"Порог толерантности": Идеология и практика нового расизма by Виктор Шнирельман (review)

Издание двухтомника Виктора Шнирельмана "'Порог толерантности': Идеология и практика нового расизма" в рамках серии "Библиотека журнала 'Неприкосновенный запас'" имеет большое значение для современной российской науки и общества. Книга отражает развитие и модификацию ксенофобии, расистских, нацистских, антимигрантских настроений и движений в современном российском обществе и стремление определенных политических групп и лиц использовать их различные формы в политической и идеологической борьбе. Шнирельман отмечает во введении: "…как это ни печально, сегодня надо признать, что расизм уже пришел в Россию. Он с устрашающей скоростью завоевывает медийное пространство, соблазняет некоторых ученых, входит в бытовой язык, искусно используется рядом политиков, руководит действиями скинхедов и влияет на общественные настроения. Вот почему проблема расизма заслуживает как специального анализа, так и широкого общественного обсуждения" (Т. 1. С. 9). Виктор Шнирельман известен как ученый, специализирующийся в нескольких смежных научных дисциплинах и разбирающийся в большом круге научных проблем, что позитивно повлияло на качество двухтомника. В нем автор позиционирует себя как культурного антрополога, пытающегося найти ответ на кризис западной социокультурной антропологии, которая потеряла прежний объект изучения и находится в поиске новых объектов исследования.

Шнирельман проделал гигантскую историографическую и методологическую работу, собрав и проанализировав огромное количество различных источников на русском и английском языках. В первом томе комментарии и источники занимают 163 (из 552) страницы текста, во втором – 362 (из 856). Подобный заметный историографический уклон монографии объясним солидным советским образовательным и научным багажом автора, историческим образованием и научным стартом в археологии, а также заявленным стремлением использовать двухтомник для просвещения и дискуссии в российском обществе. Правда, если перефразировать пословицу, плотность историографического анализа создает ситуацию, когда порой "за деревьями не видно леса и самых больших деревьев". Чрезмерное внимание автора к мелким, несущественным деталям отвлекает от анализа "мейнстрима", представленного наиболее опасными экстремистскими лидерами и организациями.

Двухтомник включает пять частей, две из которых образуют первый том ("Расы и расизм", "Этнорасовые идеологии в России"), остальные – второй том ("Мигрантофобия и расизм", "О чем говорят социологические опросы", "Скинхеды"). В первой части "Расы и расизм" автор тщательно разобрал подходы и трактовки расизма, которые в последние десятилетия быстро меняются вместе с трансформацией социального контекста постиндустриальных обществ. Указывая, что понятие "раса" характеризуется значительной неопределенностью и имеет различное значение в разных национальных контекстах, автор реконструирует широкий спектр форм и многообразных практик расизма и их оценок. Сам же он полагает, что "расу" следует относить к категории "воображаемых сообществ", тем более что современные генетические исследования лишили ее строгого биологического содержания. (Т. 2. С. 461). В книге Шнирельман придерживается концепции культурного расизма.

В этом ключе во второй части ("Этнорасовые идеологии в России") подробно и ярко освещаются экстремистские идеологии и использование научных или околонаучных подходов и терминов для борьбы в политическом пространстве и академическом сообществе (так, в 6-й главе первой книги на с. 328-360 автор обсуждает применение теории этноса Л. Н. Гумилева в политическом, публичном и информационном пространстве). Правда, в этом разделе для полноты картины не хватает описания политикоидеологического использования теории Л. Н. Гумилева в тюркских регионах России (например, в Татарстане) и тюркских постсоветских республиках (в первую очередь, в Казахстане).

Особо следует отметить анализ роли так называемого "цивилизационного подхода" в создании, обосновании и тиражировании расистских установок и риторики (Т. 1. С. 310-313, 375-384). Данный аспект книги крайне важен для русскоязычной аудитории, поскольку он пока слабо осмыслен академическим сообществом.

Автор также обращает особое внимание на использование понятий "культура" и "традиционная культура" для обоснования культурного фундаментализма и современной формы культурного расизма. В заключении Виктор Шнирельман подчеркивает именно этот аспект своей работы:

Ключевыми понятиями такого расизма служат "несовместимость культур", "порог толерантности", "сохранение этнокультурного портрета", "культурная экология", "столкновение цивилизаций", "архетипы", "менталитет" и пр. Параллельно используется и лозунг "сохранение генофонда", указывающий на тщательно скрываемую биологическую компоненту этого расизма. Такой подход сближает расизм с этнонационализмом, и их порой становится трудно отличить друг от друга. В работах ряда специалистов такого рода настроения определяются как "этницизм"

(Т. 2. С. 461).

