ИЗ ОПЫТА ПРЕПОДАВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИСТОРИИ: ИСТОРИЯ ТАТАРСКОГО НАРОДА В КАЗАНСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ

Ab Imperio, 3-4/2000 359 Искандер ГИЛЯЗОВ ИЗ ОПЫТА ПРЕПОДАВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИСТОРИИ: ИСТОРИЯ ТАТАРСКОГО НАРОДА В КАЗАНСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ Всем вам хорошо известны основные недостатки и стереотипы ис- торических представлений недавнего прошлого, корни которых, со- вершенно очевидно, кроются в особенностях советской идеологиче- ской системы. В то же время, начиная разговор о преподавании нацио- нальной истории, говоря о проблемах вчерашнего дня и нынешней си- туации, мне хотелось бы вспомнить, что одним из главных недостатков исторической науки советского периода, оказавшим понятное влияние и на исследование национальной истории, было во многих случаях ли- бо игнорирование исторических источников, либо минимальное, явно недостаточное внимание, (даже неуважение) к ним. Сразу хочу огово- риться, что в данном случае речь идет об общей тенденции, и мне не хотелось бы представать в роли обвинителя и отвергать абсолютно всё в советской исторической науке, которая, безусловно, имела немало достижений. При изучении конкретных проблем историки все-таки были вынуж- дены ограничиваться концептуальными предписаниями, сочиненными партийными идеологами, выискивая в источниках лишь то, что вписы- И. Гилязов, Из опыта преподавания национальной истории... 360 валось в строгую концепцию классового подхода. Схема была состав- лена, и историкам оставалось лишь находить факты и события, кото- рые в эту схему вписывались. Если же нет, то тем хуже для фактов. Принцип классовости скрывал, подменял сущность многих историче- ских явлений. Развитие наций, государств, цивилизаций фактически сводилось к характеристикам классовой борьбы, являвшейся офици- ально признанным “двигателем исторического прогресса”. Конечно, противоречия, конфликты между социальными группами в истории от- рицать нельзя, но они в разных условиях были неодинаковы, приобре- тая разный характер и разные формы. И ни в коем случае классовая борьба не исчерпывает собой всю сложность исторического процесса. Что касается непосредственно истории национальной, т.е. истории отдельных народов бывшего СССР, то и здесь подход советской исто- рической науки был весьма своеобразен. Традиционно он складывался так: национальная история как таковая не изучалась ни в университе- тах, ни тем более в школах Например, в Казанском университете изу- чали лишь историю СССР и Татарской АССР. Причем информация в учебниках по истории СССР тогда строго ранжировалась, согласно ие- рархии советских национальных республик – в основном речь шла в них об истории России, намного меньше говорилось об истории Ук- раины, Белоруссии, других союзных республик. И уже почти ничего не было в них из истории автономных образований. Это, вероятно, можно в определенной степени связать с постулатом о формировании в СССР единой исторической общности – советского народа. Соответственно, мы могли говорить лишь об исторических корнях дружбы народов, и жестко увязывать изучение истории с административно- государственным устройством страны. Скажем, в годы моего обучения в аспирантуре и подготовки кандидатской диссертации по истории та- тарского крестьянства XVIII в. некоторые из старших коллег по секто- ру в Институте истории АН СССР прямо советовали мне писать об от- сутствии в России XVIII в. национально-религиозного угнетения и об исключительно дружеских отношениях между народами в период фео- дализма. В качестве “татар”, которые добились значительных высот в жизни России, почему-то обязательно назывались Юсуповы. Проблема становления, развития отдельных этносов в исторических курсах затрагивалась “постольку поскольку”. Это часто зависело и от желания и квалификации преподавателей. Подчеркну, что националь- ный мотив в преподавании истории ТАССР присутствовал, но он огра- ничивался строгими рамками – границами автономной республики. То, что три четверти этнических татар проживает за пределами этой рес- Ab Imperio, 3-4/2000 361 публики, историками тогда просто игнорировалось (правда, частично этот пробел восполняли этнографы). А административные границы со- ветского времени легко и произвольно проецировались