Экономическая отсталость в исторической перспективе

15 Ab Imperio, 4/2002 Александр ГЕРШЕНКРОН ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ОТСТАЛОСТЬ В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ* Исторический подход к данной проблеме нуждается, пожалуй, в некоторых пояснениях. Современные историки, в отличие от их много- численных предшественников, перестали сообщать миру о том, что непременно, или в идеальном случае, должно произойти. Мы стали скромными. Пророческий пыл исчез вместе с детской верой в абсо- лютную постижимость прошлого, ход которого определял некий чрез- вычайно простой и универсальный исторический закон. Современный исторический релятивизм осторожно движется между утверждением Сенеки об абсолютной достоверности нашего знания о прошлом и при- надлежащим Гёте сравнением истории с книгой, смысл которой скрыт за семью печатями, между omnia certa sunt первого и ignorabimus вто- рого. Современные историки очень хорошо осознают, что постижение прошлого – а это волей-неволей означает само прошлое – постоянно меняется в зависимости от предпочтений, интересов и точки зрения * Перевод сделан по изданию: Alexander Gerschenkron. Economic Backwardness in Historical Perspective // B. Hoselitz (Ed.). The Progress of Underdeveloped Countries. Chicago: University of Chicago Press, 1952. © 1952 The Univeristy of Chicago Press. Публикуется с любезного разрешения The Univeristy of Chicago Press. Перевод К. Суворовой под ред. М. Могильнер. 16 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе историка. Никто больше не занят поиском предопределенности в ходе человеческой истории, столь же повсеместной и неизменной, как ход планет. С железной предопределенностью исторических процессов покончено. Однако, избавившись от того, что Джон Стюарт Милль (John Stuart Mill) однажды назвал “рабской зависимостью от пред- шествующих обстоятельств”, мы разрушили и великие мосты между прошлым и будущим, по которым так безопасно и уверенно путеше- ствовали умы XIX века. Означает ли это, что история никак не способствует пониманию со- временных проблем? Историческое исследование состоит по большей части в том, что к эмпирическому материалу применяют различные наборы эмпирически выведенных гипотетических обобщений и про- веряют соответствие им конечного результата в надежде, что таким образом могут быть установлены некоторые общие моменты, неко- торые типичные ситуации и некоторые типичные отношения между индивидуальными факторами в этих ситуациях. Такой подход сам по себе не ведет к буквальным экстраполяциям прошлого на современ- ность. Все, чего он позволяет добиться – это извлечение из обширного хранилища прошлого ряда разумных вопросов, которые приложимы к современному материалу. Значение такой работы не стоит переоце- нивать, так же как и преуменьшать, поскольку качество нашего по- нимания современных проблем во многом зависит от широты нашей системы восприятия. Изолированность ограничивает способность понимать. Но изолированность мышления не является особенностью какой-либо определенной географической области. Более того, это не только пространственная, но и временная проблема. Все решения в сфере экономической политики в основном принимаются с учетом сочетания ряда релевантных факторов. Вклад историка заключается в том, чтобы указать на потенциально релевантные факторы и на по- тенциально значимые сочетания факторов, которые не столь легко определить изнутри сферы более ограниченного опыта. Но это только вопросы. Ответы – совсем другое дело. Никакой прошлый опыт, каким бы богатым он ни был, и никакое, даже самое тщательное историческое исследование, не спасают ныне живущее поколение от творческой за- дачи нахождения собственных ответов и формирования собственного будущего. Таким образом, размышления, которые последуют далее, имеют своей целью лишь указать на некоторые взаимоотношения, которые существовали в прошлом и анализ которых в современных дискуссиях может оказаться полезным. Ab Imperio, 4/2002 17 Элементы отсталости Великое марксистское обобщение, согласно которому именно история передовых или стабильно развивающихся индустриальных стран прокладывает путь для более отсталых, сознательно или бес- сознательно оказывает значительное влияние на наше осмысление индустриализации этих отсталых стран. “Страна промышленно более развитая показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего.”1 Нет сомнений, что в широком смысле это обобщение справедливо. Тезис о том, что с середины по конец про- шлого (XIX – прим. перевод.) века Германия следовала по пути, на который Англия вступила в более ранний период, вполне имеет смысл. Однако не следует принимать это обобщение слишком безоговорочно, поскольку содержащаяся в нем половинчатая правда чаще всего скры- вает существование второй половины, которая состоит в следующем: в некоторых очень важных моментах развитие отсталой страны может, именно по причине этой отсталости, фундаментально отличаться от развитых стран. В основе настоящего эссе лежит предположение, что в целом ряде важных исторических случаев процесс индустриализации, начатый в отсталой стране, демонстрировал значительное отличие от более развитых стран не только в плане скорости развития (степень инду- стриального роста), но и в отношении формировавшейся в результате этого процесса производственной и организационной структуры про- мышленности. Более того, отмеченная разница в скорости и характере индустриального развития в значительной мере явилась результатом применения институциональных инструментов, аналогов которым практически не было в развитых индустриальных странах. Вдобавок, интеллектуальный климат процесса индустриализации, ее “дух”, или “идеология”, существенно различались в развитых и отсталых странах. Наконец, степень проявления этих атрибутов отсталости в каждом индивидуальном случае изменялась в прямой зависимости от степени отсталости и естественного промышленного потенциала конкретной страны. Позвольте сначала в обобщенном виде описать несколько основных элементов процесса индустриализации отсталых стран, выведенных 1 Karl Marx. Das Kapital (1st ed.). Preface. Русский текст дан по: Карл Маркс. Капитал. Т.1. М., 1988. С. 9. Ab Imperio, 4/2002 18 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе на основе имеющейся исторической информации об экономическом развитии европейских стран2 в девятнадцатом веке в период до начала Первой мировой войны. Вслед за этим, на основе конкретных примеров, более подробно будет сказано о влиянии так называемой “относительной отсталости” на ход индустриального развития отдельных стран. Типичную ситуацию, которая складывается в отсталой стране перед началом комплексной индустриализации, можно охарактеризовать как напряженное противоречие между действительным состоянием экономической деятельности и имеющимися препятствиями на пути индустриального развития, с одной стороны, и значительными пер- спективами, потенциально заложенными в этом развитии – с другой стороны. Возможности, которые несет с собой индустриализация, конечно, различались в зависимости от обилия природных ресурсов в каждом конкретном случае. Более того, индустриализация оказывалась невозможной и, следовательно, никакого “напряжения” не существовало, пока сохранялись определенные труднопреодолимые институциональ- ные препятствия (крепостная зависимость крестьянства или влекущее серьезные последствия отсутствие политического единения). Если пред- положить, что страна имеет достаточное количество полезных ресурсов и в ней преодолены основные препятствия на пути индустриализации, то возможности, которые несет с собой индустриализация, варьируются в прямой зависимости от отсталости страны. Всегда считалось, что чем больший объем технологических инноваций может перенять отсталая страна у более развитых стран, тем более многообещающим является процесс индустриализации. Заимствованные технологии, о которых так много и так верно говорил Веблен,3 были одним из первостепен- ных факторов, гарантирующих большую скорость развития отсталой страны, вступившей на путь индустриализации. Всегда существовала тенденция осуждать отсталые страны за отсутствие оригинальности. Немецкие горные инженеры в XVI веке обвиняли англичан в том, что 2 Было бы желательно выйти за пределы европейского опыта, включив хотя бы несколько отсылок к индустриализации Японии. К сожалению, плохое знание автором японской экономической истории не позволило расширить рамки насто- ящего анализа. Читатель, однако, может обратиться к прекрасному исследованию Генри Росовски (Henry Rosovsky) “Capital Formation in Japan, 1868 – 1940” (Glencoe, 1961), в котором подробно обсуждается применимость моего подхода к японской индустриальной истории. 