In lieu of an abstract, here is a brief excerpt of the content:

Рецензии 308 and come up with democratization /economic reform strategies that take into consideration security component as well. Some of Snyder’s suggestions, such as, delegating more power to the majority to enable one ethnic group to monopolize the state power with tangible side benefits distributed to those disadvantaged by such institutional arrangement sounds reasonable in some cases. However, these cases should be carefully tailored to specific democratizing country ’s conditions. Snyder shares with the reader his skeptical point of view on traditional for the Western world policy advice to press all dictators to democratize immediately . In his view, the implementation of such a policy may lead to factionalism along the ethnic lines that in the absence of effective institutions for channeling social cleavages may ultimately lead to nationalist conflict . In other words, speeding up the democratization processes may lead to various negative consequences such as counterrevolutionary backlash. Nevertheless, I would like to recommend this book to everyone who is interested in nationalism, democratization , and political elites’ calculations . “From Voting to Violence” may be an extremely useful handbook for policymakers dealing with the democratizing countries and regions. Марина МОГИЛЬНЕР Россия в мемуарах. Евреи в России: XIX век: А. И. Паперна. Из Нико- лаевской эпохи; А. Г. Ковнер. Из записок еврея; Г. Б. Слиозберг. Де- ла давно минувших дней / Вступ. статья, сост., подгот. текста и ком- мент. В. Е. Кельнера. М.: Новое ли- тературное обозрение, 2000. Издательство “Новое литера- турное обозрение” (НЛО) выпусти- ло очередную книгу в серии “Рос- сия в мемуарах”. Кажется, впервые в современной России в свет выхо- дят еврейские мемуары в отличном издании (фирменный стиль НЛО) и с подробными комментариями. В. Е. Кельнер, составитель сборника, написавший вступительную статью и комментарии, задумал и осуще- ствил отличный проект, который, можно надеяться, станет началом систематических публикаций ис- точников по русско-еврейской ис- тории. Итак, Кельнер в своем сборнике стремился показать Россию глазами тех, “кто составлял еврейский мир, жили на ‘еврейской улице’ Рос- сии.” (с. 5). Однако определение “еврейские мемуары” лишь фор- мально описывает тексты, вошед- шие в сборник. На самом деле в сборнике собраны мемуары “рос- сийских евреев”, изначально пи- савшиеся по-русски и для русско- язычной аудитории; писавшиеся людьми, покинувшими “еврейскую Ab Imperio, 2/2000 309 улицу” физически и, в значитель- ной степени, духовно. Духовное покидание, в данном случае, не означает, что они перестали инте- ресоваться еврейскими проблема- ми, о чем красноречиво свидетель- ствуют мемуары. Но они разучи- лись воспринимать “еврейскую улицу” органически, заново вы- строили свое “еврейство” (а с точки зрения “еврейской улицы” оно не должно подвергаться “деконструк- ции”), писали и думали о “еврей- ском вопросе” на другом языке, другими понятиями, в другом куль- турном контексте. Мемуары Абра- ма Израилевича Паперно, Аркадия Григорьевича Ковнера и Генриха Борисовича Слиозберга исключи- тельно удачно дополняют друг дру- га, демонстрируя три возможных модели формирования типа “рус- ского еврея”, а еще точнее – пред- ставителя русско-еврейской интел- лигенции. Исходной точкой пути каждого было еврейское местечко. При всей разнице в восприятии Местечка (сентиментальное, высокомерно- критическое и проч.), в мемуарах оно неизменно ассоциируется с собственно еврейским миром, ми- ром закрытым и существующим как бы вне России. Особенно точно это ощущение передал Паперна. Его Местечко – это цельная модель мира, в центре которого – евреи, а на периферии нечетко обозначены белорусы, татары, еще дальше – русские. Географический и духов- ный центр местечка, ось еврейского мира – синагога. Местечку