на прошлое, поэтому и возникали порой мало вразумительные выражения вроде “история Татарской АССР в период феодализма”. Так складывалась, по выражению Д. Исхакова, “урезанная” история. А татары, проживавшие за пределами республики, тем самым отрывались от общего хода та- тарской истории, поскольку волей судьбы они были жителями другой республики или области, и их прошлое становилось составной частью, например, истории Чувашии или Мордовии. Такая трактовка истории нанесла очень большой вред самим татарам, их этническому самосоз- нанию, их языку, культуре, способствовала значительному сужению культурных горизонтов народа. Как известно, татары в конце XIX – начале XX в. в России ощущали себя частью одного этноса, хотя и проживали в разных уголках импе- рии. Для них было несколько “духовных столиц” – Казань, Уфа, Орен- бург, но и в других городах они, несмотря на все препоны царской ад- министрации, могли удовлетворять свои культурные и религиозные потребности. Практически везде, где жили татары, выходили газеты, журналы, издавались книги на татарском языке, открывались татарские школы – и все это было востребовано. Оказавшись в иной ситуации в советское время, в иных, гораздо более жестких административных границах, имея на протяжении всей советской истории указанный вы- ше подход к историческому прошлому, татары практически потеряли многие из прежних достижений (газеты и журналы издавались только в Казани, театры, школы, книги – все осталось лишь в ТАССР, любая попытка установления связи с соплеменниками в других областях и республиках с глубоким подозрением воспринималась как проявление национализма). Оценка большинства событий национальной истории разного вре- мени давалась исключительно искусственно. Особенно примечательно выражение “с учетом исторической перспективы”, с помощью которо- го фактически любое злодеяние, любую черную страницу истории можно было оправдать. Например, жестокости русских войск в 1552 г. после взятия Казани упоминались обычно довольно бегло и невразу- мительно (по крайней мере, об этом не рекомендовалось говорить мно- го), но зато необходимо было много и подробно рассказывать об исто- рической прогрессивности для народов присоединения к России Сред- него Поволжья. В советское время доходило до полного абсурда, когда все народы, и в первых рядах национальные историки, в угоду полити- И. Гилязов, Из опыта преподавания национальной истории... 362 ческой конъюнктуре просто искали в прошлом факты добровольного присоединения к России. И только татарам это было сделать затрудни- тельно, так как завоевание Казани войсками Ивана Грозного из исто- рии вычеркнуть было невозможно. Здесь на помощь приходила широ- ко известная фраза Ф. Энгельса о прогрессивности русского господства для башкир и татар, но и эта фраза, как известно, была подретуширо- вана и сокращена. Здесь хотелось бы упомянуть и еще одно явление, широко распро- страненное в советской исторической науке в изучении происхождения народов. Тогда было весьма модно подменять проблемы этнического процесса проблемами социально-этнической психологии – т.е. искать (и находить!) в прошлом хороших, положительных предков. Если та- ковых не было, то необходимо было их создавать. То, что политический заказ, схема господствовали в официальной трактовке и в преподавании татарской истории, подтверждается и сле- дующими примерами. Возьмем известную болезненную дискуссию об этногенезе казанских татар. В 1944 г., как вы знаете, последовало пе- чально известное постановление ЦК ВКП(б) о работе Татарской пар- тийной организации, в котором напрямую было указано, как следует трактовать даже далекое прошлое. Был осужден “феодально-байский эпос” Едигей. Тем самым на долгие десятилетия из татарской истории фактически был выброшен период Золотой Орды. Уже после войны в качестве ответа на решение партийного руководства состоялось рас- ширенное заседание представителей академической науки по вопросам происхождения казанских татар, на котором было заявлено, что татары являют собой автохтонное население Среднего Поволжья, что это по- томки волжских булгар. Золотоордынский компонент в происхожде- нии татар Поволжья начисто отвергался. Говоря о Золотой Орде, исто- рики были вынуждены подчеркивать паразитический характер этого государства и всячески превозносить освободительную борьбу народов