Abstract

This article attempts to elaborate on the Russian case in the context of debates on postcoloniality. It opens with the case of Slavophiles of the 1830s-40s, which shows that a colonial situation can be identified as an acute epistemological problem regardless of the actual colonial experience. The discussion continues with the case of Eurasians of the 1920s-30s, which illustrates that a colonial situation can be experienced regardless of the actual figure of the colonized, and that a postcolonial theory can espouse deeply conservative scenarios of emancipation and have a hidden restorationist agenda. The next case is the Soviet experiment highlighting that even when the figure of the colonized and oppressed is objectively present, the most powerful political intervention cannot change the structural relationships of domination and control. Soviet postcoloniality essentially shows that the colonial situation tends to reproduce itself, only changing hegemonic discourses and identifying different hegemons and subalterns, or their different combinations. Finally, the authors turn to "post-Soviet postcoloniality," which, unlike the South Asian subaltern studies project that aspired to bring back historical agency and subjectivity to the most oppressed categories of the colonized, serves the goal of claiming essentially subaltern status for the nation as a desirable historical position of zero agency and hence zero responsibility. The authors conclude that the colonial situation will continue to reveal itself in "unexpected" and "paradoxical" examples for as long as the preceding "imperial situation" is not "disenchanted" and deconstructed. The last part of the article introduces the concept of "imperial situation." The authors contend that an imperial situation (instead of the essentialized "empire") can emerge (or be identified) not only in empire but also in modern nation-states, which will not turn them into "empires." However, this identification can provide an impetus to a local school of postcolonial analysis and explain its "unexpected" emergence in the absence of any formally recognizable "colonial situation."

Настоящая статья представляет собой попытку осмыслить российский исторический и современный опыт в контексте дискуссий о постколониальности. Первый раздел, посвященный славянофилам, показывает, что колониальная ситуация может быть осознана как острая эпистемологическая проблема независимо от наличия реального колониального опыта. Во втором разделе речь идет о евразийцах, чей опыт свидетельствует, что колониальная ситуация может "переживаться" независимо от наличия реальной фигуры колонизированного. Рожденная в таких условиях постколониальная теория может предполагать глубоко консервативные сценарии эмансипации и нести в себе скрытую реставрационную программу. Далее авторы обращаются к советскому эксперименту, который демонстрирует, что даже при наличии колонизатора и колонизированного субъекта, радикальная политическая интервенция не способна изменить структурные отношения доминирования и контроля. Советский опыт свидетельствует, что колониальная ситуация стремится к самовоспроизводству, лишь меняя гегемонные дискурсы и выдвигая новых гегемонов и субалтернов или их новые комбинации. Наконец, авторы обращаются к постсоветскому опыту. В отличие от юговосточной субалтерной теории, направленной на возвращение исторической и политической субъектности наиболее угнетенным категориям колонизированных, постсоветская постколониальность характеризуется тем, что нации заявляют о собственной субалтерности ради отказа от исторической субъективности и ответственности за прошлое. Авторы делают вывод, что колониальная ситуация продолжит проявляться в "неожиданных" и "парадоксальных" вариантах, если анализу и деконструкции не подвергнется предшествующая "имперская ситуация". Последний раздел статьи вводит понятие "имперской ситуации". Авторы указывают, что "имперская ситуация" (вместо эссенциализированной "империи") может быть идентифицирована не только в империях, но и в национальных государствах, что не превращает их в империи. Однако это объясняет как возникновение местной школы постколониального анализа, так и ее "неожиданное" возникновение при формальном отсутствии "колониальной ситуации".

pdf

Share