3 Thorstein Veblen, (1857-1929), экономист, социолог. Первая и наиболее известная работа – “The Theory of the Leisure Class” (1899). – Примечание переводчика. Ab Imperio, 4/2002 19 они рабски подражают немецким методам, и англичане отплатили нем- цам за эти обвинения в пятидесятые и шестидесятые годы прошлого (XIX – прим. перевод.) века. В наши дни Советскую Россию обвиняют в абсолютной подражательности ее промышленного развития, и в от- вет русские делают необычные и экстравагантные заявления. Но все эти поверхностные наблюдения затмевают тот основной факт, что при большом объеме импорта иностранной техники и ноу-хау и связанном с ним росте возможностей для быстрой индустриализации разрыв между экономическим потенциалом и экономической действительностью от- сталых стран постепенно увеличивается. О перспективах индустриализации в слаборазвитых странах часто судят заведомо негативно, указывая на дешевизну рабочей силы по сравнению со средствами производства и на проистекающую отсюда проблему компенсирования скудного капитала изобилием рабочей силы. Иногда, напротив, говорят, что дешевизна труда в отсталых странах существенно помогает процессу индустриализации. Реальная ситуация, однако, всегда сложнее, чем это представляется на основе простых мо- делей. В действительности условия меняются от индустрии к индустрии и от страны к стране. При этом надо учитывать следующий основопо- лагающий факт: в отсталых странах промышленная рабочая сила – в смысле стабильной, надежной, дисциплинированной группы людей, разрезавших пуповину, связывавшую их с землей, и превратившихся в элемент, готовый к использованию на фабриках – не только не представ- лен в изобилии, но практически отсутствует. Создание промышленной рабочей силы, которая действительно заслуживает этого названия – очень сложный и длительный процесс. В этом отношении удивительные при- меры можно найти в истории российской промышленности. Многие немецкие промышленные рабочие XIX века были воспитаны в условиях строгой дисциплины юнкерского государства, что, возможно, облегчало им принятие жестких фабричных порядков. И тем не менее возникали огромные трудности, достаточно вспомнить, как к концу века немецкие писатели типа Шульце-Геверница4 бросали восхищенные и завистли4 Герхарт фон Шульце-Геверниц (Schulze-Gaevernitz), (1864-1943) немецкий эконо- мист; примыкал к исторической школе политической экономии. Пытался обосно- вать возможность установления социального мира в обществе в целях улучшения положения всех классов. В монополистическом капитале, в господстве крупных банков Шульце-Геверниц видел выражение “организованного капитализма”, при котором “промышленное государство” осуществляет сознательное регулироAb Imperio, 4/2002 20 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе вые взгляды через Ла-Манш, идеализируя английских промышленных рабочих: “люди будущего… рожденные и воспитанные для машин… равных [которым] не было в прошлом.” В наше время сообщения о со- стоянии промышленности в Индии в еще более преувеличенной форме воспроизводят аргументы из прошлого европейской индустриализации относительно сложностей с обеспечением рабочей силой. Учитывая эти обстоятельства, рискнем предположить, что степень успеха индустриализации в отсталых странах во многом зависела от применения самых современных и эффективных технологий, особен- но если процесс индустриализации проходил на фоне конкуренции с развитыми странами. Преимущества, заложенные в использовании технологически более совершенного оборудования, только возрастали благодаря трудосберегающему эффекту. Это, казалось бы, объясня- ет стремление отсталых стран уже на относительно ранних этапах индустриализации сосредотачиваться на продвижении тех отраслей промышленности, в которых технологический прогресс был особенно быстрым, в то время как более развитые страны, то ли по инерции, то ли из нежелания идти на определенные жертвы, неизбежные при реализации больших инвестиционных программ, были менее склонны вести постоянную модернизацию своего производства. Очевидно, что такая политика имеет ограничения, и одним из них является неспособ- ность отсталой страны достичь такого уровня производительности, при котором возникает необходимость в специальных технических навы- ках. Отсталые страны (правда, за исключением Соединенных Штатов) очень медленно осваивали производство машинного оборудования. Но такие отрасли, как производство железа и стали, ярко иллюстрируют тенденцию к освоению самых современных инноваций. Показателен следующий пример: немецкие доменные печи очень быстро превзошли английские, а в начале нашего (XX – прим. перевод.) века в еще более отсталой южной России оборудование доменных печей уже начинало обгонять немецкие аналоги. И наоборот, в девятнадцатом веке превос- ходство Англии в производстве хлопковой ткани не оспаривалось ни Германией, ни какой-либо другой страной. вание, подменяющее действие “автоматически функционирующих экономических законов”. Шульце-Геверницу принадлежат труды: “Крупное производство, его значение для экономического и социального прогресса” (1897), “Очерки общественного хозяйства и экономической политики России” (1901), “Немецкий кредитный банк” (1915). – Примечание переводчика. Ab Imperio, 4/2002 21 В значительной степени (как в описанном примере с доменными печами) применение современной технологии в условиях XIX века требовало увеличения размеров производства. Озабоченность “мас- штабами” в этом смысле обнаруживается в истории большинства стран европейского континента. Но индустриализация отсталых стран в Европе характеризовалась стремлением к большим масштабам и в другом смысле. Использование термина “промышленная революция” часто подвергалось оправданной критике. Но, если промышленная революция означает не более чем неожиданное значительное увеличе- ние показателей промышленного роста, не вызывает сомнений, что в некоторых важных случаях само промышленное развитие начиналось таким неожиданным, взрывным, то есть “революционным”, способом. Подобные разрывы в развитии не были случайностью. Весьма веро- ятно, что период стагнации (понимаемый в “физиократическом” смысле как период низких темпов роста) может завершиться, а процесс инду- стриализации начаться, только если индустриализационное движение имеет возможность развернуться, как это и было, по широкому фронту, начаться одновременно в различных областях экономической деятель- ности. Отчасти это вытекает из взаимодополняемости и неделимости экономических процессов. Железные дороги не могут быть построены, если параллельно не открываются угольные шахты; строительство частичной железнодорожной ветки недостаточно, если существует не- обходимость связать центральную часть страны с портовым городом. Плоды промышленного прогресса в одних отраслях промышленности воспринимаются как внешние экономические факторы другими отрас- лями, чье развитие, в свою очередь, оказывает положительное влияние на первые. Анализируя экономическую историю Европы XIX века, приходим к заключению, что напряжение между доиндустриальным состоянием и благами, ожидаемыми от индустриализации, достигает степени, достаточной для преодоления существующих препятствий и высвобождения сил, которые способствуют промышленному про- грессу, только тогда, когда наличествуют условия для разворачивания промышленного развития в широком масштабе. Этот аспект развития можно рассматривать в контексте предложен- ной Тойнби5 модели отношений “вызов (challenge) – ответная реакция 5 Арнольд Джозеф Тойнби (Toynbee), (1889-1975), английский историк и историософ. Работал в британском Министерстве иностранных дел и газетным корреспондентом. Был профессором международной истории в Лондонской школе 22 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе (response)”. К данной ситуации очень хорошо подходит следующее обобщающее замечание