АРГУМЕНТ ИСТОРИКА ПРОТИВ ИСТОРИЦИЗМА: ПОСЛЕСЛОВИЕ К “МИФАМ И ЗАБЛУЖДЕНИЯМ В ИЗУЧЕНИИ НАЦИОНАЛИЗМА” РОДЖЕРСА БРУБЕЙКЕРА

Ab Imperio, 2/2000 269 В порядке дискуссии Сергей ГЛЕБОВ АРГУМЕНТ ИСТОРИКА ПРОТИВ ИСТОРИЦИЗМА: ПОСЛЕСЛОВИЕ К “МИФАМ И ЗАБЛУЖДЕНИЯМ В ИЗУЧЕНИИ НАЦИОНАЛИЗМА” РОДЖЕРСА БРУБЕЙКЕРА* Более десяти лет прошло с того момента, как волна “бархатных рево- люций”, создавших новые “национальные” режимы, прокатилась по Вос- точной Европе. Истекает и десятилетие с момента распада Советского Союза. Очевидно, что проблематика построения национальных государств находится в центре социологического и политического анализа ситуации в постсоветском мире. Количество клише, с помощью которых аналитики всего мира пытаются обработать ошеломляющее количество информации об этих процессах, давно превысило все допустимые нормы. Примитив- ный, или по словам Брубейкера, “манихейский”, стиль продолжает господ- ствовать в научной и популярной литературе, разделяя явления и события на удобные, но не адекватные категории. Во второй части своей статьи Брубейкер останавливается на распро- страненном мифе об “анти-национальном” характере советского режима, на теории манипуляции элит, на чрезвычайно укорененной “социальной онтологии” группы и на аналитически привлекательном, но противоречи- вом делении типов национализма на гражданские и этнические (это деле- ние, принадлежащее Хансу Кону, виднейшему теоретику национализма * Редакция AI приглашает читателей высказать свои соображения по поводу возможности использования концепции Р. Брубейкера в качестве методологического основания историче- ских исследований. С. Глебов, Аргумент историка против историцизма… 270 середины XX века, остается одним из самых спорных положений любого теоретизирования национализма).1 Каким же образом теоретические работы Брубейкера могут оказать влияние на наши представления о процессах национального строительства в огромном посткоммунистическом регионе? Как мы можем применить критические замечания по поводу самых разных теорий и концепций к собственному, порою очень политизированному опыту? Возьмем один простой пример и попытаемся взглянуть на него сквозь призму мысли Брубейкера. Теоретизирование национализма основывается на представлении о существовании онтологически укорененной, “длящей- ся” группы. Другими словами, теоретизирование национализма основыва- ется на убеждении, общем для теоретика и националиста, что группа (на- ция или этнос) обладают непрерывной историей, перетекающей из одного периода в другой, подобно школьнику, меняющему классы с первого по десятый в порядке взросления и посредством сдачи экзаменов. Предпола- гается, что значение каждого периода, его культура, его, говоря навеянны- ми Гегелем словами российских историков начала XX века, “национальное самосознание” определяется периодами предшествовавшими, их культу- рой и “национальным духом”. Подобный взгляд, несмотря на всю его при- влекательность, может привести к серьезным заблуждениям. Многознач- ность исторического процесса, элемент случайности в нем, новые куль- турные формы и значения вырабатываются в зависимости от конкретной исторической ситуации, в зависимости от наличия или отсутствия каких- то семиотических форм, которые обретают содержание. Нация, как когни- тивная форма, используется элитами или приобретает определенное со- держание именно в силу конкретных исторических обстоятельств, а не в силу глубоко укорененных традиций этноса или культуры. Периоды исто- рии безусловно связаны между собой, но эта связь значительно слабее, чем представляется в учебниках истории. Киевская Русь, Московское Царство, императорская Россия, Советский Союз и посткоммунистическая Россий- ская Федерация не являются олицетворением, проявлением одного и того же исторического организма. Это особенно верно по отношению к перио- дам Новейшей истории, когда скорость изменений и их глубина, вызван- ные процессом модернизации, оказывают глубочайшее воздействие на взгляды и поведение людей. Характерный пример нашего времени – это полусознательные попытки представить современную Россию, модерни- зированную страну с демократическими институтами, общей гражданской культурой и массовым образованием, чуть ли не прямой преемницей цар- ской империи. Безусловно, современный русский язык, служащий одним из фундаментов национального строительства в посткоммунистической 1 Hans Kohn. Nationalism, its Meaning and History. Malabar, Fla., 1982. Ab Imperio, 2/2000 271 России, был сформирован в императорский период. Также безусловно, что культура, которую столь успешно насаждали (или распространяли) совет- ские институты в течение семидесяти лет, была основана на культуре им- перского периода. Но в том-то и заключается парадокс истории – с ее хо- дом культура, которая в императорский период была культурой элиты, в современной России является более или менее массовым феноменом, не говоря уже о тех существенных изменениях, которые были привнесены советской жизнью и советскими реалиями. Опасность переоценки исторического наследия ведет не только к не- верным теоретическим посылам. Набившее оскомину обращение журна- листов к истории как главному инструменту при объяснении этнических конфликтов порою приводит к своеобразной переоценке академической истории, по крайней мере в массовом сознании. “Вековой союз”, или “тра- диционное братство” России и Сербии стали расхожим штампом как среди российских, так и среди западных средств массовой информации. Полити- ки же с готовностью используют подобные вдруг возникающие “вековые традиции” в своих целях, реализуя вполне конкретно-исторические, сего- дняшнего времени, задачи. Безусловно, за формулой “векового братства России и Сербии” стоит нечто большее, чем просто манипуляции полити- ческих элит. Общее и кардинальное изменение статуса государства, кото- рое русские считали своим, не может не вызвать фрустраций и обеспоко- енности со стороны граждан этого государства. Любой конфликт сегодня расценивается с