Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution by Amir Weiner (review)

464 Рецензии/Reviews first part of the book is obviously intended as a separate study which provides an alternative reading of the genealogy of violence in Daghestan , for it deals with Daghestani village youth confederations of the late 18th – early 19th centuries and their transformation into organized banditry (the so-called abreks, “outlaws /bandits”) in the 19th and 20th centuries (pp. 16-97). Sometimes sources are presented without much background information on their historical context, so that a reader who is not familiar with North Caucasian history might feel the need to consult additional literature on the turbulent political history of that region. This, however, is the price one has to pay for this very concise and interesting study which sheds valuable new light on many aspects of the Caucasian legal practice. The book is provided with numerous illustrations (including several photos of Arabic manuscripts), a very useful glossary of localArabic terms of customary law, a list of literature , two indices and an English summary. As Bobrovnikov draws many parallels to the development in other parts of the Caucasus, CentralAsia and evenAlgeria, his book must be recommended not only to experts in Caucasian legal history but also to everybody interested in comparative and colonial legal anthropology. Олег БУДНИЦКИЙ Amir Weiner, Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution (Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2001). xv + 416 p. Книга преподавателя Стэн- фордского университета Амира Вайнера, название которой я бы перевел скорее как “Сотворяя смысл войны”, нежели “Осмыс- ливая войну”, посвящена истории Винницкой области в военный и послевоенный период. Написав эту фразу, я невольно подумал, что для любого читателя, кроме “бывшего советского”, следовало бы все же пояснить, о какой во- йне идет речь. Была же все-таки в истории ХХ века война, кото- рую в большинстве стран (кроме России) называют Великой. Для советских людей определению “великий” соответствовала толь- ко одна война – Великая Отече- ственная. Дело было не только в беспрецедентных жертвах, понесенных жителями СССР. Наследие войны оказало огром- ное влияние на мироощущение советских людей; “сверхзадачей” книги Амира Вайнера является выяснение, каким образом со- ветские люди “справлялись” с этим наследием; каким образом они оценивали происшедший катаклизм. 465 Ab Imperio, 4/2002 С другой стороны, Вайнер рассматривает опыт войны в кон- тексте истории большевистской революции, полагая, что война привела не только к физическим изменениям в советском обще- стве, но и к изменению символики, смене мифологии. Миф о войне, отчасти возникший “естествен- ным” путем, отчасти созданный советской пропагандой, оттеснил на второй план мифологию ре- волюции, гражданской войны, коллективизации. В то же время победа в Великой Отечественной войне как бы легитимизировала большевистскую революцию, оправдывала принесенные ранее жертвы. В центре внимания авто- ра – борьба советской власти за “чистоту” и единство советского общества. Конечной целью этой борьбы должно было стать “гар- моничное” общество, свободное от внутреннихпротиворечий.Правда, это предполагало подчинение групповых и личных интересов общим, а значит – удаление, в советском варианте “хирурги- ческим” путем, “нездоровых” элементов. С другой стороны, война послужила своеобразным чистилищем, позволившим мно- гим ранее “неполноценным” со- ветским гражданам смыть кровью грехи происхождения (“война все спишет”). Вайнер следует методо- логии, предложенной еще в конце XIXв.ГеоргомЗиммелем,полагав- шим, в отличие от многих других критиков социализма, что социа- листическая утопия не сводится лишь к удовлетворению интересов желудка. Зиммель рассматривал социализм в рамках современных ему тенденций “организовать” общество, руководствуясь некими общими принципами. Социализму присуща определенная эстетика, стремление к гармонии, к тому, что позднейшими советскими идеоло- гами определялось как “морально- политическое единство” (с. 22-23). Разумеется, все то, что ме- шало “морально-политическому единству”, должно было быть беспощадно удалено, включая не только отдельных индивидуумов, но и социальные или этнические группы. Вайнер указывает, что в конце 1930-х годов, нижней хронологической границы его исследования, идея “конструиро- вания” общества была принята не только в социалистическом и фашистских, но и в либеральных государствах. Эдуард Бенеш, зна- ковая фигура либерально-демо- кратического “лагеря” Централь- ной Европы, писал на страницах влиятельного журнала Foreign Affairs (January 1942), что “на- циональные меньшинства всегда являются настоящим шипом в теле коренной национальности” и что национальное единство мо- жет быть достигнуто лишь путем 466 Рецензии/Reviews перемещения населения. Бенеш призывал не повторять ошибки 1919 года, когда господствовали “идеалистические тенденции”, и прибегнуть после окончания второй мировой войны к гораздо большим перемещениям населе- ния, нежели это случилось после первой (с. 29). В случае с Чехос- ловакией речь, разумеется, шла о судетских немцах, сыгравших роль “пятой колонны” в 1938 году. Как мы знаем, идея Бенеша была претворена в жизнь и судетские немцы были депортированы после окончания войны. Контекст контекстом, однако советскому случаю были свой- ственны свои неповторимые чер- ты, особенно наглядно проявив- шиеся в Винницкой области – сравнительно небольшом регионе, ставшем, волею судеб, одной из лабораторий, в которой для до- стижения “морально-политиче- ского единства” были применены методы “социальной инженерии”. Хотя, разумеется, сами проводни- ки этой политики пользовались совсем другой терминологией. Книга насыщена интересней- шим фактическим материалом, извлеченным автором из укра- инских (киевских и винницких), московских, американских, ка- надских и израильских архивов. Монография состоит из трех частей, в свою очередь содер- жащих по две главы. В первой части рассматривается влияние во- йны на “советскую политическую идентичность”. Участие, в той или иной форме, в войне стало после ее окончания критерием, который определял место и роль в полити- ческой элите. Немалую роль игра- ли и личные связи, сложившиеся в годы войны. Фронтовое това- рищество служило не только по- водом для общих воспоминаний, но и неплохим подспорьем для карьеры. В главе первой речь идет о формировании послевоенной политической элиты в Винницкой области. Чистки 1937-38 гг. при- вели, несомненно, к значительным изменениям в политической элите еще до начала войны. Именно это- му партийному “поколению 37-го года” пришлось встретить войну и вынести ее испытания. Курс на смену элиты был “оз- вучен” еще в 1942 г., когда 24 ав- густа на страницах “Правды” была опубликована пьеса А. Корней- чука “Фронт”. На смену героям- “кавалеристам” Гражданской во- йны должны были прийти люди нового поколения. Этот эпизод неоднократно приводился в лите- ратуре, а автор, наверное, наиболее знаменитой книги о Советском Союзе во Второй мировой войне, АлександрВерт,утверждалсослов Корнейчука, что идею пьесы подал драматургу сам Сталин. Начав с пересказа эпизода о публикации знаменитой пьесы (с. 43-45), Вай- 467 Ab Imperio, 4/2002 нер не останавливается на воен- ных годах, а анализирует карьеру одного из “Огневых”, новых вож- дей, чье лидерство было определе- но прежде всего ролью, сыгранной в войне. В качестве примера этого нового лидера он, естественно, избирает первого секретаря Вин- ницкого обкома партии Михаила Стахурского, генерал-лейтенанта, в прошлом члена Военного совета ряда фронтов. Военный опыт был столь принципиален для Стахур- ского, что иногда он говорил о себе, как писали в одном из до- носов его недоброжелатели, не как о представителе партии, а как члене Военного совета фронта. Поначалу к нему нередко обра- щались как к первому секретарю, генерал-лейтенанту Стахурскому. Типический, следуя методу со- циалистического реализма, образ подобного партийного лидера, в прошлом героя войны, капитана Спивака, создал в своем известном романе “С фронтовым приветом” (1946 г.) публицист Валентин Овечкин. Вайнер обнаружил в партийном архиве Винницы лю- бопытный документ – письмо Стахурского секретарям райко- мов с требованием организовать обсуждение книги Овечкина, причем самим предварительно ее прочесть и выступить с коммен- тариями. Это был, несомненно, необычный шаг для секретаря обкома, управлявшего областью “железной рукой”. Совершенно очевидно, что Стахурский, как и люди его поколения и биографии, отождествлял себя с овечкинским персонажем (с. 46-52). Замечу все же, что полити- ческая карьера Стахурского все- таки, на наш взгляд, связана больше со сменой элиты, проис- шедшей в 1937-38 гг. В 1937-м году он возглавил сельскохозяй- ственный отдел ЦК компартии Украины, а в 1939-м был назначен заместителем наркома сельского хозяйства УССР (с. 47). История, рассказанная Вайнеру бывшим секретарем ЦК комсомола Укра- ины Василем Костенко, о том, что маршал Рокоссовский под впечатлением от деятельности Стахурского на Сталинградском фронте просил Сталина произ- вести его из капитанов сразу в генерал-лейтенанты, похожа на апокриф. Во-первых, партийные и советские работники такого ранга не служили в столь невысоком звании, во-вторых, Рокоссовский командовал не Сталинградским, а Донским фронтом, а в звание мар- шала был возведен в 1944 г. (с. 51). Впрочем, это не отменяет наблю- дения Вайнера, что последующая партийная или советская карьера во многом определялась тем, как проявил себя тот или иной деятель во время войны. Разумеется, для ветеранов во- йны их опыт сохранял ценность 468 Рецензии/Reviews всю жизнь; можно вспомнить еще одного партийного деятеля, ставшего секретарем обкома в 1939 г., также дослужившегося до генерала и члена Военного совета фронта. Звали его Леонид Брежнев. Много лет спустя, как будто бы добирая что-то недодан- ное ему во время войны, он стал маршалом Советского Союза и кавалером ордена Победы. Борьба за лидерство на после- военной Виннитчине разверну- лась, по наблюдениям Вайнера, между бывшими партизанами и ветеранами Красной армии. По его мнению, конфликт между двумя группами объяснялся не только личными связями и общим прошлым членов каждой группи- ровки. Для занявших лидирующие по- зиции ветеранов Красной армии партизаны воплощали все то, с чем они боролись. Армейские офицеры