Тойнби: очень часто незначительные “вызовы” вообще не провоцируют ответной реакции, но с ростом значительности “вызова” растет и масштаб ответной реакции (по крайней мере, до опре- деленного момента). “Напряжение”, условно осмысленное как “вызов”, должно достичь высокой степени для того, чтобы материализовалась реакция в виде промышленного развития. Ниже излагаются некоторые основные факторы, исторически ха- рактерные для экономической ситуации в отсталых странах и способ- ствовавшие высокой скорости роста и формированию другой произ- водительной структуры в промышленности. Действие этих основных факторов было значительно усилено применением в отсталых странах различных институциональных инструментов и принятием специфиче- ской идеологии индустриализации. Некоторые из этих специфических факторов и то, как они действуют на различных уровнях отсталости, обсуждается в следующих разделах. Банки История Второй Империи во Франции удивительным образом иллюстрирует эти процессы. Начало правления Наполеона III озна- меновало завершение длительного периода относительной экономи- ческой стагнации, которая началась с реставрацией дома Бурбонов и в определенном смысле была результатом промышленной политики Наполеона I. Посредством снижения пошлин и ликвидации запретов на импорт (кульминацией этой линии стал договор Кобдена-Шевалье в 1860 г.)6 французское правительство разрушило теплицу, в которой десятилетиями содержалась французская промышленность, и подверг- ло ее стимулирующему воздействию международной конкуренции. С отменой монопольных доходов в отстававших угольной и металлур- гической отраслях французская промышленность получила выгодный доступ к основным промышленным сырьевым ресурсам. экономики. Главная работа – 12-томное “Исследование истории” (“A Study of History”, 1934-61; сокр. изд. 1956-57, т.1-2). Придерживался “цивилизационного” подхода. – Примечание переводчика. 6 Договор Сobden-Chevalier 1860 г. – договор, заключенный между Францией и Англией в январе 1861 года, снявший взаимные пошлины и разрешивший британский экспорт во Францию. Подготовлен Ричардом Кобденом и Морисом Шевалье. – Примечание переводчика. Ab Imperio, 4/2002 23 Не в последней степени промышленное развитие Франции при На- полеоне III зависело от усилий, направленных на то, чтобы развязать “смирительную рубашку”, в которую слабые правительства и сильные промышленные монополии упрятали французскую экономику. Однако, наряду с этой преимущественно (хотя и не исключительно) негативной политикой правительства, французская промышленность получила мощный положительный импульс из другой сферы – я имею в виду развитие промышленной банковской системы при Наполеоне III. Важность этого процесса редко оценивается по достоинству. Так же редко он рассматривается как следствие особых условий, характерных для относительно отсталой экономики. В частности, история банка Credit Mobilier братьев Перейра (Pereire) рассматривается как драматический, но достаточно незначительный эпизод.7 Слишком часто, как, например, в романах Эмиля Золя, действительное значение этого процесса прак- тически полностью затмевается описанием спекуляционной лихорадки, коррупции и аморальности, которые его сопровождали. Гораздо более верно с точки зрения фактов было бы говорить о действительно важной роли инвестиционных банков того периода в экономической истории Франции и значительной части европейского континента. Речь идет о непосредственном эффекте создания финансовых орга- низаций, предназначенных для финансирования строительства тысяч миль железных дорог, бурения скважин, возведения фабрик, проведе- ния каналов, постройки портов и модернизации городов. Предприятия Перейра и некоторых других осуществили все это во Франции и за ее пределами на огромной территории, простирающейся от Испании до России. Столь огромные изменения в экономическом пейзаже произош- ли всего через несколько лет после того, как великий государственный деятель и историк Июльской монархии уверял страну в том, что нет необходимости снижать пошлины на железо, так как находящаяся под покровительством государства французская металлургия в состоянии удовлетворить потребности железных дорог в железе, которые он просчитал с учетом возможного увеличения годовых объемов строи- тельства приблизительно на пятнадцать-двадцать миль. 7 Credit Mobilier – кредитное общество, созданное в начале 1850-х годов братьями Перейра при содействии режима Напоелна III. Активно использовалось для массированого финансирования общественных работ и муниципальных проектов. Банкротство Креди Мобилье в 1867 году послужило одним из признаков надвигающегося кризиса. – Примечание переводчика. 24 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе Однако действительные экономические достижения нескольких человек с исключительной предпринимательской энергией были столь же важны, как и их влияние на окружающих. Credit Mobilier с самого начала был вовлечен в жесточайший конфликт с представителями “ста- рых капиталов” во французском банковском деле, в первую очередь, с Ротшильдами. Именно этот конфликт истощил силы предприятия и был основной причиной его окончательного краха в 1867 г. Но очень редко обращают внимание на то, что в ходе конфликта “новый капи- тал” заставил “старый капитал” принять свою политику. Перед лицом возникшей конкуренции “старый капитал” не мог больше ограничи- ваться в банковской сфере обеспечением государственных займов и трансакциями с иностранной валютой. Ротшильды смогли помешать Перейра основать австрийский Credit-Anstalt только потому, что они сами пожелали создать этот банк, причем не в виде устаревшего бан- ковского учреждения, а в форме Credit Mobilier, то есть в виде банка, нацеленного на развитие железнодорожного сообщения и индустри- ализацию страны. Переход старого капитала в “веру” нового иллюстрирует направле- ние далеко идущего воздействия Credit Mobilier. Отдельные предпри- ятия такого типа существовали в Бельгии, Германии и в самой Франции. Но именно взрывное воздействие Перейра оказалось определяющим для развития банковской деятельности в континентальной Европе на- чиная со второй половины прошлого века и далее. Количество банков в различных странах, организованных по модели перьеровского, было значительным. Но важнее рабской имитации была творческая адаптация основной идеи Перейра и ее инкорпорирование в новый тип банка – универсальный банк, – который в Германии, наряду с большинством других стран континента, стал ведущей формой банковской деятель- ности. Разница между банками типа Credit Mobilier и коммерческими банками в развитой промышленной стране того времени (Англия) была колоссальной. Бесконечная пропасть лежала между английским банком, созданным, в первую очередь, как источник краткосрочного капитала, и банками, предназначенными для долгосрочного финансирования экономики. Немецкие банки, которые могут быть взяты за образец уни- версальных банков, успешно сочетали основную идею Credit Mobilier с краткосрочной финансовой деятельностью коммерческих банков. В результате они представляли собой значительно более устойчи- вые экономические предприятия, чем Credit Mobilier, который имел Ab Imperio, 4/2002 25 неимоверно раздутый промышленный портфель, значительно превы- шавший его капитал, и чье успешное функционирование зависело от благоприятной конъюнктуры на фондовой бирже. Но немецкие банки, а с ними банки в Австрии и Италии, установили максимально близкие отношения с промышленными предприятиями. Согласно поговорке, немецкий банк сопровождал промышленное предприятие от колыбе- ли до могилы, от основания до ликвидации, через все превратности существования. Через механизм кредитования текущего счета, кото- рый формально был краткосрочным, но в действительности являлся долгосрочным кредитованием, и через институт наблюдательных советов, который был превращен в самый могущественный орган в корпоративной организации, банки получили огромное влияние на промышленные предприятия, выходившее за рамки финансового контроля и распространявшееся на принятие предпринимательских и управленческих решений. Детальный анализ этого процесса не является целью данной ра- боты. Необходимо лишь связать его происхождение и последствия с обсуждаемым нами вопросом. Индустриализация Англии прошла практически без