Особо отметим, что в качестве автора истории советского и современного российского расизма Шнирельман выступает как первопроходец, поскольку до него в русскоязычном академическом пространстве такой истории не существовало. Автор считает, что в Российской империи ростки расового мышления появились к началу XX в. в работах некоторых российских интеллектуалов. Русские националисты начала века вкладывали в термин "раса" не биологический, а психологический и исторический смысл. Советские политики и антропологи оперировали этническими терминами, поэтому в СССР расизм существовал в виде этницизма и культурного фундаментализма. Многие советские ученые считали расу объективной реальностью, соответственно Шнирельман объясняет советскую ситуацию через призму "культурного расизма".

Он указывает, что антирасистская риторика в СССР в 1930– 1940-х гг. была связана с борьбой против нацистской Германии и одновременно против локальных национализмов в самом Советском Союзе. В ходе Великой Отечественной войны в официальной идеологии произошло смещение акцента с классовой борьбы на этнонациональную. Мишенями советского расизма, по мнению В. Шнирельмана, в послевоенный период были евреи, "кавказцы" и некоторые группы иностранцев из стран третьего мира. В 1970−1980-х гг. появляется бытовой расизм, направленный на выходцев с Кавказа и Средней Азии.

Во внутренней политике советского периода была задействована политизированная и приписывающая жесткие социальные статусы концепция "национальности", интегрировавшая расизм, основанные на этнических различиях негативные стереотипы, и ксенофобию. Подобному пониманию национальных феноменов способствовала и доминировавшая школа советской этнографии, которая превращала советских этнографов в агентов формирования культурного расизма (хотя, конечно, подобные определения не признавались и не использовались в научном дискурсе). Вспомним крайне противоречивое, в теоретическом плане основанное на трудах К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина определение ведущего советского этнографа Ю. В. Бромлея:

В функционировании этносов важная роль принадлежит осознанию членами каждого из них своей специфической общности, т.е. этническому самосознанию, именуемому применительно к национальным общностям (в том числе обычно и к нациям) "национальным самосознанием". ¹

Шнирельман пишет:

В советской науке наблюдалась парадоксальная ситуация. С одной стороны, советские авторы справедливо отвергали учение о "расовой душе" как расистское, но, с другой стороны… следуя известной формулировке Сталина, сохраняли представление о психическом складе в качестве признака нации как "этнической общности". В 1970–1980-х гг. это ставшее к тому времени несколько старомодным понятие было заменено термином "национальный характер", а в постсоветской России еще более популярным стало представление о "ментальности", якобы свойственной как отдельным этническим группам, так и целым цивилизациям. Но если в советское время в обществе поддерживался миф о духовной монолитности советского народа, то с распадом советской идеологии он был заменен мифом о групповых ментальностях, или особых духовных качествах, якобы отличающих одни этнические группы от других

(Т. 2. С. 243).

В разделе "Мигрантофобия и расизм" автор на обширном материале из повседневной жизни разобрал проблему мигрантов в современном российском обществе и тесно связанные с ней социальные страхи, дискриминационные практики, преступность и экономические противоречия (Т. 2. С. 7-238). Основные сюжеты этого раздела включают постсоветские миграции, отношение к мигрантам в Краснодарском крае и Ростовской области, социальные страхи и дискриминацию, связь этничности и преступности и отражение ее в СМИ и общественных настроениях, практическую деятельность экстремистов (взрывы, погромы, этнические чистки), влияние экономического кризиса 2008–2009 гг. на миграцию и последующее изменение отношения к ней в российском обществе.

Особого упоминания заслуживает раздел "О чем говорят социологические опросы?" (Т. 2. С. 239-339). В нем автор умело показал социальные предпосылки, стереотипы и настроения, служащие основой для разных форм расизма и ксенофобии, а также роста популярности этничности. В заключение этого раздела Шнирельман перечислил устойчивые долговременные тенденции в настроениях российского общества, которые развивались параллельно и хорошо коррелировались друг с другом: рост ксенофобии, русского этнического самосознания и "державности", антизападнических настроений, привлекательности лозунга "Россия для русских" и стремления обеспечить русских какими-то особыми социальными и политическими правами. Шнирельман считает, что параллельно падала ценность советских установок на интернационализм и "дружбу народов", а полиэтничность России стала рассматриваться в негативном, а не позитивном плане.