нашей Родины против монгольских завоевателей. Очень строгим было отношение к религиозному компоненту этни- ческой истории. Как известно, ислам в татарской истории XVII-XIX вв. занимал особое место. Он стал объединяющим фактором, символом национально-освободительной борьбы, протеста против национально- культурного гнета. Не случайно термин “мусульманин” для многих та- тар того времени имел явственный этнический оттенок, заменяя все прочие этнонимы. Об этом историки были вынуждены умалчивать, в силу негативного отношения к религии в советскую эпоху. Потому и оценки религиозного реформаторства XIX в. — джадидизма — были Ab Imperio, 3-4/2000 363 очень трудны: с одной стороны, вроде, реформаторы, а с другой сторо- ны, религиозные. Поэтому трактовки джадидизма в разное время дава- лись очень различные – от прямого неприятия до осторожной и уме- ренной похвалы (но обязательно с указанием на реакционность рели- гиозного “дурмана”). Политический заказ, естественно, еще более превалировал в трак- товке событий национально-государственной истории советского вре- мени – оценка политических партий, национальных лидеров была на- столько тонким и сложным делом, что не всякий историк рисковал близко подходить к подобным сюжетам. На некоторые имена и темы было наложено абсолютное табу, в лучшем случае они упоминались только в черном свете. Примерно с такими проблемами приходилось нам сталкиваться в преподавании и исследовании татарской истории в советское время. Что же нового принесла нам постсоветская эпоха? Понятно, что возможность свободного исторического исследования позволила поднимать самые острые вопросы и проблемы. Но в то же время, оказалось, что не все историки готовы к такому повороту. Прежде всего, важно отметить, что в изучении татарской истории мы, наконец, начинаем отрываться от замкнутых административных границ республики Татарстан. Дисперсный характер расселения этни- ческих татар, многочисленность и пестрота татарской диаспоры учи- тывались в 1989 г., когда в Казанском университете создавалась кафед- ра истории татарского народа – насколько я знаю, впервые историче- ская кафедра в пределах тогдашнего СССР была названа именем наро- да, а не территории. И это оказалось не голословной декларацией – не- смотря на малочисленность кафедры, ее сотрудники изучают самые разные проблемы татар различных регионов России и СНГ, делая осо- бый упор на расширение источниковой базы татарской истории. Очень отрадным явлением стал интерес историков к разным про- блемам истории народа – от древности до современности. Затрагива- ются ранее закрытые темы, возвращаются забытые имена, открывают- ся архивы, разворачиваются дискуссии. Одним из самых знаменатель- ных диспутов последнего времени я бы назвал дискуссию начала 1990-х годов между так называемыми булгаристами и татаристами, своеобраз- ный спор поколений татарских историков (противостояние М. Закиева и Д. Исхакова). Не всегда она ведется корректно, порой переходит в лич- ностную плоскость, но сам факт научного спора по проблемам этноге- неза, конечно, радует. И. Гилязов, Из опыта преподавания национальной истории... 364 Сегодня сомнению подвергаются многие прежние установки и сте- реотипы: особенно это касается концепции присоединения татар к Рус- скому государству, оценки роли религии в татарской истории, изуче- ния татарской культуры, судьбы идей татарской государственности от XVI до XX вв. Есть новые трактовки исторических источников и роли исторических личностей в татарской истории. Очень возрос интерес к изучению исторической судьбы татарской диаспоры, татарской эмиг- рации. На мой взгляд, однако, в изучении и преподавании национальной истории в настоящий момент больше сложностей, чем настоящих дос- тижений. Оно и понятно, так как прошло не так уж много времени, чтобы все могло в корне измениться. Весьма трудно развивается теоретический подход к проблемам на- циональной истории (очевидно, что это не только проблема татарских историков). На мой взгляд, мы все еще находимся в плену советских представлений о том, как определять нацию, ее основные признаки, как идет ее формирование, каковы основные особенности складывания та- тарской нации. Не всякий историк рискнет ответить на эти вопросы без колебаний. Пожалуй, лишь работы Д. Исхакова, И. Измайлова пред- ставляют собой серьезную попытку разобраться в