родзаевский Сталину “Многочисленные рас- каяния русских мыслителей отражают жажду мучениче- ства. Все эти тексты (будь то потрясающие откровения декабристов или знаменитая “Исповедь” Бакунина) строят- ся на шантаже читателя: автор доказывает, что он мученик. Знаменитые слова Достоев- ского о том, что между Хри- стом и истиной он выберет Христа, совершенно противо- положны западной – аристоте- лианской – христианской тра- диции. Такой драматический ультиматум, обращенный к самой истине, противостоит, если угодно, европейскому уму как таковому.” Georges Nivat Конечно, я специально подо- брал в эпиграф столь провока- ционные цитаты. Это из-за того, что Юрий Аркадьевич Борисёнок – кандидат исторических наук, редактор отдела политической истории, член редколлегии исто- рического журнала “Родина” – решил “отойти от стереотипной оценки взглядов Бакунина”, от искаженной “политизированной и догматически-марксистской” линии трактовки его наследия, решил “полностью исключить из сочинений о теоретической платформе Бакунина формули- ровки типа славянофильства и революционного панславизма” и показать нам “истинные картины” его деятельности и творчества. Всегда удивляют меня те иссле- 630 Рецензии/Reviews дователи-гуманитарии, которым кажется, что они вместо очередной интерпретации предлагают нам “истину”, забывая, что, если бы “истина” была возможна здесь и теперь, им давно нечего было бы делать (все “истины” давно были бы открыты), или же, что “истина” в науке возможна лишь в тоталитарной действительности (в свободной действительности истина бесконечна). Вот Юрий Борисёнок читает “Исповедь” Бакунина: “Нам представляется, что Ба- кунин конкретно представлял себе задачи своей Исповеди в условиях, когда III Отделению были известны многочислен- ные достоверные подробности его европейских похождений, а также материалы саксонского и австрийского следствий. На этом основании Бакунин искусно сконструировал систему фактов и доказательств, которые поданы в приемлемом для императора духе, что проявляется в подчеркнуто антинемецком содержании Испо- веди. При этом Бакунин находит способ для меткого обличения существующего строя [...] Все это искусно вправлено в покаянную форму с неизбежными для нее за- ведомой ложью, трудноуловимой полуправдой и многочисленными умолчаниями” (с. 35-36). Борисёнок не объясняет, по- чему “покаянная форма” должна сопровождаться якобы неизбеж- ной “заведомой ложью, трудно- уловимой полуправдой и много- численными умолчаниями”. Его цель – оправдать Бакунина перед упреками в “моральной стороне дела”: “Тактика Бакунина пред- полагала строжайшее соблюдение двух условий: 1) никоим образом не компрометировать людей, знакомых ему по совместной революционной деятельности; 2) обращать всякое следствие в сред- ство пропаганды революционных взглядов” (с. 37). Оправдание не получается. Разве других – незнакомых – мож- но компрометировать? И что это за пропаганда революционных взглядов, если нет слушателей и один лишь читатель, на которого эта “пропаганда” никак не повлия- ет? Но Борисёнок вполне серьезно и с уважением отнесся и к своему герою и к его “заведомо ложному” покаянию. Я остаюсь при своем мнении – письма и “Исповедь” Николаю I написаны в таком униженном тоне, что их противно читать, а если они лживые – тем хуже. Бакунин раскаялся, и бла- годаря этому Александр II выпу- стил его из крепости, взяв с него честное слово, что он не будет за- ниматься больше революционной деятельностью. Бакунин, конечно, обманул его. Давайте будем ра- доваться, что он такой хитрюга – ведь в России честь не в чести. Не 631 Ab Imperio, 2/2002 сидеть же Бакунину в Шлиссель- бургской крепости, как Валериану Лукасинскому, польскому майору, организатору патриотического общества для борьбы за свободу Польши, который провел в оди- ночном заточении более тридцати семи лет, до смерти (1830-1868; арестован в 1822 году). Бакунин – узник Шлиссельбургской крепо- сти в 1854-1857 годах – однажды встретил Лукасинского во время прогулки и ответил на три его во- проса: “Который теперь год? Кто в Польше? Что в Польше?”… Пусть никому не покажется, что я в очередной раз хочу осудить Бакунина. Ни в коем случае! Я лишь не согласен с оправдания- ми, предложенными Борисёнком. Бакунин ни в каких оправданиях и осуждениях не нуждается – он уже такая история, где ни он ни- кому не угрожает, ни ему никто не угрожает, и никто не будет строить действительности на его якобы проницательных идеях. Поэтому не хочется мне спорить с Борисён- ком, например, на тему, увлекся ли Бакунин в конце 30–х – начале 40–х годов правым гегельянством. По-моему, как и Белинский – ув- лекся, свидетельство чему – в предисловии к “Гимназическим речам” Гегеля (1838), в котором “все действительное разумно, все разумное действительно” в духе “примирения с окружающей действительностью”. Нет смысла также спорить, кто во многих вопросах действитель- ности 40–х годов прав – поляки или Бакунин. И он и они – ро- мантики, и их “правота” слишком уж относительна. Зато я вполне согласен с Борисёнком, что “поль- ско–русские общественные связи XIX в. [и тем более XX в. – AL] настоятельно нуждаются в новом, более углубленном прочтении, что предполагает прежде всего ломку устоявшихся, идеологических, по- литических и национальных стере- отипов” (с. 286). Но, по-моему, до того, когда начнем “ломать”, стоит объяснить и осознать понятия, категории, на которых строились и строятся наши культуры. Эти понятия и категории разные, хотя часто звучат похоже, и часто мы ведем лишь мнимый диалог. Осознал это Виктор Ерофеев: “Нет общего дискурса. Система понятийности разнится карди- нально. Возьмем идеальную пару. Поляк ведет диалог на картези- анском уровне логических кате- горий, чувствительно относясь к проблеме противоречия, с отчет- ливым представлением о своих интересах. Русский рассуждает на основе общей витальности, инте- грирующей противоречие как эле- мент живой жизни, снимающей вообще вопрос об интересах во имянадмирного смысла. Польская точка зрения русскому кажется узкой и неприятно прагматичной. 632 Рецензии/Reviews Соответственно русская точка зрения оказывается для польского сознания неряшливо-расплывча- той и подозрительно тотальной. Речь идет о двух разных типах культуры и цивилизации, которые тем более взаимоотчужденны, что находятся по соседству” (Будь я поляком // Московские Новости. 1995, № 36. 21-28 мая). Юрий Борисёнок полюбил своего героя. Он, как и его герой, максималист, рад “ломать”. Инте- ресно – полюбил ли он также Бен Ладена? Я лично предпочитаю анархизм Льва Толстого. А за что бороться? У меня нет сомнений – за “факультет ненужных вещей”! ...

pdf

Share