-
Slavdom, Civilization, Russification: Comments on Russia’s World-Historical Mission, 1861–1878
- Ab Imperio
- Ab Imperio
- 2/2002
- pp. 223-248
- 10.1353/imp.2002.0015
- Article
- View Citation
- Additional Information
SUMMARY:
Статья Теодора Викса является попыткой очертить контуры возникающей в период царствования Александра II российской политической нации путем исследования трех проблем, занимавших общественное мнение Российской империи: польского вопроса, среднеазиатского вопроса и славянского вопроса. Анализируя эти “вопросы”, Викс делает выводы о том, как воспринимались национальные меньшинства империи, что составляло российскую идентичность и как мыслилась роль России в мире в наиболее важный период российской истории XIX века.
Рассматривая польский вопрос, Викс выделяет три актуальных для XIX века образа поляка. Во-первых, речь идет о поляках как революционерах и нелояльных подданных, что иллюстрируется позицией, прежде всего, графа Муравьева и М. Н. Каткова. Во-вторых, Викс анализирует тип поляка-носителя религиозной и духовной “угрозы”. Это восприятие было свойственно, в частности, славянофилу И. Аксакову. В-третьих, с точки зрения славянофила А. Гильфердинга, “польский вопрос” нарушал единство славянского мира, а поляки заставляли русских противоречить собственным принципам уважительного отношения к иным культурам. Согласно этому восприятию поляков, лишь жесткое господство России способно изменить аристократическую Польшу, превратив ее в крестьянскую нацию и реинтегрировав ее в славянский мир.
Обращаясь к среднеазиатскому вопросу, Викс отмечает, что несмотря на долгую историю общения русских с “экзотическим миром”, завоевание Средней Азии было новым этапом, на котором Россия выступила как колониальная европейская держава. Описывая завоевание Ташкента генералом Черняевым, а также деятельность первых губернаторов Романовского и фон Кауфмана, Викс отмечает убежденность колонизаторов в превосходстве русской цивилизации над местными обычаями и в то же время — неспособность четко сформулировать, в чем оно состояло. Политика же имперских властей в регионе основывалась на необходимости избегать конфликтов с местными институтами и на желании как можно меньше вмешиваться во внутренние дела области.
Заключая свой обзор анализом славянского вопроса, Викс замечает, что в 1850–1878 гг. панславизм был формой искреннего патриотизма, генерируемого обществом, а не предписываемого государством. Панславизм позволял объединить идеи расширения российского влияния в мире с внутренними вопросами, а покровительственное отношение к славянам компенсировало комплекс неполноценности в отношении Западной Европы. Война 1877 года неожиданно подняла интерес к славянскому вопросу. И. Аксаков, А. Пыпин и К. Леонтьев представляют собой пример реакции российского общества на конфликт на Балканах, выдвинувший на первое место панславянские, либеральные и антизападные ценности.
По мнению Викса, все три анализируемых в статье “вопроса” свидетельствуют не столько об интересе к реальным поляках, среднеазиатам или балканским славянам, сколько о поиске российской идентичности. В силу того, что даже к концу правления Александра II эта идентичность была очень слабо развита, существовало огромное количество разнообразных интерпретаций, от либеральных и демократических взглядов Пыпина до культурной критики буржуазного Запада Леонтьевым.