In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

410 Рецензии/Reviews Владимир СКЛОКИН Классика и классики в соци- альном и гуманитарном знании / Под редакцией И. М. Савельевой, А. В. Полетаева. Москва: “Новое литературное обозрение”, 2009. 536 с. (=Научная библиотека). ISBN: 978-5-86793-701-0. Рецензируемая книга при- влечет внимание ученых, кото- рые следят за теоретическими изменениями в социальных и гуманитарных науках. Понятия “классика” и “классики” явля- ются, несомненно, важными для понимания специфики развития науки, однако эти сюжеты до на- стоящего времени не привлекали к себе пристального внимания исследователей, особенно если говорить о гуманитарных науках. Как отмечают редакторы книги Ирина Савельева и Андрей По- летаев (к сожалению, уже по- койный), данная книга “является первым в мировой практике меж- дисциплинарным комплексным исследованием статуса и роли классики в современных науках о человеке” (С. 6). Сам по себе этот факт является важным и заставля- ет с особым вниманием отнестись к результатам исследования. Переходя к содержательным моментам, прежде всего стоит отметить, что книга вышла доста- точно неоднородной как в темати- ческом плане (феномен классики рассматривается не только в со- циальных и гуманитарных науках, от психологии и экономики до истории и философии, но и в со- временной массовой культуре), так и в плане использованных методов и целей, которые перед собой ставили отдельные авторы. В результате после прочтения всей книги у читателя может воз- никнуть ощущение некоторой дезориентированности и расте- рянности. И, к сожалению, редак- торы тут не приходят читателю на помощь: хотя книга и содержит короткое редакторское введение, объясняющее основные термины и цели исследования, однако в 411 Ab Imperio, 3/2011 ней отсутствует характерное для таких коллективных моногра- фий редакторское заключение, в котором обычно систематизиру- ются и обобщаются результаты помещенных в книге отдельных исследований. Во введении Савельева и Поле- таев выделяют четыре основные задачи исследования: проследить изменения в механизмах форми- рования классики; проанализиро- вать “способы рецепции и транс- формации… классических идей и концепций в других временах и пространствах”; рассмотреть типы классичности и связанные с ними модели развития науки, а также проанализировать из- менения функций классики в современном мире (С. 6). Редак- торы книги предлагают различать понятия “классика”, т.е. “корпус работ, получивших статус класси- ческих”, и “классики”, т.е. “свод имен” (С. 6). И тут с ними можно согласиться. Гораздо больше во- просов вызывает их трактовка понятия “классика”. Савельева и Полетаев предлагают считать классическими “работы, которые одновременно удовлетворяют трем условиям: 1) считаются/ называются классическими в на- учном сообществе; 2) изучаются в процессе обучения, т.е. в классах; 3) в явном виде используются в исследованиях современных авторов” (Там же). Вряд ли это определение много проясняет. Сказать, что классика – это то, что называют классикой, возможно, достаточно на начальном этапе исследования. Но принять такое определение как результат ис- следования означает подменить объяснение тем, что должно быть объяснено. При этом ситуацию не спасают и 2-й, и 3-й пункты определения, которые по своему характеру являются нормативны- ми, т.к. без первого, описательно- го, пункта, они утрачивают свое значение. Главу “Social Sciences” от- крывает статья Андрея Полета- ева “Классика в общественных науках”, где автор анализирует статус классики в социологии в контексте истории науки, а также разных моделей развития науки. Александр Ф. Филиппов размыш- ляет над творческим наследием Георга Зиммеля, которого он пред- лагает считать “неклассическим” классиком социологии. Иссле- дованиям еще одного “неклас- сического”, или “неудобного”, классика социологии – Ирвинга Гоффмана – посвящена статья Виктора Вахштайна. Светлана Авдашева, Леонид Тутов и Андрей Шаститко осу- ществляют попытку разработки нормативных критериев классич- ности в экономике. Ростислав Капелюшников детально рассма- тривает концепцию экономиста, 412 Рецензии/Reviews антрополога и историка Карла Поланьи, предложенную в его книге “Великая трансформация”. Тимофей Дмитриев анализирует рецепцию классиков греческой политической философии в ра- ботах Лео Штрауса. Филиппов в еще одной статье размышляет над взаимосвязями между политиче- ской философией и социологией, сосредоточивая свое внимание на рецепции классической поли- тической теории в работах соци- олога Карла Шмитта и философа Лео Штрауса. В психологическом блоке Ан- дрей Юрьевич размышляет над современным статусом психо- логии и ролью классики в этой дисциплине в контексте анализа противостояния между естествен- нонаучной и гуманитарной па- радигмами в психологии. Вадим Руднев рассматривает развитие теории психоанализа у Фрейда, его учеников и последователей. Главу завершает статья Ревекки Фрумкиной, посвященная анализу формирования образа Льва Вы- готского как классика психологии в СССР и на Западе. Главу “Humanities” открывают размышления Сергея Зенкина о статусе классики в