Зарубежная история и историография: Сборник научных статей по Clio Moderna (review)

489 Ab Imperio, 1/2006 Марианна МУРАВЬЕВА Clio Moderna. Зарубежная история и историография: Сбор- ник научных статей. Вып. 1-4. Ка- зань: “Мастер-Лайн”, 1999-2003. “Clio Moderna” – отличное название для исторического жур- нала, значимое и интеллектуаль- ное, готовящее нас к встрече с музой истории. Группа казанских историков под руководством профессора И. И. Шарифжанова сумела превратить свой журнал в интересное и регулярное издание, по которому можно судить об уровне развития отечественной исторической науки в России, не в Москве или Петербурге, а именно в России, что весьма немаловаж- но. “Moderna” – второе слово в названии – также радует: специ- ализированный журнал по новой (модерной) истории необходим научному сообществу, ибо отече- ственный журнал “Новая и новей- шая история” не может, а подчас и не способен удовлетворить инте- ресы всего цеха новистов. К тому же, в этом московском журнале редко удается в действительности ознакомиться с тем, чем сейчас за- нимаются коллеги по всей стране. С нашим ощущением совпали и цели, поставленные редакцией при организации рецензируемого издания, а именно “создание… самостоятельного регионально- го издания для всех историков, специализирующихся в области изучения зарубежных стран ново- го и новейшего времени” с целью “обогатить историческую инфор- мацию оригинальными исследо- ваниями, разнообразить палитру научных проблем и авторских представлений” (Вып. 1, C. 5). Надо отметить, что редакцион- ной коллегии журнала в четырех номерах, выпущенных с 1999 по 2003 гг., удалось реализовать свои цели и действительно продемон- стрировать региональный уровень развития исследований по новой истории России. Редколлегия выделила не- сколько постоянных рубрик, весь- ма традиционных для научного журнала: “Статьи”, “Сообщения”, “Рецензии”, “Хроника” (приба- вим к ним и такие любопытные разделы, как “Теория”, “Исто- риография” и “Публикации”). В предварительных комментариях надо также отметить и то, что не- которые номера имеют тематиче- скую направленность, а именно: третий выпуск журнала посвящен столетию со дня смерти лорда Актона, четвертый – историогра- фии “буржуазных” революций раннего нового времени. Здесь видно сильное влияние главного редактора сборника – профессора Шарифжанова, крупного специ- алиста по историографии Ан- глийской революции и британской 490 Рецензии/Reviews историографии XIX – XX веков в целом. В тематическом отношении журнал отдает должное тради- ционным направлениям развития новистики в России: история Ве- ликобритании освещается в 9 ста- тьях и публикациях, Франции – в 6 статьях; Германии – в 5, США – в 11, история Восточной Европы – в четырех статьях и России – в 6. Ряд статей посвящен теорети- ческим аспектам исторической науки и истории колониализма. В хронологическом отношении большинство публикаций отно- сится к истории XIX – XX вв. и имеет историографический харак- тер, то есть представляет особый вид исследования – своеобразную историю идей. Единой же методо- логической линии в журнале не наблюдается. История США оказывается наиболее представленной на страницах журнала, давая нам возможность сделать несколько выводов. Три публикации по дан- ной тематике принадлежат Р. В. Пеньковцеву – это отрывки из его кандидатской диссертации “Поли- тика Вудро Вильсона в освещении российской периодической печати: 1912 – первая половина 1917 гг.” (Казань, 2001). Подробно осве- щая реформационную деятель- ность Вудро Вильсона (“Рефор- мистская парадигма В. Вильсона в рамках курса ‘Новой свободы’ в освещении российской пери- одической печати” (Вып. 1, С. 166-184) и “Вудро Вильсон: годы вне политики (1856-1910)” (Вып. 2, С. 135-149), автор приходит к выводу о том, что “благотворное влияние этих преобразований сказывается в США и по сей день”. “Реформизм Вудро Виль- сона вызывал восторженную под- держку русской прессы”, – пишет Пеньковцев. Русская либеральная пресса, по его мнению, “представ- ляет собой уникальный источник, позволяющий не только изучать трансформацию политического курса США в правление 28-го президента, но и проследить, ка- ким предстал В. Вильсон в глазах россиян начала века” (Вып. 1, С. 183-184). Каким же все-таки пред- ставал Вильсон в глазах россиян, остается, впрочем, неясным. Обе статьи отличает отсутствие хоть какой-нибудь теоретической ос- новы в исследовании, например ссылок на методы имагологии, которая помогла бы организовать разрозненные данные, выбранные из источников. Более того, из- учение образов (имиджей) Рос- сии и США, а также отдельных аспектов политики этих двух стран – традиционная тема для отечественной историографии, поэтому библиография этого вопроса обширна (то же самое относится и