От редакции. Политика, империя и национализм в раннесоветский период (предисловие к публикации)

339 Ab Imperio, 2/2002 Сергей ГЛЕБОВ, Александр СЕМЕНОВ ОТ РЕДАКЦИИ. ПОЛИТИКА, ИМПЕРИЯ И НАЦИОНАЛИЗМ В РАННЕСОВЕТСКИЙ ПЕРИОД (ПРЕДИСЛОВИЕ К ПУБЛИКАЦИИ) В настоящем номере Ab Imperio вниманию читателей представля- ется стенограмма заседания Президиума Совета Национальностей ЦИК Союза ССР (25.04.31), посвященного языковой политике в Карельской АССР. Данный документ как нельзя более подходит к проблематике номера, которая в рамках годовой темы журнала – “Рос- сийская империя/СССР и парадоксы модернизации” – сфокусирована на изучении политического пространства империи и нации. Частный случай обсуждения политики советского государства в национальном вопросе раскрывает многоплановость и противоречивость процесса выработки национальной политики в многонациональном государстве, связь нациестроительства в СССР с процессами модернизации,1 про- блематичность концептуализации национальных вопросов в рамках 1 Применительно к описываемому сюжету имеется в виду модернизация крестьянского общества путем распространения грамотности, а следовательно, создания новой социальной коллективности (нации) и политического субъекта (советского гражданина, потенциального участника мировой революции). 340 С. Глебов, А. Семенов, От редакции... коммунистической идеологии (равно как и любой другой идеологии) и в тоже время – сопряженность этих вопросов с легитимацией поли- тического режима, международной политикой, наконец, с риторикой политического языка. Практикой Ab Imperio стала публикация архивного документа, контекст и содержание которого раскрываются другими материалами номера. Публикуемая стенограмма приглашает к размышлениям об имперской преемственности до и после 1917 г. Данный документ, как и другие материалы номера,2 подчеркивает линии разрыва при переходе от Российской империи к Советскому Союзу, демонстрируя системный подход советского руководства к разработке национальной политики: она сверяется с идеологическими задачами советского режима; карельский случай разбирается участниками заседания на основе других окраинных и внутренних национальных вопросов – молдавского, украинского, тюркского и даже ирландского; осущест- вляется трансферт категорий и практик нациестроительства. Этот под- ход, который мы охарактеризовали как “системный”, был неизвестен бюрократии Российской империи, рассматривавшей национальные проблемы как отдельные “национальные вопросы”, по крайней мере, до начала ХХ века. Вместе с тем публикуемый документ позволяет увидеть и линии преемственности – если не империи как таковой, то того имперского контекста, в котором происходило строительство социалистического государства. Как и российский имперский центр, большевистское руководство имело дело с многонациональным насе- лением и развитыми национальными элитами национальных окраин, по отношению к которым применялась как политика репрессий, так и компромисса. Русский национальный проект на этих окраинах и в советский период сталкивался с конкуренцией местного модерного национализма.3 Отказавшись от доктрины мировой революции, со- ветский имперский центр столкнулся с проблемой проведения госу2 См., например, круглый стол “Политическая история империи – политическая история нации: на пути к синтетическому методу?”, статью Т. Мартина в методологической рубрике и др. 3 Постоянные сравнения потенциала финского и русского языков в ходе настоящего заседания Президиума Совета Национальностей (см., например, реплики А. Таджиева) свидетельствуют о том, что с начала 1930-х гг. происходит переориентация советского руководства на русский язык как на язык образования и носителя социалистической модернизованной культуры. 341 Ab Imperio, 2/2002 дарственных границ по территории оспариваемых окраин (contested borderlands), населению которых еще предстояло перейти, согласно меткой метафоре Эрнеста Геллнера, от импрессионистской мозаики диалектов и локальных идентичностей к модильяниевской блочно- национальной организации. Окраинный (borderland) фактор пред- ставляется особенно существенным и подчеркивает неразделимость внутренней и внешней политики в многонациональной империи (Рос- сийской и Советском Союзе). Карельский случай выступает звеном в цепи политики сталинского руководства по созданию периферийного буфера (идея А. Рибера), в котором, с одной стороны, местное на- циестроительство использовалось для стратегического сдерживания иностранной державы и доминантного в регионе национализма (в данном случае – финского), а с другой – создавался плацдарм для оспаривания гомогенности соседнего и, как правило, враждебного национального государства (см. аргумент В. П. Затонского о создании “карельского Пьемонта” на границе с Финляндией, претендующего на роль объединителя всех финно-угорских народов под знаменем революционного национализма). Содержание публикуемого документа дает богатую пищу для раз- мышлений относительно характера модерного национализма и типов нациестроительства. Особого внимания заслуживает откровенный конструктивизм советских практиков национальной политики. Все аргументы, которые имели хоть долю эссенциализма, заключенного в классическом сталинском определении нации, отметались практиками- нациестроителями. Вопросы территориальности, языковых различий, общности происхождения отступают на второй план, когда речь идет об организации образования или средств массовой информации для карел. Кажется, что для участников дискуссии вопросы эссенциаль- ного порядка вторичны, тогда как абсолютно первичны проблемы создания стандартизированных языков и организации образования в духе прогрессивной и репрессивной модернизации. Публикуемый до- кумент проливает свет на характер национальных движений периода поздней Российской империи. Поражает осведомленность деятелей национальных движений, вошедших в руководство СССР, о интерна- циональном характере и предполагаемых результатах процесса нацие- строительства, культурные трансферты