относились к партиза- нам с презрением, рассматривая их скорее как бандитов, нежели как соратников по оружию. Вско- ре после освобождения офицерам нередко случалось допрашивать и даже расстреливать партизан за грабежи и сведение счетов без суда и следствия. В первое время обкому неоднократно приходи- лось призывать к прекращению со стороны все еще вооруженных партизан стрельбы и домога- тельств в отношении женщин. Партизанщина, этот спутник гражданской войны, противоре- чила образу мыслей и действий военных, да и, разумеется, пар- тийным установкам. Партизан- ский вождь мало напоминал об- разцового партийного лидера, изображенного Овечкиным (с. 74). Иных воззрений придержива- лись, разумеется, партизанские командиры – в книгах С. А. Ков- пака и А. Ф. Федорова партизаны рассматривались как равные слу- жащим регулярной армии и более того – как будущие гражданские руководители (с. 75). Однако в наиболее откровенной форме “партизанщина” защищалась в ставшей весьма популярной книге Петра Вершигоры “Люди с чистой совестью”. Вершигора без всякого почтения писал о партийных деятелях, прибывших для инспектирования положения в партизанском крае, и с чувством явного превосходства – о воен- нослужащих регулярной армии, особенно в период ее отступления и тяжелых поражений. На войне, полагал Вершигора, скорее сраба- тывают правила алгебры, нежели арифметики, и партизанские им- провизация и инициатива нередко оказывались важнее, нежели со- блюдение дисциплины и строгое следование приказам (с. 75-77). Партизаны, в конечном счете, находились на территории, окку- пированной противником, могли 469 Ab Imperio, 4/2002 подвергнуться воздействию анти- советской пропаганды, далеко не во всех отрядах функционировали партийные организации. Стол- кновение с реалиями советского тыла после освобождения могло привести к непредсказуемым последствиям. Не случайно пар- тизаны в большинстве своем немедленно мобилизовывались в Красную армию и должны были еще раз пройти испытание огнем (с. 77-79). Учитывая изложенное, было понятно, кто должен был взять верх в соперничестве двух груп- пировок. В 1947-1948 годах прак- тически все известные партизан- ские лидеры покинули по разным причинам область. Интересна мотивировка, с которой был осво- божден от занимаемой должности некто Молявко, бывший партизан, заместитель знаменитого пар- тизанского командира Алексея Федорова. Молявко вменялось в вину, что из 35 руководителей об- лпотребсоюза 21 человек занимал различные административные посты при немцах. Небольшие улучшения в работе облпотреб- союза связаны с приходом туда на работу демобилизованных во- еннослужащих Красной армии, – говорило заключение бюро об- кома партии (с. 73-74).Четыре года спустя после окончания войны на винницкой политической сцене доминировали ветераны Красной армии – преимущественно укра- инцы (с. 81). Во второй главе (с. 82-126) рассматриваются послевоенные партийные чистки на “низовом” уровне, когда главным стал инкви- зиторский вопрос: “Где Вы были вовремянемецкойоккупацииипо- чему выжили?” Вопрос, впрочем, актуальный не только для членов партии, а для половины населения страны. На оккупированной терри- тории находилось в разное время 88 млн. чел. Вопрос анкеты: “На- ходились ли на оккупированной территории?” – дамокловым ме- чом висел над каждым советским человеком, находившимся хотя бы самое короткое время под властью нацистов. Прощения за вынужденное пребывание под властью врага практически не было. Так, из пар- тии был “вычищен” некто Петро Садовнюк, в период оккупации получавший сводки Совинформ- бюро и укрывавший в своей квартире человека, разыскивав- шегося оккупантами – оба деяния карались смертью. Однако обком счел это недостаточным, отметив, что Садовнюк не примкнул к под- польной организации, не вступил в партизанский отряд, продолжал работать и не вел активной борь- бы против оккупантов (с. 111). К 1 июля 1947 г., указывает автор, 75,8% коммунистов и кан- дидатов в члены партии по всему 470 Рецензии/Reviews СССР составляли люди, вступив- шие в партию во время войны или в послевоенные годы. “Это была новая партия, – приходит к выводу Вайнер, – руководство которой, также как и рядовые члены, рас- сматривали войну как определя- ющий момент в их биографиях”. Деятельность в период войны стала теперь решающими крите- рием, определяющим достоинства или недостатки коммунистов (с. 125-126). Во второй части рассматри- ваются послевоенные чистки по отношению к населению в целом, причем автор стремится делать это в сравнительно-историческом аспекте, учитывая опыт как этни- ческих, так и социальных чисток периода первой мировой войны, периода коллективизации, сопо- ставляет российский и советский опыт с опытом европейских стран в первые годы после окончания второй мировой войны. В главе 3 (с. 129-190) рассма- тривается чистка населения по- сле освобождения как в период, так и после окончания войны. Естественно, прежде всего “вы- чищались” коллаборационисты, а также участники украинского национального движения. Вайнер сопоставляет политику советской власти по отношению к колла- борационистам с аналогичной политикой, проводившейся во Франции, Бельгии и Голландии. Послевоенные чистки сопостав- ляются им также с такими акта- ми “социальной хирургии”, как расказачивание, раскулачивание, этнические чистки 1930-х гг. в отношении советских корейцев, поляков и др. Наказание коллаборациони- стов отличала, сравнительно с другими странами, крайняя жестокость. Так, комиссар дей- ствовавшей на Виннитчине пар- тизанской бригады имени Ленина Василь Нужнюк (Nyzhnyk) до- кладывал, что во время рейда в оккупированную противником Винницу партизанами было рас- стреляно и повешено 84 человека, обозначенные им как шпионы, полицейские, власовцы и “другие контрреволюционные элементы” (с. 177). Всего же специальным подразделением бригады имени Ленина были казнены 61 старо- ста, 182 полицейских и 582 “дру- гих предателей”. Смягчающие обстоятельства во внимание не принимались. Так, в одном из сел был казнен назначенный румына- ми староста, несмотря на то, что он сотрудничал с партизанами и помог спасти еврейскую девушку. Разумеется, казни были бессуд- ными. Для сравнения – в Голлан- дии было убито при аресте 3 или 4 коллаборациониста и еще 40 в лагерях охранявшими их участни- ками Сопротивления. В Бельгии насчитывалось 40 бессудных каз- 471 Ab Imperio, 4/2002 ней. Бригада имени Ленина, дей- ствовавшая непродолжительное время в сравнительно небольшой Винницкой области, казнила, не- редко публично, 825 человек. Это составляло 13,7% от всех казней – до и во время освобождения, осу- ществленных французскими пар- тизанами, и 233% по сравнению с числом казненных участниками Сопротивления в Бельгии (с. 178). Особой жестокостью отлича- лась борьба с украинскими на- ционалистами. Это, как замечает Вайнер, была война без пленных (с. 175). Жестокость поощрялась сверху. Так, в книге воспроизве- ден разговор по прямому проводу между Н. Хрущевым и тогдашним первым секретарем Винницкого обкома Гаврилой Мищенко, отно- сящийся к маю 1944 г. Хрущев был недоволен плохим ходом ссыпки зерна. Он высмеял Мищенко, сето- вавшего на препоны, чинившиеся бандеровцами, особенно когда узнал, что убито только 8 банде- ровцев и 16 взято в плен. Винниц- кие власти быстро исправились. В период с 25 мая по 30 июня 1944 г. войсками НКВД был убит 141 националист и 42 взято в плен. Остается гадать, кого записали в бандеровцы доблестные чекисты, ибо их собственные потери были на удивление незначительны – 7 убитых и 7 раненых. В одном из столкновений с националистами 6 мая 1944 г. в результате боя, длившегося 2,5 часа, было убито 67 человек и лишь один взят в плен (с. 174-175). В письме Сталину от 15 ноября 1944 г. Хрущев пред- лагал предоставить специальным формированиям НКВД право про- водить открытые военно-полевые суды; он считал необходимым не расстреливать, а публично вешать “бандитов” (с. 176). Фактически Хрущев предлагал узаконить сло- жившуюся практику. Надо ли говорить, что в мас- штабах Украины итоговые цифры выглядели весьма внушительно. Так, в период с февраля 1944 по май 1946 г. только войсками НКВД было убито 110.835 наци- оналистов, а задержано 250.676. Причем на территории, на которой проводились эти операции, про- живало менее 9 миллионов эт- нических украинцев (с. 172-173). Всего же со времени присоедине- ния к СССР Западной Украины и до смерти Сталина с территории УССР было депортировано, без права возвращения, 570.826 че- ловек (с. 173). Эксцессы 1944-45 гг. на Укра- ине вообще и в Винницкой обла- сти в частности можно было бы как-то объяснить ожесточением, местью за зверства нацистских оккупантов и их пособников и т.п., что, отчасти, имело место. Однако если сравнить происходившее в Винницкой области с глубоким тылом и со временем начала вой- 472 Рецензии/Reviews ны, то становится понятным, что в действие была приведена система, и – что более печально – кадры, готовые казнить сотни людей “профилактически”, без суда или лишь с соблюдением формальной процедуры, находились на всей обширной территории “родины советской”. Так, в Кировской об- ласти, сопоставимой с Винницкой по числу жителей,1 находившейся за тысячи километров от боевых действий, в первые дни войны была проведена грандиозная “за- чистка” и было расстреляно около тысячи “потенциально опасных” человек: от воров-рецидивистов до участников “православно-мо- нархического подполья”. Летом 1941 г. судами области выноси- лось от 12 до 17 смертных при- говоров в сутки. И далее в 19411942 гг. расстрелы “предателей, паникеров, членовредителей” были систематическими. Что уж говорить о такой “мелочи”, как осуждение на различные сроки заключения в 1942-1943 гг. 8,8 тысяч “лодырей, прогульщиков и дезорганизаторов производства”.2 Глава четвертая (с. 191-235) по- священа влиянию войны на “совет- ско-еврейские” отношения; Вайнер считает, что радикализация совет- ского государственного насилия по отношению к евреям, которые стали трактоваться как внутренний враг, позволяет сравнивать полити- ку советской власти с нацистской, хотя, разумеется, автор отдает себе отчет в отличии форм реализации советского антисемитизма от на- цистского. Глава насыщена кон- кретно-историческим материалом и далеко выходит – географически и тематически – за пределы Вин- ницкой области. Вайнер рассма- тривает, среди прочего, кампанию по борьбе с “космополитизмом”, историю вокруг “дела врачей”; он не ограничивается сталинским временем, а прослеживает анти- семитские тенденции в политике руководства КПСС в период хру- щевской “оттепели”, причем вполне уместно – как, впрочем, и ранее – использует в качестве источника произведения художественной литературы; в особенно творения писателей, вроде Вс. Кочетова, с энтузиазмом выполнявших “со- циальный заказ” партии. Среди наиболее впечатляющих архивных находок, которые обна1 Население Винницкой области в 1939 г. составляло 2.344.736 человек, Ки- ровской – 2.226.198. Сходной была и структура населения: в городах Винницкой области проживало 270.330 чел., Кировской – 334.330. Всесоюзная перепись на- селения: Основные итоги. М., 1992. С. 24, 25. 