использования банковских механизмов для долго- срочного инвестирования. Более постепенный характер процесса ин- дустриализации и более существенное накопление капитала, сначала за счет торговли и модернизированного сельского хозяйства, а затем за счет самой промышленности, избавило от необходимости создавать специальные институциональные механизмы для обеспечения про- мышленности долгосрочным капиталом. В относительно отсталых странах, наоборот, капитал невелик и рассредоточен, сильно недоверие к промышленной деятельности и в результате, в связи с размахом про- цесса индустриализации, возникает ориентация на большие масштабы, больший средний размер завода и концентрацию индустриализации на отраслях с относительно большим уровнем производительности капитала. К этому можно добавить нехватку предпринимательского таланта в отсталых странах. В основном, именно эти обстоятельства обусловили различие в развитии банковского дела на большей части континента и в Англии. Континентальные практики промышленного банковского инвестиро- вания должны рассматриваться как особые инструменты индустриали- зации в отсталой стране. Именно здесь исторически и географически сформировалась модель экономического развития, в которой основная роль отводится процессу принудительного накопления через капи- 26 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе тализирующую (money-creating) деятельность банков. Однако, как будет показано далее, использование таких инструментов может рас- сматриваться не как присущее отсталым странам в целом, но странам, отсталость которых не переходит определенных границ. Но даже там достаточно долгое время банки были в основном заняты лишь со- биранием и распределением имеющихся фондов, что, конечно же, не умаляет первостепенной важности их деятельности в начальный период индустриализации, когда промышленные предприятия испытывают отчаянную нехватку капитала. Такая банковская политика имела далеко идущий эффект. Все основ- ные тенденции, свойственные индустриальному развитию в отсталых странах, были усилены и приумножены обдуманными действиями со стороны банков. С самого начала банки особенно привлекали одни отрасли производства, в то время как другими они пренебрегали или вовсе их игнорировали. В Германии до начала Первой мировой войны основной сферой активности немецких банков были добыча угля, про- изводство железа и стали, электротехника, общее машиностроение и химическая промышленность. Текстильная, кожевенная и пищевая промышленность находились на периферии банковских интересов. Ис- пользуя современную терминологию, банки интересовались в большей степени тяжелой, а не легкой промышленностью. Более того, эффект банковской политики распространялся не только на производственную, но и на организационную структуру промышлен- ности. Последние три десятилетия девятнадцатого века были отмечены концентрацией банковского дела. Почти так же развивался этот процесс и по другую сторону Ла-Манша. Но в Британии, в силу своеобразия отношений между банками и промышленностью, он не сопровождался аналогичным развитием промышленности. В Германии было по-другому. Тот толчок в развитии, который про- явился в создании картелей в немецкой индустрии, можно объяснить только как естественный результат слияния немецких банков. Именно слияния в банковской сфере позволяли банкам по-прежнему контролиро- вать конкурирующие предприятия – банки не терпели братоубийственной войны между “своими детьми”. Обладая привилегией централизованного контроля и наблюдения, банки быстро отмечали выгодные возможности картелизации и слияния промышленных предприятий. Тем временем средний размер заводов продолжал расти, а интересы банков и тех, кто их поддерживал, все более концентрировались на тех отраслях промыш- ленности, в которых имелись возможности картелизации. Ab Imperio, 4/2002 27 Таким образом, Германия смогла извлечь все преимущества из того факта, что относительно поздно вступила на путь промышленного развития, где ее предшественником была Англия. Но в результате не- мецкая промышленная экономика, использовавшая специфические методы, чтобы наверстать упущенное, развивалась существенно иначе, нежели английская. Государство Опыт Германии может быть обобщен. Схожие процессы проис- ходили в Австрии, или, скорее, в западной части Австро-Венгерской империи, в Италии, Швейцарии, Франции, Бельгии и в других странах, хотя между конкретными странами имелись некоторые отличия. Но этот опыт не может быть распространен на весь европейский конти- нент по двум причинам: 1) из-за наличия некоторых отсталых стран, в которых не наблюдалось сходных черт промышленного развития и 2) из-за наличия стран, в которых основные элементы отсталости проявлялись в таких обостренных формах, что это привело к при- менению принципиально других институциональных инструментов индустриализации. Первый тип стран не нуждается в подробном описании. Иллюстра- цией может послужить промышленное развитие Дании. Во второй половине XIX века эта страна, безусловно, была еще очень отсталой. Однако мы не обнаружим в ней неожиданных всплесков индустриа- лизации с особым упором на тяжелую промышленность, аналогичных германскому. Причина может крыться, с одной стороны, в недостатке природных ресурсов, а с другой стороны – в больших возможностях для сельскохозяйственного развития, что объяснялось близостью ан- глийского рынка. Не было никакого особого “ответного действия”, так как не было никакого “вызова”. Россию можно рассматривать как ярчайший пример страны второго типа. Отличительной чертой экономического положения в России было не только то, что большой всплеск современной индустриализации произошел в 1880-х, то есть более чем через тридцать лет после начала быстрой индустриализации в Германии; еще более важным являлся тот факт, что на начальном этапе уровень экономического развития в России был несравненно ниже, чем в Германии и Австрии. Основной причиной ужасного экономического отставания России было сохранение крепостного права до 1861 г. В определенном смысле 28 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе сам этот факт можно объяснить действием любопытного механизма экономической отсталости, и здесь надо дать некоторые пояснения. В процессе территориальной экспансии, которая за несколько веков пре- вратила маленькое Московское княжество в огромную современную Россию, страна все больше вовлекалась в военные конфликты с Запа- дом. Это обнаружило любопытное внутреннее противоречие между задачами русского правительства, которые были “современными” на тот момент, и безнадежно отсталой экономикой страны, проводив- шей “современную” военную политику. В результате экономическое развитие России на некоторых важных этапах принимало форму своеобразной серии следствий. 1) Основным фактором являлось то, что государство, движимое военными интересами, выступало в роли основного агента экономического прогресса страны. 2) Поскольку экономическое развитие стало элементом военной необходимости, оно имело скачкообразный характер; экономика развивалась быстрее, если существовала военная необходимость, и замедлялась с ослаблением военного давления. 3) Такой тип скачкообразного движения экономи- ческого прогресса предполагал, что всякий раз, когда требовался суще- ственный подъем экономической активности, большой груз ложился на плечи того поколения, которому выпало жить в период усиленного развития. 4) Правительство, для того чтобы эффективно обеспечивать необходимые для реализации его политики большие жертвы, подверга- ло сопротивляющееся население ряду жестких мер, дабы никто не мог избежать общего бремени и укрыться в пограничных регионах на юго- востоке и востоке. 