гумани- таристике. Автор считает, что гуманитарная классика занима- ет промежуточное положение между классикой литературной и естественнонаучной: с одной стороны, гуманитаристика имеет дело с культурной традицией как объектом своего исследования, и это сближает ее с литературой, а с другой – часто стремится не только к пониманию, но и к объяснению этой традиции в духе естественных наук. Ирина Савельева делает попытку систе- матизировать формы присутствия классики в исторической науке. Опираясь как на результаты уже существующих библиометри- ческих исследований, так и на собственные наблюдения, автор сравнивает принципы формирова- ния и статус исторической и есте- ственнонаучной классики, а также анализирует роль и функции классики в историографии. Антон Свешников и Борис Степанов рас- сматривают рецепцию творчества Льва Карсавина в постсоветской российской историографии, со- средоточивая свое внимание на неоднозначных попытках кон- струирования Карсавина как одного из отцов-основателей ан- тропологически ориентированной истории. В филологическом блоке Алек- сандр Дмитриев прослеживает специфику рецепции идей рус- ской формалистской литературо- ведческой школы в советской и постсоветской российской гума- нитаристике, а Ревекка Фрумки- на размышляет над спецификой рецепции классики в лингвистике. 413 Ab Imperio, 3/2011 В философском блоке Алексея Руткевича проблема классики приводит к размышлению над спецификой философии как ака- демической дисциплины, а Петр Резвых осуществляет попытку деконструкции представления о немецкой философии первой по- ловины ХІХ в. как о классической. Завершает книгу рубрика “Art and Culture”, где Борис Дубин размышляет над спецификой ут- верждения и поддержания клас- сических образцов в литературе, Ирина Каспэ пишет о классике как коллективном опыте в литературе и телесериалах, а Наталья Саму- тина анализирует парадоксаль- ность классики в кинематографе. Как я уже отмечал, статьи, помещенные в сборнике, трудно подвести под один общий знаме- натель. Впрочем, с чем бы, веро- ятно, согласилось большинство авторов (если не все), так это с тем, что классичность является со- циальным феноменом. Вахштайн в статье, посвященной И. Гофф- ману, так высказывает эту мысль: “классичность – это конвенция, результат соглашения. Основания конвенции следует искать в соци- альных обстоятельствах рецепции идей и наделения их статусом классических” (С. 68). Однако со- гласие в этом вопросе отнюдь не означает согласие относительно стратегий исследования данного феномена, что, вероятно, связано с разным пониманием термина “социальный”. И рецензируемая книга, на мой взгляд, это убеди- тельно демонстрирует. Если от- бросить статьи, где исследования феномена “классичности” в прин- ципе не было, а слово “классика” стало просто поводом еще раз обсудить содержание концепций определенного автора или груп- пы авторов (например, тексты Р. Капелюшникова и В. Руднева), то в рецензируемом сборнике, по моему мнению, можно выделить две основные исследовательские стратегии. В части текстов доминирует тенденция к реификации “клас- сичности”, т.е. ее трактовки как некоторого стабильного состоя- ния, которое можно использовать для понимания разных явлений социальной жизни. Эта реифика- ция может являться следствием прямых попыток исследователя предложить собственную норма- тивную модель “классичности”, как, например, в статье С. Авда- шева, Л. Тутова и А. Шастивко, которые ставят перед собой цель сформулировать “набор усло- вий квалификации работы как классической” в экономике (С. 104). Однако чаще эта тенден- ция выступает в более мягкой форме, когда автор заявляет, что в научном сообществе принято считать классиками таких-то и таких-то ученых, а потом пред- 414 Рецензии/Reviews лагает собственные размышления о том, почему именно эти авторы стали классиками и какую роль играет классика в данной дисци- плине. Примером такого подхода может быть статья И. Савельевой о классике в историографии (см. особенно С. 306-321 и 326-327). Важно подчеркнуть: я не хочу сказать, что такой подход не имеет права на существование или что полученные выводы будут обяза- тельно некорpектными. Я лишь хочу обратить внимание на то, что в сильной версии данного подхо- да мнение акторов, т.е. в данном случае ученых-представителей определенной дисциплины, абсо- лютно не учитывается. Вероятно, указанная особенность связана с тем, что общепринято полагать, будто они не являются в данном вопросе достаточно информи- рованными и рефлексивными, и что только ученый, вооруженный методологией социальных наук, владеет нужными качествами и, соответственно, способен выне- сти тут какое-либо окончательное суждение. Подобная ситуация и со слабой версией такого подхода. Хотя тут присутствует ссылка на мнение научного сообщества, однако в большинстве случаев она яв- ляется скорее риторической, и после констатации, что в сообще- стве принято считать классиком такого-то ученого, автор начинает высказывать собственные сообра- жения относительно причин такой ситуации. Так, например, Саве- льева в своей статье пишет, что в “современной макросоциальной истории… к классическому блоку с полным правом можно отнести исследования Фернана Броделя, Питера Стирнза, Чарльза Тилли, Эрика Хобсбаума. Эти работы до сих пор на слуху (на виду), и без их упоминания исследование аналогичных сюжетов будет вы- глядеть некорректно” (С. 309310 ). И тут же отмечает, что эти работы являются классическими, т.