2 См. Юристы военного времени: О деятельности Управления Народного Комис- сариата юстиции РСФСР по Кировской области в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (Документы и материалы). Киров, 2000. 473 Ab Imperio, 4/2002 родует Вайнер, – история об анти- еврейском погроме в Киеве 7 сен- тября 1945 г. Предыстория погро- ма была такова: 4 сентября 1945 г. офицер киевского НКВД, некий Розенштейн, был избит двумя во- еннослужащими, называвшими его “ташкентским партизаном”. Розенштейн застрелил обоих из своего табельного оружия. 7-го сентября, в день похорон, толпа свернула к еврейскому рынку и учинила погром. Около 100 евреев было зверски избито, 37 из них госпитализировано; пятеро из них скончались. Киевский погром был высшей точкой в серии про- явлений антиеврейского насилия, случившейся в городах восточной Украины летом 1944 г. Причем из толпы в Днепропетровске, избивавшей евреев, раздавались выкрики: “Тридцать шесть тысяч евреев уже убили, мы добьем остальных”. Власти пресекли про- явления антиеврейского насилия и проявили некоторый респект в отношении Розенштейна: он был расстрелян, но без конфискации имущества – мера, означавшая некоторую защиту для его семьи (с. 192). Любопытно, каким образом происшедшие события преоб- разовались в массовом сознании. 21-летняя девушка, член ОУН, воспроизвела в своем описании поездки в поезде Луцк-Киев 18 октября 1945 г., названной ею “Жизнь и тревоги граждан Совет- ской Украины”, эту историю сле- дующим образом (дается нами в пересказе): летчик, дважды Герой Советского Союза, после возвра- щения в Киев получил квартиру, принадлежавшую ранее еврею, эвакуировавшемуся в 1941 г. в Среднюю Азию; вернувшись, еврей потребовал от летчика воз- вращения жилья, а когда Герой указал на свои золотые звезды, тот заявил, что для него эти жестянки ничего не значат. Возмущенный летчик ударил еврея в нос, а тот, ничтоже сумняся, застрелил его. Выскочивший на шум еще один летчик был также застре- лен евреем; мать Героя умерла от сердечного приступа, когда ей сообщили о происшедшем (с. 376). Разумеется, “условный еврей” именовался всюду жидом. В отличие от реальных событий, юная националистка сообщала, что еврей-убийца был объявлен душевнобольным и отправлен на лечение в Крым до тех пор, пока он сможет предстать перед судом. Любопытно, что она объ- ясняет погром, случившийся во время похорон убитых, происками русских шовинистов, желавших отвести народный гнев от властей и направить его на евреев (с. 377). По точному наблюдению Вай- нера, понятия о “плохом и хо- рошем” у члена антисоветской организации были в значительной 474 Рецензии/Reviews степени сформированы советской пропагандой: пребывание на фронте само по себе доказывало правоту по отношению к тем, кто “отсиживался” в тылу (там же). Однако вернемся от “частно- стей” к общей политике совет- ской власти в отношении евреев и проблеме памяти. Стремление к достижению единства совет- ского народа естественно вело к отрицанию специфики страда- ний евреев. Советские евреи до Холокоста были, возможно, наи- более интернационалистически настроенными гражданами СССР. Нацистский геноцид привел к возрождению национального со- знания; очевидный антисемитизм или равнодушие, проявленные большинством сограждан по от- ношению к несчастьям евреев, ряд антисемитских проявлений уже после освобождения заста- вил многих евреев в очередной раз ощутить свою “отдельность”, обратиться к иным ценностям, нежели предлагаемые комму- нистической идеологией. Это, в свою очередь, вызвало жесткую реакцию властей. Волна проявлений антисеми- тизма на Украине, антисемитская риторика, ставшая обычной в советских и партийных кругах, и достаточно резкая реакция на это еврейского населения вызвали даже специальное расследова- ние НКВД, итоги которого были подведены в докладе от 13 сен- тября 1944 г., а также ответную объяснительную записку ЦК КП(б)У. Авторы объяснительной записки, не отрицая отдельных антисемитских проявлений, не соглашались признать их систе- матический характер и советовали НКВД сосредоточиться больше на борьбе с украинским и еврейским национализмом; разумеется, ис- пользовался термин “сионизм”. Для партийного руководства была очевидна роль памяти о геноциде и его жертвах в возрождении на- ционального сознания евреев. И еще до окончания войны начина- ется борьба против сохранения памяти о Холокосте. Авторы упомянутой записки указывают работникам НКВД, что тем, ка- жется, остались неизвестными попытки сионистских элементов организовать демонстрацию ев- рейского населения в годовщину убийства евреев в Бабьем Яру. Ре- шение