Деньги русской эмиграции: колчаковское золото. 1918−1957 by О. В. Будницкий (review)

Есть темы, вызывающие сугубо научный интерес и привлекающие лишь внимание специалистов. Изучение их не представляет особых трудностей: споры не будут отличаться бескомпромиссностью, характерной для дилетантов. Не так бывает, к сожалению, в тех случаях, когда ищут разгадки "исторических тайн". Обычно это не проходит бесследно: проявляется азарт первооткрывателя и искателя, чуждая науке взвинченность становится непременным атрибутом полемики, возникает твердая уверенность, что под маской беспристрастности таится стремление не добыть истину, а скрыть ее. Попутно все более настойчиво задаются вопросы о том, кому это выгодно, − в подозреваемых недостатка нет. В этой ситуации от историка как никогда требуется стойкость и интеллектуальная честность − любой его профессиональный или нравственный промах будет замечен и превратно объяснен. Он может защититься лишь броней своего ремесла и кропотливого труда, исключающими подгонку фактов под априори сформулированную концепцию, сколь бы красочной она ни была.

На первый взгляд труд О. В. Будницкого о судьбе "колчаковского" золота кажется царством цифр, которые приведены здесь с педантичной тщательностью. Неподготовленный читатель может запутаться в хитросплетениях бесчисленных банковских операций с их малопонятной терминологией. Здесь не воспользуешься риторикой и не сошлешься на интуитивные прозрения. Здесь нужно упорно изучать депозиты, высчитывать кредиты и проценты. И вместе с тем есть все основания рассматривать эту книгу как разновидность приключенческого повествования. Путешествие золота по охваченной смутами России имеет, помимо прочего, и глубокий человеческий подтекст. Это не только и не столько рассказ о том, как составлялись финансовые сметы. Это рассказ о людях революции, их привычках, страстях и заблуждениях. Словно какой-то волшебной властью золото высвечивает лик тех, кто к нему прикасался, − чопорных чиновников и безоглядных авантюристов, честолюбцев и бессребреников, витийствующих ораторов и людей "практической жилки". Золото и служило тем оселком, на котором проверялись личные качества людей, не прикрытые, как в спокойные времена, ширмой светскости, интеллигентности и безукоризненных манер. Человек на границах эпох, теряющий опоры одномерного существования, тем и интересен, что именно он здесь обретает свое подлинное лицо.

Вместе с тем порой кажется, что автор излишне долго всматривается в лица людей и неоправданно подробно изучает мельчайшие детали их биографий. Стремление понять мотивацию их поступков, объясняя это спецификой происхождения, образования, социальной среды и политических пристрастий порицаться, конечно, не может. Уточнять фамилии, даты и обстоятельства событий является делом историка, но при этом важно не упустить из виду основную цель книги. Сотканный зачастую неизбежно мозаично (ввиду нехватки источников) портрет участников "золотой" эпопеи не утратил бы своей цельности, если бы из груды биографических сведений выбирались только те, где бы личностные характеристики людей выявлялись ярче. Обилие же подробностей их служебной и профессиональной карьеры иногда затрудняет возможность четче следить за мыслью автора и делает структуру его исследования отчасти аморфной.

Данный подход, правда, имеет и другую сторону. Пристальное внимание к психологии людей, переживших "окаянные дни", с их колебаниями, патетическими жестами и своекорыстными расчетами, дает возможность понять и то, что поначалу кажется иррациональным. Та скупость, с которой тратили золото, объясняется ведь не только экономическими и финансовыми факторами. "Национальное достояние" стало в какой-то мере фетишем, святыней, а как объяснить его сакрализацию без "вчувствования" в духовный мир человека революции?

Бросим беглый взгляд на перипетии российского золота, с более чем исчерпывающей полнотой изученные в книге О. В. Будницкого. Золото, вывезенное в целях сохранности в Казань, было захвачено 7 августа 1918 г. подразделениями Народной армии, подчинявшейся Комучу - Комитету членов Учредительного собрания. Общую массу этого золота с точностью до граммов, кажется, никому до конца не удалось выяснить. Там были слитки и самородки, российская и иностранная золотая валюта, серебро розненное и банковское. Пересчитывать эту груду золотых вещей, порой несопоставимых (среди них имелось и 36 тыс. чилийских кондоров), и "переводить" ее в долларовый эквивалент было крайне затруднительно, что в значительной мере объясняет противоречия в финансовых отчетах. Отсюда и многочисленные "утечки" золота, которые на поверку оказывались фиктивными, поскольку оценщики использовали различные методики подсчетов.