этих проблемах. Отсутствие ранее принятой привычной схемы сказалось, по- видимому, и на том, что в настоящее время студентам университета мы не можем предложить полноценного учебника по истории татарского народа (хотя учебник – это всегда в определенном смысле схема). Причина этого, среди прочего, и в отсутствии единого подхода, кон- цепции развития национальной истории. Даже школьникам сегодня предлагается несколько вариантов средневековой татарской истории (в том числе и учебник “Родиноведение” Ф. Нурутдинова, излагающий ее с чисто булгаристских позиций). Готовы ли учителя, наши же бывшие студенты, полностью разобраться в такой ситуации и помочь разо- браться в ней своим ученикам – вопрос далеко не простой. Материальные трудности создают еще одно препятствие для иссле- дования исторических проблем – это прежде всего отсутствие возмож- ности полноценных командировок для работы в архивах. Современная историческая литература, даже на русском языке, далеко не всегда до- ходит до казанских библиотек. Редко проводятся конференции, науч- ные семинары. Поэтому историки зачастую не знают даже того, чем занимаются наши ближайшие соседи в Йошкар-Оле или Чебоксарах. Незнание иностранных языков, слабое техническое оснащение гумани- Ab Imperio, 3-4/2000 365 тарных вузов также не способствует быстрому прогрессу наших иссле- дований. И еще на одну яркую особенность в исследовании и преподавании национальной истории мне хотелось бы обратить ваше внимание. От- сутствие ограничений, возможность свободного изложения своего мнения сыграли злую шутку со многими исследователями. Некоторые из наших коллег, прежде всего журналисты и писатели, с необычайной легкостью пересмотрели многие события национальной истории, фак- тически перейдя из одной крайности в другую. Отвергая все положе- ния советской исторической науки, они принялись механически отвер- гать и все прежние подходы. То, что раньше критиковалось, теперь превозносится, и, соответственно, наоборот. Здесь, на мой взгляд, на- лицо явный перехлест эмоций. Причем многие из достижений новояв- ленных историков издаются энтузиастами большими тиражами, широ- ко рекламируются. Они известны и нашим студентам, так что препода- вателям приходится в настоящее время преодолевать не только преж- ние фальсификации и стереотипы, но и бороться с фальсификациями настоящего времени. Размышления после дискуссии Дискуссия, которая развернулась после прочтения этого доклада, на мой взгляд, протекала в двух плоскостях. Во-первых, сам по себе исто- рический материал, о котором шла речь в выступлении, многим из уча- стников конференции был не очень хорошо знаком, поэтому большин- ство вопросов сводилось к уточнениям по поводу того или иного сю- жета татарской истории или же интерпретации таких сюжетов в ходе преподавания. Правда, некоторые из высказанных суждений в этой части я бы серьезно оспорил (например, высказывания о религиозной терпимости в России в XVII-XVIII вв.; о ненужности и даже потенци- альной опасности пропаганды национальной культуры и языка для ди- аспоры и пр.) Во-вторых, ряд мнений, безусловно, заслуживал дальнейших раз- мышлений и учета в последующем преподавании национальной исто- рии. Весьма интересным, например, показался мне вопрос о том, что же можно считать хронологическим началом национальной истории, т.е. насколько широко в процессе преподавания национальной истории И. Гилязов, Из опыта преподавания национальной истории... 366 необходимо представлять историю этнических предков? Каково соче- тание истории государственной и истории этнической? Очень плодотворным мне представляется дальнейшее и более уг- лубленное изучение религиозного и собственно этнического начала в формировании нации (для татар этот момент звучит особенно актуаль- но). И, наконец, очень важным для будущего изучения может стать сюжет о сочетании национального, регионального и общегосударст- венного самосознания – именно в таком смысле он еще татарскими ис- ториками не затрагивался. Кем же в действительности в разные эпохи, в разной обстановке ощущали себя татары – собственно татарами, по- томками могущественной Золотой Орды, жаждущими восстановления былого государства, жителями региона Среднего Поволжья и Приура- лья или же больше подданными Российского государства? Постановка этой проблемы, на мой взгляд, очень перспективна... ...