стереть отдельную память об уничтожении евреев нациста- ми проявилось в наиболее ярких (и известных) формах вокруг увековечения памяти жертв Ба- бьего Яра. Уже в решении Совета Министров УССР о возведении монумента в память погибших в Бабьем Яру, принятом в середине 1945 г., ничего не говорится о евреях. Когда в конце концов в 1976 г. памятник был возведен, упоминание о том, к какой на- 475 Ab Imperio, 4/2002 циональности принадлежали 140 тысяч киевлян, уничтоженных нацистами 35 лет назад, на нем так и не появилось (с. 213-215). Случай с Бабьим Яром (так- же как с рассыпанным набором “Черной книги”, подготовленной Ильей Эренбургом и Василием Гроссманом) наиболее известен. Однако в каждом регионе была своя специфика битвы за право на память. Борьба против “отдель- ной” памяти велась, разумеется, повсюду. Велась она и в Винни- це. В сентябре 1945 г., в годов- щину уничтожения еврейского населения Винницы нацистами, говорилось в рапорте МГБ, актив еврейской общины организовал на еврейском кладбище собрание в память погибших, в котором уча- ствовали 2 тыс. человек. Собра- ние переросло в демонстрацию, на которой активисты общины произносили речи, содержавшие националистические высказыва- ния. Попытки увековечить память убитых с использованием нацио- нальной религиозной символики жестко пресекались. Власти при- грозили сравнять с землей все обе- лиски, на которых звезда Давида не будет заменена пятиконечной советской звездой (с. 214). Память о еврейских страдани- ях должна была быть растворена в общей памяти. Большевистский эпос должен был быть очищен от еврейских элементов. Миф о Великой Отечественной войне не должна была постичь судьба мифа об Октябрьской революции, констатирует Вайнер. Говоря о наиболее тяжелом для советских евреев времени в послевоенный период – 19521953 годах – Вайнер упоминает о ходивших тогда настойчивых слухах о готовящейся массовой депортации евреев. Автор как будто склонен доверять версии о готовящейся депортации, ссыла- ясь на сведения А. Некрича и в особенности Я. Этингера (с. 198). Любопытно, что часто повторяв- шиеся в публицистике “точные” сведения, неизменно основанные на устном предании или “пропав- ших грамотах”, стали как будто проникать в научную литературу. Между тем никаких документаль- ных подтверждений готовившейся депортации до сих пор так и не обнаружено. Полагаю, что и не будет обнаружено, ибо она, скорее всего, есть плод “страха иудейска”. Как, на наш взгляд, достаточно убедительно показал в недавно вы- шедшей статье (которая, конечно, не могла быть известна Вайнеру) Г. В. Костырченко, российские публицисты, активно “раскручи- вавшие” версию о депортации, основывались преимущественно все на тех же слухах или же, иногда, черпали вдохновение в художественных произведениях. В частности, источником служили 476 Рецензии/Reviews историко-фантастическая хроника В. П. Ерашова “Коридоры смерти” (М.: ПИК, 1990) и неоднократно переиздавашееся собрание баек сталинской эпохи – “Сталиниа- да” Ю. Борева. Так, Костырченко продемонстрировал текстуальные совпадения произведения Ера- шова и приводимого в мемуарах Этингера “документа”.3 Нацистам не удалось унич- тожить все еврейское население Виннитчины; часть оказалась на территории, оккупированной румынами, часть успела эваку- ироваться, часть служила в Со- ветской армии. По возвращении евреи столкнулись с отрицанием их вклада в победу над нацистами, также как с отрицанием специфи- ки еврейской трагедии. Специфи- ка геноцида еврейского народа отрицалась, и еврейская трагедия должна была быть растворена в общей трагедии советского на- рода. Любой, бывавший в местах массовых расстрелов евреев, мог убедиться, что на монументах, воздвигнутых в память жертв при советской власти – где бы эти монументы ни находились – от- сутствует слово “еврей”. Надписи говорили, как правило, лишь о “советских гражданах”, погибших от рук фашистских оккупантов. Что было, разумеется, правдой. Но не всей. В главе 5-й рассматривается деятельность организаций укра- инских националистов (ОУН, за- тем ОУН-М (Мельника) и ОУН-Б (Бандеры), позднее – УПА) в Винницкой области в военные и первые послевоенные годы и реак- ция на идеологию и практику на- ционализма местного украинского населения. Как и ранее, Вайнер не ограничивается исключительно местными рамками, а рассматри- вает идеологию украинского наци- онализма в сравнении с немецким и польским. Как и в первых двух случаях, доминирующей идеей был этноцентризм, а нация рас- сматривалась преимущественно с точки зрения биологической чистоты. Один из ведущих идео- логов украинского национализма Д. Донцов в 1942 г. осуждал “гума- нистов-толстовцев”, для которых любой, не принадлежащий к соб- ственной расе, – не чужак, а брат. Они считают “зоологическим националистом” любого, кто не борется вместе с мировым еврей- ством против гитлеризма, ирони- зировал Донцов (с. 240-241). Мишенями украинских наци- оналистов в многонациональной Винницкой области были русские, поляки и евреи. Наиболее слож- ной задачей для пришедших с за- пада националистов было решить “русский вопрос”. Большинство 3 См. Г. В. Костырченко. Депортация-мистификация: Прощание с мифом сталинской эпохи // Лехайм. 2002. № 9. С.23-38. 