к американской историографии). В статье же не 491 Ab Imperio, 1/2006 упоминаются ни такая класси- ческая биография, как “Вудро Вильсон: 28-й президент США”, написанная Дэвидом Коллинзом, ни классическая работа Нильса Торстена “Политическое мышле- ние Вудро Вильсона”,1 не говоря уже о работах 1990-х годов. В русле традиционных концеп- ций и выводов написаны и статьи С. А. Мартышкина о японо-амери- канских отношениях и проблемах японской эмиграции (“Период ‘Ебиеси дзидай’ в истории япон- ской иммиграции в США” (Вып. 3, С. 175-181) и “Дальневосточная политика У. Г. Тафта (1909-1913 годы)” (Вып. 4, С. 127-141). Из- влечением из собственной кан- дидатской диссертации является и статья Л. Ш. Абдульмановой “Формирование ‘вьетнамского синдрома’ в общественно-по- литической жизни США и пози- ция американских президентов” (Вып. 2, С. 47-65). Вывод о том, что президенты США считали вьетнамскую войну элементом “холодной войны”, идеи которой они пытались претворить в жизнь без учета всех геополитических факторов (С. 64), вполне традици- онен и адекватен цитировавшимся в статье источникам. Гораздо интереснее матери- алы, направленные на изучение современных полей историче- ского знания, затрагивающие взаимоотношения США и Рос- сии. Здесь хотелось бы выделить статьи Шарифжанова “История России на страницах школьных учебников США” (Вып. 2, С. 1846 ) и А. А. Сальниковой “Кто и как будет изучать российскую историю в США в XXI веке: к вопросу о формировании образа историка-россиеведа в американ- ской историографии” (Вып. 1, С. 84-100). В статьях упоминается о тех противоречиях, предубеж- дениях и идеологических клише, которые неизменно используются в процессе взаимопознания. Так, Шарифжанов, проанализировав достаточно большое количество американских учебников исто- рии, отмечает, что, несмотря на большой выбор учебных пособий и отсутствие единых стандартов преподавания истории в США, учебники, тем не менее, зачастую сходным образом трактуют узло- вые моменты российской исто- рии и роль ее ключевых фигур, а также имеют много общего в концептуальных подходах (Вып. 2, С. 25). В целом исследование Шарифжанова показывает, что в американских учебниках уделяет- ся достаточно большое внимание истории России, причем не только последних двух-трех столетий, но и Киевской, и Московской Руси. 1 David Collins. Woodrow Wilson, 28th President of the United States. Ada, Okl., 1989; Niels Thorsen. The Political Thought of Woodrow Wilson, 1875-1910. Princeton, 1988. 492 Рецензии/Reviews Однако изложение самой истории не свободно от идеологического наследия “холодной войны”: об- раз России как “бедной”, “отста- лой” и “тоталитарной” державы все еще доминирует (С. 45-46). Сальникова анализирует, ка- ким же должен быть образ исто- рика-русиста в представлении американских славистов. В своей статье она отмечает, что в Амери- ке стало складываться ощущение кризиса россиеведения, что связа- но с общим падением интереса к российской истории и отходом от изучения традиционной истории в сторону полидисциплинарных штудий (Вып. 1, С. 85-87). Про- анализированные ею публикации в ведущих американских исто- рических журналах показывают, что в них по-прежнему основное место продолжают занимать ста- тьи и рецензии, посвященные позднеимперской России и про- блемам советологии. С другой стороны, усиление внимания к исследованиям их российских коллег внушает оптимизм. В целом, по мнению Сальниковой, происходит формирование нового поколения историков-русистов, применяющих новые методоло- гии, что способствует глубокому и разностороннему изучению проблем российской истории и ее источников (С. 99-100). Проведен- ный Сальниковой и Шарифжано- вым анализ мы рассматриваем как пример рефлексии отечественных историков, направленной на ос- мысление собственного положе- ния в науке. Четвертый выпуск журнала практически полностью посвящен историографии революций ран- него нового времени, что видится важным событием, поскольку уже давно пришло время для пере- смотра до сих пор бытующей в отечественной историографии марксистской, а точнее советской концепции буржуазных револю- ций XVII-XVIII веков. Если кон- цепции Французской революции подлежат активному пересмотру и здесь очевидна необходимость внедрения новой методологии из- учения (статья З. А. Чеканцевой, Вып. 4, С. 25-41), то события в Англии середины XVII века так и остаются “буржуазной рево- люцией” (статья О. В. Бодрова “М. Ковалевский как историк Английской буржуазной револю- ции XVII века”, Вып. 4, С. 6287 ). Чеканцева, один из ведущих специалистов по истории Фран- цузской революции, подробно анализирует эпистемологическую и методологическую составные части современной французской историографии проблемы. Статьи же, посвященные Английской революции и другим