5) Именно масштабы правительственного насилия приводили к тому, что период быстрого развития чаще всего сменялся длительной стагнацией. Длительные периоды экономической стагнации были естественным следствием предшествовавшего напряжения, вы- ходившего за пределы физических возможностей населения. Данная последовательность схематично представляет ход экономического раз- вития России в прошлом, лучше всего описывая период реформ Петра Великого. Однако она приложима и к другим периодам. Поражает парадоксальный характер описанной последовательности. Пытаясь перенять западные технологии, повысить производительность и мастерство населения до уровня, более или менее приближающегося к западному, как это было при Петре Великом, Россия, именно в силу этих попыток, в определенном смысле еще более удалилась от Запада. Вообще говоря, установление крепостной зависимости российского Ab Imperio, 4/2002 29 крестьянства можно рассматривать как оборотную сторону процесса вестернизации. Петр Великий не учреждал крепостничества, но он, может быть, более, чем кто-либо другой, способствовал эффективности этого института. Когда в последующие периоды, частично в силу дей- ствия факторов, описанных в пунктах 2 и 5, государство отстранилось от активного стимулирования экономического развития и дворянство освободилось от обязательной государственной службы, крепостная зависимость крестьянства лишилась связи с экономическим развитием. То, что раньше являлось непрямым обязательством перед государством, стало непосредственным обязательством перед дворянством и таким образом превратилось в наиболее существенный фактор отставания российского экономического развития. Читатели Тойнби могут рассматривать этот процесс, закончивший- ся освобождением крестьянства, как проявление последовательности “уходов и возвращений” (“withdrawal and return”), либо вполне обо- снованно могут отнести его к группе “остановленных цивилизаций” (arrested civilizations). Во всяком случае, механизм “вызов – ответная реакция” полезен при анализе такого рода последовательностей. Однако необходимо отметить, что проблема не сводится только к количествен- ному соотношению между масштабом вызова и ответной реакцией. Решающим моментом является то, что размеры вызова изменяют качество ответной реакции и, таким образом, не только добавляют мощные факторы замедления в экономический процесс, но, что более вероятно, ведут к ряду нежелательных последствий неэкономического характера. К этому аспекту, имеющему непосредственное отношение к рассматриваемой здесь проблеме индустриализации отсталых стран, мы еще должны будем вернуться в заключительной части статьи. Возвращаясь вновь к индустриализации в России в восьмидесятые и девяностые годы прошлого (XIX – прим. перевод.) века, отметим, что в определенном смысле этот процесс можно рассматривать как повторение предшествующих образцов экономического развития в стране. Роль государства очень заметно отличает российский тип ин- дустриализации от немецкой или австрийской модели. Освобождение крестьян, несмотря на все многочисленные недостат- ки процедуры, являлось абсолютно необходимым условием индустри- ализации. По существу, это была акция, направленная на устранение препятствий, созданных самим же государством, и в этом смысле она полностью сопоставима с такими акциями, как аграрные реформы в Германии или упоминавшаяся выше политика Наполеона III. Ана- 30 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе логичным образом, большие законодательные и административные реформы шестидесятых годов XIX в. были, скорее, направлены на создание необходимой для промышленного развития структуры, а не на прямое его стимулирование. Самое интересное здесь то, что, в отличие от Западной Европы, такие действия сами по себе не вели к всплеску индивидуальной активности в стране и почти четверть века после отмены крепост- ного строя темпы промышленного роста оставались относительно низкими. Значительный промышленный подъем произошел только тогда, когда – с середины восьмидесятых годов – государственное строительство железных дорог приняло беспрецедентные размеры и стало основным рычагом политики быстрой индустриализации. Раз- личными способами – льготными заказами местным производителям материалов для железной дороги, высокими ценами, субсидиями, кредитами и гарантированными доходами для новых промышленных предприятий – правительство обеспечивало высокие и даже стабильно возрастающие темпы экономического роста до конца века. Параллельно была изменена российская система налогообложения, что обеспечило финансирование политики индустриализации, в то время как стабили- зация рубля и введение золотого стандарта обеспечили иностранное участие в развитии промышленности в России. В целом, основные элементы отсталой экономики в России де- вяностых и в Германии пятидесятых годов были одни и те же, но их количественное соотношение несопоставимо. Недостаток капитала в России был столь существенным, что ни одна банковская система, по- видимому, не смогла бы преуспеть в привлечении достаточных фондов для финансирования широкомасштабной индустриализации. Так ужа- сающе низки были стандарты честности в бизнесе и так велико общее недоверие общественности, что ни один банк не смог бы привлечь даже те незначительные капиталы, которые имелись, и ни один банк не был способен успешно проводить политику долгосрочного кредитования в экономике в условиях, когда злостное банкротство стало чуть ли не стандартной деловой практикой. Чтобы обеспечивать индустриализа- цию капиталом, требовался принудительный аппарат правительства, которое посредством налоговой политики направляло бы доходы от потребления на инвестиции. Нет сомнения, что правительство как agens movens индустриализации исполнило свою роль далеко не самым эффективным образом. Велики были некомпетентность и коррупция бюрократии. Потери, которые сопровождали процесс, были огромными. Ab Imperio, 4/2002 31 Но в итоге большой успех политики, проводимой при Вышнеградском и Витте,8 отрицать невозможно. Не только по своему происхождению, но и по результатам политика, проводимая российским правительством в девяностые годы, очень напоминает политику банков в Центральной Европе. Российское государство не проявляло никакого интереса к “легкой промышленности”. Все его внимание сосредотачивалось на производстве основных промышленных материалов и оборудования; подобно банкам в Германии, российская бюрократия была в первую очередь заинтересована в крупномасштабном производстве, в слиянии и координировании промышленных предприятий, к которым она благо- волила и которые помогала создавать. Очевидно, что правительствен- ная заинтересованность в индустриализации в значительной степени диктовалась военной политикой. Но эта политика только усиливала и подчеркивала основные тенденции, присущие индустриализации в условиях отсталой экономики. Наверное, ничто так наглядно не подчеркивает это основополага- ющее сходство ситуаций и зависимость используемых институцио- нальных инструментов от уровня отсталости страны, как сравнение политики, проводимой в двух частях Австро-Венгерской монархии, то есть в рамках одного и того же политического целого. Австрийская часть монархии была отсталой по сравнению, скажем, с Германией, но в то же время – намного более развитой, чем венгерская половина. Соответственно, в самой Австрии банки могли успешно посвятить 8 Вышнеградский Иван Алексеевич (1831/32-1895), ученый и государственный деятель, почетный член Петербургской Академии Наук (1868), профессор и директор Петербургского технологического института. В 1888-92 гг. возглавлял Министерство финансов, провел финансовую реформу в области железнодорож- ного транспорта, осуществил конверсию внешних железнодорожных займов, обеспечившую значительную экономию средств. Оказал значительное влияние на ход индустриализации России. Витте Сергей Юльевич (1849-1915), государственный деятель, мемуарист. В 1889 г. директор департамента железных дорог Министерства финансов, с 1892 г. министр путей сообщения, с 1892 по 1903 г. председатель Комитета министров и министр финансов. Ставил целью дать России “такое же промышленное совершен- нолетие, в какое уже вступают Соединённые Штаты Северной Америки”. В 1905 г. возглавлял русскую делегацию, подписавшую Портсмутский мир с Японией. За успешное проведение переговоров получил графский титул. С 19 октября 1905 г. по 14 апреля 1906 г. глава Совета Министров. Настаивал на необходимости Ок- тябрьского манифеста 1905 г. – Примечание переводчика. 