477 Ab Imperio, 4/2002 украинского населения области рассматривало русских как “сво- их”, и это было следствием не только 25-летнего “сожительства” при советской власти, но и трехве- кового совместного бытия в рам- ках Российской империи. Опросы, проведенные вскоре после окон- чания войны среди нескольких сотен оказавшихся на Западе “восточных” украинцев, показали, что если антирусские настроения распространены среди моло- дых, образованных украинцев, то большинство опрошенных (37%) усматривало общность интересов между русскими и украинцами, в то время как 31% считал, что эти интересы противоречат друг другу (с. 250-251). Наиболее антирусски настро- енной оказалась городская укра- инская интеллигенция. Как не- сколько раз говорили одному из оуновских (М) лидеров винниц- кие интеллигенты, единственным средством ликвидации русифика- ции украинских городов было бы их полное разрушение, а затем строительство новых – населен- ных исключительно украинцами (с. 248). Гораздо большую враждеб- ность испытывало украинское население к полякам (лишь 12% опрошенных полагало, что они способны интегрироваться в укра- инское общество и 18% усматри- вало общность интересов поляков и украинцев – показатель почти столь же низкий, как и для евре- ев) (с. 251, 255). Еще до начала войны украинские националисты вели террористическую кампа- нию против польских чиновни- ков на украинских территориях, входивших в состав Польского государства, подвергаясь в ответ беспощадным преследованиям (с. 251-253). Несмотря на то, что ли- деры украинских националистов заявляли, что у них нет противоре- чий с польским народом, что они выступают против империалисти- ческих устремлений польского руководства, отрицающего право украинского народа на государ- ственность, практика показала нечто иное. Украина стала ареной кровавых этнических чисток, осуществленных УПА. Только в соседней Ровенской области в мае-июне 1943 г. было уничтожено несколько тысяч поляков, причем целые деревни и семьи сжигались заживо. Населению говорилось, что поляки – исконные враги укра- инцев и одно из главных препят- ствий для создания независимой Украины (с. 253). Однако наиболее горькую чашу испили евреи, трактовав- шиеся в националистической литературе как исконные враги и мучители украинского народа. В одной из пропагандистских брошюр говорилось, что никакой другой народ не страдал так от 478 Рецензии/Reviews ужасающей еврейской эксплуата- ции и угнетения, как украинский. Евреи всегда предавали украинцев. В период борьбы за независимость они стреляли в спину отступаю- щим из Киева под напором крас- ных украинским казакам. Они шли вместе как с Красной армией, так и с Деникиным (!),4 надеясь пре- вратить Украину в “новую Пале- стину”, а украинцев – в своих слуг (с. 258-259). Еще в апреле 1941 г. второй съезд ОУН-Б призвал бороться с евреями как с авангардом мо- сковского империализма на Укра- ине (с. 260). Неудивительно, что глава украинского правительства в июле 1941 г. Ярослав Стецько приветствовал германский способ уничтожения евреев, а украинские националистические формиро- вания с энтузиазмом приняли участие в истреблении еврейского населения (с. 260). Избыток анти- семитской риторики даже начал тревожить некоторых лидеров националистов, напоминавших, что главные враги украинской свободы – все-таки “москали” и московская имперская идеология (с. 261). Евреи для националистов оста- вались воплощением зла, даже если не имели прямого отно- шения к инкриминируемым им деяниям или же просто уже не существовали физически. Так, весной 1943 г. нацистами была начата эксгумация захороне- ний жертв террора 1937-1938 гг. Вероятно, вполне справедливо предполагает Вайнер, эксгумация винницких захоронений была вызвана желанием повторить про- пагандистский успех эксгумаций могил польских военнослужащих в Катыни. В братских могилах было захоронено более девяти тысяч человек. Летом и осенью проводилась идентификация и перезахоронение трупов расстре- лянных. Это спровоцировало наи- более яростную антисемитскую кампанию в Виннице за все время войны. Несмотря на то, что мест- ное еврейское население было к тому времени почти полностью уничтожено, жертвы террора представлялись исключительно как жертвы “иудео-большевизма”. В кампании приняли активное участие деятели украинской ав- токефальной церкви, в частности епископ Григорий, который в одной из проповедей говорил, что эти жертвы пали от рук евреев так же, как некогда от рук евреев при- нял смерть Христос (с. 264-268). В 1950 г. в украинской эми- грантской газете “Свобода” была опубликована статья о реакции со4 Любопытно, что то же самое о “выстрелах в спину” писали русские национали- стические газеты в 1919 г. 479 Ab Imperio, 4/2002 ветских властей на эксгумацию за- хоронений жертв репрессий после изгнания оккупантов. По словам автора статьи, местное население было собрано вокруг вскрытых могил, причем родственники казненных были тут же расстре- ляны и их тела сброшены на то же место, где ранее покоились перезахороненные трупы. Осталь- ных отправили безоружными на фронт, чтобы они погибли от рук немцев. Руководил экзекуцией якобы комиссар НКВД Рапапорт. “Вечный жид” опять жестоко посмеялся над украинцами, не сумев удержаться от понятной иронии по поводу этой