самих активистов-национали- стов, готовых использовать донорскую культуру для формулирования собственного национализма (имеются в виду, прежде всего, признания Затонского). Если Т. Мартин творчески домысливает схему М. Хроха 342 С. Глебов, А. Семенов, От редакции... применительно к опыту советского нациестроительства, вводя фазу “D”,4 то в данном случае можно выдвинуть гипотезу о существовании фазы, предшествовавшей фазе “А” Хроха, в рамках которой куль- турный национализм будущего национального движения создавался третьей стороной, как в случае с культурным трансфертом русифици- рованного украинского националиста Затонского или деятельностью Д. В. Бубриха по созданию литературного языка для карел. Не будет преувеличением сказать вслед за Т. Мартином, что существование подобной фазы было обусловлено имперскими характеристиками Рос- сийской империи и Советского Союза. Эти размышления заставляют усомниться в плодотворности изучения отдельно взятого национализ- ма – подхода, столь характерного для романтических историографий постсоветского десятилетия. Наконец, публикуемый документ возвращает нас к вопросу о ха- рактере советского политического режима в свете многонациональ- ного состава советского государства. В помещенной в данном номере журнала статье Р. Суни намечает модель синтеза двух доминантных школ западной русистики, а именно “тоталитарной” и “модернизатор- ской”. Отказываясь от наиболее одиозных постулатов “тоталитарной” школы, Суни поддерживает призыв этой школы к возвращению идео- логии и политики в общий анализ советского периода. Призыв крайне актуальный, поскольку основные – безусловно, революционные – по- ложения современной теории национализма были сформулированы представителями социальных наук, сосредоточенных на социальном характере национальных процессов и часто игнорирующих их поли- тическую составляющую.5 Предлагаемый вниманию читателей доку- мент показывает вовлеченность государства в процессы нациестрои- тельства (которые не ведут к построению гомогенного национального 4 См. статью Т. Мартина в настоящем номере Ab Imperio (C. 55-87). 5 В этом смысле характерна концептуальная эволюция самого Р. Суни, который в книге “The Revenge of the Past” (Stanford, 1993. Ch. 1) утверждал эвристический потенциал социально-исторического (и конструктивисткого) подхода к перекрестному исследованию истории класса и национальности. В своих более поздних статьях Суни, не отказываясь полностью от социального подхода, проявил большую склонность к анализу дискурсивных основ национализма, особенно в части влияния национализма на эволюцию концепции суверенитета и политической лояльности (см., например, статью Р. Суни. Империя как она есть: имперская Россия, “национальное” самосознание и теории империи // Ab Imperio. 2001. №12 . С. 9-72). 343 Ab Imperio, 2/2002 государства, что подробно аргументировано в статье Т. Мартина). Он также позволяет реконструировать идеолого-риторический фон, на основе которого формулируются концепты нациестроительства (см., например, использование маркеров прогрессивности-буржуазности и народности-социалистичности в споре о выборе между финниза- цией и карелизацией). Вместе с тем, следует обратить внимание и на вторую часть аргумента Р. Суни, в которой он призывает реабилити- ровать изучение идеологии и политики советского периода, попутно освободившись от их ортодоксальной трактовки. Ожесточенный спор, развернувшийся на заседании президиума Совета Национальностей ВЦИК по карельскому вопросу, свидетельствует о наличии внутри со- ветского руководства групп интересов, а также о том, что ситуативный подход к решению столь неортодоксальной для марксисткой теории проблемы, как национальный вопрос, зачастую определял действия центральных властей советского государства. Публикуемый документ проблематизирует и само применение историками термина “империя” для описания советского государства. Совершенно очевидно, что ни центральные власти, ни местные эли- ты не воспринимали это государство как национальное (невзирая на унитарность в смысле централизации политической власти). Практика поощрения одного национального движения с целью ограничения потенциала другого (в данном случае, поощрения карельского дви- жения и ограничение влияния финского) – классическая практика Российской империи (об этом размышляет А. Миллер в публикуемой в настоящем номере статье). С другой стороны, сложно представить себе советское государство как “империю”, репрессивный “центр” которой полностью подавлял завоеванные национальности (нарочито упрощенное изложение позиции Р. Пайпса). Как показали Ю. Слезкин и другие исследователи, Советский Союз не подавлял, а создавал и развивал национальные идентичности, сумев на время укротить один из самых неконтролируемых социальных процессов. Но это, в свою очередь, означает существование некоего поля, в котором частично, в рамках советской идеологии, могли осуществиться, говоря языком со- ветского официоза, “чаяния” национальных элит. Видимо, в будущем исторические исследования переориентируются с описания политики центра на изучение этого “поля”, существование которого определя- лось идеологией, нуждами модернизации, стремлением к получению более высокого статуса в советской иерархии национальностей, и др. факторами. 344 С. Глебов, А. Семенов, От редакции... Публикуемый документ хранится в Государственном Архиве РФ (Ф. 3316. Оп. 42. Д. 42. Лл. 1-40). Редакция Ab Imperio выражает благодарность Маркку Кангаспуро за идею публикации данного до- кумента и предисловие, Н. Барону за помощь в комментировании и англоязычное предисловие к публикации, П. Кауппала за помощь в комментировании и Заместителю директора Государственного Архива Российской Федерации О. В. Маринину за содействие в публикации данного документа. Документ публикуется с незначительными ку- пюрами, объясняющимися большим объемом текста, в соответствии с современными нормами орфографии и пунктуации. Комментарии подготовлены И. Герасимовым и А. Каплуновским. ...