Exile to Siberia, 1590–1822 (review)

История сибирской ссылки привлекала внимание исследователей по разным причинам в разные времена, однако прежде всего из-за необходимости рефлексии пенитенциарных практик московского/российского/советского правительства. В связи с особой политизированностью темы оценки сибирской ссылки (и практик ссылки в целом) часто давались в контексте либо пенитенциарной реформы (например, в пореформенной России в рамках дискуссии о реформе ссылки), либо критики режима (также в контексте критики царской политики в отношении политических преступников или утверждений о неэффективности ссылки в пореформенной России). Таким образом, хотя историография сибирской ссылки насчитывает сотни великолепных монографий и тысячи статей, ¹ тем не менее все равно остается необходимость как в комплексном изучении ссылки, так и в анализе отдельных ее аспектов и проявлений. Рецензируемая книга относится к первой категории, являя собой "первую англоязычную историю сибирской ссылки царского периода" (С. 11). Эндрю Гентес предпринял довольно амбициозную попытку расширить тему своей докторской диссертации, изначально посвященной сибирской ссылке второй половины XIX – начала XX в., и разобраться с ранней историей ссылки в XVII–XVIII вв.

Книга состоит из введения, пяти глав, заключения и избранной библиографии. Вначале приводится карта Сибири и словарь используемых терминов и сокращений. Гентес сразу же излагает свои основные аргументы во введении, изначально структурируя содержание вокруг них. Первый, "относительно простой" и заимствованный у Н. Д. Сергеевского аргумент заключается в том, что ссылка служила неиссякаемым источником трудовых ресурсов, гражданской и военной службы и пр., т.е. оставалась инструментом экономической политики, используемым властями в связи с отсутствием последовательной пенологии (С. 11-12). Второй аргумент, уже самостоятельный, заключается в том, что зависимость от сибирской ссылки значительно затормозила развитие адекватных Западу правовых и юридических систем в России (С. 12). Оба аргумента также раскрываются в рамках фуколдианской концепции властных отношений и теорий биополитики (как это видно из введения и заключения).

Во введении предлагаются общие подходы к истории ссылки и историография российской ссылки. Гентес обращает внимание на античные корни ссылки, а также дает некоторое представление о терминологии ссылки. Для себя Гентес определяет ссылку как депортацию в Сибирь и на Дальний Восток (следуя Джорджу Кеннану, с. 3), выделяя макро- и микроуровень ссылки. Используя культурологический подход Габриель Гриффин, ³ автор указывает на функционирование ссылки в качестве коммодификации человеческого тела и, следуя за Фуко, определяет эту коммодификацию через потребность модернизирующегося государства в полезных телах, что и определило переход западноевропейских государств от использования теорий возмездия к теориям реабилитации в общей теории наказания. В России, по мнению Гентеса, эти две концепции существовали одновременно в рамках сибирской ссылки, что и определяло ее сущность (С. 6).

На микроуровне культурные понятия ссылки подразделяются на притягивающие и выталкивающие факторы (push and pull factors). ⁴ К последним относятся меховая торговля, доступность земель и наличие личной автономии, в то время как в первым принадлежат такие факторы, как имперская экспансия, военное дело и увеличивавшийся контроль государства и элиты в отношении крестьянства. Поскольку Россия представляла собой военизированное общество, в котором основные правящие должности принадлежали лучшим военачальникам, то вопрос крепостного права, владения землями и крестьянами оставался исключительно важным, к чему также прибавлялась необходимость контроля за перемещением населения внутри страны (С. 7).

Изложенные выше теоретические выкладки, к сожалению, ограничиваются только введением, так как текст самих глав не инкорпорирует данный уровень анализа. В целом построение книги хронологическое, в рамках каждой главы рассматривается отдельный период развития сибирской ссылки. Глава 1 с поэтическим названием "Куда царь пошлет..." (To Where the Sovereign Chooses… С. 17-55) повествует о продвижении славян в Сибирь и о столкновениях с местным населением. Большое внимание здесь уделяется экономическим условиям развития Сибири. Отталкиваясь от экономических потребностей, Гентес затем дает описание ссылки Московского государства, основываясь на категоризации ссыльных (по уголовным, политическим и религиозным основаниям). Автор особенно не обосновывает свою классификацию ссыльных, несколько модернизируя ситуацию в отношении XVII–XVIII вв., когда категории "политический", "религиозный" и "уголовный" в отношении преступлений только начинали складываться. В целом все эти категории ссыльных были уголовными, так как совершили уголовно наказуемые деяния, сущность которых могла включать выступления против существовавшего режима, оскорбление царя, схизму, богохульство и пр. Более того, поскольку глава в целом написана на основании только вторичной литературы, а не анализа документов приказов, то и выводы здесь следуют за выводами других исследователей. Так, среди религиозных ссыльных говорится о ставших традиционными примерах Аввакума и Юрия Крижанича. Гентес постоянно упоминает о несохранившихся документах и соответственно о невозможности дать более глубокий анализ ссылки в это время (т.е. в период XVII в., см., например, С. 43 и 51), что не совсем корректно и не подтверждается работами таких известных (американских) историков, как Валери Кивелсон и Нэнси Шилдс Коллманн, не говоря уже о российских специалистах. ⁵