аспектам историографии британской исто- рии (например, Ф. У. Мейтленду и “критическому направлению” 493 Ab Imperio, 1/2006 конца XIX – начала XX вв., Вып. 3, С. 156-160; Вып. 4, С. 107-126), а также историографии пуритан- ского движения в эпоху Елизаветы Тюдор (Вып. 2, С. 106-122), так и находятся на уровне методологи- ческой борьбы с позитивизмом конца XIX века. Проблема даже заключается не в том, что авторы обращаются к творчеству ранних просветителей (Адисона и Стиля, маркиза Галифакса) или М. М. Ковалевского (великого русского историка и социолога), но в том, как происходит интерпретация их наследия в рамках современной эпистемологической ситуации, сложившейся в британской исто- рической науке. Стоит отметить хотя бы тот факт, что события середины XVII века интерпре- тируются исключительно как “революция” (и более того – как “буржуазная революция”) вопреки мощному течению в современной британской историографии, давно предлагающему другие подходы к осмыслению гражданских войн середины XVII века (о них, кста- ти, достаточно подробно писал в свое время еще Шарифжанов). Ситуация, сложившаяся в рос- сийском англоведении, вполне отражает основные проблемы современной российской исто- риографии зарубежной истории: методологическое обновление происходит медленно и опирает- ся на традиции, сложившиеся в рамках тех или иных школ или направлений изучения отдельных стран. Если российское франкове- дение всегда отличалось творче- скими подходами к новым полям знания, а видным франковедам удалось под влиянием “Анналов” создать сильную школу, если при изучении истории США всегда господствовал политический подход, который обусловливался обслуживанием идеологии “хо- лодной войны” и был направлен на изучение внешнеполитических аспектов деятельности США, то англоведение сильно “пострада- ло” от сосредоточения основных исследований на колониальной по- литике, аграрных аспектах и демо- кратических движениях во время “революции”, на просветителях и “парламентской демократии”. К сожалению, работы Л. П. Репиной, посвященные новым направлени- ям британской историографии, а также немногочисленные работы по социальной истории Англии так и остаются каплей в море на фоне господства морально уста- ревшего нарративного “монстра” – описаний вигско-торийской борьбы за легитимацию власти. Впрочем, стоит отметить, что в журнале сделана попытка ос- вещения и новых полей исто- рического знания. Статьи А. А. Сальниковой об автобиографии как источнике изучения истории (“‘Пред зеркалом’: автобиогра- 494 Рецензии/Reviews фия, ее специфика и особенности применения современными за- рубежными историками”, Вып. 2, С. 88-105) и историографии проблемы детства (“Детство как миф: некоторые аспекты изучения российско-советского детства в зарубежной историографии”, Вып. 3, С. 107-119) показывают состояние изученности этих про- блем в современной зарубежной историографии. Особенно важ- ным представляется то, что исто- риография эта раскрывает подчас неожиданные аспекты изучения. Сальникова показывает, как авто- биография может стать способом изучения истории через призму субъективного анализа истори- ческого процесса самим истори- ком. Изучение и мифологизация детства также тесно стыкуются с проблемами интерпретации исторического процесса, позволяя применять психоаналитические концепции, что может дать инте- ресные результаты. Т. А. Шанская (“‘Ох уж эти французы!’Теоретические и обы- денные представления о русско- французском культурном диалоге начала XIX века”, Вып. 3, С. 139155 ) раскрыла сущность форми- рования мифов о русско-француз- ских отношениях. Автор детально показывает, как мифологизация французской жизни представите- лями русской интеллектуальной элиты решительным образом по- влияла на создание определенной историографии этого вопроса и наоборот. В частности, Шанская говорит о преувеличении “нашей любви к Франции”, которая до сих пор считается своего рода ак- сиомой. Изученные ею источники говорят о гораздо более сложных отношениях между двумя страна- ми, испытавших взлеты и паде- ния. Эта статья особенно важна для деконструирования многих сложившихся в повседневном обиходе мифов, связанных с обра- зом других культур, которые легко становятся достоянием, а часто и базовой посылкой исторических академических исследований. Оценивая рецензируемое из- дание в целом, надо отметить, что оно является порождением своего времени в самом лучшем смысле этого слова, адекватно отражая сложившуюся в отечественной историографии ситуацию. Еще раз подчеркнем региональный ха- рактер издания, выводящий таким образом развитие истории из-под контроля центра и способству- ющий созданию региональных центров изучения зарубежной истории, то есть некоторому плюрализму и независимости в исследовательской работе. ...