к. стали “основополагающими в современных субдисциплинарных направлениях” (С. 309). Если это точка зрения самой Савельевой, то ситуация одна. С этой позицией можно соглашаться или не соглашаться, дискутиро- вать, но очевидно, что каждый исследователь имеет право на свою позицию, если он ее над- лежащим образом обосновывает. Однако если в данном случае ав- тор высказывает мнение научного сообщества, т.е. утверждает, что действительно все, большинство или хотя бы существенная часть историков определенной дис- циплинарной области считают Броделя и Хобсбаума классиками именно потому, что они стали ос- нователями этой дисциплинарной области, то мы должны верить ему на слово, т.к. автор не показывает, 415 Ab Imperio, 3/2011 как он пришел к этому утвержде- нию. Я не хочу априорно утверж- дать, что этого не может быть, но подозреваю, что тщательный ана- лиз мнения представителей такого сообщества показал бы, что в дей- ствительности ситуация гораздо более сложная и неоднозначная. Понятно, что в большинстве слу- чаев в своих работах ученые пря- мо не высказываются на эти темы, чаще свидетельства признания классического статуса какой-либо работы или автора можно найти в воспоминаниях, интервью, публи- цистических работах – источни- ках более редких и сложных для исследования. Но ведь если мы говорим о современной науке, то исследователь проблемы классики в социальных и гуманитарных дисциплинах имеет уникальную возможность непосредственного контакта с учеными-представите- лями данной дисциплины, и при помощи проблемного интервью или анкетного опроса может получить гораздо более полную информацию по интересующему его вопросу, чем, скажем, иссле- дователь феномена классичности в науке ХІХ века. Что меня, на- верное, наиболее сильно удивило и разочаровало в рецензируемой книге, так это то, что никто из представленных в ней авторов не пошел в своем исследовании по этому, казалось бы, очевидному пути. Сторонники второй исследо- вательской стратегии, представ- ленной в сборнике, не склонны реифицировать классичность, а рассматривают ее скорее как от- ношение, как связь (пусть только дискурсивную), которая возника- ет между разными учеными и их работами. Такое понимание клас- сичности предполагает гораздо более внимательное отношение к акторам и их видению этой проблемы, что, в свою очередь, может давать на выходе неожи- данные плоды, когда мы как ре- зультат исследования получаем не набор абстрактных и универ- сальных функций классики, а представление о классичности как о своеобразном фантоме, сте- реотипе, который в определенных ситуациях может препятствовать адекватному пониманию данного произведения. Примером такого подхода в рецензируемой книге может быть статья Петра Резвых, в которой он прослеживает про- цесс возникновения представле- ния о немецкой идеалистической философии первой половины ХІХ в. как о классической. Автор убедительно показывает, что это представление смогло утвер- диться прежде всего благодаря некритическому восприятию ряда структурных элементов языка са- моописания немецкого идеализма первой половины ХІХ в., а также ряда стереотипов истории фило- 416 Рецензии/Reviews софии в ее ориентированном на дидактику варианте. Все это, по мнению Резвых, определяет, что подлинное значение немецкого идеализма остаётся так до конца и не понятым, пока за ним сохраня- ется стереотипное представление классического учения. Чтение “Классики и клас- сиков” еще раз убедило меня в точности и актуальности диа- гноза, поставленного недавно со- циологии и социальным наукам в целом Бруно Латуром в его книге “Reassembling the Social”.1 Отли- чие между двумя основными под- ходами в современных социаль- ных науках, на которое указывает Латур, связано именно с разным толкованием термина “социаль- ный”. Если сторонники первого, традиционного подхода, который Латур называет “социологией того, что является социальным”, склонны трактовать “социальное” как “стабилизированное состоя- ние вещей, совокупность связей, которые позднее можно исполь- зовать, чтобы понять какое-либо другое явление”, то во втором подходе, который Латур называет “социологией связей”, “социаль- ное” понимается не как “какая- либо вещь среди других вещей”, но как “тип связи между вещами, которые сами не являются соци1 Bruno Latour. Reassembling the Social: An Introduction to Actor – Network Theory. Oxford, 2005. 2 Ibid. Pp. 1, 5. альными”.2 Отсюда уже следуют и отличия в понимании целей и методов исследования. Латур подчеркивает, что социальные на- уки смогут надлежащим образом ответить на вызовы современ- ного мира только в том случае, если они смогут пересмотреть свое традиционное понимание социального. Думаю, что внима- тельный читатель, знакомясь с работой “Классики и классика в социальном и гуманитарном зна- нии”, найдет немало аргументов, подтверждающих этот тезис… ...

pdf

Share