проти- вопоставлен большой город, где можно получить нееврейское обра- зование, преодолеть культурную и социальную изолированность Ме- стечка (еврейского мира), интегри- роваться в общероссийскую жизнь. Раздумывая о своем особом пу- ти из Местечка в Город, все три ав- тора пытаются ответить на вопрос: кто они, в каких отношениях к ев- рейскому и к российскому миру находятся. Так, Ковнер переосмыс- ливает собственное еврейство, для него Местечко становится вопло- щением культурной отсталости, фанатизма и предрассудков. Он не просто уходит в Город, он бежит из Местечка, и крещение является символическим завершением его пути в Россию. Слиозберг также заново пересматривает свое еврей- ство и формулирует для себя “ев- рейский вопрос”. Причем делает он это, апеллируя к западному поли- тическому опыту, западным юри- дическим теориям, и рассматривает “еврейский вопрос” как один, наиболее близкий ему лично, ас- пект российской имперской поли- тики. Эта тема заслуживает особого внимания, выводя мемуары за рам- ки собственно “еврейской исто- рии”, ведь, по словам А. Каппелера, “к концу XIX века еврейский во- прос находился в центре дискуссий (о национальности), и евреи стали наиболее важным объектом […] национальной политики.”5 К сожа5 Andreas Kappeler. Rußland als Vielvölkerreich. Enstehung-Geschichte-Zerfall. München, 1992. S. 220. Рецензии 310 лению, в историографии все еще превалирует тенденция рассматри- вать “еврейский вопрос” в России как совершенно специфический комплекс проблем, мнений и поли- тических шагов, формировавшийся не в русле общеимперской нацио- нальной политики, а по своей осо- бой логике. Тем самым воспроиз- водится точка зрения столетней давности, характерная, в частности, и для представленных в сборнике мемуаров. На фоне набирающих сегодня в России силу исследова- ний в области национальной поли- тики создалась возможность серь- езного анализа и верификации по- добного подхода, растождествле- ния взглядов мемуаристов и иссле- дователей русско-еврейских мему- аров, в распоряжении которых находятся труды коллег, изучаю- щих политику в отношении других национальных меньшинств Импе- рии. Но и этого мало: прежде всего в “еврейском вопросе” государ- ственные чиновники обращались к опыту таких стран, как Германия, Австро-Венгрия или Франция, пы- таясь внедрить импортированные ассимиляторские и эмансипатор- ские модели на российской почве. В свою очередь, как это видно, например, из мемуаров Слиозберга, европейский контекст при опреде- лении своего места в обществе был актуален для русско-еврейских ин- теллектуалов не меньше, чем рос- сийский. При этом и на правитель- ственном уровне, и в русской, и в еврейской прессе, и, как свидетель- ствуют опубликованные мемуары, - среди представителей русско- еврейской интеллигенции обсужда- лась проблема своеобразия евреев как нации, сама возможность их ассимиляции, природа еврейской солидарности, отношение евреев к “приютившему” их государству (вопрос лояльности), распростра- нялись спекуляции по поводу “национальных черт” и т.п. Все это вместе взятое позволяет увидеть, как во второй половине XIX века, формировалась имперская идеоло- гия (на уровне основных понятий, языка, конкретной политики) и по- нимание “национального,” как од- ного из ее аспектов, через призму “еврейского вопроса”. Несмотря на структурную схо- жесть, мемуары, вошедшие в сбор- ник, демонстрируют разное пони- мание “еврейского вопроса”, разное отношение их авторов к еврейско- му миру и к миру за пределами Ме- стечка. С точки зрения индивиду- ального времени, Местечко – это прошлое каждого мемуариста. Па- перна, Ковнер и Слиозберг демон- стрируют разную степень отстра- ненности от него и предлагают соб- ственное оригинальное видение “еврейского вопроса” в России с точки зрения “российского еврея”. Помимо этого, мемуары дополняют и продолжают друг друга хроноло- гически: Паперна и Ковнер прошли свой путь из Местечка в Город в 1840-70-е годы, Слиозберг – в поре- форменные десятилетия. Таким образом, мемуары скла- дываются в единое повествование о судьбе российского еврея, поте- Ab Imperio, 2/2000 311 рявшего опору в еврейском мире, покинувшего Местечко и стремя- щегося найти свою нишу в новом большом мире (Город, Россия, рус- ская культура, европейская культу- ра и т.