точки зрения этого конкретного события – распада СССР и потери статуса сверхдержавы. В краткосрочной перспективе подобные чувства будут оказывать влияние на формирование взглядов людей, и мы станем, вероятно, свидетелями рождения еще не одного и не двух “веко- вых союзов”. Однако же в долгосрочной перспективе это историческое со- бытие, его значение начнут размываться. Иные события и катастрофы бу- дут определять способы, которыми люди формируют свои представления об окружающем мире. Любопытно, что подобные взгляды уже высказывались ведущими рос- сийскими историками начала XX века. Именно тогда, в обстановке стре- мительно меняющихся политических и социальных реалий, выражавшейся отчасти и в возникновении новых национальных движений, проблема пре- емственности исторических периодов в национальных историографиях приобретала особенное значение. А. И. Пресняков, к примеру, в своем и сегодня поразительно современно звучащем введении к курсу лекции по истории России, обращался к роли и значению Киевского периода русской истории. Разделяя проблему нации на техническую (в современной терми- нологии – проблема общего гражданства) и культурную (то, что мы сего- дня назвали бы этнокультурной составляющей), Пресняков пришел к за- ключению, что удаленность Киевского периода во времени не позволяет С. Глебов, Аргумент историка против историцизма… 272 отнести его с определенностью к истории исключительно российской либо исключительно украинской.2 Сама категоризация истории как украинской или российской не была актуальной в течение всего Киевского периода, а следовательно, нет и возможности говорить о национальной его принад- лежности. Вопрос о значимости длящейся группы, о значимости преемственности исторических периодов в национальных историях — это не только про- блема взаимоотношения конструктивистов и примордиалистов в дебатах о национализме. Как известно, примордиалисты настаивают на существова- нии наций в течение долгого времени. С их точки зрения, нации берут свое начало в удаленном историческом времени и обладают едва ли не извеч- ными характеристиками. Конструктивисты же, напротив, считают что на- ции есть феномен очень поздней, современной истории (по российской ис- торической терминологии, берущей начало в немецком варианте выраже- ния “Modern History” – Neugeschichte). Большинство современных наций, согласно конструктивистам, сформировались в течение девятнадцатого или даже в начале двадцатого веков. Сегодня уже сложно обнаружить жи- вого “примордиалиста”, утверждавшего бы, к примеру, что современная Греция и античная Эллада – проявления одной и той же исторической сущности. Большинство серьезных исследователей склоняются к модерни- стской и конструктивистской версии объяснения формирования наций. И все же, даже конструктивистская версия объяснения национализма не предполагает серьезной критики преемственности исторических перио- дов. По сути, история в этой версии опять выступает в качестве аргумента, используемого не по назначению. Вместо подробного исследования кон- кретного периода и его роли в формировании национального самосознания конкретной эпохи, мы встречаем примордиалистскую версию национа- лизма в миниатюре. Соглашаясь с поздним, по масштабам исторического времени, формированием наций, многие исследователи полагают, что, раз сформировавшись, “нации” не меняются, что они приобретают некие по- стоянные черты. Так, Германия часто характеризуется как “этнокультур- ная” нация, невзирая на те изменения, которые произошли после второй мировой войны и до сих пор происходят в ее режиме гражданства. Только серьезные исторические исследования последнего времени по истории иммиграции во Франции позволяют серьезно переоценить миф о “граж- данском” характере французской национальности.3 Введение ограничи- тельных законов по иммиграции в большинстве стран Европейского Со- общества, в свою очередь, радикально меняет характер национально2 А. Е. Пресняков. Лекции по русской истории. The Hague, 1966. 3 Например, Gérard Noiriel. The French Melting Pot: Immigration, Citizenship, and National Identity.; translated by Geoffroy de Laforcade; foreword by Charles Tilly. Minneapolis, 1996. Ab Imperio, 2/2000 273 государственного строительства в этих странах. Формализованная, когни- тивная нация есть продукт политики и ежедневной жизни людей, соревно- вания между странами и социальными системами, а не результат развора- чивающегося в историческом времени рационального процесса смены ис- торических периодов, каждый из которых обладает неизбывными и не ме- няющимися национальными чертами, согласно гегелевской схеме истории. В приложении к сегодняшней российской действительности, проблема преемственности исторических периодов встает с особенной остротой, по- скольку сегодняшняя Россия – федеративное государство. Обращение к истории как к национально значимому аргументу в “русском” центре и на национальных окраинах ведет к забвению значимости сегодняшнего обще- го гражданства, и вследствие этого – к конфликту национальных историо- графий. Элементарный пример подобного конфликта – оценка и освеще- ние исторического опыта на Северном Кавказе. Конфликтующие нацио- нальные историографии не оставляют места для формирования идеологии общего гражданства, создавая лишь иллюзию извечной борьбы и противо- стояния двух (или более) гомогенных, непроницаемых этнических тел. Очевидно, все вышеизложенное не означает, что история не является ключевой дисциплиной в изучении национализма. Скорее, используя тео- ретические работы Брубейкера, мы попытались кратко обсудить проблему преемственности исторических периодов в изучении национализма. Исто- рия значит много, когда она используется не для объяснения сегодняшних национальных конфликтов событиями вековой давности, а для исследова- ния конкретных периодов с их особенной конфигурацией условий и явле- ний. Таков, как нам представляется, один из выводов, которые напраши- ваются после прочтения работы Роджерса Брубейкера. ...