32 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе себя развитию промышленности. Но за Лейтскими горами, в Венгрии, деятельность банков оказалась абсолютно неадекватной, и на рубеже ве- ков венгерское правительство начало проводить энергичную политику индустриализации. Изначально правительство проявило значительный интерес к развитию текстильной промышленности в регионе. Очень интересно посмотреть, как под давлением того, что французы часто называют “логикой вещей”, проявлялись “основополагающие сходства” ситуаций отсталости и щедрые правительственные субсидии все более и более активно уходили из текстильной промышленности на развитие тяжелой индустрии. Градация отсталости Возвращаясь к основной германо-российской парадигме, заме- тим: то, что было сказано выше, не исчерпывает анализ параллель- ности их развития. Нерешенным остается вопрос о результатах успешной индустриализации, а именно – о постепенном уменьшении отсталости. На рубеже веков, если не ранее, стали проявляться перемены в отношениях между немецкими банками и промышленностью. По мере взросления младенцев индустрии первоначальное неоспоримое влияние банков на промышленные предприятия теряло свою силу. Процесс освобождения промышленности от десятилетий опеки проявлялся по-разному. Промышленные предприятия все активнее переориентировались с зависимости от одного единственного банка на сотрудничество с несколькими банками. Когда бывшие промыш- ленные протектораты становились экономически независимыми, они начинали политику изменения альянсов с банками. Многие промыш- ленные гиганты, такие как электротехническая промышленность, которые не могли развиваться без помощи и предпринимательской смелости банков, начали учреждать свои собственные банки. Про- блема недостатка капитала, которой немецкие банки обязаны своим возникновением, канула в прошлое. Германия стала развитой про- мышленной страной. Но остались специфические черты, возникшие в процессе индустриализации в условиях отсталости. Среди них – со- хранение тесных связей между банками и промышленностью, даже несмотря на то, что отношения по типу “хозяин-слуга” уступили место сотрудничеству на равных, а в некоторых случаях зависимость стала обратной. Ab Imperio, 4/2002 33 В России блестящий период промышленного развития был рез- ко прерван депрессией 1900 года и последующими годами войны и гражданского противостояния. Но, когда Россия оправилась после революционных 1905 – 1906 годов и снова достигла высокого уровня промышленного роста в 1907 – 1914 гг., характер процесса индустри- ализации существенно изменился. Строительство железных дорог правительством продолжалось, но в гораздо меньшем масштабе – как в абсолютных величинах, так и по отношению к растущему объему промышленного производства. Некоторое увеличение военных рас- ходов не могло компенсировать уменьшение значимости строительства железных дорог. Неизбежен вывод о том, что в этот последний период индустриализации при дореволюционном правительстве значимость государства резко снизилась. В то же время, традиционная российская модель экономического развития демонстрировала свою полную несостоятельность. Ограни- чение деятельности правительства привело не к стагнации, а к продол- жению промышленного роста. Российская промышленность достигла той стадии, когда она могла отбросить костыли правительственной поддержки и начать двигаться самостоятельно – правда, значительно менее самостоятельно, чем современная ей промышленность Германии, поскольку банки, по крайней мере в некоторой степени, взяли на себя роль отошедшего в сторону правительства. За пятьдесят лет, прошедших со времени освобождения крестьян, банки значительно трансформировались. Появились коммерческие банки. Поскольку именно правительство выполняло функции про- мышленных банков, российские банки, прежде всего в силу отсталости страны, были организованы как “депозитные банки”, напоминая таким образом банковскую систему в Англии. Но по мере быстрого развития промышленности и накопления капитала стандарты делового поведе- ния постепенно вестернизировались. Исчезла парализующая атмосфера всеобщего недоверия и создались возможности для появления другого типа банка. Постепенно московские депозитные банки были вытеснены развивающимися банками Санкт-Петербурга, которые организовыва- лись по принципам, характерным не для английской, но для немецкой банковской системы. Короче говоря, после того как экономическая от- сталость России сократилась в результате спонсируемого государством процесса индустриализации, стало возможным использование других инструментов индустриализации, соответствующих новой “ступени отсталости”. 34 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе Идеология запаздывающей индустриализации Прежде чем перейти к некоторым общим выводам, нужно упомя- нуть последний отличительный аспект индустриализации в условиях экономической отсталости. До сих пор мы анализировали соотношение важных отличительных характеристик промышленного развития и его институциональных механизмов с условиями и уровнем отсталости. Осталось сказать несколько слов об идеологическом климате, в котором проходила индустриализация. Мы снова можем обратиться к весьма поучительной истории ин- дустриализации во Франции при Наполеоне III. Многие из тех, кто достиг влиятельных постов в области финансов и экономики после прихода к власти Наполеона, не были обособленными индивидуума- ми. Они принадлежали к одной четко определенной группе. Они были не бонапартистами, а социалистами-сен-симонистами. На первый взгляд кажется удивительным тот факт, что такой человек, как Исаак Перейра, который, пожалуй, сделал больше, чем кто-либо другой для распространения современной капиталистической системы во Фран- ции, был и до конца своих дней оставался страстным поклонником сен-симонистских взглядов. Но все проясняется, если рассмотреть несколько взаимосвязанных факторов. Можно возразить, что Сен-Симон в действительности вовсе не был социалистом; что в своем видении промышленного общества он практически не различал рабочих и работодателей; что подходящей по- литической формой общества будущего он считал некое корпоративное государство, в котором “лидеры промышленности” будут выполнять основные политические функции. Но аргументы такого рода вряд ли способны многое объяснить. Сен-Симон испытывал глубочайший ин- терес к тем, кого называл “самыми многочисленными и самыми много- страдальными классами”; что еще более важно, учение Сен-Симона, расширенное и переработанное его последователями (в первую очередь Базардом [Bazard]), включало в себя множество социалистических идей, в том числе отмену права наследования и учреждение плановой экономики для направления и развития экономики страны. Перейра придерживался именно такой интерпретации этого учения. Более существенно в контексте настоящей работы отметить то, какое большое значение Сен-Симон и его последователи уделяли индустриализации и какую значительную роль они отводили банкам в качестве инструментов организации и развития экономики. Это, Ab Imperio, 4/2002 35 без сомнения, очень привлекало создателей Credit Mobilier, которые предпочитали относиться к своему предприятию как к “банку высшей воли”, а к самим себе – как к “миссионерам”, а не к банкирам. То, что подчеркивание Сен-Симоном роли банков в будущем экономическом развитии представляет собой удивительное и абсолютно “не утопи- ческое” проникновение в проблематику этого развития, так же верно, как то, что идеи Сен-Симона самым решающим образом повлияли на ход экономической жизни как во Франции, так и за ее пределами. Но остается неразрешенным вопрос: почему капиталистическая по сво- ей сути идея была облачена в социалистические одежды? И почему именно эту социалистическую форму с такой готовностью восприняли величайшие капиталистические предприниматели, которые когда-либо существовали во Франции? По-видимому, ответ вновь должен быть сформулирован в терминах основных условий отсталости. Сен-Симон, друг Ж.-Б. Сея,9 никогда не был противником политики laissez-faire. Шевалье (Chevalier),10 соавтор франко-английского договора о торговле 1860 года, возвестившего наступление длительного периода свободной торговли в Европе, был страстным сен-симонистом. И тем не менее, в условиях Франции идеология laissez-faire была неподходящим “духовным” инструментом программы индустриализации. Чтобы преодолеть преграды стагнации в отсталой стране, чтобы раз- жечь воображение людей и направить их энергию на дело экономиче- ского развития, необходимо более сильное средство, нежели обещание улучшить распределение ресурсов или понизить цены на хлеб. В таких условиях даже бизнесмен, даже классический смелый и изобретатель- ный предприниматель нуждается в более мощном стимуле, чем просто перспектива большой прибыли. Для того, чтобы сдвинуть горы рутины 9 Жан-Батист Сэй (J. B. Say), (1767-1832). Французский экономист. В 1830 г. во Французском колледже была учреждена кафедра политической экономии, и ее возглавил Ж.