Вторая глава посвящена Петровской эпохе и ссылке при Петре I. Здесь также дается анализ ссылки на основании социального происхождения ссыльных (что, конечно, при отсутствии документов является практически чисто спекулятивным анализом). Тем не менее, несмотря на "проблематичность источников", Гентес приходит к выводу, что в период до 1649 г. большинство депортированных (deportees, используемое автором слово) составляли казаки, посланные собирать меховые пошлины, т.е. служилые люди. После прихода к власти Петра I основным пунитивным механизмом становится каторга, а не ссылка, что отвечало петровским идеям о необходимости принесения каждым пользы отечеству. Введение каторги также изменило социальный состав ссылки, так как теперь ссыльные не инкорпорировались в местные сословия (что было и без того проблематично в этот период), а формировали отдельную категорию, выживавшую в состоянии насилия, безжалостной эксплуатации и неизбежной смерти.

Третья глава посвящена истории ссылки в период после смерти Петра и до конца царствования Екатерины II. Название главы "Наказание за незначительные преступления" предполагает, что в Сибирь ссылались люди, совершившие маловажные (как их называли в XVIII в.) проступки. Тем не менее глава повествует о политических ссыльных – Долгоруковых и Меньшиковых, о Соймонове и Скорнякове-Писареве, о взяточниках и других "маловажных делах". Значительную часть главы занимает обсуждение Гентесом вопроса ссылки бродяг, нищих и непокорных крепостных в 1750–1760-е гг., а также елизаветинская политика замены смертной казни ссылкой. С учетом того, что смертная казнь назначалась за тяжкие преступления, вряд ли ссыльные составляли группу несправедливо наказанных. Основной чертой политики в отношении постпетровской ссылки Гентес считает ее нестабильный или неопределенный характер. Именно в этот период, утверждает он, ссыльные начинают приравниваться к колонистам, цель которых заключается в закреплении восточных территорий за Россией.

Четвертая и пятая главы посвящены истории ссылки в период царствования Павла I (полторы страницы) и Александра I. Центральное место здесь автор уделяет реформам Сперанского в контексте административной сибирской реформы 1822 г. и ее влияния на ссылку, живописуя в данном контексте разгул деспотизма и коррупции сибирской администрации. Гентес довольно негативно оценивает попытки реформирования ссылки и действия Сперанского лично, называя его "предтехнократом", который видел в людях машины, призванные служить высшим целям государства, так как основной составляющей его реформ была попытка повышения эффективности каторжного труда. Эти две главы практически не связаны с предыдущими и составляют отдельный достаточно традиционный нарратив реформы ссылки.

В заключении автор делает необходимые выводы о связи сибирской ссылки и биополитики, т.е. предположительно отвечает на вопрос, кто владел телами (ссыльных) и какие функции они выполняли или каких функций от них ожидали (С. 204). Ответ на этот вопрос, однако, дается с позиции государства, которое видело своей целью максимальную эксплуатацию ссыльных и ссылки (С. 202-203).

В целом книга предлагает еще один не очень оригинальный взгляд на развитие сибирской ссылки в XVII – начале XIX в. В связи с тем что она написана в основном на основании вторичной литературы, без использования оригинальных (в том числе опубликованных) источников, ожидать какой-либо новой или необычной трактовки было бы весьма оптимистично. Гентес использует только три архивных фонда, и те лишь для обсуждения реформ начала XIX в., в то время как вся остальная история суммирует труды других (прежде всего, дореволюционных) авторов. Даже список опубликованных источников (сборники документов) выглядит исключительно странно: из четырнадцати названий есть только одно издание Археографической комиссии ("Сибирские летописи", опубликованные в 1907 г.), тогда как сибирские административные, судебные, военные и хозяйственные документы систематически публиковались в рамках таких известных и ценных сборников документов, как "Акты исторические" (пять томов), "Дополнения к Актам историческим" (двенадцать томов), "Акты Археографической экспедиции" (четыре тома), "Акты Московского государства" (три тома) и многие другие, не говоря уже об изданиях, специально посвященных истории Сибири и сибирской ссылке и описывающих сохранившиеся документы ("Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа" Н. Н. Оглобина и "Систематический каталог делам Сибирского приказа" Н. И. Кайданова). ⁶ Удивительным кажется отсутствие ссылок на "Полное собрание законов Российской Империи" – стандартный источник по истории законодательства и судебной практики (особенно когда речь идет о ссылке как форме наказания) для исследователей данного периода.

Тем не менее, хотя данная книга и не предназначена для специалистов по истории XVII–XIX вв., она может быть интересна широкому кругу читателей, стремящихся расширить свой кругозор, познакомиться с разными мнениями об истории развития ссылки и самостоятельно осмыслить эту страницу российской истории.