Эти тенденции автор объясняет рядом факторов. Во-первых, популярность лозунгов об "особом пути" России и "суверенной демократии" и резкое ограничение личной предпринимательской инициативы в условиях роста всевластия чиновников привели к обеднению репертуара моделей индивидуального поведения и смене курса общественного развития – с поликультурного на монокультурный. Во-вторых, возросла конкуренция со стороны представителей "этнических меньшинств", которые оказались менее зависимыми от государства и более склонными к самостоятельной предпринимательской деятельности, чем многие русские, привыкшие к строгим иерархическим и патерналистским отношениям на крупных предприятиях ВПК. Другими факторами стали травма от распада Советского Союза по границам этнонациональных республик, активизация этнополитических движений, рост этнократии в ряде республик внутри России и дискриминация русского населения в некоторых новых постсоветских государствах и даже республиках внутри России. На этом фоне русские осознали ценность этничности, и началась быстрая этнизация русского массива. В советский период русские, будучи доминирующим населением, не слишком задумывались о своей этнической принадлежности. Однако к середине 1990-х гг. в этой сфере произошли изменения и немало русских внезапно почувствовали себя "меньшинством", что и повлекло за собой их быструю этнизацию. В итоге во второй половине 1990-х – 2000-х гг. этническая идентичность представлялась значительному большинству россиян важнее гражданской (Т. 2. С. 328-329, 331).

Во втором томе выделим удачно получившийся раздел "Скинхеды", посвященный тщательному анализу истории данного движения, его идеологической основе, политической поддержке и использованию в политических играх, взаимодействию с разными коллективными акторами (СМИ, мигранты, политическая элита, правоохранительные органы) и росту активности праворадикальных групп в связи с определенными социальными настроениями (Т. 2. С. 339-452). Этот раздел переводит тему скинхедов из политического и медийного пространства в сферу научного анализа, тем самым освобождая ее от эмоциональных и политических коннотаций.

Как считает Шнирельман, группы скинхедов появились в России еще в начале 1990-х гг. Неоднократные попытки экстремистов объединиться не привели к созданию единой организации из-за активного преследования правоохранительными органами, а также внутренних разногласий между лидерами и активистами. Специфика российского движения скинхедов состоит, по мнению Шнирельмана, в следующем: многие его участники являются выходцами из городского среднего класса (представители свободных профессий, мелкие и средние предприниматели), идеология представляет собой крайне противоречивую смесь нацизма, расизма, неоязычества, псевдославянских традиций, определенных направлений в музыке (есть ряд российских музыкальных групп, ориентированных на эту аудиторию) и некоторых городских молодежных субкультур. Шнирельман констатирует:

Отношение общества к скинхедам отличается амбивалентностью. Многих людей отпугивают радикальные методы решения проблем, но само отношение скинхедов к "инородцам" и "иммигрантам" получает определенное сочувствие. В некоторых регионах скинхедов считают "защитниками" и даже обращаются к ним за помощью. Иной раз даже милиция не чурается взаимодействия с ними против "криминальной активности мигрантов"…

(Т. 2. С. 387).

Такое отношение со стороны части общества, правоохранительных структур и политиков можно объяснить отсутствием успешных практик адаптации растущего потока мигрантов в российский социум, наличием нерешаемых проблем в межэтнических отношениях и желанием части политической элиты использовать скинхедов в качестве инструмента в борьбе против широкого спектра противников (правозащитников, антифашистов, левых движений и др.).

К книге Виктора Шнирельмана у меня есть несколько вопросов. Автор справедливо отмечает связь уровня ксенофобии и религиозности населения, но делает это почему-то только на примере православных россиян (Т. 1. С. 314-318), оставляя представителей других конфессий за скобками. Также за пределами авторского анализа оказались российские этнические регионы, в которых существуют собственные расовые (и не только) конфликты, проблемы и противоречия. Без их изучения и анализа невозможно репрезентативно представить картину расизма в общероссийском масштабе. Так, например, существует устойчивая и неизученная закономерность: трудовые мигранты и торговцы из постсоветских стран (в том числе из мусульманских республик Центральной Азии и Азербайджана) в основном едут в российские регионы с преобладанием русского населения, а не близких им по культуре и религии этносам, проживающим в ряде регионов России, что указывает на невысокий уровень расизма и большую толерантность по отношению к приезжим у российских русских.