Часть золотого запаса (правда, небольшая) досталась большевикам, но о "спасении" его для России нужно говорить только с оговорками. Возможно, им расплачивались с Германией за убытки, понесенные немецкими промышленниками в результате национализации их собственности в Советской России − выплаты предусматривались (и были отчасти осуществлены) Добавочным договором 27 августа 1918 г.

Путь золота от Казани до Омска − столицы сменившей Комуч Директории − прослежен автором детально. Не ускользнули от его внимания и экзотические подробности, например, перевозка золота из банка на пристань на казанском трамвае, объяснимая, впрочем, вполне прозаичной причиной − нехваткой транспорта. Золото прибыло в Омск в начале октября 1918 г., за несколько недель до государственного переворота 19 ноября, сделавшего адмирала А. В. Колчака Верховным правителем России. Именно тогда золотой запас стал назваться "колчаковским", хотя им распоряжались и спустя 40 лет после гибели адмирала.

В феврале 1919 г. Совет министров России принял решение перевезти золото во Владивосток, что и было сделано посредством отправки нескольких "золотых" эшелонов − первого в марте, второго и третьего − в июле, четвертого и пятого − в сентябре - октябре 1919 г. Сделано это было не случайно: летом 1919 г. началось контрнаступление частей Восточного фронта против войск Колчака. К тому же провинциальный Омск явно проигрывал Владивостоку - важнейшему торговому центру на Дальнем Востоке, имевшему хорошо развитую банковскую инфраструктуру, порт и биржу. Остатки золота были эвакуированы из Омска вместе с эшелоном, где находился А. В. Колчак, и после его ареста перешли в руки большевиков. В начале 1920 г. основная часть "владивостокского" золота была перевезена в США.

С каждым месяцем золотой запас России неуклонно уменьшался, и остановить этот процесс было невозможно. Бывшие союзники, поддерживавшие антибольшевистские движения, не склонны были полностью оплачивать издержки гражданской войны в чужой стране. Колчаковские финансисты не без оснований остерегались переводить омские активы во французские и английские банки, ожидая, что они подвергнутся секвестру из-за отказа России платить иностранные долги. Корыстный интерес у союзников нередко оказывался сильнее идеологических и политических предпочтений. Позиция великих держав изначально оказывалась двусмысленной. Одной рукой они давали (и немало, и часто безвозмездно) оружие и боеприпасы тем, кто боролся с большевиками, а другой − опутывали их многочисленными условиями. Стремление установить жесткий контроль над расходованием средств нередко, однако, перемешивалось и с меркантильными расчетами. Многие из деятелей Белого движения полагали, что союзники должны снабжать их войска из чувства благодарности за то, что они приносили наибольшие жертвы на алтарь борьбы с большевизмом. Они не учли одного: нельзя было ожидать, что кто-то останется столь наивным, чтобы бесконечно заниматься морализаторством в усеянной руинами и задавленной долгами послевоенной разоренной Европе.

Никто не верил гарантиям эфемерных белых правительств, сменявшихся одно за другим нередко с калейдоскопической быстротой, − требовался более солидный залог. Чрезмерная склонность к патернализму, оцененная как желание жить за чужой счет, вызывала раздражение у союзников: каждый должен платить за себя и рисковать своими, а не чужими ценностями. Казалось, повторялась ситуация 1915 г., когда Россия просила о займе, отмечая свои огромные потери, понесенные ради общего дела. Нет, говорили ей − разумеется, не прямо, а уклончиво-вежливо, − так поступать нельзя: политика − одно, деньги − другое. Что, впрочем, говорить об иностранцах, если и свои, российские дипломаты, финансовые агенты, не раз изъявлявшие патриотические чувства, порой запускали руку в сокровищницу "общенационального достояния". Нет, не воровали, но ожидали за свой труд (составление отчетов и справок) достойное вознаграждение. "Труд был и в самом деле монументальным и вполне заслуживал поощрения. Неадекватным здесь было одно − время, в которое дипломаты считали возможным выписывать премии коллегам по цеху" (С. 217) − с этим едким замечанием О. В. Будницкого нельзя не согласиться.