д.). Мне кажется, что только в такой перспективе отбор именно этих мемуаров (из множества воспоми- наний, публиковавшихся в дорево- люционной русско-еврейской прес- се) выглядит обоснованным. Сам В. Е. Кельнер предложил очень общее обоснование своего выбора: он опубликовал русскоязычные вос- поминания, “освещающие еврей- скую жизнь в России в XIX веке” (с. 25). И хотя Кельнер отмечает, что в мемуарах описана эпоха, “в течение которой произошло преоб- разование еврейства польско- немецкого в еврейство российское” (с. 26), он никак не развивает и не комментирует эту мысль. Предисловие Кельнера к сбор- нику, озаглавленное “Евреи, кото- рые жили в России”, представляет собой исторический очерк, который может существовать совершенно автономно от мемуаров Паперна, Слиозберга и Ковнера, или предва- рять любые другие публикации на еврейскую тему. Краткие биогра- фические справки о мемуаристах и замечания типа “воспоминания со- хранили подробности еврейского быта, отразили повседневную ду- ховную и религиозную жизнь народа” не исчерпывают своеобра- зия именно этих текстов и никак не проясняют идею сборника. Если мемуарный текст воплощает в себе уникальный опыт “российского ев- рея”, то текст предисловия пред- ставляет историю евреев на терри- тории Российской империи в XVIII-XIX веках в основном через призму государственной политики по отношению к евреям. Мемуары подсказывают интереснейшую те- му для размышлений и научного изучения. Эту тему один из лучших современных историков российско- го еврейства, Бенджамин Натанс, охарактеризовал как “встреча евре- ев с Россией” (Jewish encounter with Russia),6 в то время как текст пре- дисловия навязывает привычный и давно утвердившийся в историо- графии взгляд на еврейскую исто- рию как на продукт государствен- ной политики, регулировавшей ев- рейскую жизнь. Понятно, что для чтения мемуа- ров требуется знание контекста. Но вряд ли довольно общий историче- ский очерк Кельнера исчерпывает “контекст”, необходимый для по- нимания именно тех мемуаров, ко- торые составили сборник. Кельнер вовсе не упоминает, либо затраги- вает вскользь целый ряд принципи- альных для интерпретации именно этих мемуаров вопросов: как раз- ные слои российского общества воспринимали евреев; когда и как формировалось понятие “русский еврей”; кто являлся “идеальным читателем” этих мемуаров, были ли 6 Benjamin Ira Nathans. Beyond the Pale: The Jewish Encounter with Russia, 1840-1900. Ph.D dissertation, University of California, Berkeley. 1995. Рецензии 312 они адресованы в прошлое авторов, т.е. евреям Местечка, или какой-то другой группе читателей, возмож- но, не только и не столько евреям; насколько этот русско-еврейский текст, повествующий об интеллек- туальном, идейном и нравственном становлении (перерождении) типи- чен для жанра интеллигентского текста в России вообще и т.п. Часть этих проблем имплицитно заложе- на в тексте мемуаров, другие дол- жен был, на наш взгляд, обозначить Кельнер в своем предисловии, дабы вывести мемуары за пределы про- стого “бытописания” и придать им необходимую глубину. Наконец, мемуары Слиозберга довольно широко используются ан- глоязычными исследователями, т.