Много вопросов вызывает и тот факт, что Виктор Шнирельман описывает существующие противоречия между различными общинами и группами в европейских, американском и российском обществах только через призму расизма, ксенофобии, национализма и дискриминации. Хотя возможно описание через этническую специализацию труда, разный социальный капитал у различных сообществ и групп, различия в культурных и социальных нормах, предпочтениях, практиках и стереотипах.

Для обоснования своей позиции автор подбирает удобные примеры, обходя вниманием другие устойчивые дискриминационные практики, существующие в различных странах мира. Автор мог бы при желании достаточно легко найти и включить материалы о расизме на всем постсоветском пространстве, что заметно усилило бы качество его монографии и обеспечило бы более широкий контекст осмысления расизма в Российской Федерации по сравнению с примерами из ближнего и дальнего зарубежья.

Многое об авторской позиции говорит заведомо однобокая подборка иллюстраций для монографии. То же самое можно сказать о фотографиях, послуживших основой для обложек двухтомника. Подобранные определенным образом фотографии акцентируют внимание на проявлении "белого" расизма, национализма и ксенофобии: "Антитурецкий плакат в Вене", "Плакат против правого террора (Берлин)", "Демонстрация ку-клукс-клана. Вашингтон, 1990", "Американские 'арийцы'. Гейнсвиль, Джорджия, 1989", "Белый студенческий союз. Университет штата Висконсин, Мэдисон", "Проверка документов (Москва)", "Демонстрация против нелегальной иммиграции в Москве. 8 апреля 2006", "Британские скинхеды. Бирмингем, 1980", "Праворадикальный митинг на Славянской площади (Москва)", "Скинхеды", "Присяга скинхеда", "Журнал 'Под ноль'", "Граффити неонацистов-язычников (Москва)", "Свастика в московском метро", "Плакат 'Слава России'".

Подобный бросающийся в глаза читателю прием является провоцирующим и больше подходит для политической и публицистической литературы, а не научного или учебного издания, которое должно бы отличаться большей объективностью и сбалансированностью.

Политико-публицистическое значение этой работы состоит в том, что российский материал вводится в дискуссию о расизме, национализме, ксенофобии и миграции с позиций крайне инструменталистского, леволиберального подхода, популярного среди западноевропейских и американских интеллектуалов и части политической элиты. Отсюда и негативная оценка автором деятельности и взглядов политических представителей западного консерватизма и неоконсерватизма, и использование определенных терминов. Мне кажется, леволиберальный дискурс о национализме и расизме упрощает реальную ситуацию и ее первопричины, не учитывая дискурсивную природу национализма и расизма. Поэтому при чтении книги Шнирельмана стоит отдавать себе отчет в специфике леволиберального дискурса и не связывать расизм и национализм только с праворадикальными силами и движениями.

Научная значимость двухтомника Шнирельмана состоит во введении в научный оборот огромного количества эмпирического материала и в его систематизации посредством новой модели "культурного расизма", сформировавшегося как ответная реакция определенных политических сил и социальных групп на чрезмерную "политкорректность" и популярность леволиберального дискурса и неконтролируемые потоки миграции. Термин "культурный расизм" позволяет анализировать целый ряд процессов и явлений, которые уже трудно описывать только через этноцентризм и ксенофобию.

Несмотря на отмеченные противоречия и неслучайную односторонность подхода, книга Виктора Шнирельмана вводит в русскоязычное научное пространство новые темы, подходы и термины из англоязычной научной традиции и стимулирует научную (и не только) дискуссию по проблематике расизма в современной России. Эта дискуссия крайне необходима для российского общества, сталкивающегося с различными экстремистскими проявлениями (в том числе прямо или косвенно расистскими). Не менее важна она и для российского академического сообщества, представители которого, к большому сожалению, создают мало исследовательских работ, относящихся к проблематике двухтомника Виктора Шнирельмана.