очередной фантазии пораженного юдофоби- ей воображения, пишет Вайнер. Историк, тем не менее, счел не- обходимым провести проверку в архивах: среди руководителей НКВД-МВД в Виннице в это время были только русские и украинцы, а возглавлял местные органы НКВД некто Касаткин. Всего же на 1 января 1945 г. на- циональный состав сотрудников НКГБ на Украине выглядел сле- дующим образом: 7881 русских, 3853 украинца, 579 евреев и 138 белорусов из общего числа 12888 сотрудников. Причем наиболее значительная группа сотрудников еврейского происхождения рабо- тала в отделе цензуры (с. 269). Неудивительно незначитель- ное число евреев, спасшихся от нацистского геноцида на Украине вообще и в Винницкой области в частности. Как показывают спе- циальные исследования, процент спасенных напрямую коррелирует с отношением к евреям местного населения. Антисемитские на- строения и антиеврейское наси- лие имели в Винницкой области длительную традицию, включая несколько жестоких погромов в период Гражданской войны (с. 270-272). Антисемитские настроения были распространены, разумеется, не только на Украине. Подогре- ваемая послевоенной политикой советской власти (которая, в свою очередь, до известной степени учитывала массовые настроения), юдофобия продолжала оставаться составной частью мироощущения советских граждан. Примерно 35% писем (выборка не очень репрезентативная, но тем не ме- нее любопытная) трудящихся в “Правду”, содержавших отклики на извещение о прекращении “дела врачей”, содержали негативную оценку реабилитации. Причем евреи обвинялись не только в том, что им инкриминировалось, но в том, что подписывали признания под пытками. В “пример” им ста- вились... Зоя Космодемьянская и Лиза Чайкина; один из авторов возмущался тем, что первыми реабилитировали евреев, в то время как в лагерях продолжают 480 Рецензии/Reviews оставаться русские, арестован- ные в 1930-е годы. Вайнер под- черкивает, что в антисемитской риторике опять прослеживались “военные” мотивы и в пример слабодушным евреям ставились советские граждане, молчавшие даже тогда, когда нацисты выре- зали им пятиконечные звезды на спинах (с. 295-296). В главе 6-й рассматривается использование памяти войны в формировании советского па- триотизма – в сочетании с его украинским вариантом – среди крестьянства Винницкой области, “советизация” крестьянства, этой, по словам Вайнера, Ахиллесовой пяты советского общества (с. 298363 ). Пытаясь ответить на вопрос, может ли могущественный миф о войне избавиться от советского штампа и продолжить свое суще- ствование после распада Совет- ского Союза, Вайнер указывает, что культ Великой Отечественной войны только усиливался по мере того, как СССР отдалялся от вре- мени Октябрьской революции, да и от самой войны. Причем со временем, если говорить об Укра- ине, происходила “украинизация” мифологии войны. Вайнер остроумно, хотя и зло сравнивает новую украинскую мифологию войны с сербской и еврейской, в которых поражения превращались в залог возрожде- ния нации. “Мы умрем, чтобы жить вечно”, – говорит сербский князь Лазарь перед роковой бит- вой на Косовом поле. Таким же образом ряд катастрофических событий еврейской истории был преобразован в национальный миф в сионистской историогра- фии, и поражения превратились в победы. Горсточка еврейских партизан изображалась предше- ственниками израильской армии, а официальный день памяти был назван “Днем Холокоста и геро- изма”. Пассивный, покорный и беззащитный еврей диаспоры был преобразован в “сражающийся Израиль” (с. 382). Сходное явление наблюдалось и на Украине. Память о травмах коллективизации, голода и тер- рора уступила место памяти о по- бедоносной войне, воспоминания о коллаборационизме сменились памятью об общих страданиях, гражданская война завершилась единением нации. Забавны, хотя и весьма показательны слова из речи одного генерала, произ- несенной в день празднования 50-летия победы во Второй миро- вой войне. Генерал (разумеется, бывший советский) говорил, что страдания украинцев в период войны не пропали даром, в част- ности, Украина после окончания войны стала членом ООН! “Война была полностью украинизирова- на”, – заключает автор (с. 385). 481 Ab Imperio, 4/2002 Таким образом, – полагает Вай- нер, – миф о войне занимает уни- кальное место в истории советско- го государства. Он способствовал его единению, впервые предложив нечто, способное интегрировать в советское общество прежде ис- ключенные из него группы. Миф о войне способствовал созданию новых “контуров” государства. В то же время он пережил само его существование, будучи “привати- зирован” политическими элитами новых государств. Разумеется, на этом этапе миф претерпел ряд изменений, делающих его при- емлемым для политических элит и “электората” государств, воз- никших на обломках Советского Союза (с. 385). Полагаю, что перевод книги Вайнера на русский язык послу- жил бы неплохим провоцирую- щим фактором для российских историков; на наш взгляд, россий- ская историография, несмотря на тонны книг, написанных отече- ственными историками о Великой Отечественной войне, страдает, как и англоязычная (с. 13), недо- статочным вниманием к ее соци- альной и политической истории. Историю войны, свободную от мифов, еще предстоит написать. ...