-Б. Сэй. Автор “Полного курса политической экономии”, в кото- ром значительное место уделено практическим выводам. Последователь Адама Смита. – Примечание переводчика. 10 Морис Шевалье (1806-1879). Французский экономист, в молодости сторонник идей Сен-Симона. Впоследствии придерживался теории социального капитализма, один из лидеров французской либеральной школы. Считал промышленность ключом к развитию человечества. Один из авторов договора Кобдена-Шевалье 186061 г., ставшего ступенью в развитии свободной торговли в Европе. – Примечание переводчика. 36 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе и предубеждения, необходима вера – вера, по словам Сен-Симона, в то, что золотой век человечества не остался в прошлом, а ожидает людей в будущем. Не случайно свои последние годы Сен-Симон посвятил созданию новой веры, Нового Христианства. Из-за этого “предательства настоящей науки” с Сен-Симоном разорвал отношения Огюст Конт.11 То, что удовлетворяло Англию, не устраивало Францию. Незадолго до своей смерти Сен-Симон убедил Руже де Лиля (Rouget de Lisle), немолодого уже автора “Марсельезы”, сочинить новый гимн – “Индустриальную Марсельезу”. Руже де Лиль согласился. Человек, который некогда призывал “enfants de la patrie” вести безжалостную войну против тиранов и их наемников, обращался в новом гимне к “enfants de l’industrie” – “настоящим аристократам” – которые обе- спечат “счастье для всех”, распространяя промышленное мастерство и подчиняя весь мир мирным “законам промышленности”. О Рикардо12 неизвестно, чтобы он пытался вдохновить кого-то заменить “Боже, храни короля” на “Боже, храни промышленность”. Никто не будет умалять силы и страсти ораторского искусства Джона Брайта,13 но в развитой стране рациональные аргументы в пользу ин- дустриализации не нуждались в дополнительной квазирелигиозной подпитке. Бокль14 не так уж ошибался, когда в известном пассаже своей Истории представил принятие общественным мнением Ан11 Исидор Огюст Мари Франсуа Ксавье Конт (Auguste Comte), (1798-1857), французский философ, основатель позитивизма и социологии. – Примечание переводчика. 12 Давид Рикардо (David Ricardo), (1772-1823), английский экономист, автор теории денег и ренты. Рикардо написал ряд памфлетов – “Высокая цена золота, доказательство обесценения банкнот” (1810), выросшего из писем в газете “Морнинг кроникл”, и “Предложения по экономичной и надежной валюте” (1816). В 1817 г. в свет вышел главный труд Рикардо – “Начала политической экономии и налогообложения” (Principles of Political Economy and Taxation), в котором он использовал некоторые идеи Смита. – Примечание переводчика. 13 Джон Брайт (John Bright), (1811-1889), родился в семье квакеров. Английский предприниматель и политик, проповедник свободной торговли и критик привилегированного положения титулованных землевладельцев. Соратник Ричарда Кобдена. – Примечание переводчика. 14 Генри Томас Бокль (Buckle), (1821-1861), английский историк-философ. Представитель географической школы в социологии, пытавшийся установить законы для исторических событий в зависимости от физических условий – почвы, климата, пищи и т.п. Автор “Истории цивилизации в Англии” (1 том – 1858 г. – об умственном развитии Англии и Франции XVI-XVIII в.; 2 том – 1861г. – об умственном развитии Испании и Шотландии). – Примечание переводчика. Ab Imperio, 4/2002 37 глии идеи свободной торговли как результат неопровержимой логики убеждения. Большие и неожиданные усилия по индустриализации в отсталой стране требуют “нового курса” в эмоциональной сфере. Те, кто воплощает в жизнь великие преобразования, как и те, на кого ложится бремя этих преобразований, должны чувствовать, по словам Мэтью Арнольда,15 что … Clearing a stage Scattering the past about Comes the new age. (… Освобождая сцену Разгоняя прошлое Приходит новая эпоха.) Так что, в конечном счете, капиталистическая индустриализация под покровительством социалистической идеологии может быть и не столь удивительным явлением, как это представляется на первый взгляд. Аналогичным образом, теории индустриализации Фридриха Листа16 можно в значительной степени воспринимать как попытку человека, чьи личные связи с сен-симонистами были чрезвычайно сильны, перевести вдохновляющие лозунги сен-симонизма на язык, который будет воспринят в немецкой среде. В прошлом Германии недоставало политической революции и ранней национальной унификации, по- этому наиболее подходящей идеологией индустриализации там стали националистические чувства. В свете вышесказанного не должен вызывать удивления тот факт, что в российской индустриализации 1890-х ортодоксальный марксизм выполнял очень схожую функцию. Ничто не могло лучше примирить российскую интеллигенцию с наступлением капитализма и разруше- нием старой веры в общину и артель, чем система идей, которая пред- ставляла капиталистическую индустриализацию в стране результатом 15 Мэтью Арнольд (Matthew Arnold), (1822-1888), английский поэт и критик. Склонялся к социальной критике, осуждал нравы среднего класса в Англии. Считал необходимым добиваться лучших условий жизни человечество посредством распространения знаний, прогрессист. – Примечание переводчика. 16 Фридрих Лист (Friedrich List), (1789–1846), немецкий экономист, публицист, политик. Эмигрировал в США, вернулся в Европу консулом Соединенных Штатов и американским гражданином. Основная работа – “Национальная система политической экономии” (Das Nationale System der Politischen Ökonomie, 1841), издана в Аугсбурге. – Примечание переводчика. 38 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе железного закона исторического развития. Это позволяет понять, по- чему идеи марксизма имели в России такую власть, втягивая в свою орбиту людей типа Струве и, в определенной степени, даже Милюкова, чье мировоззрение было совершенно чуждо марксистскому социа- лизму. Еще раз повторим, что в условиях российской “абсолютной отсталости” для смазки интеллектуальных и эмоциональных колес индустриализации требовалась намного более мощная идеология, чем во Франции или Германии. Институциональная градация отста- лости находит параллели в суждении людей об отсталости и о путях ее преодоления. Заключение История индустриализации Европы в девятнадцатом веке пред- лагает нам несколько точек зрения, которые могут быть полезны для осознания проблем настоящего времени. 1. Если взрывной характер индустриализации в прошлом веке на европейском континенте воспринимать как результат специфической доиндустриальной ситуации в отсталых странах и если иметь в виду, что необходимость быстрой индустриализации заложена в самой этой ситуации, станет понятно часто выражаемое правительствами данных стран желание развивать индустриализацию. В таком случае лозунги вроде “Factories quick!” (“Фабрики – быстро”), которые играли такую большую роль в дискуссиях по соответствующим частям хартии Международной торговой организации, могут показаться не такими уж бессмысленными. 2. Схожим образом, тенденция отсталых стран концентрировать усилия на освоении самых современных и дорогих технологий, особое внимание к крупномасштабным производствам и интерес к развитию производства инвестиционных товаров не должны обязательно рас- сматриваться лишь как следствия погони за престижем и проявление экономической мании величия. 