Распродажа золота стала неизбежной. Сначала об этом говорили стыдливо и с оговорками, а затем и стесняться перестали: взять деньги было неоткуда. Главной целью распродажи "национального достояния" стала покупка оружия и боеприпасов, а также других предметов, необходимых для снабжения и поддержания боеспособности армии; этим, кстати, было легче защититься от упреков в расхищении. Описание бесчисленных финансовых операций, призванных обеспечить выгодное размещение средств, их накопление, безопасность и, наконец, даже "отмывание", нередко похоже на скрупулезно составленную бухгалтерскую справку с четким указанием объемов ценностей, их состава и выручки от продаж. Не искушенному в финансовых вопросах читателю можно только досадовать на это, но иного пути нет − иначе вновь появятся ватаги "золотоискателей", живущих слухами и убежденных в том, что сокровища где-то спрятаны. Но факты неумолимы. "Колчаковского" золота нет - оно оставило после себя лишь ворох расписок, квитанций и счетов. И чтобы доказать это, О. В. Будницкому пришлось перерыть фонды многих российских и зарубежных архивов. Труд этот тяжелый и в любом случае заслуживающий лишь благодарности.

Золото растаскивалось большими и малыми долями и отрядами хозяйничавшего (вернее, разбойничавшего) на Дальнем Востоке атамана Г. С. Семенова, и Приморской думой, и большевиками, и самостийно-самочинными правительствами, коими кишела Сибирь, да и просто злоумышленниками, вычислить которых никто не мог. Оно шло на содержание дипломатического корпуса и финансовой агентуры, "пристраивавшей" золото, на замаскированные взятки иностранным лоббистам. Оно передавалось А. И. Деникину и Н. И. Врангелю, им оплачивались выбитые из Крыма и оказавшиеся в Галлиполи остатки русской армии. Оно использовалось для помощи русским беженцам, служило залогом при получении займов от зарубежных государств − и оседало там навсегда, поскольку расплачиваться за долги было некому. Золото растекалось сотнями ручейков; подобно шагреневой коже, оно уменьшалось с каждой попыткой продлить жизнь белой идее. Оно не могло не исчезнуть, прилипнув к рукам безнадежных прожектеров и бескорыстных авантюристов, порой не знавших даже азов финансовой азбуки. И оно растворилось вовсе, когда мало кто оставался верным этой идее и ушли в небытие люди, пытавшиеся претворить ее в жизнь.

Могло ли золото спасти Белое движение? Едва ли. Одни лишь свидетельства о том, как "свято" хранили его вместо того, чтобы быстро превратить в объект выгодных сделок, говорят о многом. Владельцы золота, прежде чем использовать его для борьбы с Советами, долго размышляли о чистоте риз тех, в чьи руки передавали ценности. Врангель подозревался в монархизме, русский посол в США Бахметев − в левизне… Не медлили лишь противники белых, не скованные никакими ритуалами и не брезговавшие даже столь экзотичными союзниками, как Махно. История "колчаковского" золота − это рассказ о том, почему люди, привыкшие действовать "по-европейски" - ответственно, осторожно и осмотрительно, уступали большевистскому натиску, быстрому, стремительному, нарушающему все традиции, не знающему моральных запретов. Размеренная, как ход часов, "текущая работа", строгая отчетность, организованность, пунктуальность − а потом все заканчивается у проруби рядом с берегом реки.

Что могло золото сделать даже при удачных коммерческих раскладах и выгодных вложениях? Дать возможность закупить еще больше винтовок, но кому они помогали, если не имелось воли продолжать борьбу и не удавалось увлечь своими идеями других? Какой был прок от золота там, где царили хаос и безначалие, где коррупция не являлась редкостью? Будницкий несомненно прав, когда отмечает, что поражение Белого движения (и в частности, войск Колчака) вряд ли было обусловлено только отсутствием взаимодействия между антибольшевистскими силами и неумением создать эффективную систему снабжения:

Дело было в непонимании противниками большевиков природы Гражданской войны, в неумении противопоставить сколько-нибудь привлекательную идеологию большевистской пропаганде. Белые проиграли не только сражение за территорию или золотой запас. Они не сумели выиграть битву за умы и души людей… Со штыками нельзя воевать идеями. Однако и от штыков, за которыми нет идей, в конечном счете мало проку

(С. 414-415).

России еще предстояло изжить большевизм − таков один из выводов книги Будницкого. Радикализм, даже подпитываемый искусственно, не может быть подавлен, его надо именно изжить, нередко медленно и мучительно. Движению может быть дан историей мощный размах, обусловленный временем и местом, но само движение никогда не станет бесконечным − вечного двигателя нет.