е. они уже введены в научный оборот и перепечатка их в этом сборнике должна иметь веское обоснование. Выдумывать здесь ничего не надо: как я уже говорила выше, воспоми- нания Слиозберга представляют один из вариантов пути из Местеч- ка в Россию, удачно дополняя ва- рианты Паперна и Ковнера. А раз так, то писать следовало бы именно о своеобразии этих вариантов. Все сказанное не означает, что составитель сборника не сумел оценить значимость отобранных им самим мемуаров. Один только факт их тщательного, подробного и бе- режного комментирования свиде- тельствует об обратном (сборник снабжен комментариями к текстам мемуаров, Толковым словарем ев- рейских терминов, Указателем пе- риодических изданий и Именным указателем). Да и сама идея такого сборника, повторюсь, чрезвычайно удачна. Речь идет, скорее о виде- нии еврейской истории: для Кель- нера она, со всеми оговорками, вписывается в традиционную пара- дигму истории российского еврей- ства как объекта воздействия госу- дарства. Отобранные же Кельнером для публикации мемуары предпо- лагают, что их авторов рассматри- вают как субъектов собственной истории, как создателей (и в жизни, и на бумаге) собственных биогра- фий. Несмотря на то, что в преди- словии Кельнера упоминаются та- кие термины как “эмансипация” и “ассимиляция”, они звучат фор- мально, вне связи с мемуарами Па- перно, Ковнера и Слиозберга. А между тем, эти русско-еврейские мемуары способны существенно скорректировать довольно распро- страненную в историографии точку зрения, согласно которой в России, в отличие от европейских стран, эмансипаторско/ассимиляторская парадигма проявила себя слабо. Мысль о том, что российские евреи перешли от долиберальной фазы исторического развития (средневе- ковая общественная структура, традиционные религиозность и уклад жизни) прямо в постлибе- ральную фазу (проекты националь- ного возрождения, мессианские со- циальные доктрины), наиболее чет- ко была изложена в свое время во влиятельном исследовании Джона- тана Франкеля “Prophecy and poli- Ab Imperio, 2/2000 313 tics.”7 Вошедшие в рецензируемый сборник мемуары явно отсылают читателя к некой третей “фазе” ис- торического развития, проигнори- рованной как самим Франкелем, так и его последователями – фазе, когда в российском еврействе раз- нообразно проявлялись эмансипа- торские и ассимиляторские тенден- ции… В определенном смысле, сбор- ник “Евреи в России: XIX век” от- мечает некую веху в развитии со- временной иудаики в нашей стране. Интерес к истории евреев велик, о чем свидетельствует сам факт вы- хода этого сборника в НЛО. Уро- вень комментирования указывает на то, что в области возрождаю- щейся у нас русско-еврейской ис- ториографии накоплено значитель- ное количество эмпирических дан- ных. На повестке дня стоит про- блема поиска новых интерпретаци- онных моделей, выведения еврей- ской истории за пределы Местечка. 7 Jonathan Frankel. Prophecy and Politics: Socialism , Nationalizm, and the Russian Jews, 1862 – 1917. Cambridge, England, 1981. Konrad ZIELIŃSKI Janusz Szczepański. Społeczeństwo Polski w walce z najazdem bolszewickim 1920 roku. Warszawa – Pułtusk: Naczelna Dyrekcja Archiwów Państwowych & Wyższa Szkoła Humanistyczna, 2000. The historiography of the PolishBolshevik War accumulated a considerable number of accounts by Polish, Russian, Soviet and Ukrainian historians . In interwar Poland military aspects of the war were discussed and argued upon most often. Controversies erupted about the origin of the Polish counteroffensive plan of August 1920. Historians disagreed on the course of events during the Battle of Warsaw. After 1945 the Russian interpretation of the war was deeply influenced by Soviet propaganda, which tended to emphasize the peaceoriented approach of Soviet Russia to foreign policy, contrasting it to the “imperialistic” objectives of the Polish policy towards the Eastern Borderlands (“Kresy wschodnie”). This aspect of the Polish foreign policy was conceptualized in terms of the “exuberant Polish nationalism.” After 1989 historians revisited the problem of the Polish-Bolshevik War, without risking the intervention of censorship. Access to opened former Soviet Union archives facilitated new venues of historical investigation, namely the genesis, course of warfare, and consequences of the war. New research re- ...

pdf

Share