3. Тот факт, что в каждом конкретном случае индустриализации имитация эволюции развитых стран сочетается с различными эле- ментами местного происхождения, затрудняет для развитых стран правильную оценку политики индустриализации, проводимой их менее успешными собратьями. Развитым странам не всегда просто принять имитацию, тем более им сложно согласиться с наличием местных элементов. Это особенно верно в отношении институциональных Ab Imperio, 4/2002 39 инструментов, используемых для осуществления промышленного развития, а в еще большей степени – в отношении идеологии, которая его сопровождает. Урок, который необходимо извлечь из нашего исто- рического обзора, состоит в понимании того значения, которое имеют местные элементы в процессе индустриализации отсталых стран. Разрушая то, что Бертран Рассел однажды назвал “догматизмом неизведанного”, экскурс в XIX век помогает формированию более широкого и просвещенного взгляда на интересующие нас проблемы и смене абсолютных представлений о том, что есть “правильно” и что “неправильно”, на более гибкий и релятивистский подход. Безусловно, мы не утверждаем, что современная политика по от- ношению к отсталым регионам должна вырабатываться на основе обобщенного опыта прошлого (XIX – прим. перевод.) столетия, без учета, в каждом конкретном случае, наличия и объемов природных ресурсов, климатических недостатков, размеров институциональных препятствий на пути индустриализации, характера внешней торговли и других соответствующих факторов. Но намного более важным является тот факт, что, несмотря на всю полезность “уроков” девятнадцатого века, они не могут использоваться должным образом без учета климата нынешнего (ХХ – прим. перевод.) века, который обогатил изучаемую проблему многими новыми и важными аспектами. Поскольку сегодня проблема индустриализации отсталых регионов в основном касается неевропейских стран, возникает вопрос о влиянии характерного для них доиндустриального культурного развития на их индустриализационный потенциал. Антропологические исследования этих культурных моделей чаще всего приходят к достаточно песси- мистическим заключениям. Но, вероятно, такие заключения неправо- мерно лишены динамической перспективы. В любом случае, они не имеют дела с индивидуальными факторами, рассмотренными с точки зрения их специфической переменчивости. В то же время российский опыт показывает, насколько быстро в конце XIX века новые взгляды вытесняли образ жизни, для которого было характерно сильное сопро- тивление индустриальным ценностям и склонность воспринимать лю- бую несельскохозяйственную деятельность как противоестественную и греховную. В частности, быстрое появление в России собственных предпринимателей из крепостных должно остановить тех, кто активно подчеркивает отсутствие предпринимательских качеств у представите- лей отсталых цивилизаций. И тем не менее, здесь существуют другие проблемы. 40 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе Задержка индустриального развития в некоторых экстенсивных отсталых регионах создала, наряду с беспрецедентными возможно- стями для технологического прогресса, огромные препятствия для индустриализации. Промышленный прогресс является сложным и дорогостоящим процессом; медицинский прогресс дешевле, и его про- ще осуществить. Поскольку медицинский прогресс оставил промыш- ленный далеко позади и это привело к колоссальному перенаселению, промышленная революция может быть побеждена мальтузианской контрреволюцией. Факт, связанный с предыдущим, но намного более значительный по своим последствиям, заключается в том, что значительная задержка индустриализации обеспечивает дополнительное время для того, что- бы социальное напряжение возникло и приняло угрожающие размеры. В качестве мягкого примера можно привести Мексику, где существу- ющие банки не желали участвовать в промышленной деятельности, спонсируемой правительством, радикальная ориентация которого вы- зывала у них недоверие. Но пример, который затмевает все остальные по масштабам и значительности, это, безусловно, Советская Россия. Если все, что было сказано на предыдущих страницах, имеет осно- вания, индустриализация в Советской России несомненно содержит все основные элементы, которые были присущи процессу индустриализа- ции отсталых стран в XIX веке. Упор на тяжелую промышленность и крупномасштабное производство, безусловно, не является характерной особенностью Советской России. Но правдой является то, что в Со- ветской России эти общие черты процесса индустриализации были преувеличены и искажены вне всяких пропорций. Эта проблема является политической настолько же, насколько и экономической. Советское правительство по праву может считаться продуктом экономической отсталости страны. Если бы крепостное право было отменено при Екатерине Великой или во время восста- ния декабристов в 1825 г., то недовольство крестьянства, движущая сила и залог успеха русской революции, никогда бы не приняло столь ужасающих пропорций, в то время как экономическое развитие страны было бы намного более последовательным. Если существует “обоснованное историческое допущение”, оно должно звучать так: запоздавшая индустриальная революция вызвала политическую ре- волюцию, в ходе которой власть перешла в руки диктаторского пра- вительства, к которому, в конце концов, большинство населения стало Ab Imperio, 4/2002 41 относиться негативно. Для такого правительства захватить власть во время острейшего кризиса – одно дело, и совсем другое – удерживать ее в течение длительного времени. Сколь бы ни была сильна армия и вездесуща полиция, которые могут иметься у такого правительства, наивно было бы полагать, что этих инструментов физического пода- вления достаточно. Такое правительство может удержаться у власти, только если сможет убедить людей в том, что оно выполняет важную общественную функцию, которая без него осуществляться не будет. Индустриализация стала такой функцией советского правительства. Все базовые элементы общей ситуации в стране подталкивали у этому. Вернувшись к модели экономического развития, которая должна была остаться далеко в прошлом, заменив крепостное право коллективиза- цией и увеличивая размер инвестиций до максимальной точки в преде- лах физических возможностей населения, советское правительство осуществило то, чего не сделало бы ни одно другое правительство, полагающееся на согласие тех, кем оно управляет. Неоспоримо, что после периода жестокой борьбы эта политика привела к постоянным, существующим на ежедневной основе трениям между правительством и населением. Но, как бы парадоксально это ни прозвучало, такая по- литика в то же время гарантировала некое широкое согласие населения. Власть диктаторского правительства не будет вызывать недовольства, если все силы населения заняты в процессе индустриализации и если эта индустриализация оправдана обещанием счастья и изобилия для буду- щих поколений и – что еще более важно – угрозой военной агрессии из- за рубежа. А как показывает практика холодной войны, доказательство военной угрозы производить очень легко. Экономическая отсталость, быстрая индустриализация, безжалостное применение диктаторской власти и опасность войны в Советской России переплелись неразрывно. Здесь не место развивать эту тему дальше. Нас интересует не Со- ветская Россия как таковая, а проблема отношения к индустриализации в отсталых странах. Если советский опыт и учит нас чему-нибудь, то это, в первую очередь – демонстрация ad oculos той огромной опас- ности, которую несет в наши дни сохранение ситуации экономиче- ской отсталости. Индустриальный прогресс нельзя представлять как четырехполосную скоростную магистраль. Дорога может привести от отсталости к диктатуре и от диктатуры к войне. В условиях “бипо- лярного мира” эта зловещая последовательность трансформируется и возрастает за счет намеренного воспроизведения советской политики 42 А. Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе другими отсталыми странами, которые добровольно либо вынужденно инкорпорируются в советскую орбиту. Таким образом, можно сделать вывод, учитывая исторический опыт как XIX, так и XX веков. Величайший урок ХХ века заключается в том, что проблемы отсталых наций касаются не только их. Они в такой же мере являются и проблемами развитых стран. Не только Россия, но и весь мир расплачивается за то, что российские крестьяне не были вовремя освобождены от крепостной зависимости, а политика инду- стриализации не началась в более ранний период. Развитые страны не могут себе позволить игнорировать экономическую отсталость. Но опыт XIX века учит, что политика по отношению к отсталым странам не будет успешной, если игнорировать основные характерные черты эко- номической отсталости. Только откровенно признав их существование и силу, только попытавшись полностью развить, а не задушить то, что Кейнес (Keynes) однажды назвал “вероятностью явлений” (possibilities of things), можно использовать опыт XIX века для того, чтобы отвести угрозы, выдвигаемые XX-м. ...